Глава 49

Час спустя все записи были прочитаны, все детали восстановлены в памяти Эрика – и все же он ни на шаг не приблизился к разгадке того, кто мог убить Рене. Он рассеянно посмотрел в окно, на раскидистые кусты сирени, на бабочек, порхающих с цветка на цветок… Вид мог бы быть совсем приятный, если бы не толпящиеся перед окнами репортеры, которые громко разговаривали, хохотали и посылали в небо огромные клубы сигаретного дыма, медленно проплывающие мимо его окна.

Эрик чувствовал себя потерянным. Он вдруг остро ощутил, как неправильно то, что он сейчас дома, в то время как должен бы быть на работе, в больнице. Его жизнь, как и его дом, перевернулась с ног на голову. Мысли его закрутились вокруг пациентов в больнице, вокруг того, как обычно проходит его рабочий день. Ему страшно захотелось оказаться сейчас там, на утренней конференции, слушать доклад Амаки о том, как прошла ночь, затем провести обход, подойти к каждому пациенту, спросить, как он себя чувствует, вместе с Сэмом направиться к Перино, надеясь, что тому стало лучше… Эрик вспомнил жену Перино, и ему стало любопытно, что она теперь о нем думает: наверное, уверилась в том, что он преступник, – теперь, когда он официально обвиняется в покрывательстве убийцы, а может быть, даже сам является убийцей.

Кристин, вероятно, смеется над его проблемами – ей, наверное, приятно, что ее попытка разрушить его жизнь так удачно совпала с действиями полиции. Эрик до сих пор понятия не имел, зачем она вдруг обвинила его в сексуальных домогательствах – разве что она приревновала к Лори, но если так, то Кристин явно страдала патологией, которую Эрик не мог определить. Несомненно. Потому что он никогда не обращал на нее внимания. Для него она была одной из студенток на психиатрической практике – и больше ничего, даже несмотря на ее выдающиеся внешние данные. Он вдруг поразился, насколько закрытой была Кристин, как умело она скрывала свои истинные эмоции, а также – как болезненно сильно она стремилась причинить ему зло. Правда, она и ее фальшивые обвинения сейчас отошли на задний план и волновали его меньше всего.

Эрик услышал взрыв хохота в толпе репортеров. Он подошел к окну и закрыл его, чтобы мысли не путались. Было практически невозможно понять, кто мог убить Рене, потому что он ведь совсем ничего не знал о ней. Снова сев за стол, он попытался сосредоточиться – теперь, когда в комнате было тихо, это было проще.

Был ведь и шанс случайного убийства – Рене могла стать жертвой убийцы, никак с ней не связанного. Вероятно, существовали и другие возможности, но он о них не знал – потому что все подробности были у полиции, а Эрик сильно сомневался, что они станут копать в этом направлении, потому что теперь, когда у них был Макс, это было просто никому не нужно.

Снова зазвонил телефон. Эрик понимал, что это почти стопроцентно репортер, но все же не мог не ответить. У его пациентов теперь не было другого способа связаться с ним, и у его коллег из госпиталя тоже.

– Алло, доктор Пэрриш слушает.

– Доктор Пэрриш, меня зовут Нэнси Штейнман, я из «Юэсэй тудей», по поводу ареста вашего пациента, Макса Якубовски. Мы обеспокоены ростом случаев применения огнестрельного оружия душевнобольными людьми, не могли бы вы прокомментировать…

– Прошу прощения, я не даю комментариев.

– Но ваш опыт очень показателен и нагляден…

– Без комментариев. – Эрик бросил трубку.

Он снова стал думать о Рене.

Она была подростком, а значит, у нее наверняка была страничка на «Фейсбуке». Сам он не часто туда заходил: работа у него была связана с конфиденциальностью, и единственной в их доме, кто бывал там часто и активно, была Кейтлин. Она сидела там днем и ночью, читая комментарии, меняя статусы, постя семейные фотографии и фотоотчеты из отпуска.

Он залез в телефон, открыл приложение «Фейсбук» и из любопытства первым делом решил заглянуть на страничку Кейтлин. Набрал ее имя в поисковике, и рядом с ее профилем появилась подпись «Добавить в друзья». Разумеется, он уже когда-то был в друзьях у Кейтлин, но теперь выяснялось, что она удалила его из друзей, – вероятно, на «Фейсбуке» это было все равно что развод. Теперь он мог видеть только те записи Кейтлин, которые были не закрыты. Он замер на некоторое время, глядя на поднятые кверху пальцы ее друзей и читателей, заметив среди них несколько новых имен. Быстро пробежался по их именам глазами – и почти сразу нашел то, что искал: Брайан Оллсворт. Значит, он писал под своим именем.

Эрик с трудом удержался от того, чтобы не зайти к нему на страничку, но все же не стал этого делать, решив, что это путь, по которому не стоит идти. У Кейтлин была новая жизнь, он должен был принять это. Да и в любом случае – его личная жизнь была сейчас менее важна, чем Рене Бевильакуа.

Поэтому он вбил имя Рене в поисковик, и на экране появился длинный список разных Рене Бевильакуа, их аватарки были слишком маленькие, чтобы их можно было разглядеть на экране мобильника. Эрик пролистал странички более-менее молодых и пожилых женщин из Австралии и Италии, кликая на аватарки, которые казались на первый взгляд похожими на Рене, но которые не были ее аватарками. Наконец перед ним открылась страничка Рене, и он коснулся экрана, увеличивая изображение.

Большая фотография молодой девушки высветилась во весь экран – Рене, юная, свежая, светящаяся, окруженная подругами, в обнимку с ними на пляже. Рене выглядела такой живой, что было почти невозможно поверить в то, что ее больше нет, тем более в то, что она убита. Эрик смотрел на страничку, но там почти ничего не было, кроме фотографии в профиле и еще одной фотографии, размещенной примерно месяц назад, над которой было написано: «Не могу дождаться лета, блин!» На ней были хихикающие девчонки в 3D-очках, стоящие перед IMAX-кинотеатром в «Короле Пруссии». В том же самом торговом центре, где Макс пытался убить себя, впав в отчаяние после ее смерти.

Эрик сглотнул ком, вставший в горле: он почему-то думал, что страничка Рене будет пестрить сейчас поминальными постами «покойся с миром» и «земля тебе пухом» от ее одноклассников и коллег.

Сдержав эмоции, он смотрел на аватарки друзей Рене по «Фейсбуку»: улыбающиеся, строящие рожицы на вечеринках, в смешных шапках… Девочки, старающиеся выглядеть как можно привлекательнее или даже провокационно…

Под каждым фото было имя, и Эрик долистал список ее друзей до конца, а потом вернулся на ее страничку и открыл файл с ее любимой музыкой: Iron and Wine, Бруно Вайн, Кети Пэрри, Тэйлор Свифт, Файт Хилл. Книги: «Виноваты звезды», книги серии «Дивергент», «Сойка-пересмешница» и «Элеанор и Парк».

Все это тронуло сердце Эрика – Рене стала ему ближе, абстрактная трагедия превратилась в гораздо более реальную.

Снова зазвонил телефон на столе, и Эрик снова не смог проигнорировать его и взял трубку.

– Доктор Пэрриш слушает…

– Я из «Нью-Йорк Таймс» и…

– Я не даю комментариев.

– Но доктор Пэрриш…

– Спасибо, нет.

Эрик повесил трубку и снова вернулся к телефону, который держал в руке. Он хотел пройтись по профилям друзей Рене, увидеть, кто был к ней ближе всех, понять, кто из них выглядит подозрительным, кто удалился из друзей. Не исключено, что у нее был ревнивый парень, или девочка – заклятый враг, или просто какой-нибудь хулиган крутился вокруг. Он понимал, что шансов найти что-то немного, но надо было с чего-то начинать, тем более что больше у него все равно ничего не было.

Он кликнул на первый аватар слева, который принадлежал юной девушке по имени Кэти Шуп. Она была открыта только для друзей, поэтому узнал он о ней немного. Но в то же время Кэти часто меняла фотографию в профиле и почти на каждой фотографии она была с группой девочек – включая Рене. Судя по всему, они вместе ходили в хор – потому что на них были надеты голубые форменные накидки. Они обнимали друг друга и улыбались в камеру.

Эрик взял листок бумаги и ручку и начал делать заметки, листая фотографии друзей Рене на «Фейсбуке». Почти все девочки (и ни один из мальчиков) повесили замочки на свои странички – и все же Эрик мог получить достаточно много информации из их фотографий в профилях: по этим фотографиям можно было определить, с кем они общаются, в каких группах состоят и даже где они живут. С одной стороны, это обнадеживало, а с другой – пугало.

Пошел второй час, когда Эрик закончил со списком одноклассников и ребят со старших курсов и коллег Рене – девятнадцать девочек и тринадцать мальчиков, – которые, судя по всему, входили в ближний круг Рене. К сожалению, он не нашел следов бойфренда, хотя знал, что таковой имеется, со слов Макса. Кто из этих мальчиков был бойфрендом Рене, понять было невозможно – ни один из них не назвал на своей страничке Рене своей девушкой. Один из мальчиков, постарше, Джейсон Тандор, называл Пикеринг-парк своим любимым местом – от этого у Эрика волосы на голове встали дыбом, потому что именно там нашла свою смерть Рене.

Эрик также выяснил, что Рене близко общалась со своим дядей Пэтом, одиноким адвокатом из Филадельфии, который выглядел как картинка из модного журнала и занимался защитой прав потребителей. И с родителями Рене тоже была близка, с Маргарет и Энтони Бевильакуа, особенно с отцом. Энтони Бевильакуа довольно активно общался на «Фейсбуке», его стена была открыта, а среди интересов преобладали импорт фруктов (его бизнес), клуб любителей бега, к которому он принадлежал, и его деятельность как масона. Он постил множество фотографий себя и Рене – как они катаются на велосипедах или вместе бегают, и вообще производил впечатление типичного жителя пригорода, обожающего свою дочь. Энтони было примерно столько же лет, сколько и Эрику, у него были тонкие черные волосы, но он был более мускулистым, чем Эрик, и выглядел более спортивным в своих велосипедных шортах. Рене от отца достались нос и улыбка, насколько Эрик мог судить по фото: многие фотографии Энтони Бевильакуа были сделаны на улице, поэтому на нем красовались либо солнечные очки, либо бейсболка, либо велосипедный шлем.

Эрик зашел на страничку Маргарет, матери Рене: она уже была под замочком, и друзей здесь было несколько поменьше. Единственной группой, к которой присоединилась Маргарет, была группа «Медсестры, которые любят вязать» больницы «Ланкенау», из чего сделал вывод, что она была медсестрой, хотя и не в его больнице. Эрику было больно даже представить, каково сейчас матери Рене, жизнь которой так изменилась – теперь, когда ее дочь была мертва. Он вспомнил о Лие Бэрри – своей пациентке, которая потеряла ребенка при родах и умирала каждый раз, когда в госпитале включали вечернюю колыбельную…

Снова зазвонил телефон на столе, вырвав его из раздумий, и он взял трубку.

– Доктор Пэрриш слушает…

– Доктор Пэрриш? Это Пэг…

– Я не даю комментариев.

– Я не репортер, и мне очень нужно с вами поговорить.

– Простите, но я не могу…

– Доктор Пэрриш, я Пэг Бевильакуа. Мама Рене.