Кук и Баррилл находились в отличной спортивной форме. Они шли на гору, как говорят сегодня, в альпийском стиле: имея легкое многофункциональное снаряжение и специальный рацион. Вот как это описывает Кук в книге и в статьях:
Подготавливая наше снаряжение, я решил отступить от общепринятого способа горного восхождения, уменьшив численность группы и заменив рабочее снаряжение. Чтобы снизить вес и повысить эффективность, я изобрел новую шелковую палатку, достаточно большую для трех человек и не нуждающуюся в стойке.
Чтобы мы могли спать на льду при низких температурах, миссис Кук сделала для нас три необычных спальных мешка, оказавшиеся просто замечательными. С женской искусностью три покрывала были сшиты таким образом, что их можно было соединить вместе пуговицами и застегнуть по краю, получив спальный мешок. Кроме того, это был не только спальный мешок, но и верхняя одежда. Наружная часть была выполнена из тонкого плотного водоотталкивающего текстиля, внутренняя часть — из плотного материала из верблюжьей шерсти, а средний слой состоял из гагачьих шкурок с пухом, покрытых с обеих сторон чесучовым шелком. Эти покрывала можно было использовать по отдельности или вместе как пончо, которые при наличии пояса представляли собой прекрасную одежду. Мы не тащили верхнюю одежду или жилеты. Спальные мешки предоставляли нам всю необходимую защиту.
Мы не занимались посменной работой и не делали двойных ходок. Мы не тащили ни тяжелых палаток, ни другого громоздкого снаряжения. Методом нашей работы должны были стать быстрые переходы со сравнительно нетяжелым грузом, состоящим из самых необходимых вещей для лагерной жизни. Мы собирались нести примерно по 45 фунтов каждый, и в этот вес должно было входить все необходимое на десять дней. Таким образом, мы были независимы ни друг от друга, ни от базового лагеря, ни от группы поддержки. Мы потратили целый день на упаковку поклажи. Одежда нуждалась в некотором ремонте, и особое старание требовалось для выпечки хорошего хлеба. Мы замешивали обычное тесто с содой, но без добавления жира. Тесто разделяли на небольшие порции, примерно с грецкий орех, и выпекали на сильном огне до появления румяной корочки, а затем — на малом до высыхания .
Десять унций такого хлеба входили в дневной рацион каждого человека. Ежедневный паек состоял также из фунта пеммикана, четверти фунта сахара, половины унции чая, четверти фунта гороховой колбасы, трех унций древесного спирта в качестве горючего. Таким образом, расход продуктов питания и горючего составил 34 унции ежедневно .
В качестве экспедиционного багажа мы несли шелковую палатку, прорезиненную ткань для пола, колышки, три анероидных барометра, два термометра, один призматический компас, часы и фотокамеру 5×7 дюймов с шестью пачками пленки. Все это весило 12 фунтов и распределялось по разным рюкзакам.
Каждому достался следующий общественный багаж:
Запасной одежды мы не брали, за исключением одной пары спальных носков. Когда мы вышли из лодки, у нас были комплекты шерстяного белья умеренного веса, толстые фланелевые рубашки, короткие брюки, обмотки, по четыре пары шерстяных носков, ботинки и фетровая шляпа .
Мы совершили все наше восхождение, одетые таким образом, добавляя в случае обильного снега или холода отдельные части спального мешка. Мы недооценили арктические эффекты, проявляющиеся даже на небольших высотах. Если бы наши мешки не делились на отдельные части в виде пончо — первоклассную защиту от ужасного холода наверху, — то мы никогда даже не начали бы подниматься на верхние склоны .
Для восхождения был создан новый тип веревки. Шелковая веревка, которую используют высокогорные альпинисты, имеет два недостатка: проскальзывает в руках и, когда намокает, становится тяжелой и шероховатой. Доктор Кук в качестве материала выбрал конский волос, и он превосходно отвечал всем нуждам, был достаточно прочным, не замерзал и не скользил .
«Ледоруб. Шест для палатки».
Из журнала 1907 года
«Ледоруб с новым приспособлением — фотографическим штативом». Из журнала 1907 года
«Один из наших спальных мешков». Из журнала 1907 года.
Книга Кука: «Наружная часть была выполнена из тонкого плотного водоотталкивающего текстиля, внутренняя часть — из плотного материала из верблюжьей шерсти, а средний слой состоял из гагачьих шкурок с пухом, покрытых с обеих сторон чесучовым шелком»
Теперь обратимся к рассказу Кука о каждом из дней восхождения. О событиях 8 сентября он пишет:
Со всеми этими вещами, тщательно уложенными в рюкзаки, утром 8 сентября мы взяли старт от «Большого», где высота была всего 1000 футов. Это был ясный день с температурой около точки замерзания. В нескольких сотнях футов от лагеря нам попались свежие лосиные и медвежьи следы. Мы пошли по ним и скоро обнаружили тропу, проложенную золотоискателями. Тропа вела к леднику Руфь, и, перейдя несколько ледяных ручьев, в которых мы по пояс промокли, на северной стороне ледника мы нашли старую тропу карибу, идти по которой оказалось одно удовольствие .
О событиях 9 сентября Кук сообщает:
На леднике приходилось прыгать через трещины. Доккин, сильно боясь бездонных провалов, заявил, что он предпочел бы не доверять жизнь силе своих ног. Мы с Барриллом уже ходили по ледникам и не испытывали подобного страха. Нам этот ледник действительно казался совершенно безопасным и удобным. Его поверхность была необычно ровной. Мы уже почти решили, что пределом наших усилий станет вершина северного хребта высотой около 12 000 футов. Нам казалось, что оттуда мы сможем до конца нарисовать контур русла ледника, а также проложить маршрут к вершине. Для этой цели Доккин был, в общем-то, не нужен, и поскольку он собирался поискать в долине золото, я отослал его назад с инструкциями снять показания базового барометра и оставить на леднике по пути экстренные запасы провианта.
К вечеру второго дня мы дошли до льда, пересекли первый северный приток и устроили лагерь в прекрасном месте, покрытом мхом, примерно в 15 милях от горы Мак-Кинли.
Когда солнце спряталось за Мак-Кинли и бросило дрожащий голубой свет на окружающие нас гигантские ледниковые ущелья, мы натянули палатку на покрытом мхом уступе.
Ледник простирался в направлении притягивающей остроконечной вершины изящными изгибами, как живое существо, и его рукава, подобно лапам, дотягивались до восточной границы великого повелителя гор. К западу от этого покрытого снегом сердца льда наши встревоженные глаза перебегали с вершины на вершину поразительных гор, покрытых прозрачными золотыми тонкими нитями. В крайнем изумлении мы насчитали двенадцать конических пиков, выстроившихся в одну линию, высотой по 12 000 футов. Последней была вершина на громадном северном гребне, представлявшем препятствие для покорения Мак-Кинли .
«Эдвард Баррилл с частью спального мешка из верблюжьей шерсти в качестве пончо».
Фото Фредерика Кука
«Шелковая палатка».
Фото Фредерика Кука
Сопоставим теперь карты Кука с современной картой. У Амфитеатра ледника Руфь превосходную альпинистскую пару ждало распутье: один ледник — Северный рукав ледника Руфь — впадает в Амфитеатр с севера, два других — Северо-Западный и Западный — соединяясь между собой, впадают с запада. (На картах Кука вместо двух западных рукавов ледника Руфь обозначен один.) Поскольку Кук и Баррилл находились на юго-востоке от великой горы, а штурмовать ее Кук предполагал с северо-востока, то, чтобы занять исходную позицию, восходители должны были сделать бросок на север, примерно на 20 километров. Это принципиальный момент: согласно своему плану, Кук держал путь на север! Времени на разведку и долгие размышления не было. Он выбрал северное ледниковое русло.
Современная гора Дэна Берда, разделяющая ветви глетчера, осталась по левую руку от путешественников, и понятно, где она должна была бы разместиться на картах Кука.
Вот что происходило 10 сентября:
Мы вышли рано, пройдя по мху к холмам боковой морены. Карабкаясь по валунам, мы исследовали сераки, через которые лежал наш путь. С нашей живописной позиции ледник в слабом утреннем свете выглядел весьма привлекательно. Обвязавшись покрепче волосяной веревкой, мы начали спускаться в самую широкую расселину, выискивая в синей глубине дорогу поперек ледника. Выбравшись из этой холодной щели на основную поверхность льда, мы обнаружили плотный снег и довольно ровную ледяную поверхность на мили вперед. Однако трещины встречались довольно часто. Видимые трещины можно было обойти, но невидимые часто обнаруживали себя лишь после крушения снежного моста. Большие кучевые облака прижались к южным склонам двенадцати вершин. Узкая полоска неба большого голубого каньона, в который мы входили, была совершенно чистой. Сильный ветер катился с ледяных склонов огромной горы (курсив мой. — Д. Ш.) и пронизывал нас, как порыв арктического ветра. Солнце пробилось сквозь узкие ущелья предгорий не раньше середины дня, и тогда мы повернули к северному краю ледника (курсив мой. — Д. Ш.).
Яркие жгучие лучи солнца, падающие на искрящийся снег на другой стороне ледника (курсив мой. — Д. Ш.), были неудобны так же, как и ветер, и на наших лицах появились крупные капли пота, падающие на одежду и замерзающие ледяными иглами.
Поскольку продвижение шло весьма успешно, мы позволили себе роскошь полдневного ланча. Мы попытались пристроить горелку в большом гроте, но ветер постоянно задувал пламя. Пришлось поставить палатку, где мы вскипятили чай, поели пеммикан с галетами и отдохнули пару часов. Затем, когда солнце зашло за высокие утесы главной горы, мы продолжили путь среди морозных теней. Когда начало темнеть, мы поставили палатку посреди ледника на высоте 8000 футов в нескольких милях от северного хребта. Его вершина, возвышавшаяся на 4000 футов, была в то время нашей конечной целью .
Написав «Сильный ветер катился с ледяных склонов огромной горы», Кук, видимо, подразумевал гору Дэна Берда. Дуга вокруг нее завершилась, и двойка Кук — Баррилл пошла на север: «Мы повернули к северному краю ледника».
Теперь путники должны были преодолеть горную цепь, недоступную для собак и лошадей, и оказаться «на другой стороне ледника», а на самом-то деле — на другом леднике. В книге, говоря о начале движения, Кук писал: «Примерно в трех милях от места нашего расположения виднелся край ледника Руфь, и через него можно было проложить маршрут для штурма северного плеча Мак-Кинли» .
Исследователь считал, что ледник Руфь начинается от «северного плеча Мак-Кинли». Еще одно подтверждение именно такой — ошибочной! — точки зрения Кука содержится в статье Паркера 1907 года, написанной со слов Кука: «Случайно отряд натолкнулся на ледник, охватывающий верхний восточный склон горы Мак-Кинли и представляющий собой отличную дорогу на гору» .
«Горная цепь», изображенная на «книжной» карте Кука, не стала, по его мнению, препятствием для этого могучего ледника.
В действительности все свободное пространство между хребтами Восточный и Северо-Восточный занимает не ледник Руфь, а другой ледник — Тралейка. Восточный хребет, открытый Куком, разделяет два глетчера: Тралейка, который движется на северо-восток, в сторону Юкона, и Руфь, текущий на юг — к Суситне. Сам ледник Тралейка в верховьях образуется из слияния двух глетчеров: собственно Тралейка и Западного рукава ледника Тралейка. Эти два потока разделяет «шпора» Восточного хребта, полуостров в ледниковом море, который хорошо виден на картах Кука.
С нашей сегодняшней точки зрения, перед Куком стояли четыре задачи.
Первые три из них для восходителя слились в одну, которую он решил легко, как бы играючи. Эта простота, по-видимому, усугубила ошибочное мнение путешественника, будто существует единое ледниковое пространство (в сегодняшних терминах — Тралейка + Руфь), которое изображено на картах Кука и о котором он рассказал Паркеру.
Следующую запись из книги можно отнести к вечеру 10 сентября или к утру 11 сентября:
За три дня мы продвинулись на 35 миль по предгорьям неисследованной территории и находились сейчас в лучшем положении для штурма горы, чем за три предыдущих месяца осады.
Здесь основной ледник сужался и резко поворачивал на юго-восток, охватывая весь восточный склон горы Мак-Кинли .
Тед Хекаторн полагал, что Кук хотел написать не «юго-восток», а «юго-запад», что это описка автора или невнимательность редактора книги . Но нет, все правильно — в статье Кука 1907 года есть те же слова. Да и на картах нарисовано то же: ледник сужается и резко поворачивает на юго-восток. Еще раз повторим: первооткрыватель Мак-Кинли не понял, что существуют два разных ледника, текущих в противоположные стороны.
В книге, имея в виду Северо-Восточный хребет, Кук красочно говорит о водораздельной цепи гор, по которой он подбирался к вершине Мак-Кинли: справа — бассейн Юкона, слева — бассейн Суситны. Это географическая ошибка Кука, повторенная на его картах и служащая главной подсказкой тому, кто пытается разгадать маршрут Кука. К сожалению, добрые союзники Кука — Гоннасон и Хекаторн — либо не сосредоточились на картах Кука, либо не поверили им. Цитата из Хекаторна:
Экспедиция Гоннасона 1956 года исследовала район Восточного хребта в верхней части ледника Руфь. Гоннасон знал, что Восточный хребет соответствовал описанию Кука как раздел между дренажными системами Тихого океана и реки Юкон .
(С экспедициями Гоннасона — 1956 год — и Хекаторна — 1994 год — мы познакомим читателей во второй части книги.)
О событиях 11 сентября сообщается кратко:
В третью ночь мы чувствовали себя как у ворот ада. Мы были почти готовы все бросить и поискать более подходящее занятие. Но рассвет оказал на нас свое обычное вдохновляющее влияние. Температура упала до нуля [–17,8 °С], прошедший снегопад убрал небесную хмарь, и яркий оранжевый свет превратил мрачный хаос утесов и зубцов в блеск сверкающего великолепия. Не вылезая из спальных мешков, мы приготовили и съели завтрак, и когда солнце только появилось в одной из расщелин, мы вскочили, свернули мешки и палатку, уложили все в рюкзаки, закрепили на поясах веревку и с ледорубами в руках отправились по свежему снегу к утесам северного хребта.
Трещины стали более широкими, а поверхность льда — менее ровной, но по мере продвижения снег становился лучше. Мы выбрали боковую морену серака первого из притоков ледника (курсив мой. — Д. Ш.) как путь в амфитеатр.
Здесь выяснилось, что мы поднимаемся, ощущая дыхание лавин, слишком многочисленных и близких, чтобы чувствовать себя в безопасности, но другого пути не было, и мы поспешили наверх, внутрь накопительного бассейна в облаках .
Два последних предложения — это записи 11 и 12 сентября, но в книге они не разделены даже абзацем, то есть в повествовании пропущен ночной лагерь. В приводится письмо Кука, в котором доктор сетует, что в его отчете «К вершине континента», изданном в то время, когда он был на пути к Северному полюсу, не только содержатся ошибки, но и пропущена целая глава. Возможно, что из прозы Кука выпали именно дневные и вечерние события 11 сентября. По дневнику путешественника (см. ) и сверяясь с его картой, мы вполне можем восстановить этот день. Огибая шпору Восточного хребта, альпинисты шагали по леднику Тралейка. При первой же возможности они сменили северо-восточное направление на северное, а затем на западное, приблизившись к «утесам северного хребта». Палатка была поставлена на «боковой морене серака» в устье первого по правую руку притока Западного рукава ледника Тралейка, по словам Кука, «первого из притоков ледника».
На следующий день Кук и Баррилл начали подъем на гору, известную сегодня как гора Карпе. На высоте 9500 футов лед исчезает, ущелье заканчивается скальным сбросом, и пути «в лоб» нет. На современной карте видно: для того чтобы одолеть подъем, нужно уйти вправо — здесь снежные и ледяные плеши образуют крутую, но приемлемую дорогу. Именно так сделали Кук и Баррилл, и приблизительно на высоте 9000 футов они принялись бить ступени. Лагерь путешественники установили на гребне Северо-Восточного хребта.
Продолжение повествования о событиях 12 сентября:
В полдень мы упали на снег, съели немного пеммикана и полежали, пока не разошлись облака, дав нам возможность бросить взгляд на возвышающиеся обрывы. Выше по склону места для лагеря не было, если только не взобраться на вершину гребня, поэтому нам предстояло подняться еще на 2000 футов, вырубая ступени и не зная, что ждет наверху. Поднимаясь от гребня к гребню и от карниза к карнизу, мы наконец вырвались из сумрачного тумана на блестящее снежное поле, куда падал прощальный свет солнца, садящегося в огромное зеленое пространство за Юконом. Мы находились на водоразделе, на границе между Юконом и Суситной.
В поисках укромного уголка мы напали на участок снега, достаточно плотного, чтобы вырубить из него блоки для постройки снежного дома. Меньше чем за два часа наше куполообразное эскимосское иглу было готово, и тем самым нам был обеспечен кров и комфорт на время пребывания на гребне.
Мы воткнули в снег ледорубы, натянули веревку и повесили на нее влажные носки и обмотки. Из предыдущего опыта мы знали, что лучший способ высушить вещи — это дать им замерзнуть, а на следующее утро вытрясти замерзшую влагу. Все остальное мы взяли в стены снежного дома, а в качестве двери придвинули снежный блок.
В своем снежном куполе мы были прекрасно защищены от ветра и поземки. Даже оглушающий грохот лавин сильно ослабевал. Снаружи температура держалась ниже нуля, но внутри было вполне уютно. На пол мы постелили сначала тонкие листы резины, на них — шелковую палатку и затем всю верхнюю одежду. Сверху положили спальные мешки, куда мы и заползли, полностью уверенные в том, что нам предстоит теплая безмятежная ночь. Ботинки, фотоаппарат и прочие объемные вещи были завернуты в рюкзаки и использованы как подушки. Теперь снежный лагерь был готов.
Для кулинарных целей Баррилл набил алюминиевый котелок мелким снегом, а я тем временем налил древесный спирт в горелку. Вскоре веселое гудение голубых язычков понизило уровень снега, и мы добавили еще. В это время мы, удобно расположившись в мешках, грызли твердые кусочки сала и вяленой говядины. Аппетит был зверский, казалось, мы можем есть всю ночь. Меню нас не волновало. Я слышал, как альпинисты обсуждают проблемы пищеварения. У нас таких проблем не было; все съедобное было бы встречено с восторгом. К счастью, пеммикан очень быстро меняет настроение голодного человека, а вместе с чаем и галетами порождает такое чувство удовлетворения, какое бы не вызвал полноценный обед .
«В снежном доме на Северо-Восточном хребте, 12 000 футов». Рисунок Расселла Портера.
Из книги «К вершине континента», 1908 год
Когда утром 13 сентября путешественники выбрались из своего снежного дома, то первым, что они увидели, стали «пилозубые вершины громадного Северо-Восточного хребта» и обе вершины Мак-Кинли. Кук пишет:
Единственным шансом был путь вдоль карниза северо-восточного гребня, на котором находился наш лагерь. На какое-то расстояние тянулась ровная снежная поверхность, покрытая настом, с отвесными обрывами около 4000 футов с каждой стороны. На высоте около 13 000 футов путь преграждала гигантская скала с вертикальными стенами высотой примерно 1000 футов. Выше этой скалы располагались другие утесы из льда и гранита, а еще выше находился крутой гребень, за которым мы могли перебраться с западного на северный склон и дальше на ледник, в долину между двумя величественными пиками, украшавшими, как мы теперь видели, вершину.
Мы поняли, что для определения реальности этого пути необходимо найти дорогу вокруг большой скалы и в срединное понижение горы. Если бы нам это удалось, мы могли бы продолжить осаду и попытаться штурмовать вершину.
С твердым намерением выбрать маршрут для будущего восхождения и еще колеблясь относительно штурма вершины, мы уложили рюкзаки, перевязались страховочной веревкой и утром 12 сентября стартовали вдоль этого карниза .
Здесь в книге ошибка. Правильно — 13 сентября. Гигантская скала, которую увидел Кук, это Браун-Тауэр. Она расположена на высоте 14 600 футов, а не 13 000 футов, как указывает доктор. Однако вся панорама, нарисованная им, достоверна, а рассуждения о необходимости найти дорогу в срединное понижение горы понятны и правильны.
Пока же очередная вершина на пути Кука к Мак-Кинли — гора Ковен. Часть Северо-Восточного хребта между Карпе и Ковен сегодня называется хребет Карпе, именно его Кук характеризовал как «пилозубый».
Вот что происходило 13–14 сентября:
Началась жуткая работа по вырубанию лестницы высотой 2000 футов. Удерживая веревку в натянутом состоянии, мы вырубали ступени, держась как можно ближе к склону, чтобы защититься от ветра. Одна сотня ступеней, и Баррилл берется за ледоруб, затем — еще одна сотня, и наступает моя очередь. Мы видели склоны над собой не более чем на сто ярдов, внизу все было закрыто клубящимися облаками и сдуваемым снегом. В 7 вечера стемнело. В полном изнеможении мы опустились на ступени.
Чернота ночи быстро усиливалась, а ее холод пробирал все сильнее. Мы знали, что не можем спуститься в защищенное место, поскольку такового в пределах дневного перехода не обнаруживалось. Мы были слишком измотаны, чтобы рискнуть на дальнейший подъем в опасную неизвестность. Склон, в котором мы вырубали ступени и ледяные сиденья, имел наклон почти в 60°, но лед был надежным, снег плотным, а опасность лавин невелика. Чувство долга перед самими собой и нашими семьями не оставляло нам другого выбора, кроме как врубиться в ледяной склон горы и продержаться ночь.
В этом окопе на склоне горы мы устроились достаточно надежно с точки зрения своих телодвижений в сонном состоянии. Мы завернулись во все, что у нас было, включая шелковую палатку, затем крепко привязали этот сверток к надежно закрепленным во льду ледорубам и таким образом провели ночь. Мелкий снег стекал по нашим шеям и в щели убежища, но мы боялись пошевелиться из опасения, что снег заполнит свободные пространства и вытолкнет нас наружу, после чего нам придется висеть на своих ледорубах, чтобы удержаться от смертельного падения.
Мучения этой ужасной ночи отгоняли мысль о том, чтобы дойти до вершины горы. Мы были слишком туго связаны, чтобы активно протестовать, хотя и провели бессонные часы в спокойных рассуждениях. Однако мы сошлись на двух моментах: мы должны продержаться, если возможно, вмерзнуть в лед и с первым светом двинуться вниз, оставить альпинизм и начать лучшую жизнь. Однако с великолепием полярного рассвета все эти слабовольные рассуждения об отказе и опасности изменились. Теперь наше стремление к отступлению превратилось в решение идти к вершине.
Когда мы выползли из жуткого ледяного окопа, то поняли, что преодолели преграды для восхождения. Склоны выше нас были легкие, безопасные и непрерывные .
На хребте Карстенс имеется крайне суровый участок с названием Кокскомб, где крутизна превышает 50°. Свою немыслимую траншею Кук и Баррилл выкопали именно здесь, на высоте 14 200 футов — до выполаживания склона перед скалой Браун-Тауэр оставалось чуть-чуть.
Путь альпинистов в последующие дни, 14–16 сентября, снова очевиден. Они пересекли ледник Харпер и поднялись по нему, прижимаясь к хребту Пайонир. Раз за разом Кук говорит о простоте рельефа и об отсутствии технических сложностей на финальном отрезке восхождения, однако линейные расстояния, пройденные в каждый из этих трех дней, существенно меньше, чем те, которые удавалось пройти в предшествующие дни. Объясняется это физическим состоянием людей, которое описывает профессиональный медик — Фредерик Кук. Повествование Кука о физических муках на высоте более 5500 метров — одно из первых в истории альпинизма.
«На краю арктического ада, 14 000 футов». Рисунок Расселла Портера.
Из книги «К вершине континента», 1908 год
Продолжение книги, рассказывающее о событиях 14 сентября:
Вскоре после полудня мы повернули от гребня на восток к леднику. Из-за сильной усталости движение замедлилось.
Снег был плотным, а склон шел вверх, так что пришлось вырубать ступени. Предстоящий путь вдоль ледника к его началу вблизи вершины выглядел несложным, без больших подъемов.
Выбирая путь среди сераков, мы вскоре поняли, что наши мышцы отказываются работать. Несмотря на то что подъем был легким, у нас не было сил продолжить восхождение. Ночь в окопе и длительный расход сил на срединных склонах поставили нас на грань полного изнеможения. В этих условиях наилучшим выходом было найти место для лагеря на леднике, чтобы отдохнуть и набраться сил для последнего рывка .
Из дневника исследователя мы узнаём, что существовала еще одна причина остановиться пораньше — у Баррилла из носа пошла кровь.
14–15 сентября:
Мы нашли ровное место в небольшом амфитеатре. Снег здесь был такой, что мы смогли построить снежный дом и устроиться в нем для долгого отдыха.
Когда утром, на шестой день нашего восхождения, звезды начали тускнеть, мы выбили закрывающий вход снежный блок и выползли на хрустящую поверхность. Температура была –15° .
Тут снова ошибка — не на шестой день, а на восьмой. 15 сентября:
Выйдя из лагеря на высоте 16 300 футов, мы двигались довольно быстро, обходя многочисленные сераки. Мы надеялись достичь вершины в тот же день. Однако значительная высота, очень низкая температура и нервное истощение — все это вместе сильно затрудняло восхождение.
Во время частых остановок для восстановления дыхания мы исследовали подходы к вершине. Снизу она представлялась отдельным пиком с пологими склонами. С северных предгорий мы уже заметили две отчетливые вершины. Теперь же, на верхних склонах, мы заметили несколько миниатюрных горных цепей, восходящих к двум главным пикам, отстоящим друг от друга приблизительно на две мили. На западе виднелся хребет с седловиной, на востоке — похожий хребет с одной главной вершиной на юго-востоке от нас. Этот пик был самой высокой точкой, и к ней стремились наши изнуренные души.
По сравнению с предыдущим подъемом склон здесь был на удивление легким, но идти оказалось очень тяжело, что абсолютно не соответствовало обманчивой картине. После того как мы медленно проходили сто шагов, мы пыхтели, как скаковые лошади на финишной прямой, и нам приходилось останавливаться для восстановления дыхания. Очередные сто шагов — и очередная остановка, и так далее. Мы пытались как-то собраться, обсуждая условия подъема, и всячески подбадривали друг друга. Подъем казался невозможным просто из-за неспособности поставить одну ногу выше другой. Ноги были деревянными, а ступни каменными. После гигантских усилий нам пришлось устроить лагерь на высоте 18 400 футов, но уже не было сил ни говорить, ни есть.
Шелковую палатку мы поставили в накопительном бассейне в тени самого высокого пика, и когда мы заползли в мешки, то были настолько измотаны холодом и борьбой за каждый вдох, что осознавали окружающее едва ли наполовину.
Кровь двигалась так медленно, что мы не могли согреться. Дополнительная одежда или одеяла не произвели видимого эффекта. Лучше всего помогал горячий чай. Но на этой высоте горелка не желала нормально работать, и только после долгих стараний нам удалось растопить достаточно снега для питья. Вода не закипела при такой низкой температуре, и чай не заваривался и был не слишком горячим.
Только далеко за полночь мы посмотрели на окружающее в нормальной перспективе. Не в силах заснуть, мы могли лишь отдыхать, полулежа, приподняв плечи, чтобы облегчить работу сердца и дышать с меньшими усилиями.
Предыдущие дни отняли у нас всю энергию, а к холоду добавлялось обычное гнетущее воздействие большой высоты, и мы действительно были сильно не в себе. Хотя температура была всего –16°, было холоднее, чем при –60° на уровне моря. Дрожь от холода в эту ночь, тяжелые удары сердца и прерывистое дыхание останутся самыми страшными муками нашего предприятия .
16 сентября:
Задолго до рассвета мы выкатились из спальных мешков, выползли из палатки и, накинув свои пончо на дрожащие плечи, стали наблюдать за светлеющей синевой самого высокого пика Северного полюса гор. В обманчивом предрассветном освещении вершина казалась гигантской. В действительности она была всего на 2000 футов выше нашего лагеря.
С онемевшими пальцами и зубами, стучащими от холода, мы уложили в рюкзаки спальные мешки, небольшой аварийный запас и, исполненные непреклонной решимости, устремились к вершине. Вскоре солнце поднялось высоко над зеленой равниной за горой Хейс и двинулось к ледовому отблеску от громадных ледниковых полей, лежащих к северу от массива Святого Ильи. Наш путь лежал через пушистое снежное поле, заполнившее пространство между рядами гранитных вершин. Большую часть этого восхождения мы провели в морозной тени, где холод пробирал до костей, но когда мы поднялись до солнечных лучей, то сразу ощутили их тепло. Однако в десяти метрах, в тени другой скалы, воздух был холодным, как во время полярной ночи. Казалось, что лучи солнца проходили сквозь воздух без потери и доли своего тепла, подобно действию электрической искры в пространстве.
Великолепный простор неземной красоты разливался вокруг. Однако в то время мы были слишком измотаны, чтобы тратить даже зрительную энергию на пейзаж.
Продвижение на двадцать шагов настолько нас изнуряло, что мы должны были восстанавливать дыхание и сердечный ритм, опершись на ледорубы. Еще двадцать шагов, и очередной отдых, и так на протяжении всей мучительной решающей борьбы.
Последние несколько сот футов подъема настолько подорвали наши физические силы, что мы, задыхаясь, упали на снег в полном изнеможении. Мы так близко подошли к пределу человеческой выносливости, что не ощущали гордости от успеха, доставшегося такой ценой. Мы были рады завернуться в подбитые гагачьим пухом пончо и дать успокоиться выпрыгивающим из груди сердцам и легким, работавшим в условиях «половины» атмосферы. Мы пыхтели и пыхтели, и спустя некоторое время отвратительные тяжелые удары под пятым левым ребром поутихли. Дышать стало легче, и зов вершины опять стал главным. Однако это было ужасной задачей — заставить себя выбраться из глубокого снега, а непослушные мышцы — двигать каменными ногами. Взгляд застыл на блеске вершины, однако движущая сила не была в согласии с этим устремлением.
Под самой вершиной мы повалились на ледяной шельф на грани полного изнеможения. Спустя некоторое время мы отдышались и собрали всю свою волю. На последнем этапе наши жизни держались лишь на нервном усилии. Мы медленно продвигались по крутому снежному взлету выше поднебесных гранитов к вершине. Наконец! Вдохновлявшая нас задача увенчалась победой; вершина континента была у нас под ногами. Мы пожали друг другу руки, но не произнесли ни слова. Нам хотелось кричать, но не хватало сил на лишний вздох. Что меня поразило в первую очередь, так это благородство Эдварда Баррилла, величие сердца и души человека, который шел за мной без единого слова протеста, через безнадежность к успеху.
Было 16 сентября, температура –16°, высота 20 390 футов. Десять часов утра, небо было темным, как в полночь.
Записку о нашей победе вместе с маленьким флагом мы засунули в металлическую трубку и оставили ее в защищенном укромном месте недалеко от вершины. Несколько азимутов в разных направлениях были взяты с помощью призматического компаса. Мы сняли показания барометров и термометров и второпях занесли их в записную книжку. Больше всего нас впечатлили необычное низкое темное небо, слепящая яркость покрытых инеем гранитных скал, нейтральное серовато-голубое пространство, морозные темно-синие тени и, прежде всего, последняя фотография Баррилла с флагом, привязанным к ледорубу .
16–20 сентября:
Спуск оказался менее трудным, но потребовалось четыре дня, чтобы свалиться в базовый лагерь.
Во время нашего отсутствия энтузиазм Доккина по поводу возможных поисков золота и меди значительно вырос, и он попросил дать ему аванс на эти цели. У нас оставалось провизии на целый год для одного человека, и мы отдали ее своему компаньону для поисков удачи в недавно разведанных краях. «Большой» быстро спустился по реке, и на следующий день, забрав участников команды на Суситне, мы поспешили в Тайонек .
«Вершина нашего континента. Вершина горы Мак-Кинли, самой высокой горы Северной Америки.
Высота 20 390 футов». Фото Фредерика Кука