Глава 10. Евангелие от Евы
— Не стреляй, Ева, — попросил Глеб. — Я поговорить хочу. Просто поговорить. Видишь?
Он положил спицу на пол и оттолкнул ногой. Спица зазвенела, откатываясь.
— Наташа — моя сестра. Она не рассказывала про меня?
Смешно надеяться. Кому интересен младший брат?
И кто о нем вспомнит, спустя столько лет?
— На снимке ты выглядел иначе, — сказала Ева, опуская пистолет. — Извини. Я нервная стала.
Все нервные. И Глеб нервничает. Собственное сердце не обманешь, а вот Еву — можно. Если она подпустит поближе, то…
— На том снимке ты совсем ребенком был. Смешной такой. Худой очень. И волосы дыбом. Наташа говорила, что ты их отращиваешь, чтобы в театре без париков играть. А еще помню, у тебя челка белая была.
Была. Остригли. Напарник сказал, что с этой челкой Глеб на пидора похож, а пидорам напарник не доверял из принципа.
— Твоя сестра тебя любила, — сказала Ева. — И мне кажется, ты любил ее. Ты хочешь знать, кто ее убил? В отчете все верно написано. Я сама его составляла. У меня не было причин лгать. Это мне лгали.
— Я знаю, кто ее убил.
Ева рассеянно пожала плечами.
— Тогда что?
— Я хочу узнать, что происходит здесь.
Она указала за спину.
— Видишь дверь? За ней правда.
— Какая?
Ева покачала головой:
— Понятия не имею. Сам открой. Иначе не поверишь. Кто верит Еве?
Глеб шел к двери, спиной чувствуя взгляд револьвера. Точка выбрана, линия проведена, расстояние невелико. Пуля пробьет и кожу, и мышцы, и столб спинного мозга вместе с костяным панцирем позвонков. Пуля сомнет мягкие ткани и застрянет в грудине. А может и прорвется сквозь решетку ребер, выплеснув кровяную красноту на пол. А Ева, подобравшись близко-близко, сунет дула в ухо и скажет:
— До свиданья, Глеб.
Так почему же она не стреляет?
Права в одном: кто поверит Еве? И разве имеет значение, что первым соврал именно Бог?
— Дверь заперта. Единственная дверь в этом поселке, которая заперта. Почему? — спросила Ева. Она подошла и стала рядом, рука к руке, лицо к лицу. Глаз не увидать. — Ты не знаешь? И я не знаю. Будем узнавать? Держи.
Она протянула револьвер. Рукоять теплая и скользкая, Евины пальцы, случайно коснувшиеся, ладони горячи.
— Ты изменилась. Сейчас. Здесь, — Глеб вгляделся в ее лицо. Кожа стала ровнее, и морщины разгладились. И просто выражение иное.
— Здесь все изменились, — Ева произнесла это без улыбки.
— Чем вы занимались? Ты и Наташа? Я знаю в общих чертах, но… — отвернувшись от Евы, Глеб принялся изучать дверь. Гладкая поверхность отливала металлическим блеском, ровный квадрат замка сиял, ручка не двигалась.
Петли тяжелые, вшиты в коробку болтами.
— Работали.
Евино присутствие отвлекало.
— Мы искали способ стимулировать у обычных людей телепатические способности.
Стрелять в замок? Громко получится. И нет гарантии, что пуля поможет.
— Зачем? — Глеб положил револьвер на пол, прошелся по комнате и остановился у стола с инструментом. Попытался взять скальпель. Не вышло.
— Чтобы можно было соединить в сеть, — Ева ходила по пятам, разве что на пятки не наступала. — Инструмент приклеен.
Ничего. Где приклеено, там и отклеено. И Глеб, ухватившись за рукоять скальпеля, дернул сильней. Раздался громкий сухой треск, и нож отделился от поверхности.
Вот и замечательно.
— Наша сверхзадача — это создание экзогенной нейросети, в которой каждый участник группы соединен телепатически с партнерами. Это… это вроде многоядерного процессора получится.
— Понятно. А бессмертные, значит, операционная система, которая на этот процессор станет.
— Примерно, хотя и не обязательно. Еще информацию хранить можно. Бессмертие сопряжено с некоторыми неудобствами. Так, например, человеческий мозг, несмотря на все возможности, ограничен. Рано или поздно, но свободное пространство в нем иссякнет, и тогда либо стирать часть воспоминаний, либо отправлять их на хранение. Поэтому, продолжая аналогию, наша система — и процессор, и жесткий диск сразу. Ты так не откроешь.
Глеб уже понял. Узкое лезвие входило в замок, трогало собачку, но повернуть ее не получалось. Что-то потоньше надо бы. Спица!
— Основная проблема была в том, что люди разные. Структура выходила нестабильной. Стоило чуть усилить давление, и все падало.
Спица закатилась и не давалась в руки, выскальзывала, падла, как выскальзывала Ева в хитросплетениях слов.
— Вы нашли способ решить проблему?
— Да, — хорошо, что она не врет. Глебу не хотелось бы выбивать правду.
— Моя старая разработка. Лечение рассеянного склероза. GT-слепки. Это… это искусственно смоделированный организм-мимикрант. Химера. Ближе всего он к грибам будет, хотя от грибов также далек, как ты от шимпанзе.
Игла коснулась щели замка. Вошла внутрь. Уперлась во что-то.
Кого ты, Глебушка, обманываешь? Замок на почтовом ящике тетушки и этот — две большие разницы. Как ты сам и шимпанзе.
— Пациенту вводили белковую сыворотку. Она ассимилировалась мембранами нейронов, проникала внутрь клеток и включала процессы обратной трансляции.
Шимпанзе орудовало в замке. Человек рассказывал.
— И в результате организм менял клетки. Он как бы сам себе выращивал протез…
А тон точь-в-точь как у школьной училки. Спица подцепила, наконец, собачку. Сейчас аккуратненько, не торопясь, придерживая рвущийся из груди победный вопль…
— …Наташа доработала технологию. Она изменила код, добавив кое-что. Назвала это «маркер Евы». Не в честь меня…
— Я понял.
Сорвалось. Ничего. Если получилось раз, то получится и два. Замочек-то не настолько сложен, каковым казался.
— Теперь GT разрушал одни синапсы и создавал другие, по образу и подобию. Структура унифицировалась изнутри.
В замке щелкнуло.
— И она решила поставить эксперимент на дроидах?
— Она создала рабочую модель, — Ева подняла свой револьвер. — Иерархическую, потому что считала, что только так можно создать глобальную сеть.
— Объединить всех в муравейник и посадить на вершину царицу? — Глеб нажал на ручку двери.
— Унифицировать потребности и желания. Только это не совсем муравейник. Царица — лишь функциональный элемент, а здесь все сложнее… Господи, думаешь, я соображала, что делала? Или она соображала? Да мы видели задачу! Мы искали решение! Мы хотели… не важно. Ева собрала эту мозаику. Сложила один плюс один, и добавила еще единицу, получив десятку. В Евиной системе координат все возможно.
Наверное, так. А когда стали поселочки строить, Ева решила апробировать методу в действии. И судя по записи, получила по заслугам. Только вот этой Еве, Еве-дубль, знать не обязательно.
— Пошли. Но оружие все-таки отдай, — Глеб вошел первым.
За дверью начиналась лестница. Железная сетка, натянутая на титановые штыри. Каждый шаг порождал вибрацию, и сетка скрежетала, прогибаясь под ногами.
Было темно, и Глеб достал одну из оставшихся свечей. Огонь долго не зажигался, а когда вспыхнул, быстро скатился до крохотного луча на вершине восковой колонны. Дышалось с трудом. В спину сопела Ева. Спускалась она медленно, обеими руками держась за поручень. И ногу ставила боком, пробуя, выдержит ли лестница вес.
Ниже. Глубже. К черту в задницу. И запашок соответствующий. После очередного поворота спирали, лестница пошла вплотную к стене. Серая и плотная, обтянутая знакомым живым войлоком. Снизу он был менее похож на ткань, скорее уж — на переплетение корней. То тут, то там войлок выбрасывал полупрозрачные щупы.
— Что это? — спросил Глеб шепотом, и щупы заволновались, потянулись к человеку. На концах их распустились белесые цветы.
— Не дыши, — велела Ева, закрывая рот и нос сгибом локтя.
Цветы качнулись и распались. Белые лепестки медленно опускались на дно колодца. Сталкиваясь с лестницей, они прилипали к металлу и въедались в поверхность намертво.
Глеб поднял воротник.
Лестница продолжалась. Чем ниже, тем толще становились нити, превращаясь в канаты и целые трубы, перехваченные кольцами соединительной ткани. От нее прорастали тяжи мышечного волокна, и сквозь слизистую оболочку видны были веретеновидные клетки.
Глеб ткнул в одну дулом пистолета. Клетка набухла, сокращаясь, и притянула длинную кишку корня. Из трещин в панцире его проступало студенистое содержимое.
А дышать стало легче, и свеча вспыхнула, раздвигая темноту.
Лестница закончилась.
— Это поселок так изнутри выглядит? — Глеб дождался Еву на платформе. От нее начиналась узкая жила моста, вытянувшаяся над болотом. Бурая жижа выпускала пузыри газа, точно срыгивала, и выбрасывала клейкие ленты, облепляя туши кадавров и клонов. Горы плоти, сваленные на берегах подземной реки, медленно растворялись в ее водах. — Это, мать твою, поселок так выглядит?!
— Не кричи, — Ева взяла за руку. — Я не знаю, способно ли оно слышать. Лучше не проверять.
Оно, чем бы оно ни было, жрало.
Грязевой поток полупереваренной плоти разбивался волнорезами мертвых мышц на отдельные ручьи, а они в свою очередь уходили в толщу существа.
— Это гриб. Или мох. Или и то, и другое сразу. Организм-химера, — Ева говорила громким шепотом, вдыхая и выдыхая через рот. — Теперь понятно.
Глебу ни черта понятно не было.
— То, что сверху, построили они…
— Евины дети.
— Да. Евины дети, — она еще раз повторила слова, медленно и с удовольствием. — Она подарила им рай. Один на всех и каждому свой. Чем не чудо?
Всем. Этот ее рай скорее на преисподнюю похож. Мост перевалил через реку, некогда бывшую стоком канализации, и уперся в жерло трубы. Узкая тропа, шедшая по краю, постепенно расширилась и забила все пространство. Еще в трубу проникал свет.
— Я думаю, сначала все шло по плану. Поселок просто жил как один организм, а потом стал одним организмом. И вступил в симбиоз с этим вот… — Ева обернулась, указывая на войлочную структуру. — Евины дети кормят его. А он… он тоже дает что-то взамен.
Электричество. Воду из системы очистки. Войлок в домах. Коконы, чтобы упаковаться на ночь. Ткань, притворяющуюся одеждой. Зеленую жижицу, которую хлебала Кира.
Только от такого вот взаимодействия даже не блевать — сдохнуть охота.
— Они похожи на людей, — Глеб спиной ощущал любопытство симбионта, и это заставляло двигаться быстрее. — Они делают все, как делают люди. Они… не люди.
— Берегись, — сказала Ева. — Притворяясь призраком, можно им стать. Они очень успешно приспособились.
Путь преградила дверь, к счастью, приоткрытая. Глеб толкнул створки и спрыгнул в освещенное желтоватыми пузырями пространство зала.
— Ну а тут что? — он подал руку Еве.
Комната была огромна. И почти нормальна. Тусклый пластик стен. Черно-белая плитка пола. Колбы неработающих ламп. И ряды пластиковых контейнеров, от которых отходили пуповины трубок. Они прирастали к плитке и, раздвигая ее, пробивались сквозь пол к кровеносным жилам симбионта.
Пластик изнутри потел, не позволяя разглядеть содержимое.
— Не трогай, — попросила Ева. — Это…
Глеб откинул крышку. Внутри на подложке из пуха лежал младенец. Круглая голова его была велика, а руки и ноги — непропорционально малы и прижаты к веретенообразному тельцу. Сквозь прозрачную кожу виднелись стеклообразные мышцы и синеватые сосуды, просвечивал тугой пузырь желудка и бурая печень. Стучало сердце, медленно, с натугой. Глеб смотрел, как оно сжимается и расправляется, прокачивая кровь.
— Это ребенок? Ребенок? Что они сделали с ребенком?
Пух прорастал в кожу, и накрывал лицо белой маской. Но вот дрогнули ресницы, младенец завозился и раскрыл беззубый рот.
Ева оттеснила его от короба.
— Ничего. Это ее дети. Дочери Евы.
Она закрыла крышку и ладонью смахнула отсутствующую пыль.
— Идем. Похоже, теперь она полуживородяща. Эмбрионы дозревают в кувезах. Разумное решение. Смотри, Глеб, все, что ты видишь — это дочери Евы.
Они едят ее плоть и пьют ее кровь.
— Что? — Ева-дубль остановилась. — Что ты сказал?
А разве он произнес это вслух? Получается, что так.
— Правильно! — Ева хлопнула себя по лбу. — Конечно! Эталон. Мерка, по которой скроен этот долбанный улей!
Где под землей растут младенцы, а вырастая, выходят на поверхность. Надевают желтые свитера, юбки и халаты, притворяются людьми, и кто-то скажет, что они действительно люди.
Почти.
— Идем! Надо спешить. Мы должны ее остановить!
И Ева потянула Глеба за собой. Он побежал, пытаясь поскорей пересечь широкую тропу между пластиковыми инкубаторами. Спящие младенцы смотрели вслед.
Кажется, улыбались.
Железный занавес очередной двери распахнулся, пропуская Глеба в жерловину коридора. Сизые плиты, сдвинутые до того плотно, что швы между ними не заметны. Врезанные ленты ламп. Пуки проводов, перетянутые пластиковыми кольцами. Гудение генератора, ощущаемое сквозь стены.
— Мы под бункером, — сказала Ева, облизывая пальцы. — Мы ведь под бункером?
Пожалуй. А значит, почти у цели.
Он успел приблизиться к ней еще на несколько шагов, когда в шею вошла игла. Глеб хотел вытянуть ее и поймал еще одну.
Мир закувыркался, расплываясь беззубой младенческой улыбкой. У мира были синие глаза и бешеный пульс, которым захлебнулось сердце.
Убрав пневматический пистолет, Ева подняла и огнестрельный.
Все шло хорошо. Ева переступила через лежащего и двинулась к цели, напевая:
— На золотом крыльце сидели…
