Книга: Черное и белое (сборник)
Назад: Приятный кошмар
Дальше: Жизнь в вакууме

Закат целомудрия

Благодаря Ежи Помяновскому я получаю редактируемую им «Новую Польшу». Последний номер, очень толстый, посвящен Украине. Я начал его читать и с некоторым волнением убедился, что понимаю тексты, написанные по-украински. До войны в польской гимназии во Львове у нас каждую неделю были уроки этого языка, но когда пришел к нам любимый Советский Союз, русский язык приглушил и задушил во мне украинский. Теперь украинский вернулся, и у меня создается впечатление, что вместе с ним всплывают из глубины моей памяти различные воспоминания, как сеть, заброшенная в морские глубины, вытягивает на поверхность не только рыбу, но и другие создания, а иногда хлам.
С этим опытом связана другая случайность. Моей внучке уже два года и восемь месяцев, и я выбрался в магазин игрушек. Мне посоветовали посетить отдел игрушек в «Карфур». Внучка не любит куклы, поэтому я искал целлулоидных уточек и гусят. С детства помню очень приятную игру: в медный таз наливали воду, по ней плавали гуси, у них на конце клюва был небольшой кусочек металла, а удочкой служил прутик с маленьким магнитом. Уточек я не нашел, а то, что увидел, действительно меня поразило.
С эргономично-прагматической точки зрения предполагается, что игрушки должны служить ребенку для формирования его разума. Игрушек, которые учат развлекая, я не увидел. Я не требую грифеля и гладкой досточки с маленькой губочкой. Однако помню, например, подставку из стекла настолько толстого, что невозможно было его расколоть, с рядами углублений, к нему полагался мешочек с шариками разных цветов и из них складывались узоры. Были также переводные картинки, наборы для вырезания из бумаги, акварельные краски… Материалом для работы служили фанера, дерево, бумага, а также мука и вода; из этих последних делался клей, необходимый при изготовлении игрушек на елку. Потому что, кроме шаров и ангела или звезды, остальные декорации на Рождество делались собственноручно: гирлянды из бумаги, украшения из пустых коробочек от спичек и выдутых яиц.
Сегодня в «Карфур» нет ничего из этих вещей! Даже тетрадей с несколькими цветными страницами – именно из них клеились гирлянды – я не нашел. Единственным предметом, напоминающим мои детские игрушки, был калейдоскоп; а кроме этого – космические войны, чудовища, тигроподобные демоны, покемоны, о которых в «Тыгодник повшехны» писала пани Олех… Царствует злодейство, только что в малом масштабе: револьверы, автоматы, лазеры, комплекты снарядов – надеюсь, что они не взрываются сразу, когда берешь их в руки. Раньше была коробка с комплектом «Маленький почтальон» – конверты и печати; теперь есть «Маленький преступник» или «Маленький гангстер». Я немного преувеличиваю, но мачете из пластика видел собственными глазами. Не нашел, правда, оторванных рук и ног, чтобы игру сделать правдоподобной, но интенсивность деморализации, исходящая от всех этих игрушек, вместе взятых, на самом деле меня напугала.
Разумеется, к этому же ведет телевидение и фильмы, которые они показывают. Это метод создания спроса через внушение детям, а косвенно их родителям, таких потребностей, удовлетворение которых якобы необходимо. Когда появляется «Гарри Поттер», вслед за ним сразу тянется хвост разнообразных ни для чего не пригодных гаджетов. Крупное производство поняло, что надо идти сразу на прорыв. Впрочем, были в моем детстве шоколадки по десять грошей, так называемые англезы: такие тоненькие, что можно было через них увидеть звезды, но в каждой был спрятан, например, флаг какого-нибудь государства, и эти флаги коллекционировались. Чему-то это, однако, служило – сейчас речь идет о вещах абсолютно ненужных.
Я сам очень любил миниатюрные модели автомобилей. Впрочем, сделать с ними можно было немногое, самое большее – открыть дверцы. Гораздо более желательны игрушки, которые развивают разум, не внушая при этом, как было бы здорово стать старшим коммандос. Помню удовольствие от занятия рукоделием: лобзик, фанера, узоры для вырезания, неисчислимое множество разных деревянных конструкторов. Сегодня все автоматизировано – и при этом изуродовано. Имеешь чудовище, потом второе чудовище, а перед извергающими огонь суперсозданиями, которые рекламирует немецкое телевидение, я и сам бы спрятался под столом. Таким образом, дети проходят школу уродства. Турпизм становится модным.
От своих поисков я так просто не отказался, выспрашивал у продавщиц, где можно найти гусенка. Нигде! А может, есть какая-нибудь мышка или нежный медвежонок, который забормочет, если нажать на живот? У меня была кукла – если ее переворачивали, говорила «мама». Ничего такого нет и в помине. Губная гармошка? Не могу найти. Остались только осколки, заполняющие мою память и воображение, а на их место пришла масса отвратительных покемонов.
Одним из основных элементов моих детских игр был обруч: его катили или подгоняли прутиком; у меня было несколько отличных обручей. Затем: бумажные змеи. Наверное, где-то прячутся, однако я не знаю, где найти магазины для любителей мастерить, это, впрочем, пока еще занятие не для возраста моей внучки и уже не для меня – ведь на восьмидесятом году жизни я не собираюсь опять начать мастерить бумажных змеев.
Первый мой конь состоял из палки с поперечной ручкой и имел плоскую голову, вырезанную из дощечки. Когда же мне подарили настоящего коня-качалку с седлом и хвостом из конского волоса, я обращался к нему «пан» – такой он был прекрасный. Это воспоминание ребенка богатых родителей; довоенная Польша была страной бедной. Однако известно, что дети, даже когда имеют что-то очень простое для игры, вроде пуговиц от плаща мамы или запонок папы, воображением дополняют к этому целые миры. Теперь они получают готовый продукт. Современность показывает некрасивое лицо стандартизации и отбивает охоту к творчеству.
Смотрю в «Карфур»: на детском прилавке лежат мобильные телефоны! Да, телефоны, но для детей. По ним нельзя звонить, но когда нажимается кнопка – они запищат или засветятся. Разумеется, ребенок врастает в мир взрослых, и я понимаю, что отражение этого мира должно до определенной степени оказаться в мире игрушек; однако здесь царствует бесполезный хлам, служащий для того, чтобы дети, как написала пани Олех, топая, плача и крича, вытягивали из папы и мамы денежки. Я не говорю уже о миллионах компьютерных игр, ибо на это вообще не смотрел.
Французский историк Филипп Арьес написал две известные книги: одну о смерти, другую о том, как появлялось детство; на старых картинах дети – это старые малыши, одетые во взрослые одежды. Какие тогда были игрушки – не знаю, об игрушках неандертальских детей, а также мустьерской цивилизации мне тем более ничего не известно. Мне кажется, сегодня целомудрие детства снова находится в опасности. Разумеется, я не имею в виду семилетних девочек, которые толкают перед собой колясочку с маленькой куклой – это обычное и естественное подражание, а действия крупных промышленников, которые заметили, что можно на детях сделать прибыль.
Было бы хорошо, если бы в Польше кто-нибудь решил, что надо населить территорию игрушек, чем-то отличающихся от всех этих ужасов. В Германии действует специальный институт, создающий образцы. Почему у нас никто не считает нужным основать такой институт, хотя бы небольшой? Я купил контейнер, заполненный жидкостью, которая при выдувании должна образовать мыльные пузыри. Пузыри не хотят делаться больше, чем в ванной! Нет ничего качественного, а вывод из этого можно сделать такой: для детей не стоит специально предпринимать усилия. Нет ничего более бессмысленного: если не для детей, то для кого?
Назад: Приятный кошмар
Дальше: Жизнь в вакууме