Моя «суженая» и сборище друзей невесты, представленных сатанистами и прочими недоумками, застыли на месте, что дало мне время приподнять восточное убранство и выглянуть через кормовые окна. Вот он, мой спаситель в лучах луны, с черным корпусом, белыми боковыми иллюминаторами, надутыми парусами и славным флагом Соединенных Штатов с пятнадцатью полосами и пятнадцатью звездами, размером больше простыни, развевающимся в серебристом свете луны. Судя по всему, каким-то образом этот боевой корабль оказался рядом с Сиракузами и узнал по моей надписи в пыли о том, что мы плывем на юг к Триполи. И вот он нагнал нас с готовыми к бою орудиями, и я не мог не радоваться перспективе того, что весь этот бедлам скоро разнесут в щепки. Как и мой почти состоявшийся брак!

Но тут я вспомнил о невинном Гарри.

Нам с сыном нужно было срочно покинуть эту пиратскую посудину. Я попытался что-нибудь сказать через свой кляп, и по резкой команде Авроры кто-то снял его с моей головы. Я прокашлялся и отдышался. Над нами по палубе стучали голые пятки берберских пиратов, которые освобождали лини, опускали паруса и поднимали якорь. Пушки выкатывались на боевые позиции, но все мы понимали, что наше краденое торговое суденышко не могло сопротивляться даже этой маленькой американской шхуне.

– Отпусти меня с Гарри, – сказал я, – мальчик здесь ни при чем.

В ответ она лишь схватила моего ребенка.

– Он замешан здесь благодаря твоей крови и твоим поступкам. Лучше бы тебе подумать о том, как нам избавиться от этой шхуны, Итан, потому что жизнь нашего сына зависит от этого.

– Моего сына!

– Я уже говорила тебе в Америке. Наша с тобой история и близко не закончена!

Ее улыбка напоминала гримасу; она вцепилась в Гарри с жадным упорством ребенка, не желавшего отдавать куклу. Тот извивался, пытаясь высвободиться, устав от глупых одеяний, душивших его, но ее хватка была железной.

Снаружи раздался всплеск ядра, и спустя мгновение до нас донесся и звук выстрела американского орудия. Они пристреливались, измеряя расстояние.

В следующее мгновение я бросился на нее.

Я врезался в Аврору, словно она была крепкой дубовой дверью, нарочно целясь головой в ее голову, и под крики бедного Гарри мы кубарем отправились вниз, срывая шелка и украшения. Идолы давно забытых богов попадали на палубу и покатились, наматывая ткань, которая мгновенно загорелась от попадавших свечей. Мужчины закричали и попытались сбить пламя. Я же схватил Гарри и попытался оторвать его от извивающейся подо мной бестии, но она сжалась в комок, словно кошка, готовая кусаться и царапаться, шипя от своей ненависти.

Я разбил Авроре нос в кровь, от чего почувствовал огромное удовлетворение.

Затем кто-то поднял меня с ее тела и швырнул через всю каюту. Я ударился о переборку и рухнул на пол.

Это был Озирис, в глазах которого горела жажда убийства. Он так мечтал отомстить мне за покалеченную ногу – и вот, наконец, удобный повод. Я почувствовал, как наш корабль набирает скорость, пытаясь оторваться от американской шхуны.

Из люка появился Драгут.

– Мы заманим их на риф!

Еще один всплеск и глухой звук орудийного выстрела, в ответ рык нашей палубной пушки. Где же Гарри? Аврора вскочила на ноги и вжалась в угол, держа его перед собой словно щит, поглядывая на меня взглядом, полным ненависти. Хоть раз она посмотрела на меня честным взглядом.

Внезапно я понял, что под упавшей шелковой драпировкой на стенах висело оружие, включая и мою конфискованную рапиру. Я схватил ее, с улыбкой ощущая знакомый вес и баланс. Может быть, мои уроки фехтования все-таки не пройдут даром!

Озирис тоже широко улыбнулся и сделал шаг назад, сняв со стены более широкую и тяжелую абордажную саблю. Она была короче и эффективнее в замкнутом пространстве каюты. Я дал ему повод выпотрошить меня, и он собирался воспользоваться им. Я же собирался пробиться сквозь него, чтобы добраться до своего сына.

Мы прыгнули друг на друга и скрестили наши клинки, которые звенели и блестели в свете свечей. Я старался парировать его удары и выпады скользящими движениями, дабы моя рапира не сломалась о его значительно более тяжелый и толстый клинок, пытаясь припомнить все, чему меня учили в Париже. Там все было значительно более строго и официально – расстояния четко определены, правила расписаны, над головами не было низкого потолка и раскачивающихся фонарей, да и пожаров по углам тренировочного зала тоже не наблюдалось. Я споткнулся о статую Бастет, богини-кошки, и попытался ударить противника по икрам, но тот парировал мой выпад.

Теперь настала очередь Озириса атаковать – он попытался зажать меня в угол, где его сабля была бы наиболее эффективна. Он размахивал ею из стороны в сторону, колол и отступал, тесня меня, но я был быстрее и следующим выпадом едва не попал ему в глаз, заставив отогнуться назад дугой, чем я воспользовался и выскользнул из угла, пытаясь поймать Аврору. Она подняла с пола серебряный нож и прижала его к горлу моего сына.

– Просто отдай мне мальчишку!

– Не убивай его, только рань, – приказала Аврора Озирису, – я хочу, чтобы он страдал долго.

– Папа! – визжал Гарри. Его едва отлучили от груди, и он уже участвует в дуэли и морском бое… Что я за отец?

Мы продолжали вальсировать, и лишь скорость моего фехтования держала Озириса и его тяжелый меч на достаточном расстоянии. Он начал потеть и тяжело дышать, я же делал выпад за выпадом, заставляя его размахивать саблей, парируя мои удары. Он был полон раздражения и ярости, но менее опасным от этого не становился.

Я наклонился и швырнул в него Баалом, который ударился о стену каюты рядом с Авророй. Озирис пригнулся, чтобы избежать удара, открывшись достаточно, чтобы я ранил его в руку, в которой он держал саблю. Мой противник выругался и сплюнул, подпрыгнув на своей здоровой ноге, и направил на меня саблю с окровавленным эфесом. Он все больше злился, а мы продолжали кружить друг вокруг друга, слыша возню пиратов на верхней палубе, только что бросивших на нее поднятый якорь. Но мой противник, несомненно, устал (сабли весьма тяжелы) и бросился на меня в яростной попытке положить конец этому противостоянию. Каждый взмах тяжелым оружием требовал на несколько мгновений больше времени, чем взмах рапирой, и я парировал его удар, чувствуя себя увереннее благодаря крикам Авроры о помощи. Наконец, я сделал вид, что его увертка от моего удара удалась, отведя рапиру в сторону больше необходимого, и любитель головоломок, насмехавшийся надо мной в Париже, рискнул поднять свою саблю для последнего сокрушительного удара. Он открылся ровно настолько, сколько мне было нужно. Его сабля уже летела на меня сверху вниз, когда я рывком вернул рапиру в стойку, нырнул под его руку и пронзил его навылет в сердце. Он умер прежде, чем его сабля просвистела у меня над ухом, вонзившись в палубу.

Я рванулся через его тело, роняя капли крови со своей рапиры, и бросился к Авроре.

– Просто отдай мне моего сына!

Вдруг дверь в каюту распахнулась, и на пороге показался Драгут с бландербассом Смита в руках. Я резко отклонился назад, упав на ковер под грохот ужасного оружия, отдача которого отправила пирата в полет спиной вперед. Одна или несколько пуль ударили в клинок моей рапиры, выбив ее из моих рук, в то время как остальные изрешетили окна на корме, отправив в море целый водопад стекла. Пороховые газы, пронесшиеся в миллиметрах от моей головы, несколько ошеломили меня, но я быстро пришел в себя, лежа на окровавленном теле Озириса, безоружный.

Аврора молча подняла морской пистолет и взвела курок.

Она хотела заполучить меня живым. Сначала прицелилась мне в голову, затем направила пистолет мне в живот, затем – в ту нежную часть, что мужчины защищают любой ценой. Затем ей в голову пришла другая идея (в конце концов, она знала, каков я в постели), и она прицелилась еще ниже с кривой ухмылкой, намереваясь попросту отстрелить мне колено и оставить инвалидом на всю оставшуюся жизнь.

И вдруг она завопила и подпрыгнула.

Маленький Гарри вонзил ее собственный серебряный нож ей в бедро!

Раздался пистолетный выстрел, но пуля лишь ударила в переборку, а Аврора в ярости схватила моего сына за волосы, готовая совершить бог его знает что, и я сделал отчаянный выпад с саблей Озириса в руке.

Вдруг черная тень метнулась через каюту, раздался рык, и дьявольский пес Сокар врезался в меня, готовясь сжать свои чудовищные челюсти на моем горле. Но уже в следующее мгновение боковое окно взорвалось ядром, которое с ужасающим свистом пронеслось между мной и Авророй, врезавшись в противоположную стену фонтаном щепок и осколков. Поднятый ядром вихрь закрутил и отбросил собаку в сторону, а меня в полубессознательном состоянии выбросил через то, что осталось от кормовых окон, прямиком в темные волны. Прежде чем я осознал, что произошло, я оказался в морской воде.

«Гарри!» – подумал я, так как не мог кричать под водой.

Я выплыл на поверхность, отчаянно барахтаясь в волнах, всеми силами стремясь вернуться на борт, к своему сыну, но «Зефир» быстро удалялся под полными парусами, и лишь дьявольская собака лаяла на меня сквозь разбитые окна на корме. Ядра американских орудий вздымали фонтаны морской воды в том месте, где еще мгновение назад был корабль, а мой сын, если он был еще жив, все быстрее удалялся от меня. Я потерял зеркало, потерял свою семью и, вероятно, потерял то немногое, что еще оставалось от моей репутации, якшаясь с ведьмой и ее сборищем берберских пиратов и сектантов.

Не успел я подумать о своей доле, как на расстоянии ярдов пятисот раздался жуткий треск, и, обернувшись, я с ужасом увидел, как преследовавшая пиратов шхуна на полном ходу наскочила на рифы, куда ее завел Драгут. Столкновение было столь сильным, что я видел, как люди падают с мачт и снастей, а фок-мачта дугой гнется чуть ли не до воды под крики боли, ужаса и проклятья.

Американцы сели на мель, а Аврора со своими приспешниками на всех парусах уходила в ночь, к Триполи.

Я не смог помешать им заполучить зеркало – и не спас своего собственного сына.

Я покачивался на волнах, оглушенный и пристыженный своей беспомощностью, и, не имея другого выбора, медленно поплыл в сторону севшей на мель шхуны. Мне понадобился целый час, чтобы добраться до нее, что, в принципе, не имело большого значения, так как этот корабль точно никуда не денется как минимум до утреннего прилива. Ветер стих, и флаг, столь сильно воодушевивший меня, безвольно висел, словно олицетворяя мое поражение.

Я подплыл достаточно близко, чтобы команда услышала мои крики. С корабля уже спустили шлюпки, чтобы изучить риф, и несколько мужчин подняли меня на борт одной из них.

– Ты пират?

– Я сбежал от них.

Они позволили мне подняться по веревочной лестнице на палубу корабля, где я лицом к лицу столкнулся с Эндрю Стереттом, о котором я много слышал, когда пересекал Атлантику. В свою бытность командиром корабля «Энтерпрайз» годом ранее он одержал единственную неоспоримую победу в войне, захватив корсар «Триполи» и убив или ранив при этом шестьдесят человек команды. Прошлой зимой «Энтерпрайз» вернулся в Балтимор для празднования этого подвига, и вот он снова здесь, посреди Средиземного моря.

– Лейтенант Стеретт, – выговорил я, пытаясь отдышаться, – надеюсь, вы помните меня: мы встречались в Америке, когда я отправлялся в Европу с командором Моррисом. Я Итан Гейдж, американский посланник.

Он осмотрел меня с ног до головы с удивлением и отвращением во взгляде. Вода текла с меня, словно с кота-утопленника, а тело мое было покрыто порезами и болячками.

– Откуда, черт возьми, вы взялись?

– Меня снесло взрывом с пиратского корабля. Мы должны догнать их, это крайне важно!

– И как же я должен сделать это, застряв на чертовом рифе?

Я посмотрел по сторонам.

– Будем ждать прилива и ветра, которых пока что не наблюдается.

Вдруг из темноты раздался еще один голос, который я мгновенно узнал.

– Это он! – кричал голос. – Это о нем я вам говорил!

И из темноты мне навстречу выбежал Роберт Фултон, изобретатель и мой коллега по приключениям.

– Роберт, вы спасли меня!

– Это он! Итан Гейдж, тот самый предатель! Повесить его!