Над безлюдным островом поднялась оранжевая луна размером с захваченное нами зеркало, постепенно поднимаясь все выше и становясь все ярче, окрашивая море и наш корабль в серебряный цвет. Контингент Ложи египетского обряда реквизировал трюм под главной палубой, люк в котором тоже светился оранжевым цветом. Пираты нехотя сгрудились на носу, мрачно переговариваясь о тяготах службы в тени сатаны, язычников и христианских богохульников. Какими бы головорезами они ни были, Аврора со своей Ложей египетского обряда и им действовала на нервы. Эти самопровозглашенные просветленные казались более жестокими, чем любой морской разбойник, и мавры явно нервничали.

Я не собирался подбадривать их.

– Эти мужчины и женщины – адепты ада, Драгут, – сказал я своему поработителю. – Сотрудничеством с ними вы все проклинаете собственные души.

– Молчи, американец. Я не знаю никого, кто запутался бы в понятиях добра и зла больше, чем ты.

– Ты полагаешь, что они будут использовать зеркало исключительно против врагов-христиан? Аврора хочет править миром, а турки-османы гораздо ближе Европы. Вы вооружаете дьявольского монстра, который будет пожирать ваш собственный народ.

– У меня нет народа; я, Хамиду Драгут, полагаюсь только на себя.

– Чушь. Ты продал свое мужество язычникам, жаждущим лишь власти.

– Но как раз это собираешься сделать ты!

– У меня нет выбора. Ради бога, она использует моего сына, чтобы шантажом заставить меня жениться на ней? Чтобы она играла роль старой карги до конца моих дней? Где смысл?

– Эти люди подчиняются иным законам. В их мире мы ничего не можем сделать, а там, внизу, их мир. Как и все мы, ты заключил сделку, от которой не мог отказаться. Аврора обещала Триполи победу. Быть может, как они говорят, это предначертано.

– Сомневаюсь, чтобы где-то было предначертано, что кучка богохульников перевернет планету с ног на голову. Триполи приведет в ярость Англию и Францию и втянет их в войну против себя, Драгут. Женщина, союзником которой ты решил стать, утянет с собой на дно всех вас.

– Нет, она обещает, что мы все разбогатеем. Ты не можешь видеть будущего, даже если это будущее определяет эта греховница!

– Я вижу будущее, и будущее в огне.

Внезапно появился Озирис, стуча по палубе своим протезом, на который я не мог смотреть без некоторого удовлетворения. Может, стоит отрубить ему и другие части тела? Он посмотрел на меня с неприязнью.

– Пришло время, американец. Я отведу тебя на путешествие по преисподней, чтобы определить, достоин ли ты. Этого требует египетская Книга мертвых.

– Какая еще преисподняя?

– Когда британцы загнали Черную Бороду в угол в Каролине, он заставил свою команду спуститься в трюм и зажечь факелы, чтобы дым и вонь дали им понять, что ждет их в аду. Он хотел, чтобы его моряки боялись загробной жизни настолько, что никогда не согласились бы пойти на виселицу. Этот ад заставил их драться, как демоны. У нас в Ложе есть иной обряд очищения и информирования. Это подготовит тебя для Авроры.

– Мне что, нужно снова стать непорочным девственником?

Озирис повел рукой в сторону мрачно светящегося люка.

– Девственность, я так понимаю, не вариант. Мы будем судить о тебе по твоей храбрости и твоей душе.

– По моей душе? У тебя самого вместо нее кусок угля!

– Вопрос в тебе и Авроре.

Иногда остается лишь подыгрывать в поисках подходящего шанса. Я отправился к люку, вдохнул спертый воздух, полный благовоний и дыма, и решил-таки отправиться в путешествие по царству Аида. Озирис шел за мной по пятам, и я спустился на нижнюю палубу, горячую и дымную от сотен мерцающих свечей.

Я оказался в царстве снов, наполненном существами из кошмаров фараонов. Члены Ложи (я так понимаю, это были именно они) водрузили на себя головы ведьмовских тварей. Одетые в белые, черные и фиолетовые мантии, они кивали и раскачивали головами шакалов, ястребов, гадюк и львов. Вместо глазных яблок зияли черные дыры, а их мантии были столь бесформенными, что не представлялось возможным определить, кто стоит перед тобой – мужчина или женщина. В желтом мареве этого дымного ада поблескивали клювы и белые клыки, и длинные когти тянулись ко мне, хватая меня за одежду и втягивая меня в чрево судна. Я кашлял, слезы ручьем текли по моему лицу, пока они кружили меня в демонском танце. Трубы и барабаны издавали странную, примитивную языческую музыку. Мне влили в рот какой-то эликсир, и я проглотил его, от чего мое головокружение лишь усилилось.

Наконец, меня толкнули еще глубже в толпу собравшихся, чудовища тянули меня за рукава. Появилась древняя сморщенная цыганка – может быть, какая-то аристократка в оригинальном костюме, а может, и настоящая ведьма с Карпат, – я же с трудом что-либо соображал. В руках она держала крохотные латунные весы.

– На одну чашу мы положим твои грехи, а на другую – перо, слышишь ты меня, пилигрим? – спросила она со стеклянным блеском в глазах и положила на одну чашечку весов легкое перышко. – Тех, чьи добрые дела не перевесят чашу весов в их пользу, поглотит крокодил.

– Я сделал все, что мог.

Она визгливо засмеялась смехом недоверия, и в следующее мгновение из толпы выскочил настоящий дракон, захрипев на натянутом коротком поводке.

Конечно, это был не дракон, а самый большой и уродливый варан из всех, что мне доводилось видеть, эдакое первобытное чудовище длиной добрых футов восемь с раздвоенным языком и ярко-розовой пастью и окровавленными зубами. Он был не менее ужасен, чем настоящий крокодил! Этот монстр рванулся к моей промежности, раздув ноздри и лязгнув зубами, и толпа радостно закричала, когда я отшатнулся, едва не упав на спину. Это было настоящее животное, а не переодетый лунатик, с длинными острыми когтями на лапах и кожей, покрытой блестящими чешуйками, сухими и прочными, как броня. От него несло гнилым мясом. Клянусь, я никогда не видел ничего подобного, словно средневековый кошмар прорвался в реальную жизнь, царапая палубу своим толстым хвостом.

– В темных лесах нашего мира живут самые разные существа, которые многим являлись лишь в ночных кошмарах, – прошептал Озирис мне на ухо. – Этого мы привезли из джунглей с Острова пряностей, где грань между миром живых и преисподней гораздо тоньше, чем мы думаем, как и та граница, что отделяет нас от рая, столь же абсолютного, сколь уверены в том основные религии. За нами наблюдают странные создания, и иногда мы можем вызывать их. Демоны могут наделять нас силой.

Я вспомнил наполеоновского Красного карлика и не смог сдержать дрожь. Животноголовые обитатели дымного трюма что-то бормотали о моем смятении, но я не собирался давать им удовольствие наблюдать за моим отступлением.

– Это просто чертова ящерица.

– Итан, отдай нам свою душу, и мы сотрем грань между адом и раем. Ты будешь жить в вечном «сегодня», полном бесконечной власти над всеми мужчинами и женщинами, и будешь поклоняться магии, разврату и похоти. И демоны, и ангелы будут твоими рабами. Не останется никаких запретов, ни одна твоя прихоть не останется без удовлетворения. Зло окажется неотделимым от добра, и твои желания станут самим правосудием!

– Изида и Озирис, – вскричала толпа в экстазе.

– Идем со мной, минуем дракона на пути к новому свету!

Мы двинулись по направлению к корме судна под безжалостным взглядом огромной ящерицы, которая дернулась на поводке, пробуя воздух языком в надежде найти столь лакомую падаль. Этому чудовищу место в тех временах, которые так интересовали Кювье.

Я же считаю, что чудовищам прошлого место в прошлом.

Теперь мое затуманенное зрение заполняли костюмы воронов, медведей, жаб, слепых кротов, острозубых росомах и рогатых быков с раздувающимися ноздрями. Руки гладили меня. Люди пели мое имя. Похотливые шелушащиеся руки скользили по торсам других костюмированных животных, рыла и морды которых потягивали едкий дым из курительных трубок. Монстры ласкали друг друга, постепенно переходя в танец. Я почувствовал, как меня, все еще задыхающегося от клубившегося дыма, толкают к другому люку, ведущему в каюту на корме судна.

Аврора Сомерсет не собиралась ждать ни минутой дольше.

Здесь горела еще добрая сотня свечей; каюта переливалась в их неровном свечении, горячая и неприступная для остальных. Она была украшена светящимися шелками, превратившими ее в персидскую ложу; палуба была устлана арабесками затейливых ковров, в углах были раскиданы подушки и яркие шарфы. Из теней выглядывали статуэтки давно забытых богов: здесь был и Анубис с головой шакала, и Гор, напоминавший ястреба, и уродливая тварь с зияющим ртом – судя по всему, Баал, – и, конечно же, змея с золотыми и зелеными весами, мой старый друг Апофис, змий преисподней и коллега скандинавского дракона Нидхёгга. Аврора стояла наготове, одетая в синюю бархатную мантию с золотой оборкой, водопад ее огненно-рыжих волос словно горел в свете множества свечей. Ее шея, уши и пальцы были украшены египетскими ювелирными украшениями, глаза подведены сурьмой, сочные губы блестели вермильоном. Она была величественна, как королева, и казалась неожиданно экзотической, словно какая-то фальшивая копия Астизы. Я вдруг осознал, что мы не одни в каюте: за мной полукругом стояли не менее дюжины обнаженных по пояс мужчин в поддельных масонских фартуках. Они подтолкнули меня вперед, Озирис следовал за мной, дыша мне в затылок. Я вдруг заметил маленького ребенка, одетого излишне пышно, стоящего по левую руку от Авроры, который поднялся при моем появлении и озарил меня улыбкой, в которой сквозила и надежда, и страх, издав тихий писк:

– Папа!

Гарри был одет словно какой-то карликовый монарх – в глупый тюрбан, мешковатые штаны и камзол, расшитый драгоценными камнями. От абсурдности его вида у меня сжалось сердце. Мы были лишь пешками в злой игре, игрушками больного культа, и я знал, что все это закончится очень, очень нехорошо. Слава призраку Джорджа Вашингтона, что Астиза не видела этого срама. И слава старому доброму Бену Франклину, который не терпел ахинеи, хотя и любил хорошенько гульнуть и повеселиться.

– Иди ко мне, Гарри, – произнес я, покачиваясь от дезориентации.

– Нет, – властно приказала Аврора, – останься, сын мой.

Мальчик заколебался.

– Твой отец должен подойти к нам.

Что мне оставалось делать? Я отправился вперед, а Озирис скользнул вокруг меня и занял место за спиной Авроры, сняв с нее мантию пальцами, щедро украшенными кольцами с драгоценными камнями. Вздох мужчин в комнате, казалось, погасит свечи, ибо ее прозрачное египетское белье, приталенное ремешком из чистого золота, открывало больше, чем скрывало. Аврора была прекрасна, как никогда, сочная, словно персик, и освещение, казалось, придавало ее белоснежному телу сверхъявственное свечение создания из другого мира. Она ликующе улыбалась, обратив на меня взгляд, который говорил, что я принадлежу ей.

– Узрите, Изида и Афина! – вскричал Озирис. – Черная Мадонна и белая, богиня земли, королева морей, носительница света! Мы воспеваем ее именами павших и освящаем для нее этого нового мужа и нового сына, и да займет она свое законное место правительницы и госпожи Ложи египетского обряда и основательницы великой тирании! Все короли и принцы склонят свои головы пред нею, и все рыцари Ложи будут прославлены ее славой, и будут править во имя нее! Она мать, она блудница, она жрица и провидица, и да станет ее супруг ее слугой на веки вечные!

Ну, с «блудницей» я еще мог согласиться, но будь я проклят, если Аврора Сомерсет будет расхаживать в чем мать родила перед моим сыном, притворяясь матерью Гарри Гейджа или моей госпожой. Я почувствовал, как прихожу в себя. Вся эта церемония являлась не просто безвкусным иллюзионом, она была смехотворна. Меня вовсе не удивило, что пиратов Драгута нигде не было видно. Уж они-то знали толк в богохульстве, и я готов был биться об заклад, что они сидели на бушприте, как на насесте, ожидая в страхе, когда Аллах положит конец этому абсурду. Только вот не было видно никаких божественных молний, и ни один из ложных идолов не опрокинулся и не сгорел огнем искупления. Я застрял в кошмаре, от которого не было пробуждения, со сворой умалишенных энтузиастов, отставших от наших времен на пару тысяч лет. А теперь женщина, которая когда-то презрительно пинала меня, прежде чем нанизать на копье, предлагала мне вечный брачный союз, лишь бы быть уверенной в том, что моя жизнь будет наполнена страданиями и унижениями, пока смерть не разлучит нас.

– Так соединим же священное, – тут Озирис указал на Аврору, – и убогое!

Можете сами догадаться, на кого он при этом указал, и не могу сказать, чтобы я чувствовал себя польщенным.

– Так гласит пророчество! – хором пропели мужчины позади меня.

– Соединим Мудрость и Глупца!

– Так гласит пророчество!

– Земля-мать, принимаешь ли ты это семя? – Тут лысый ублюдок снова указал на меня кривым пальцем.

– Принимаю.

Я вежливо подождал, пока и мне зададут соответствующий вопрос, чтобы я мог плюнуть ему в ответ. Я ждал и ждал… Но, видите ли, мое мнение никого не интересовало, что и доставляло Авроре особое удовольствие.

– Я объявляю сей союз свершенным, и да будет он скреплен на Алтаре Апофиса у ваших ног, свидетелем чему является Наследник вашего единства, – он жестом указал на Гарри.

– Минутку, черт вас всех побери… – начал было я. Меня совсем не прельщала идея того, чтобы я должен был совокупиться с этой ведьмой перед сотней ее лучших друзей, не говоря уже о моем двухлетнем сыне! Даже юристы в наших судах и те кажутся мне более разумными.

Но в следующее мгновение, прежде чем я мог возразить, во рту у меня оказался деревянный кляп с прикрепленными к нему кожаными тесемками, которые тут же плотно завязали у меня на затылке – весьма необычный свадебный подарок, смею заметить. Аврора подошла ко мне, прекрасная, как луна, и отвратительная, как змеиный язык, прошептав мне на ухо яд собственного изобретения:

– Это лишь начало твоей вечной деградации, дорогой. Ты сольешься со мной перед нашим обществом и нашим драконом и скрепишь наш брак навечно на этом идолопоклонническом алтаре, – или же я сделаю больно нашему сыну.

Странная интерпретация предварительных ласк, вы не находите?

– Вот увидишь, – шепнула Аврора, – я еще заставлю тебя любить меня!

С этими словами она начала спускаться в трюм, откуда несколькими минутами раньше поднялся я, где, судя по всему, люди уже начали срывать с себя одежды в упоении своим еретическим пониманием таинства брака.

Я был окончательно проклят и приговорен к унизительному плену лишь немногим лучше, чем темницы Омара.

И тут с верхней палубы раздался голос:

– Американский корабль!