Марья Николаевна вдовствует уже второй год. Это ее исключительное занятие. И все это знают.

– А как поживает наша очаровательная Марья Николаевна?

– Да ничего. Вдовствует.

Вы думаете, вдовствовать легко?

Вы вот, например, просто купите билет и пойдете в театр или отправитесь к Филиппову за свежими булками, а Марья Николаевна, проделывая то же самое, должна при этом еще и вдовствовать.

Как, собственно, это делается, – объяснить вам не могу, но факт остается фактом.

На тринадцатом месяце этого сложного занятия неожиданно узнала она, что вдовствует совсем глупо и непроизводительно, а именно – без всякой пенсии.

– Как же так? Ведь ваш муж служил, а вы вдруг остались без пенсии? Воля ваша, а это что-то странное.

– Как же быть? – взволновалась Марья Николаевна.

– Хлопочите, голубушка. Ведь вы же – вдова законного статского советника.

И вдовство Марьи Николаевны получило правильный уклон.

Она стала хлопотать.

Надевалось черное платье с длинными рукавами и кругло вырезанным воротом – стиль средневековых затворниц, – глаза опускались, губы подмазывались rouge ecla-tant, – «в нем есть что-то ало-скорбное». Ехала к генералу. Потом к другому генералу. Потом еще к кому-то вроде генерала. Потом еще к какому-то «ужасному» господину, который поцеловал ей руку в ладонь, а в бороде у него дрожал кусочек яичницы.

Наконец что-то помогло.

Может быть, ладонь.

Получила Марья Николаевна извещение, что к ней явится полицейский пристав для удостоверения, что она никакого имущества не имеет.

Марья Николаевна встретила пристава с печально-покорным лицом и вдовствовала, тихо склонив голову.

– Чудесная у вас квартира, – одобрил пристав, покручивая усы. – С ба-алыним вкусом обставлена. Дорого платите?

«Бурбон», – подумала Марья Николаевна и ответила, вздохнув:

– Две с половиной тысячи. Шесть комнат.

– Для такой, pardon, очаровательной дамы, конечно, и не может быть меньше.

«Пожалуй, что и не бурбон», – поколебалась Марья Николаевна.

– А здесь кабинетик? Разрешите взглянуть? Удивительно красиво! Это, наверное, ваш личный вкус? На всем заметен отпечаток, как говорится, руки красивой женщины. Ар-ромат!

«Положительно, не бурбон», – окончательно установила Марья Николаевна и порозовела.

– Это настоящие гравюры?

– Настоящие, настоящие. А это все – копенгагенский фарфор, – кротко отвечала вдова. – Нет, эта группа тигров стоит четыреста рублей.

– Очаровательно! Извините, сударыня, что я в служебном наряде. Яне предвидел, что буду иметь удовольствие… Неужели четыреста? Ну, прямо как живые: минута, – и растерзают. Я вас не задерживаю?

– Ах, нет, пожалуйста. Я рада отдохнуть дома, а то все хлопочу, вдовствую, перебиваюсь. Столько возни с этой пенсией. Всего-то рублей шестьдесят… Но когда у человека ничего нет, то и шестьдесят рублей – большие деньги.

– Здесь, кажется, столовая? Вы разрешите?

– Пожалуйста. Не хотите ли попробовать этот виноград? Это из моего крымского имения. Там у меня клочок земли…

– Премного обязан… Какая чудная ваза!

– Да, это целый прибор, – вздохнула вдова. – Серебро, дивная работа.

– А это хрусталь?

– Хрусталь. Посмотрите, какой тонкий. Его страшно в руки взять. Хрупкий. А если разобьется? У меня нет даже пенсии, чтобы купить новый.

– Действительно, это ужасно! – вздохнул и пристав. – А это ковры?

– Гобелены. Настоящие. Только две штуки. У меня ведь ничего нет! Вы видите сами.

– Действительно, сударыня, тяжелая картина. Это рояль?

– Это «Миньон». Кажется, около трех тысяч. Я люблю музыку. Вы знаете, когда человек бедствует, музыка – лучшее утешение. А ведь у меня ничего нет. Вы видите сами!

– Действительно, сударыня, у вас ничего нет. Я, с вашего разрешения, так и напишу, что имущества у вас никакого не оказалось.

– Да, да… напишите, – грустно улыбнулась вдова. – Мне так тяжело говорить об этом, но что же делать!

– Что же делать, сударыня, раз у вас действительно ничего нет.

– Теперь у меня вся надежда на эту пенсию, на эту лепту вдовицы.

– Честь имею…

– Благодарю вас.

Марья Николаевна томно улыбнулась, пожала руку приставу и пошла в свой розовый кабинетик тихо повдовствовать до обеда. Потому что к обеду будет много народу, и нужно хорошенько отдохнуть.