Гаданье
– Мамочка, за мной зашли Вера Ивановская и Катя Фиш. Можно нам пойти ко всенощной?
Надя говорит равнодушным тоном, но лицо у нее напряженное, уголки рта дрожат.
– Идите, – отвечает мать. – Что это вдруг такая религиозность обуяла? Подозрительно что-то…
Надя слегка краснеет и, быстро повернувшись, уходит из комнаты.
В передней взволнованным шепотом расспрашивают ее нескладная дылда Катя Фиш и маленькая, юркая Вера.
– Можно! Можно! Позволила! Идем.
Надя быстро одевается. Сердце стучит. Страшно. Еще одумаются и вернут. Выбежали на улицу.
– Нехорошо только, что у нас платья такие короткие. Подумает, что девчонки, и не станет серьезно гадать.
– Ерунда, – утешает Вера. – На платье она внимания не обратит, а лица-то у нас не молоденькие.
– В пятницу, когда я шла из гимназии, меня один извозчик барыней назвал, – хвастает дылда Катя. – Честное слово! Ей-богу!
– Надо было все-таки хоть косы подколоть, – беспокоится Надя. – А то она не отнесется серьезно.
– Нет, нет, не беспокойся, она очень серьезная. Она горничной Фене всю правду сказала. И привораживать умеет, и все.
– Привораживать?
Надя задумалась. Хорошо бы кого-нибудь приворожить. Вчера мадам Таубе рассказывала маме про своего дядю графа Градолли, который всегда в Париже живет. Старый богач. Вот бы его приворожить. Граф Градолли! Ну, есть ли что на свете красивее такой фамилии! Графиня Градолли. Надежда Александровна Градолли! Молодая красавица графиня…
– Тише, тише! Осторожно, тут ступеньки, – шепчет дылда. – Вот в этот подвал.
– В подвал? – пугается Надя. – Нет, я в подвал ни за что не полезу!
– Бою-усь! – пищит Вера. – А ты не спутала: это тот самый подвал?
– Ну, конечно. Мне горничная Феня показывала.
– Бою-усь!
– Ну, так нечего было и затевать, – демонстративно поворачивается дылда. – Жалко, что связалась.
– Как же быть? – томится Надя. Ступеньки подвала ослизлые, щербатые. На дверях – рваная клеенка и мочалка. Но с другой стороны, что может быть красивее фамилия Градолли!.. Молодая графиня Градолли…
– Все равно: уж раз решили, так пойдем.
В подвале пахнет щами и прелыми досками.
– Вам кого надо? – спрашивает тощий мужик в лиловой рубахе.
Подруги молчат. Им неловко и страшно сказать, что нужна гадалка. Мужик еще рассердится.
– Мы, наверно, не туда попали, – испуганно шепчет Вера и тянет Надю за рукав к выходу.
– Да им, верно, Дарью Семеновну нужно, – захрипел чей-то голос из-за печки. – Дарья! К тебе, что ли?
– Господи! Да их тут целая шайка! – волнуется Надя. Из-за перегородки показывается рябая бабья рожа; темные внимательные глаза искоса приглядываются.
– Что, барышни, погадать, что ли? Только я ведь этим не занимаюсь. Это вам кто же сказал-то?
– Феня… Феня сказала.
– Феня? Рыжая, что ли?
– Да… да…
– Ну, уж так и быть. Только деньги вперед. Тридцать копеек за каждую. Пожалте-с.
За перегородкой стояла узкая железная кровать, стол, покрытый красной бумажной скатертью, и два кресла без всякой покрышки, – просто одно мочальное содержимое.
На одно кресло села сама гадалка. На другое указала Кате, в которой сразу определила предводителя.
– На бубновую даму. Дли сердца – удивит дорога. Через денежное предприятие червонный разговор в казенном дом. В торговом деле – бубновый человек вредит.
Дылда испуганно выкатила глаза. Торговых дел у нее не было, но все-таки пугало, что бубновый человек вредит.
– Теперь на которую? – скучающим голосом спросила гадалка.
Надя покраснела, засмеялась от смущения.
– Не можете ли вы… мне говорили… я бы хотела приворот.
– Приворот? – ничуть не удивилась гадалка. – За это особливо двугривенный. Деньги вперед. На чье имя?
– Меня… Надеждой зовут.
– А кого имярека-то?
– Что?
– Кого привораживать-то?
– Он… его… графа Градолли.
– А имя-то как?
– Имя? А имя я не знаю.
– Ну, как же так, без имени-то. Без имени трудно. Некрепко выйдет.
Гадалка озабоченно пожевала губами и вдруг запричитала:
– На синем море, на червонном камне лежит доска, под доской – тоска. Отвались доска, подымись тоска по морям, по долам, по зеленым лесам, пади тоска на сердце раба Божьего Гре… Гра… Грыдоли (ишь, как неладно выходит!), истоми его, иссуши его, чтоб он спать не спал, чтоб он есть не ел, чтоб он пить не пил, по рабе Божьей Надежде сох. Аминь, аминь, аминь. Тьфу, тьфу, тьфу. Раба Божья Надежда, плюнь три раза.
Надя нагнулась, добросовестно плюнула три раза под стол и вытерла губы.
На улицу вышли какие-то подавленные.
– Все-таки она поразительно верно говорит! – ежилась дылда от страха сверхъестественного. – Этот бубновый человек – это, наверное, доктор Крюкин. Он всегда рад повредить. Или батюшка. «Я тебе, Фиш Екатерина, после праздников кол влеплю». Наверное, бубновый – это батюшка. Поразительно верно говорит. И как это она так может!
– Бою-усь! – повизгивает Вера.
Надя молчит. Ей не по себе. Связалась с этим Градолли, а вдруг он рожа!
* * *
Через два дня, за вечерним чаем, мать передала Наде флакончик духов.
– Это тебе мадам Таубе оставила. Она сегодня, бедненькая, в Париж уезжает. Расстроена ужасно.
– Почему расстроена?
– Телеграмму получила: дядя ее заболел. Помнишь, она рассказывала, – граф Градолли? Бедный старичок. Жалко, столько добра делал.
– А… а что с ним? – спрашивает Надя дрожащим голосом.
– Неизвестно что. Вдруг почувствовал себя худо. Должно быть, не выживет.
Надя вся застыла.
Вот оно! Вот оно, началось! Отвалилась доска, привалилась тоска! Господи, что мне теперь делать?!
– Мамочка, а разве он хороший, этот граф?
– Да, он известный благотворитель. Добрый старичок.
«За что я погубила его? За что? – терзается Надя. – Добрый, милый старичок, прости ты меня, окаянную! Ведь, он даже о моем существовали не знает, и вдруг, откуда ни возьмись, отвалилась доска и навалилась тоска. И помочь нельзя. И не знают, как лечить!»
– Мамочка! Они его, наверное, неправильно лечат. Мамочка, ему, может быть, жениться хочется? А они не понимают.
– Что-о? Что ты за вздор болтаешь?
Лицо у Нади такое несчастное, такое расстроенное.
– Если бы я знала, что можно сделать отворот против приворота, я бы не пожалела всего своего состояния!..
– Какой отворот? Какое у тебя состояние? Ничего не понимаю.
– Шестьдесят пять… ко… копе… ек…
– Господи! Да она плачет!
Мать быстро подбежала к телефону и, не спуская глаз с рыдающей Нади, нажала кнопку «А» и вызвала доктора Крюкина.
