Глава 6
В таверне «Орел», как всегда, было шумно и дымно.
Высокие пивные кружки с грохотом опускались на деревянные столешницы, установленные на козлах; то и дело слышались споры тех, кто сидел за картами, и потрескивали дрова в камине.
Знакомая атмосфера упорядоченного хаоса несколько успокоила Себастиана, которому не давало покоя предложение Клары. Несмотря на всю ее откровенность, он не мог избавиться от ощущения недосказанности.
Склонившись над пианино и ни о чем не думая, Себастиан безо всякого удовольствия перебирал клавиши левой рукой. Правой он осторожно взял аккорд си-мажор, затем подождал, когда умолкнет звук струн, и вновь взял аккорд в первом обращении, потом – во втором. Он представил мелодичную линию, звучащую в басах, как нечто темное и угрожающее, напоминающее наступление густого тумана в сумерках.
Сколько Себастиан себя помнил, звук для него всегда был наполнен цветом. Голоса, уличный шум, потрескивание дров в камине – в музыке каждая нота имела свой собственный цвет, и потому в его сочинениях звук и цвет были связаны неразрывно. Различные обертоны, гармонии и тональности прокручивались у него в голове вереницей бесконечных цветных образов. Когда он создавал свои сочинения, руководствуясь гармоничным сочетанием цвета и формы, музыка представала в его воображении в виде неких живых картин.
Даже сейчас, после утраты подвижности пальцев правой руки, Себастиан все еще видел тени тех образов, чувствовал интенсивный желтый колер си-мажора, нежно-розовый – ноты ми, и насыщенный коричневый соль… но теперь цвета были бледными и тусклыми, как слишком долго пролежавшее на солнце некогда яркое льняное полотно.
Он взял другой аккорд. И это случилось вновь – его четвертый и пятый пальцы споткнулись, словно из них выкачали всю силу. Себастиан не убрал руку с клавиш и снова попытался взять сложный аккорд. Два по-прежнему не слушались его: отказываясь повиноваться команде мозга, они упрямо норовили прижаться к ладони. Тяжело вздохнув, Себастиан выругался и ударил ладонью по клавишам. Раздавшийся нестройный гул заставил нескольких посетителей поднять на него глаза. Себастиан откинул назад голову и резко тряхнул рукой, чтобы снять напряжение. Прогоняя слабые остатки цвета, он поднялся со стула и направился в бар, где сидел Дарайус. Брат подвинул ему высокую кружку, и Себастиан, взяв ее левой рукой, сделал глоток и утер губы.
– Ты, кажется, имел обыкновение здесь играть, – сказал Дарайус. – Насколько я помню, это чрезвычайно раздражало Александра.
– Верно. Возможно, именно по этой причине я тут и играл.
На лице Дарайуса промелькнула улыбка.
– А отцу известно, что ты по-прежнему заходишь сюда?
– Нет. Он сейчас занят своими собственными делами. Отец наконец-то оставил затворническую жизнь и занял должность в Министерстве внутренних дел. Теперь он посещает свой клуб, а также ходит в театр и на балы. Похоже, он пользуется благосклонностью дам.
– Вот и хорошо. – Дарайус отхлебнул пива и откинулся на спинку стула, пристально глядя на брата. – А ты?
– Я?
– У тебя ведь не все в порядке, верно?
Проклятье! Себастиан сжал в кулак правую руку. Конечно, не стоило надеяться, что удастся скрыть от Дарайуса что-либо. Брат одним-единственным взглядом своих острых глаз подмечал абсолютно все. В отличие от отца.
– У меня все хорошо, – ответил Себастиан. «Хорошо»? Нелепое слово, какое-то хлипкое и водянистое, пепельно-голубое…
Глядя на него все так же пристально, Дарайус спросил:
– Почему ты оставил должность в Веймаре?
– А ты разве не слышал? – Себастиан снова сжал в кулак правую руку. – Они хотели внести изменения в одно из моих произведений.
– Ты бы не стал подводить своих покровителей и месье Листа из-за таких мелочей. Тем более после такой серьезной неприятности, как развод наших родителей.
Насторожившись, Себастиан потянулся за кружкой. Он знал своих братьев – знал их темперамент и отличительные черты характера. Его брат Дарайус был практичным, уравновешенным и хладнокровным человеком, чувствующим ложь и опасность как гончая, идущая по свежему следу. А когда Дарайус вычислял, откуда исходит угроза, прежде чем начать действовать, он тщательно обдумывал ситуацию, и его расчетливый ум с предельной точностью просчитывал все риски и возможную тактику борьбы.
Губы Себастиана растянулись в невольной улыбке. Их братец Николас, как правило, реагировал совершенно иначе – безрассудно бросался в драку, нисколько не задумываясь о предварительной оценке ситуации или соблюдении правил приличия.
– Ты давно разговаривал с Раштоном? – спросил Себастиан.
Дарайус кивнул.
– Последний раз – когда спросил о графине. Это, очевидно, было ошибкой. Отец велел мне никогда больше не упоминать ее имени и вышел из комнаты. – Дарайус помолчал, затем вновь перевел разговор на дела Себастиана. – Я слышал, что великая княгиня все еще желает устроить тебе турне по континенту.
Глухая тоска сжала сердце Себастиана. Он отрицательно покачал головой.
– По-видимому, это пошло бы тебе на пользу, – заметил Дарайус. – И гонорар был бы достаточно крупный.
– Нет, не думаю, – буркнул Себастиан. Еще совсем недавно он ухватился бы за такую возможность, ни минуты не раздумывая, а сейчас…
– Но почему?! – Обычно невозмутимый Дарайус проявлял явные признаки раздражения. – Ты что, не собираешься возвращаться к музыкальной карьере? Я знаю, что ты даже преподавать перестал. Чем же ты занимаешься?!
– Сейчас – помогаю тебе.
– А потом?
Себастиан не ответил. В ушах у него громко прозвучал ультиматум Раштона: «Женись, иначе рискуешь лишиться содержания, возможно – даже наследства». Отец не знал ни о его долгах докторам, ни о попытке поправить свое финансовое положение, помогая Дарайусу. Однако обещание брата щедро заплатить за чертежи шифровальной машины зависело от одного совершенно определенного условия: он должен был действительно найти эти чертежи. А если это не удастся… Не имея покровителей и лишившись доходов от концертов, он был обречен согласиться на должность клерка в Патентном бюро. Но если с чертежами у него все получится – точнее, если получится у Клары, – то он обязан будет принять ее предложение. Такой вариант казался все более соблазнительным. Да, женитьба на Кларе решила бы его проблемы; кроме того, он обзавелся бы симпатичной и умной женой с прелестными фиалковыми глазами, каждый взгляд которых словно обжигал огнем страсти…
Что же касается женитьбы вообще, то ведь он давно уже мог бы жениться на женщине, подобной Кларе, хотя, конечно же, никто об этом не знал.
Отхлебнув еще пива, Себастиан взглянул на брата и почему-то вдруг подумал: «А не такие ли ощущения, как я сейчас, испытывала мать, перед тем как ринуться навстречу иной жизни?»
– Клара Уинтер предложила мне жениться на ней, – сказал он неожиданно.
Дарайус вскинул брови.
– С чего бы это?..
В голосе брата прозвучало недоверие, и Себастиан едва сдержал улыбку.
– Ну ведь, в конце концов, я второй сын графа, к тому же – с определенной репутацией.
– Вот именно, – буркнул Дарайус. – Насколько я понимаю, миссис Уинтер не относится к тем женщинам, которые теряют голову от таких мужчин, как ты. Могу только гадать, с чего бы ей предлагать тебе подобный союз. Если только… – Он прищурил глаза за стеклами очков. – Это что, имеет какое-то отношение к чертежам шифровальной машины?
– Скорее – к настоятельному требованию Раштона, который с нетерпением ждет моей женитьбы.
Однако решение жениться на Кларе было так тесно связано с другими обстоятельствами, что Себастиан уже не мог толком объяснить, как оно перекликалось с ультиматумом отца. Ему нужны были чертежи шифровальной машины, так как требовались деньги, чтобы расплатиться с долгами… Ему необходимо было найти выход из того положения, в котором он оказался после столь неожиданного завершения музыкальной карьеры… И ему хотелось помочь Кларе…
Себастиан сделал еще один глоток из кружки. В голове неожиданно зазвучал вальс, но ноты и аккорды довольно скоро трансформировались в золотисто-голубой голос Клары, ровные модуляции которого не могли скрыть энергии подавляемых эмоций.
– А миссис Уинтер знает о требовании отца? – спросил Дарайус.
Себастиан отрицательно покачал головой.
– Она решилась на столь беспрецедентный шаг в силу своих собственных достаточно веских причин. Я сказал, что обдумаю ее предложение.
Дарайус на мгновение задумался, потом откинул голову и рассмеялся.
– Ты обдумываешь возможность жениться, потому что женщина сделала тебе предложение? Этого оказалось достаточно? Долгие годы женщины то и дело вешались тебе на шею, а ты, оказывается, ждал, когда тебе сделают предложение?
Себастиан пожал плечами.
– Видишь ли, у Клары, помимо прямоты, множество других достоинств. Но ты можешь пустить слух, что она пытается притащить меня к алтарю. Я считаю, что сплетни очень оживляют нашу жизнь.
Впрочем, он и сам мог распустить такой слух: не будет ничего особо предосудительного в легкомысленных разговорах о его предполагаемой женитьбе, и даже более того: такие разговоры скорее всего вытеснят досужие рассуждения о причинах завершения его карьеры. Ну и главное: тем самым он бросит лорду Раштону отличную кость.
Все еще улыбаясь, Дарайус проговорил:
– Да, конечно. Будь уверен, я уж постараюсь, чтобы все узнали, что Себастиан Холл попался в мышеловку. Остается только надеяться, что миссис Уинтер докажет, что она стоит твоей капитуляции.
«Она это уже доказала», – подумал Себастиан, и эта мысль поразила его. Покачав головой, он заявил:
– Нет-нет, я пока еще не капитулировал.
– Еще нет? – Дарайус снова хохотнул. – Да, ведь впервые задумался о женитьбе, не так ли? А может, это из-за Клары ты отказываешься отправляться в новое турне?
– Нет. – Себастиан нахмурился, неожиданно пожалев о своей откровенности. – И если я все-таки женюсь на Кларе Уинтер, то сделаю это… по некоему расчету.
– Ты никогда ничего не делаешь по расчету. – Дарайус потянулся за своей кружкой. – Ты делаешь то, что тебе хочется.
Раньше именно так и было. Себастиан левой рукой обхватил правую, сжав ее до боли. В соседней комнате кто-то начал наигрывать на пианино веселый мотивчик, и эти звуки вливались в уши Себастиана желтыми и белыми полосками.
У него не было желания отвечать на провокационное замечание Дарайуса, и он осознал, что даже благодарен брату за эти слова. Дарайус хорошо его знал, поэтому в данном случае сказал именно то, что должен был сказать. Однако побуждения Дарайуса, совершавшего те или иные действия, вовсе не были такими простыми, как казалось на первый взгляд.
– Ты ведь приехал не только для того, чтобы раздобыть чертежи шифровальной машины, не так ли? – спросил Себастиан.
– Достань мне чертежи. – Дарайус взглянул на брата и тут же отвернулся. – Крайний срок – восемь часов следующего вторника. Тогда я все объясню.
Не сказав ни слова, Себастиан встал и вышел из таверны. Прошагав до угла улицы, он остановил кеб и велел кучеру отвезти его в Музей автоматических механизмов на Олд-Бонд-стрит.
Когда Себастиан вошел в холл, миссис Фокс, уже в плаще, взглянула на него и, нахмурившись, заявила:
– Извините, мистер Холл, но музей закрыт. Я сейчас ухожу.
– Вот и замечательно, миссис Фокс. Я пришел не на экскурсию. Могу я увидеть мистера Блейка и миссис Уинтер?
Дама тяжело вздохнула.
– Что ж, проходите. Только вот миссис Маршалл готовит ужин, так что некому принять у вас шляпу.
Себастиан молча кивнул и, сняв шляпу и пальто, направился в комнаты. В музыкальном салоне и в гостиной никого не было, и он прошел в мастерскую Гранвилла, уставленную всевозможными коробками и деталями машин.
Клара стояла на коленях возле открытого ящика, вокруг которого были разбросаны листы бумаги и записные книжки. Ее фартук был покрыт пылью, рукава закатаны до локтей, а длинные пряди волос, выбившиеся из-под заколок, ниспадали на шею. Едва лишь взглянув на нее, Себастиан ощутил гулкие удары собственного сердца. Стараясь взять себя в руки, он проговорил:
– Добрый вечер, Клара.
– О… – Она тотчас поднялась и поспешно убрала со лба волосы, оставив на щеке грязную полоску. – Я и не знала, что вы здесь…
– Только что вошел. Миссис Фокс едва не убила меня своим гневным и смертоносным, как отравленная стрела, взглядом.
Клара улыбнулась, и Себастиан вдруг подумал, что был бы готов делать все, что угодно, – только бы она почаще улыбалась ему. Он стремительно шагнул к ней и оказался так близко от нее, что ее юбки коснулись его ног.
– Почему вы вернулись? – спросила она.
– Я хотел увидеть вас, – ответил Себастиан и тотчас же понял, что сказал чистейшую правду. Более того, сейчас он уже был абсолютно уверен в том, что хотел бы назвать Клару своей женой.
Она молча смотрела на него, и он, вдыхая ее чудесный запах, протянул к ней руку и намотал на палец прядь волос. Коснувшись большим пальцем шеи Клары, он спросил:
– Клара, вы мне доверяете?
Она по-прежнему молчала, но ее взгляд был прикован к его губам. Выждав с минуту, Себастиан прошептал:
– Так доверяете?..
– Да, – ответила она шепотом и провела пальцами по его нижней губе.
И в тот же миг от этого ее прикосновения по всему телу Себастиана разлилось тепло, стремительно переходящее в обжигающий жар желания.
Он взял Клару за руку. Вся ладошка ее была исцарапана и покрыта пылью. Осторожно поглаживая тонкие царапины указательным пальцем, Себастиан сказал:
– Значит, вы их не нашли.
– Но непременно найду. – Клара пыталась говорить уверенно, но голос ее дрогнул. – Дядя Гранвилл мне помогает, но нам нужно осмотреть еще по меньшей мере два десятка ящиков и коробок, не говоря уже о бесчисленных бумагах. Возможно, некоторые изобретения месье Дюпре не имеют описания, и в этих случаях мне придется консультироваться с дядюшкой, а на все это потребуется время.
Да, время, которого у него не было. Невольно вздохнув, Себастиан поднес к губам ладошку Клары и поцеловал.
Клара охнула, ее рука инстинктивно дернулась, а другой она уперлась в лацкан его сюртука. Себастиан попытался накрыть ее ладонь правой рукой, но тут вдруг его пальцы свело судорогой, а лицо исказилось болезненной гримасой.
Клара вздрогнула и посмотрела на его руку, внезапно превратившуюся в застывшую клешню. Ее фиалковые глаза затуманились, и она прошептала:
– Себастиан, что случилось?
– Не знаю, – прохрипел он.
Она стиснула его пальцы и снова спросила:
– Что, действительно не знаете?
Он отрицательно покачал головой и, судорожно сглотнув, заговорил:
– Это началось несколько месяцев назад, сразу после того как я занял должность в Веймаре. Правая рука не слушалась меня, словно перестала быть частью моего тела. Когда я пытался играть на пианино, пальцы почти сразу начинало сводить судорогой. Я обращался к нескольким докторам, и один из них направил меня к хирургу, определившему, что проблема в мышцах. Хирург сделал операцию, после которой мизинец вообще перестал сгибаться и разгибаться. – Он коснулся мизинца, согнутого под прямым углом. Даже если удастся восстановить подвижность остальных пальцев, придется делать еще одну операцию, чтобы исправить поврежденную связку.
Клара вздохнула, не поднимая ресниц. Осторожно поглаживая пальцы Себастиана, она прошептала:
– Мне очень жаль…
Он коснулся ладонью ее щеки.
– Правда?
Глаза Клары затуманились, и она спросила:
– Вы помните моего брата Уильяма? Он тоже брал у вас уроки, когда мы жили в Дорсете. Брат погиб, когда ему было пятнадцать. Мы катались на лодке по озеру, когда началась буря. Мою шляпку сдуло ветром, и я наклонилась, чтобы достать ее из воды. К несчастью, лодка перевернулась, и Уильям ударился о борт головой. А я… я не смогла. – Клара снова вздохнула.
Себастиан привлек Клару к себе и обнял, вдыхая аромат ее волос.
– Последующие дни были ужасные, – продолжала Клара. – Горе разобщило нашу семью. Матушка отказывалась выходить из своей комнаты, а я… Мне хотелось куда-нибудь спрятаться. Я знала, что все винили меня в смерти Уильяма. У меня появилась ужасная боль в глазу и мучил непрерывный звон в ушах. Долгое время я никому не рассказывала об этом, а потом меня лечили всевозможными припарками и настойками, из-за которых я почти оглохла на одно ухо.
Себастиан осторожно коснулся пальцами изящного ушка Клары и провел губами по ее виску и по мягким завиткам волос, выбившимся из-под заколок. Затем губы его спустились ниже, к скуле, и наконец прикоснулись к губам.
Целуя Клару, он старался сдерживать себя, но тут она ответила на его поцелуй и жар желания, разлившийся по жилам, лишил Себастиана самообладания. Рука его легла на бедро Клары, и он принялся целовать ее со всей страстью. Когда же она, отвечая на поцелуи, взяла его лицо в ладони, желание запульсировало в нем, заглушая стук сердца, и внезапно возникло ощущение, которое он готов был назвать счастьем: казалось, прохладная свежая вода вливалась в иссохшую душу Себастиана, возвращая ее к жизни. В эти мгновения он вдруг почувствовал, что вновь может стать самим собой, что может вернуть все то, что приносило ему удовольствие и доставляло радость в прежней жизни.
Тут Клара прервала поцелуй и, хрипловато рассмеявшись, проговорила:
– Ты ведь даже представить не мог, что подобное может случиться, правда?
– А ты разве могла? – Себастиан обнял ее за талию.
– Да, я могла. – На мгновение отстранившись от него, Клара тут же обвила руками шею Себастиана. На ее щеках играл румянец, а глаза светились весельем. – Когда мы жили в Дорсете, а также потом, когда ты создавал свою музыку и тебя окружали красивые, восхищавшиеся тобой женщины… О, я тогда постоянно думала об этом и надеялась на это… Я хотела, чтобы ты смотрел на меня, танцевал со мной, говорил со мной…
Себастиан поднял руку и провел большим пальцем по губам Клары. Когда он встретил эту женщину в бальном зале на Ганновер-сквер, то подумал, что не помнит ее, но он ошибался. Ее признания вынесли образ молоденькой девушки из глубин памяти – словно зажгли звезды на ночном небе. Клара была тогда тихой и скромной, всегда держалась в стороне от толпы, заполнявшей бальные залы и гостиные. Воробышек, но с ярким оперением – смесью насыщенного коричневого, охры и ослепительно белого.
Себастиан подошел к автомату с птичьей клеткой, стоявшему на верстаке, и взял ключ. Несколько раз повернув его, он завел механизм, и тут же раздалась металлическая, но довольно приятная мелодия. Приподняв правую руку Клары, Себастиан вложил ее в свою, надеясь, что непослушные пальцы не подведут. Другой рукой он обнял Клару за талию и привлек к себе.
– Могу я пригласить вас на танец? – спросил он.
Клара улыбнулась и положила руку ему на плечо; ее глаза засияли. Да, конечно. Потанцую с огромным удовольствием.
Себастиан повел ее в медленном вальсе, и она легко следовала за ним, без труда подстраиваясь под его ритм, подчиняясь тихой музыке и щебету механических птиц.
– Вы великолепно танцуете. – Клара подняла на него глаза. – Это я тоже помню.
– Я не танцевал уже несколько месяцев.
– А я гораздо дольше, – призналась Клара. – Пожалуй, за последний год – ни разу. – Она с нежностью посмотрела на него, и ее взгляд, казалось, согревал его.
Вскоре автомат доиграл последние аккорды, и Себастиан остановился. Но он по-прежнему держал Клару в объятиях. В эти мгновения он вдруг понял, что впервые за несколько месяцев забыл о своем увечье. Более того, его охватило незнакомое ему прежде чувство – чувство, расцвеченное всеми цветами радуги. Он пристально всматривался в прелестные глаза Клары и мысленно повторял: «Да-да, глаза колдуньи…»
И именно об этих глазах он вспоминал, когда впервые задумался над предложением Клары. Тогда он понял, что, заручившись ее поддержкой, сумеет не только помочь Дарайусу, но и ублажит отца. К тому же Клара будет принадлежать ему, и это самое главное.
Внезапно его охватили дурные предчувствия, заглушившие радостные эмоции. Ведь со стороны Клары этот брак был лишь деловым соглашением, не так ли? Ей требовалось перевести Уэйкфилд-Хаус на его, Себастиана, имя. Конечно, она не скрывала своих чувств к нему, но то были чувства к прежнему Себастиану Холлу, а не к нынешнему. Его же влекло к нынешней Кларе, к той женщине, которую он встретил совсем недавно.
Себастиан вспомнил ту девушку, которой она некогда была, и попытался взглянуть на нее другими глазами, чтобы по-настоящему разглядеть. Наклонившись к ее левому уху и зная, что она его не услышит, он прошептал:
– Теперь я не вижу никого, кроме тебя.
Клара вздрогнула и наморщила лоб.
– Извини, что ты сказал?
Себастиан мысленно вздохнул и, разомкнув объятия, отступил на шаг.
– Я приду завтра и помогу вам искать чертежи, – сказал он.
Клара в замешательстве отвела глаза.
– Да-да, разумеется… Я уже рассказала дяде о своем плане. Дядя отнесся к этому с некоторой настороженностью, однако он не станет мне препятствовать в передаче собственности вам. Если, конечно, мы с вами придем к согласию.
Теперь Клара уже совершенно овладела собой и говорила вполне деловым тоном. Себастиан же вспомнил собственные слова о том, что их брак должен быть реальным и постоянным. Но он решил, что справится со своими чувствами и не станет обнажать их перед женщиной, смотревшей на него сквозь призму прошлого, перед женщиной, чье желание выйти за него было порождено расчетом и отчаянием.
Но и соглашением с Дарайусом нельзя было пренебрегать, хотя теперь он испытывал определенные сомнения в мотивах брата.
– Что ж, тогда до завтра. – Себастиан направился к выходу.
– До завтра, – эхом отозвалась Клара. Он уже открыл дверь, когда она окликнула его: – Себастиан!
Он остановился, но не обернулся.
– Спасибо вам, Себастиан. – Клара помолчала и добавила: – Я рада, что мы оба не разучились танцевать.
Клара не хотела в это верить.
«Это не он», – говорила она себе. И действительно, не верилось, что Себастиан Холл – это тот самый талантливый пианист, который ткал свою музыку словно великолепный гобелен; тот человек, который вовлекал всех окружающих в орбиту своего обезоруживающего присутствия, тот человек, который окрашивал ее дни в Уэйкфилд-Хаусе яркими мазками красного, зеленого и пурпурного. И конечно же, не тот джентльмен, который танцевал с ней с истинно мужской грацией, дающей партнерше ощущение полета, совсем недавно…
Она бросила пустую коробку в угол комнаты и утерла лоб тыльной стороной ладони. Пот тонкой струйкой пробежал по ее спине, но руки Клары были сухими, хотя и основательно перепачканными от бессчетного количества пыльных бумаг. И вновь ее охватило разочарование. Месье Дюпре исписал множество страниц, но ей они были понятны не более, чем какие-нибудь иероглифы. Каждый раз, когда Клара натыкалась на какой-либо чертеж, она передавала бумагу дяде Гранвиллу, и каждый раз он отрицательно качал головой.
– Музыкальная шкатулка, – говорил дядя, укладывая очередной лист поверх внушительной стопки. – А это – шкатулка с колокольным звоном. Ищи чертеж, на котором изображены цилиндр и зубчатое колесо.
– Я и ищу, – ответила Клара с нотами раздражения в голосе.
Они искали все утро, но пока не нашли ничего, что хотя бы отдаленно напоминало телеграфный аппарат.
– Может быть, он все-таки не присылал тебе эти проклятые чертежи?
Дядя не ответил, и его молчание Клара истолковала как согласие. Она оттолкнула очередной опустошенный ящик и потянулась за коробкой.
– Если вы проголодались, то имейте в виду: миссис Маршалл уже приготовила завтрак. – Миссис Фокс стояла в дверном проеме, осматривая комнату. – Как, нашли то, что искали?
– Пока нет. – Гранвилл с трудом разогнулся, прижимая руку к пояснице. – Клара, иди поешь. Ты с самого рассвета на ногах.
– Дядя, идите вы, а я подойду позже.
Гранвилл взял племянницу за плечо.
– Не изнуряй себя, дорогая. От этого тебе только хуже станет.
Клара повернулась и окинула мистера Блейка печальным взглядом.
– Мне хуже с того момента, как я покинула Мэнли-парк, дядя Гранвилл.
В его глазах, прятавшихся за стеклами очков, промелькнула боль, и он, сжав плечо племянницы, кивнул:
– Я знаю, милая.
Обернувшись к миссис Фокс, Гранвилл сказал:
– Пожалуйста, передайте миссис Маршалл, что мы позавтракаем позже.
Дама коротко кивнула и вышла из комнаты, но уже через несколько минут вернулась и проговорила:
– Может быть, я смогу быть полезна? Я заперла переднюю дверь, так что посетителям придется звонить.
Клара с дядюшкой переглянулись. Секунду спустя она кивнула, и мистер Блейк объяснил миссис Фокс, что именно они искали. Женщина тотчас придвинула стул к столу и начала разворачивать стопку бумаг.
Руки Клары саднило от царапин и мелких порезов, передник ее был густо присыпан пылью, но она, не обращая на это внимания, пыталась сосредоточиться на поисках чертежей и старалась не думать о том, что будет, если она их не найдет.
Вскоре солнечные лучи начали пробиваться в окно, и в пыльной кладовой стало светлее.
Миссис Фокс прервалась только раз – чтобы выйти в вестибюль, вернулась же оттуда вместе с Себастианом.
Сердце Клары радостно подпрыгнуло, когда она увидела его высокую фигуру и слегка взъерошенные черные волосы.
– Доброе утро, – сказал он.
Клара же невольно улыбнулась. Она не могла не восхищаться этим человеком. Уже хотя бы потому, что чувства, которые он вызывал у нее, хоть на какое-то время заглушали терзавший ее страх. Возможность видеть Себастиана, находиться с ним рядом – это походило на глоток свежего воздуха после душной задымленной комнаты. А вчера ей было так уютно в его объятиях, обещавших защиту.
Она поднялась навстречу гостю, чувствуя, как надежда вновь вспыхнула в ее душе. Себастиан же, поприветствовав Гранвилла, коротко объяснил причину своего прихода. Мистер Блейк довольно сдержанно ответил на приветствие, что, как догадывалась Клара, объяснялось тем, что дядя все еще сомневался в благоприятном исходе ее авантюрного плана. Но даже осторожный Гранвилл не отрицал, что этот план был вполне осуществим.
Клара подвела Себастиана к стопке коробок в углу и объяснила принцип работы, которого они придерживались: описания машин отправляли в смежную комнату, чертежи игрушек, часов, музыкальных устройств и более крупных автоматов укладывали стопками на столе, а с трудом поддающиеся расшифровке наброски и записные книжки размещали на широкой полке старого буфета, с тем чтобы позже Гранвилл изучил бумаги более тщательно.
Себастиан кивнул и начал распаковывать одну из коробок.
Прошло несколько часов, и тишина нарушалась лишь изредка задаваемыми вопросами, а также шуршанием бумаги, треском дерева и скрипом металла. Осторожно лавируя между раскрытыми коробками, в комнату вошла миссис Маршалл, державшая поднос с чаем и кексами. С минуту она стояла в нерешительности, потом аккуратно пристроила поднос на свободном краешке стола, за которым, изучая записные книжки, сидела миссис Фокс.
Клара подошла к лежавшей на столе кипе бумаг, взяла небольшой свиток и развязала бечевку. Бумаги разлетелись по столу, и среди них оказалось несколько листков с записями и какой-то чертеж. Расправив его, Клара прижала края листка книгами.
Замысловатая схема напоминала чертеж музыкальной шкатулки, но к центральной шестерне подводились зубчатые приводы. Бумага была густо испещрена пометками, сделанными каллиграфическим почерком месье Дюпре, что делало лист похожим на украшенную миниатюрами страницу древнего манускрипта.
– Дядя, а что ты скажешь об этом? – спросила Клара, указав на листок.
После недолгого изучения чертежа Гранвилл отрицательно покачал головой. Он уже собрался отойти, но вдруг остановился и снова склонился над столом, внимательно рассматривая чертеж, причем с каждой минутой хмурился все больше.
– Что это? – спросила Клара.
– Не знаю. Но раньше я ничего подобного не видел. – Гранвилл потянулся за листком с пометками Дюпре. – Дай-ка мне карандаш, милая.
Клара тут же принесла дяде карандаш и несколько листов чистой бумаги. И вдруг заметила, что миссис Фокс неотрывно наблюдает за Гранвиллом. Себастиан тоже это заметил и подошел к Кларе, так что теперь все трое не сводили с Гранвилла глаз.
А мистер Блейк, что-то бормоча себе под нос, вглядывался в чертеж, то и дело сверяясь с заметками. Потом схватил карандаш и начал что-то быстро и неразборчиво писать. Почувствовав, что дядя чрезвычайно заинтересовался находкой, Клара в нетерпении сжала кулаки.
Наконец мистер Блейк, запустив пятерню в волосы, вывел еще несколько букв, расположив их в форме квадрата.
– Дядюшка, что же это? – не выдержав, спросила Клара, сердце ее гулко колотилось. – Это телеграфный аппарат?
– Не совсем. Но это устройство также предназначено для передачи сообщений, хотя и с помощью некоего шифра.
– Это именно то, что нужно, – заявил Себастиан.
Клара и Гранвилл молча уставились на него, и он добавил:
– Это то самое устройство. – Себастиан сделал вдох, чтобы унять охватившее его волнение. – Оно передает телеграфные сообщения посредством тайнописи. Полагаю, некоторые называют этот способ кодированием.
Гранвилл нахмурился и пробормотал:
– Могу лишь предположить, что месье Дюпре послал мне эти бумаги в надежде на то, что я найду им применение. – Он пристально посмотрел на гостя, и солнечные блики на стеклах его очков сделали взгляд Гранвилла еще более подозрительным. – Клара сказала, что вы ищете чертежи для своего брата. Это так?
– Да, – кивнул Себастиан, внезапно почувствовав странную неловкость. – Брат написал мне из Санкт-Петербурга и попросил помочь. Теперь он приехал в Лондон. Он хочет представить собранную машину Министерству внутренних дел, отдав должное месье Дюпре как автору этого изобретения. Рискну заметить, что если министерство заинтересуется этим проектом, то мой брат Дарайус проследит за тем, чтобы семья месье Дюпре получила соответствующее вознаграждение.
Гранвилл смотрел на Себастиана все так же пристально, а Клара сгорала от нетерпения. Она готова была отдать эти чертежи кому угодно – даже самому дьяволу, – если это помогло бы ей вернуть сына.
– Так значит, это те самые чертежи… – тихо сказала она. – Отдайте их своему брату, и покончим с этим.
Но Гранвилл положил руку на стопку бумаг и проговорил:
– Клара, ты должна понять, что месье Дюпре отправил мне эти чертежи в надежде, что я сохраню их в целости. Я не могу отдать оригиналы.
– Так сделай копии, – сказала Клара. – Ты ведь можешь это сделать, верно?
Мистер Блейк молча нахмурился. Клара снова сжала кулаки.
– Дядя, прошу тебя! – взмолилась она.
Гранвилл внимательно посмотрел на племянницу и со вздохом ответил:
– Только ради тебя, Клара, я соглашаюсь на это. – Он повернулся, взглянул на чертежи и заметки и добавил: – Начну прямо сейчас. На это, пожалуй, уйдет день или два.
Клара облегченно выдохнула, и в тот же миг ее охватило странное предчувствие: казалось, что все произошедшее лишь предвестие того, что ждало ее в будущем, и неопределенность нынешней ситуации представлялась пугающей и в то же время приятно волнующей.
Она посмотрела на Себастиана. Тонкая полоска света играла в его темных волосах и высвечивала золотистые крапинки в карих глазах. Не заметив ее взгляда, он начал расспрашивать Гранвилла о шифрах и способах их передачи, а Клара, улучив момент, вышла из комнаты. Ее дыхание участилось, а сердечко трепетало словно лист на ветру – ей никак не удавалось успокоиться.
– Контрапункт! – Голос Себастиана прокатился по коридору, и Клара, повернувшись, увидела, что он направляется к ней.
Приблизившись, Себастиан остановился и посмотрел на нее напряженным взглядом.
– Что вы сказали? – прошептала Клара.
– В музыке контрапункт означает независимые мелодические линии, которые вступают в гармонию при совместной игре, – объяснил Себастиан. – Точно так же в нашей ситуации мы можем помочь друг другу обрести желаемое.
Это слово – «желаемое» – ошеломило Клару.
– А вы… – Она сглотнула, чтобы увлажнить пересохшие губы. – Вы подумали о том, какие последствия будет иметь для вас женитьба на мне?
– Я действительно все обдумал. А вы знаете, каковы мои ожидания?
Клара невольно вздрогнула. Да, она прекрасно понимала, какие «ожидания» Себастиан имел в виду. Она понимала это с того самого момента, когда мысль о браке впервые пришла ей в голову. Ведь Себастиан Холл не относился к тому типу мужчин, которые согласились бы на платонические отношения в браке, – пусть даже этот брак основывался на взаимовыгодном расчете. И мысли об этом не давали ей покоя по ночам, когда она, лежа в постели без сна, нервно теребила простыни, стараясь унять то и дело пробегавшую по телу дрожь, причину которой не могла понять.
Она вновь и вновь говорила себе, что вполне может на это согласиться, потому что Себастиан – порядочный человек, который, конечно же, выполнит свою часть соглашения. Ей лишь необходимо передать ему копии чертежей и произнести клятву перед алтарем, а потом – показать себя хорошей и верной женой. А значит… ей придется разделить с ним постель.
Яркий румянец окрасил ее щеки, и Клара отвернулась, чтобы восстановить самообладание. Что ж, разве раньше ей не приходилось быть с мужчиной? Разве она не знала, чего ожидать? И если Себастиан Холл хоть в этом похож на Ричарда, то он заберется к ней под одеяло, задерет ночную рубашку и в течение считаных минут покончит с делом. Нужно только лежать и ждать, когда все это закончится.
Да. Но если так, отчего же предчувствие чего-то нового росло в ее груди при одной только мысли об этом? Почему же она не могла освободиться от мыслей о Себастиане? Почему постоянно представляла, как он возвышается над ней в темноте и как она затем ощущает на себе тяжесть его тела и чувствует прикосновения его длинных изящных пальцев, медленно приподнимающих ее сорочку?..
О боже! Клара закрыла глаза. Она совершенно не понимала, отчего у нее в голове рождались подобные образы. Что Себастиан подумает о ней, если, не приведи господь, узнает о ее фантазиях?
– Вас действительно это очень расстраивает, не так ли? – раздался вдруг его приятный низкий голос. – Расстраивает мысль о том, что вы будете вынуждены заключить со мной настоящий брак?
– Нет-нет. – К облегчению Клары, ее голос прозвучал достаточно твердо. Ей не хотелось, чтобы Себастиан подумал, что она сомневается в собственной решимости.
Сердце Клары колотилось как бешеное, но она, собравшись с духом, повернулась к Себастиану. Не в силах заставить себя смотреть ему в глаза, она принялась с преувеличенным вниманием рассматривать его губы… и совершила ошибку.
У Себастиана были очень красивые губы, и Клара, глядя на них, вдруг подумала: «Боже правый, неужели я хочу выйти за него не только из-за необходимости продать Уэйкфилд-Хаус?» Подняв голову, она увидела, что Себастиан наблюдает за ней, пристально и настороженно, словно понимает, что сейчас происходило в ее душе.
Клара отвела глаза и тихо, но решительно произнесла:
– Я буду вам настоящей женой.
– Судя по вашему тону, эта мысль не вызывает у вас отвращения, – заметил Себастиан.
– А должна бы?
– Нет, как мне кажется. – Он несколько подался вперед и, коснувшись подбородка Клары, заглянул ей в лицо. – Вам не нужно меня бояться. Конечно, я буду соблюдать условия нашего соглашения, но женюсь не только по практическим соображениям. Вы же знаете: я даже в мыслях не допускаю заключение формального брака. Мы будем мужем и женой как перед людьми, так и перед Богом.
По телу Клары пробежала дрожь.
– Да, я понимаю, – прошептала она.
Себастиан вдруг отступил на шаг, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на сомнение – словно он не был уверен в том, что понял ее правильно.
– Я сделаю необходимые распоряжения, – сказал он наконец. – Мы поженимся на следующей неделе.
