Глава 2
Минувшей ночью она вновь мечтала о нем. Встретив Себастиана Холла впервые за прошедшие десять лет, Клара постоянно думала об этом человеке. Когда-то, в прошлом, это был красивый молодой музыкант, чей взгляд лучился улыбкой и чьи изящные руки порхали по клавишам пианино словно птицы. И сейчас Клара вспоминала себя в те далекие времена, когда она с Уильямом и матерью жила на заколдованной земле Уэйкфилд-Хауса, где все они наслаждались погожими солнечными днями. Она вспоминала о поросших травой холмах, возвышавшихся вокруг неотесанных камней Уэйкфилд-Хауса, вспоминала о полевых цветах, пробивавшихся к свету ароматными группками, а также о белой морской пене, набегавшей на прибрежный песчаник извилистого побережья. И Себастиан Холл был неразрывно вплетен в ткань этих воспоминаний, потому что именно там, в Дорсетшире, Клара впервые встретила его.
На балах и званых обедах он очаровывал всех красотой своей игры и собственным обаянием. Клара же наблюдала за ним со стороны, искренне восхищаясь молодым музыкантом. Ей нравилось, что он смотрел людям в глаза, когда разговаривал с ними. Он всех слушал внимательно и весело смеялся чьим-либо шуткам. При этом он нес свой талант, словно рыцарский плащ, завещанный ему великим предком. И конечно же, Себастиан прекрасно сознавал, что ему выпало счастье обладать редкостным талантом.
Невольно вздохнув и очнувшись от этих грез, Клара вспомнила, что за прошедшие десять лет все это безвозвратно ушло. Ушло для нее и, похоже, для него – тоже. Но почему? Как это случилось?
Встреча с Себастианом в доме на Ганновер-сквер разбудила ее любопытство, и Клара решила во что бы то ни стало узнать, что же с ним случилось. Теперь, когда мечты все еще липли к ней словно нити паутины, это решение почти уняло боль утраты.
Быстро одевшись, Клара ополоснула лицо холодной водой, и это тотчас ее взбодрило. Ничто не могло отвлечь ее от цели – даже мысли о человеке, который некогда казался ей олицетворением всего самого лучшего, олицетворением всего того, о чем она мечтала.
Клара вытерла лицо полотенцем и взяла деревянную коробочку со своего туалетного столика. Открыв крышку, полюбовалась содержимым: дюжиной атласных ленточек: красных, желтых, синих, зеленых… настоящая радуга! – и вывалила их на рубцеватую поверхность старого стола. Ленты легли на столешницу цветастой горкой, напоминавшей комок паутины какого-нибудь экзотического паука. Клара пропустила сквозь пальцы красную ленточку, затем зеленую и все остальные… Ей казалось, что каждая ленточка ощущается по-особому (хотя она и понимала, что на самом деле это не так). Красная ленточка была скользкой и теплой, текстура зеленой ленточки напоминала молодой листочек, желтая была грубоватой – как кожура лимона, а голубая походила на безоблачное летнее небо.
Какое-то время Клара стояла у стола, глядя на ленточки. И тут вдруг тонкий солнечный луч пробился сквозь утренний туман и заиграл на мгновенно ожившем атласе. В ту же секунду на Клару нахлынули самые недавние воспоминания, и она, постаравшись отбросить грустные мысли, сосредоточилась на приятных – стала думать о своем мальчике с каштановыми волосами и милой щербинкой на месте выпавшего переднего зуба. Когда Клара думала об Эндрю, то почти верила, что наступит день, когда она вновь сможет обнять его и жить в радости и безопасности.
Клара сложила ленты в шкатулку, аккуратно закрыла крышку и направилась вниз. Том уже развел огонь в камине и зажег лампы в гостиной, главном выставочном помещении Музея автоматических механизмов. Несколько лет назад ее дядя купил небольшой особняк, который служил им и жильем, и мастерской. Когда же количество его изобретений начало расти, он открыл дом для посетителей. Десятки механических приспособлений и автоматических игрушек были выставлены на полках наряду с различными деталями машин, мотками проволоки, хитроумными пружинами и инструментами, причем количество всех этих вещей неуклонно росло.
С момента своего переезда в этот дом чуть больше года назад Клара пыталась сделать музей прибыльным, и значит, нужно было убедить дядю превратить самые большие комнаты в выставочные залы, а все инструменты, заготовки и материалы хранить в мастерской.
Клара отдернула шторы в гостиной, впуская в комнату водянистый сероватый свет. Стены тут были уставлены стеллажами с раскрашенными музыкальными шкатулками, необычными часами с меняющимися картинками, а также механическими певцами и музыкантами. Клара выровняла все предметы, убрала моток проволоки, который ее дядя оставил на столе, и вытерла пыль с полок.
– Миссис Уинтер!.. – послышался вдруг женский голос.
Клара вышла из комнаты, стараясь придать лицу приветливое выражение. В вестибюле, который также использовался в качестве приемной музея, стояла Розмари Фокс. Она стягивала с себя забрызганный каплями дождя плащ, и ее высокая стройная фигура казалась абсолютно прямой, как ствол молодого деревца.
– Неужели уже девять? – Клара бросила взгляд на часы, несколько обескураженная тем, что потеряла счет времени.
– Всего лишь девять, – отозвалась миссис Фокс, зябко поежившись. Она была бледна, а черты ее изящного личика заострились от холода и усталости. – Не думаю, что в такую погоду у нас будет много посетителей.
– Миссис Маршалл еще не пришла, но я приготовлю вам чай.
– Не стоит беспокоиться.
– Я бы не предложила, если бы считала это беспокойством, – сказала Клара и отправилась на кухню.
Тем временем миссис Фокс начала приводить в порядок бумаги и гроссбухи, лежавшие на столе.
Заварив чай, Клара нашла несколько булочек со смородиной, положила их на поднос рядом с чашкой и блюдцем и направилась обратно к миссис Фокс, уже готовившей входные билеты, которые она складывала в небольшую стопку.
– Есть ли новости от мистера Блейка? – Миссис Фокс добавила в чай сахара.
– Да, слава богу. Он должен вернуться завтра, так что будет присутствовать на балу у леди Ростен. Было бы крайне неудачно, если бы мы упустили возможность заручиться ее покровительством.
После того как леди Ростен увидела в галерее на Риджент-стрит одну из механических игрушек, она нанесла визит в Музей автоматических механизмов и пришла в совершенный восторг от изобретений Гранвилла Блейка. В конце концов, она настояла на том, чтобы мастер создал нечто абсолютно новое и удивительное, что-нибудь такое, что можно было бы показать на одном из ее знаменитых балов в поддержку Музыкального общества. После долгих уговоров мистер Блейк согласился представить на балу Миллисент, или Музыкальную Леди, – автомат, над которым он работал в течение нескольких месяцев.
– Леди Ростен уже проявила интерес к изготовлению автомата с танцующими куклами, – сказала Клара.
Выражение лица миссис Фокс не изменилось, но взгляд ее обрамленных темными ресницами глаз обратился к собеседнице.
– Мне кажется, важнее, чтобы мистер Блейк работал так, как ему хочется, и не был чем-либо обязан покровителям.
– Он не сможет работать без покровительства, – возразила Клара с некоторым раздражением. – На следующей неделе у нас состоится несколько встреч, в ходе которых мы собираемся обсудить условия нового заказа. Поэтому совершенно необходимо, чтобы дядя Гранвилл присутствовал на этих встречах.
– Я уверена, что мистер Блейк самыми важными встречами считает встречи с семейством Дюпре, которое именно сейчас нуждается в утешении и поддержке. – Не отрывая глаз от лица собеседницы, миссис Фокс держала чашку обеими руками – словно пыталась согреть озябшие пальцы.
Клара вздохнула и потупилась. Разумеется, Розмари Фокс была права. Ее дядю и семью месье Дюпре связывали самые теплые отношения со времен обучения Гранвилла Блейка, то есть уже целых двадцать лет. Поэтому дядя Гранвилл, получив известие о смерти своего наставника и учителя, тотчас отбыл в Париж.
– Но все-таки важно, чтобы именно дядя провел демонстрацию, – сказала Клара. – Я верю, что Миллисент сможет привлечь внимание гостей ее светлости.
– Если вы считаете, что это к лучшему, то я спорить не стану, – пробормотала миссис Фокс.
Клара в раздражении передернула плечами. Она давно уже поняла: хотя миссис Фокс всегда была довольно осмотрительна и уклончива, высказывая свое мнение, каждый ее взгляд был полон значения. Более того, весь облик миссис Фокс свидетельствовал о том, что она никогда не совершала ничего предосудительного, сумев таким образом подстроиться под окружающий мир, чтобы не терять времени, дожидаясь, когда мир подстроится под нее.
Вероятно, подобная тактика была надежна и безопасна, но Клара совершенно не представляла, как с ее помощью достичь хоть каких-то реальных результатов. К тому же миссис Фокс, вероятно, никогда ни в чем не испытывала ни малейших сомнений.
Понимая, что весы решительно качнулись в сторону Розмари Фокс, Клара решила сменить тему. Указав на лежавшие на столе гроссбухи и деловые бумаги, она сказала:
– Я заказала новые занавески для парадной комнаты. Пожалуйста, проследите, чтобы счет был включен в музейные расходы, а не в хозяйственные.
– Да, хорошо. – Миссис Фокс подвинула к хозяйке стопку писем. – Утренняя почта, полагаю.
Клара молча кивнула и невольно вздрогнула, увидев письмо со штемпелем дядиного поверенного. Ее сердце гулко забилось, и она, взяв письмо, поспешно вышла из комнаты. Дрожащими пальцами она тотчас вскрыла письмо.
«Уважаемые мистер Блейк и миссис Уинтер!
С сожалением сообщаем вам о том, что окончательное судебное решение, официально объявленное 4 октября 1854 года судом лорд-канцлера в Линкольн-инн на Чансери-лейн… относительно права собственности на Уэйкфилд-Хаус, а также собственности, расположенной…»
Клара пропустила еще несколько строк, но отдельные фразы кинжалом вонзались в ее сердце.
«…Подтвержденные условия доверительной собственности… владение домом остается в руках миссис Клары Уинтер… запрещающие продажу или завещание дома…
Сожалеем.
Наши глубочайшие извинения.
Решение окончательное.
Пересмотру не подлежит».
Тяжело вздохнув, Клара уставилась в пол и на несколько мгновений оцепенела, пытаясь осознать произошедшее. Уэйкфилд-Хаус был ее единственным преимуществом в конфликте с отцом, единственной ее собственностью, которую хотел прибрать к рукам лорд Фэрфакс.
Финансовые обязательства Мэнли-парка плюс стоимость нового крыла, пристроенного к дому, а также закладные на иную собственность, – все это поставило лорда Фэрфакса на грань банкротства. Но если бы Уэйкфилд-Хаус был переведен на его имя, он мог бы продать его и использовать полученные средства для оплаты части своих долгов.
Однако условия управления имуществом по доверенности запрещали Кларе как продавать поместье, так и переписывать его на чье-либо имя. В конечном итоге это означало, что она не могла предложить отцу поместье в обмен на право опеки над Эндрю. Отныне решение суда делало условия доверительного управления нерушимыми.
«Сожалеем… извинения… пересмотру не подлежит…»
В груди у Клары больно кольнуло. В соседней комнате глухо пробили часы. Клара сжала кулаки, стараясь удержать перед глазами пробивающийся сквозь отчаяние образ сына. Она должна вернуть его, должна что-нибудь придумать. У нее просто нет выбора. И не будет. Только бороться, бороться и снова бороться…
Душа ее отца искривилась давным-давно и стала подобной ползучему плющу, отнимающему дыхание у дерева, служившего ему опорой. И если в ближайшее время она не предпримет хоть что-нибудь, то хватка Фэрфакса задушит и ее саму, и ее сына.
Себастиан вышел из экипажа перед Музеем автоматических механизмов. Он не ожидал, что просьба Дарайуса приведет его в этот музей, где он, возможно, снова увидит Клару Уитмор. И уже одно это наполняло поручение брата новым и довольно приятным смыслом.
Себастиан тотчас же вспомнил их вечернюю встречу. Он не мог напрямик спросить ее о чертежах той машины, которую искал Дарайус, но, возможно, ему удастся узнать то, что было известно Кларе. Впрочем, не исключено, что ей вообще ничего не известно. Но даже если его поиски не увенчаются успехом, эта их встреча станет самым подходящим случаем, чтобы как-то приблизиться к Кларе… В конце концов, в прошлом они уже встречались, а на балу у леди Ростен можно будет продолжить знакомство. Собственно, сейчас ему достаточно уподобиться кошке, которая нашла норку полевой мыши, – так что теперь оставалось лишь скрести лапой, чтобы расширить отверстие.
Забор окружал небольшой парк, разбитый перед особняком – жилищем и музеем одновременно. Балконы с перилами из узорного кованого железа и высокие фронтонные окна украшали фасад здания, а на воротах висела уже слегка помятая металлическая табличка с указанием времени работы музея.
Себастиан постучал в дверь и стал ждать, поеживаясь от холодной утренней мороси. Спустя минуту он снова постучал – на сей раз громче. Взглянув на свои карманные часы, он решительно повернул дверную ручку и вошел. В вестибюле горел одинокий фонарь, освещавший длинный стол, заваленный бумагами. Двери же – наверное, ведущие в столовую и гостиную, – были распахнуты. Механические игрушки и детали часов в беспорядке лежали на столах и полках вместе с различными инструментами – пилами, стамесками, рубанками и молотками, – и повсюду виднелись части тел и конечности фарфоровых кукол и животных.
Стоя в вестибюле, Себастиан с любопытством осматривался. «Зловещее и загадочное место», – думал он. И действительно, все это: выцветшие обои, облупившаяся краска, искореженные куски металла и мотки старой проволоки – производило довольно жуткое впечатление, усиливавшееся запахом плесени.
Но где же хозяева? Может, следовало сообщить о своем визите?
Не желая слышать собственный голос в царившей здесь тишине, Себастиан молча двинулся дальше. В конце коридора была приоткрыта еще одна дверь, свет из которой проливался на вытертый ковер. Толкнув эту дверь, Себастиан распахнул ее и остановился. Серый утренний свет, свободно проникавший сквозь высокие окна, заливал небольшой зал, некогда, должно быть, служивший музыкальной комнатой. И все столы тут были завалены яркими тканями – зеленым шелком, красным бархатом, голубым атласом. Ленточки же и золотая тесьма каскадом свисали со своих шпулек, образуя на полу красочные лужицы. Кисти для рисования, проволока, мотки ниток и горшочки с краской в беспорядке теснились на полках вместе с перьями, цветами, отрезами тюля и гирляндами.
А в центре этой яркой волшебной страны сидела Клара Уитмор. Склонив свою темную головку над отрезом ткани, она сосредоточенно орудовала иголкой. На ней было простенькое платье, прикрытое белым передником. Лиф платья был запачкан голубой и красной краской. Узел волос на затылке слегка растрепался, и выбившиеся завитки падали на шею.
Что-то дрогнуло в душе Себастиана, и он вдруг почувствовал, что кровь быстрее побежала по жилам. Решительно расправив плечи, он кашлянул, но Клара даже не пошевелилась.
– Мисс Уитмор… – позвал он.
Клара подняла голову.
– Ох, извините… – Она отложила шитье и, быстро поднявшись, обошла стол. – Я не знала, что здесь кто-то есть.
– Я стучал.
– Я не слышала. – Должно быть, миссис Фокс вышла. – Клара умолкла, потом вдруг пробормотала: – Мистер Холл?.. – Казалось, она только сейчас его узнала.
– Доброе утро, мисс Уитмор. – Он посмотрел на ее запачканный краской передник. – Новая мода, не так ли?
Клара бросила на него странный взгляд – как будто он сказал какую-то глупость. Похоже, так оно и было.
Себастиан в смущении молчал. Было ясно: если он хотел увлечь эту женщину, ему следовало стереть ржавчину со своего природного обаяния, в последние месяцы значительно потускневшего.
– Уинтер, – неожиданно сказала Клара.
– Прошу прощения, вы о чем? – Себастиан еще больше смутился.
– Моя фамилия Уинтер. – Она вздохнула. – Меня зовут Клара Уинтер.
Себастиан коротко поклонился.
– Прошу прощения. Я не знал.
– Я вдова, мистер Холл. Мой муж скончался больше года назад.
И точно так же, как это случилось в их прошлую встречу, на лицо Клары легла тень печали, что исключало дальнейшие вопросы.
Сняв фартук, Клара вопросительно взглянула на гостя.
– Так чем же я могу вам помочь?
Себастиан прекрасно понимал, что не стоило проявлять настойчивость. По крайней мере не сейчас.
– Ваш дядя сообщал что-нибудь о своем возвращении? – спросил он.
– Я жду его завтра.
При их первой встрече Себастиан думал, что странный цвет ее глаз объяснялся вечерним освещением, но оказалось, что он ошибался. Даже сейчас, при свете дня, глаза Клары Уинтер мерцали фиалковыми и голубыми крапинками. Внезапно взгляд этих необычных глаз упал на его губы… и задержался на них, подействовав как ласковое прикосновение пальцев. Затем Клара вновь посмотрела ему в лицо, и слабый румянец окрасил ее щеки – словно она сделала то, чего не следовало делать; словно подумала о том, о чем не следовало думать.
Себастиан тотчас приободрился. Конечно, ему легче будет достичь своей цели, если он сможет увлечь миссис Клару Уинтер. К тому же ему нравилось ее смущение – нравился блеск, появившийся в ее глазах, и очаровательный румянец. Однако следовало было добиться того, чтобы в его присутствии Клара чувствовала себя непринужденно. Пытаясь снять неловкость, Себастиан кивнул на дверь и спросил:
– Может быть, вы окажете мне любезность и покажете дом?
– Да, разумеется. – Клара положила фартук на стол и, проскользнув мимо гостя, вышла в коридор.
Себастиан тотчас же последовал за хозяйкой. Из вестибюля потянуло холодным воздухом, и Клара, шедшая впереди, остановилась, увидев женщину, снимавшую плащ. Та обернулась и молча посмотрела на Клару; при этом словно какое-то напряжение повисло в воздухе.
– Миссис Фокс, пожалуйста, предупреждайте меня, когда уходите, – сказала наконец Клара.
– Прошу прощения, миссис Уинтер. – Женщина бросила на стол газету. – Я ходила за газетой, поскольку Том забыл это сделать.
Миссис Фокс прошла к столу и, поправив юбки, уселась на стул с видом королевы, воссевшей на трон. Не снимая перчаток, она раскрыла гроссбух и с преувеличенным вниманием стала изучать страницы.
Клара молчала, едва сдерживая раздражение. Себастиан же не отрывал взгляда от ее шеи – белой и изящной, чуть прикрытой завитками волос и обрамленной воротником платья.
Наконец, вскинув подбородок, Клара сделала шаг к столу.
– Это мистер Себастиан Холл, – произнесла она официальным тоном. – Я проведу его по музею. Будьте любезны сообщить миссис Маршалл, что после окончания нашей экскурсии мы будем пить чай.
Миссис Фокс коротко кивнула.
– Да, конечно. – Она провела пальцем по колонке в гроссбухе. – Вы что, не записали это посещение?
– Мистер Холл здесь на правах моего гостя, – ответила Клара.
– Тем не менее… – Миссис Фокс бросила на Себастиана пронзительный взгляд. – Плата за вход, сэр, составляет один шиллинг.
– У меня нет при себе мелочи, но мой слуга…
– Вам не нужно платить, мистер Холл, – поспешила заверить его Клара. – Пожалуйста, пройдемте в гостиную. Мы начнем нашу экскурсию оттуда.
– Миссис Уинтер, я должна выразить протест по поводу вашего решения. Посетители не имеют права входить сюда без платы, – холодно произнесла миссис Фокс.
– В таком случае, миссис Фокс, я должна выразить протест по поводу вашей излишней озабоченности финансовыми вопросами. – Клара открыла перед Себастианом дверь гостиной. – В отсутствие дяди мои решения не подлежат обсуждению. И уж конечно, мои гости имеют право рассчитывать на любезное к ним отношение. Пожалуйста, передайте миссис Маршалл мое распоряжение относительно чая.
Стараясь не смотреть на строгую даму, Себастиан поспешно переступил порог и оказался в безопасной атмосфере гостиной. Клара последовала за ним и тут же прикрыла за собой дверь.
– Прошу прощения, мистер Холл, – сказала она. – Миссис Фокс обладает прискорбной склонностью считать, что все знает лучше всех. Ее уже почивший муж был помощником у дяди Гранвилла.
– Мне не хотелось бы стать причиной конфликта между вами, – пробормотал Себастиан, прекрасно понимая, что между женщинами уже давно существовали весьма серьезные разногласия. – Я велю своему слуге…
– Нет, мистер Холл. Я сказала, что вы мой гость, – таковым вы и останетесь. А миссис Фокс занимается счетами музея, и у нее нет права здесь распоряжаться.
Клара нервно теребила свои юбки. В ее фиалково-голубых глазах промелькнула неуверенность, но она тут же взяла себя в руки и проговорила:
– Что ж, начнем с механических игрушек. Мой дядя продает их на рынке, а также отдает в детские приюты.
Клара подошла к полке, заполненной игрушками, и начала показывать, как с помощью поворота ключа заставить обезьянку играть на крошечном барабане, акробата – крутиться на трапеции, а парочку гусей скользить по искусно изготовленному стеклянному пруду.
Себастиан невольно поддался очарованию этих крошечных механических созданий, многие из которых были в изящных костюмах, искусно сшитых из ярких ленточек и газовой ткани.
– Вообще-то дядя отдает предпочтение более крупным автоматическим механизмам – таким, как Миллисент, – объясняла Клара, – тем не менее изготовление подобных игрушек доставляет ему огромное удовольствие. А вот эта – моя любимая. Ее сделал коллега дяди Гранвилла. Вот почему так хорошо работает музыкальная часть. К сожалению, дядя пока не добился такого совершенства в работе своих механизмов.
Они подошли к украшенной цветами клетке для птиц, и Клара, протянув руку, повернула ключ, затем отступила на шаг. Две лимонно-желтые канарейки замахали крыльями и начали открывать и закрывать свои крошечные клювики, издавая мелодичный щебет.
– Прелестно, не правда ли? – Улыбаясь, Клара с нескрываемым удовольствием наблюдала, как птицы выполняли свой птичий танец.
– Да, в самом деле…
Повернув голову, Клара вдруг обнаружила, что Себастиан смотрел вовсе не на птиц, а на нее. Ее улыбка тотчас погасла, а лицо вновь залилось румянцем. Отвернувшись от гостя, она как можно спокойнее проговорила:
– Следуйте за мной, и я покажу вам дядину мастерскую и зал, где мы выставляем более крупные механизмы.
Они вернулись в вестибюль и молча прошли мимо грозной миссис Фокс, вновь одарившей Себастиана недобрым взглядом. Он ответил ей обаятельной улыбкой, эффект от которой можно было бы сравнить с ударом пушинки по камню.
«Жаль», – подумал Себастиан. Глаза этой женщины были обрамлены густыми ресницами, а строгие, но изящные черты лица казались бы вполне привлекательными, если бы их смягчала хоть малая толика приветливости.
Следуя за Кларой по очередному коридору, Себастиан чувствовал, что его сердце билось все ровнее и нервное напряжение постепенно спадало. А ведь оно, это напряжение, изводило его с того самого момента, когда выяснилось, что травмированная правая рука действует не в полной мере. Но теперь он почти забыл про руку, ибо его охватило чудесное предчувствие чего-то нового…
Интуиция подсказывала Себастиану, что он как минимум заинтересовал Клару Уинтер. Это означало, что несколько вовремя сказанных комплиментов и обаятельных улыбок позволят ему еще до конца недели узнать все необходимое. А пять месяцев назад он смог бы добиться своей цели уже к концу дня…
Они вошли в бывшую библиотеку, комнату более просторную, чем музыкальная гостиная, но также захламленную различными поделками, мотками проволоки и деталями каких-то механизмов. Клара остановилась подле человеческой фигуры, сидевшей на скамье и заключенной в металлическую раму непонятного назначения.
– Сейчас дядя работает над этим, – сказала она, положив руку на плечо фигуры. – Это будет переписчик, сидящий за столом. Дядя Гранвилл собирается сделать так, что он будет писать три стихотворения – причем не только на английском, но и на французском.
Себастиан приподнял бровь. Это произвело впечатление даже на него.
– Вашему дядюшке не откажешь в честолюбии.
Хозяйка молчала, и Себастиан, подумав, что она его не услышала, повторил свое замечание.
Клара повернулась и внимательно посмотрела на него.
– Простите, что вы…
– Ваш дядя. Я сказал, что он довольно честолюбив.
– Да-да, конечно. – Клара взмахнула рукой, словно отгоняя надоедливую мошку. – Я не очень хорошо слышу левым ухом, поэтому не расслышала ваших слов.
Себастиан не помнил, чтобы у нее имелись проблемы со слухом. Но ведь это было так давно… к тому же он вообще мало что помнил о ней.
– Пожалуй, вы правы, – сказала Клара. – Дядя Гранвилл постоянно думает над тем, как сделать свои изобретения более сложными. Его наставником был очень известный часовых и игрушечных дел мастер. Возможно, вы о нем слышали. Это месье Жак Дюпре.
Себастиан неопределенно хмыкнул, притворившись, что сдерживает кашель. А Клара перешла к следующему механизму.
– Боюсь, что дядя смог бы лучше объяснить вам, как действует вся эта механика, – сказала она. – Вот это будет танцующая пара.
– Ваш дядя изготавливает вещицы, предназначенные только для развлечения? – спросил Себастиан, тщательно подбирая слова.
– Иногда он делает часы, что, конечно же, гораздо практичнее.
Да, разумеется. Дарайус ведь сообщил, что шифровальные машины имеют сходные с часами механизмы. Но если у Гранвилла Блейка и в самом деле имелись чертежи этой проклятой штуковины, едва ли он станет делиться этим своим секретом. Да и Клара скорее всего ничего об этом не скажет, даже если знает что-либо. И все же…
– Но в основном – да, конечно, – продолжала Клара. – Дядя Гранвилл изобретает автоматы для своего собственного удовольствия. Мы надеемся, что после субботней демонстрации леди Ростен предложит нашему музею свое покровительство.
– Ваш дядя ищет покровителей?
– Он получает небольшие комиссионные, но покровитель – это всегда лучше, – ответила Клара. – А пока… Возможно, мне не следует бранить бедную миссис Фокс за то, что она настаивает на взимании платы с наших гостей.
– Но мой слуга…
Клара весело рассмеялась, и этот ее смех оказался таким неожиданным и вместе с тем настолько обворожительным, что Себастиан замер, глядя на нее в восторге – словно увидел радугу во время грозы. «О боже – от легкого покачивания головы завитки волос заплясали на ее шее – она прелестна!» – мысленно воскликнул Себастиан.
– Я надеюсь, ваш слуга ценит то, что ему доверили заботу о вашем кошельке, – сказала Клара. – Но поверьте, мистер Холл, я не собиралась вас в чем-либо упрекать. Вы мой гость, а значит, разговор о плате за посещение музея совершенно неуместен. А сейчас, прежде чем мы распрощаемся, приглашаю вас на чашечку чая.
Когда Себастиан последовал за Кларой в гостиную, в ушах у него все еще звучали отголоски ее смеха. Ох, еще немного, и он совершенно искренне захочет увлечь эту женщину, то есть вовсе не из-за поручения брата.
Разливая в гостиной чай, Клара решила, что Себастиан Холл пришел вовсе не для того, чтобы осмотреть механические игрушки. Сначала она подумала, что Себастиан пришел в музей действительно из-за интереса к механике, но он почти не смотрел на хитроумные дядюшкины механизмы. Тогда почему же мистер Холл хотел поговорить с дядей Гранвиллом? Если бы он собирался что-то купить или пожертвовать музею некую сумму, то, наверное, так бы и сказал. Или не сказал бы?
Тихий скрежет заставил Клару обернуться. Себастиан стоял перед полкой, рассматривая медного сверчка, а тот, двигая своими крылышками, издавал не очень-то приятное жужжание.
– Это я и имела в виду, когда говорила, что дядя еще не вполне освоил музыкальное сопровождение своих изобретений, – пояснила Клара.
– Понятно.
– А вы… могу я спросить, о чем вы хотите переговорить с дядей? – Клара поставила чашку на стол.
Себастиан обернулся и с деланой небрежностью – хотя несколько поспешно – сунул правую руку в карман.
– Леди Ростен с восторгом отзывалась о работах мистера Блейка – вот мне и захотелось их увидеть, – ответил гость и снова посмотрел на сверчка. – Возможно, я смогу вам кое-что посоветовать относительно музыкальной составляющей.
– Если вы оставите свою визитную карточку, я передам ее дяде, когда он вернется. Уверена, он тотчас с вами свяжется, чтобы договориться о встрече.
Клара очень ждала, что Себастиан примет ее предложение и откланяется. Но тот стоял, внимательно глядя на нее. Когда же он окинул взглядом в очередной раз ее фигуру, по телу Клары разлилось тепло, согревавшее, словно горячее какао в холодный вечер. Она ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев, а сердце забилось чуть быстрее – забилось в ритме, похожем на стук дождя по оконному стеклу. Но какое же это удовольствие! Насколько не похоже на те удары сердца, что погружали ее в бездну ужаса… А взгляд Себастиана Холла, казалось, проливал на нее потоки света, разгоняя мрак, еще недавно царивший в ее душе; этот взгляд обладал такой силой, что мог унять печаль, вызванную окончательным решением суда по Уэйкфилд-Хаусу.
Тут Себастиан подошел к ней почти вплотную, и его восхитительный запах, казалось, наполнил ее всю, разнесся по всему телу. Взгляд Клары скользнул по его лицу и остановился на губах. Не в силах отвести глаза от этого рта, Клара невольно подумала: «А каково будет ощущать прикосновение его прекрасных губ к моим губам?»
О боже! О чем она только думала?! Ведь все, что она хотела, единственное, чего ей…
Себастиан вдруг прикоснулся к Кларе и приподнял ее подбородок, так что ей снова пришлось взглянуть ему в глаза. А его пальцы были такими нежными и теплыми, и он держал ее за подбородок с такой осторожностью, с какой мог бы держать отделанную драгоценностями музыкальную шкатулку.
«Поцелуй меня, – мысленно попросила она, чувствуя, что ее все сильнее влечет к этому мужчине. – Поцелуй меня и прогони страх».
Клара заморгала, чтобы избавиться от жжения в глазах. У нее пересохло в горле, и она обхватила пальцами запястье Себастиана, сама не понимая, хочет ли убрать его руку или, напротив, задержать ее на своем лице. И ей вдруг ужасно захотелось провести рукой по его плечу, захотелось ощутить под своей ладонью…
Тут он вдруг склонил голову и поцеловал ее. И в тот же миг все тело Клары словно затопило ярким солнечным светом, теплым и ласковым…
Она судорожно сглотнула и сделала глубокий вдох. Близость Себастиана все сильнее ее волновала, наполняя жаром желания и стремлением к чему-то еще, до сих пор ей неведомому.
– О!.. – невольно вырвалось у нее, когда Себастиан вдруг крепко обнял ее и привлек к себе.
В следующее мгновение он снова ее поцеловал, легонько коснувшись губ языком. И это короткое, но такое восхитительное прикосновение вызвало у нее дрожь во всем теле. «Кем же он стал?» – подумала Клара. Она прекрасно помнила его таким, каким он был много лет назад, – любезным и талантливым юношей, который мог общаться и с королями, и с фермерами. Теперь же он стал совсем другим, и этот новый Себастиан Холл источал соблазн, противостоять которому было почти невозможно, поскольку он словно обволакивал ее восхитительным теплом, успокаивающим и дававшим чувство безопасности.
Не помня себя, Клара схватила Себастиана за лацканы сюртука и погрузилась в поцелуй, страстно желая, чтобы он длился целую вечность. Да, ей хотелось стоять так целую вечность, хотелось замереть в объятиях Себастиана и не отрываться от него, ибо она знала: как только он отстранится от нее – страдание вновь поглотит ее.
Клара прижалась к нему еще крепче, и его поцелуй стал более настойчивым. Ее кровь вскипела, и перед глазами заплясали разноцветные сполохи, но рожденные воспоминаниями о прошлом – о ней самой, молоденькой девушке, свято верившей в любовь и доброту, и необычайно талантливом и благожелательном молодом человеке, который, если он все еще существовал, мог бы сейчас ей помочь. Клара зацепилась за эту мысль, и надежда переполнила ее душу. Она положила руку на широкую грудь Себастиана и почувствовала, как под ее ладонью билось его сердце. И тут ей вдруг показалось, что теплая сила, исходившая от него, не только возбуждала у нее желание, но и вселяла надежду на то, что ей удастся вернуть сына, вернуть Эндрю.
Холодок пробежал у нее по спине от этой неожиданной мысли, и Клара, охваченная стыдом, резко отстранилась от Себастиана, поднесла ладони к пылавшим щекам и отвернулась. Сердце же ее подпрыгнуло чуть ли не к самому горлу.
Ох, она забыла… на несколько сладостных мгновений она забыла о своем сыне – вернее, вспомнила о нем лишь во вторую очередь.
Клара сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и, повернувшись, пристально посмотрела на Себастиана. Его глаза пылали жаром желания. Но было заметно, что она, внезапно отстранившись от него, привела его в замешательство. Ее сердце все еще бешено колотилось. О господи! Будучи молоденькой девушкой, она часто представляла, каким может быть поцелуй Себастиана Холла, но даже и вообразить не могла, что он окажется таким восхитительным. И почему-то этот поцелуй придавал ей необъяснимую, но твердую уверенность в том, что Себастиан Холл сможет каким-то образом помочь ей…
– Я… я полагаю, сейчас вам лучше уйти, – пробормотала Клара.
– Мне вернуться завтра?
– Дядя приедет завтра утром. Если вы хотите поговорить с ним, то, пожалуйста, приходите.
– Вот моя карточка. – Вновь став собранным и невозмутимым, Себастиан достал из жилетного кармана визитку и положил ее на стол. – Спасибо, что уделили мне время, миссис Уинтер.
Клара кивнула и, опустив глаза, подождала, когда Себастиан покинет комнату. Потом подошла к двери и услышала, как он прощался с миссис Фокс – его голос раскатисто звучал под сводом вестибюля, – а затем до нее донесся стук захлопнувшейся входной двери.
Клара торопливо подошла к окну и, прячась в тени, с минуту наблюдала, как Себастиан спускался по ступеням. Он двигался с грацией, присущей сильным и стройным мужчинам, – словно и не было того потерянного и опустившегося человека, которого она видела всего лишь несколько дней назад. Что-то сказав на ходу своему слуге, Себастиан хлопнул того по плечу и уселся в ожидавший его экипаж.
«Странно вести себя так со слугой», – подумала Клара. Но для Себастиана Холла такая фамильярность казалась вполне естественной. Он никогда не придавал особого значения общепринятым правилам поведения и нормам морали, тем более – мнению других людей. Но было ясно: в последние месяцы с ним что-то произошло, и это событие сильно повлияло на его характер.
Но ведь и она, Клара, тоже изменилась… Когда-то она старалась быть примерной дочерью и супругой – такой, какой хотели ее видеть отец и муж, желавшие устроить свою жизнь в полном соответствии со своими представлениями о порядке и комфорте. Клара согласилась выйти замуж за Ричарда Уинтера, который был на тринадцать лет старше, потому что ее отец хотел скрепить их деловое партнерство. Кроме того, отец обещал помочь Ричарду заполучить место в парламенте. Кларе же замужество позволило покинуть отцовский дом, но она так и осталась в его власти. Только будучи примерной женой и дочерью – покорной, практичной и благовоспитанной, – она могла избежать гнева своего отца.
Но когда родился Эндрю, Клара неожиданно поняла, что любовь может сокрушать все доводы разума подобно тому, как мощное половодье сокрушает все преграды на своем пути. Она узнала, что такое настоящая радость и что такое страх. И узнала, что значит любить кого-то – любить безоглядно и безоговорочно. Теперь-то она понимала, какие чувства когда-то испытывала ее мать.
Поэтому Клара твердо решила: чтобы вновь оказаться рядом со своим сыном, она будет предельно расчетливой, рассудительной и практичной. Если, конечно, осмелится.
