Глава 18
– Как ты смеешь подвергать нашу семью опасности?! – Казалось, даже воздух вибрировал от гневного голоса графа. – И это после того, что она сделала?!
– Она уедет из Лондона в пятницу, – сказал Дарайус с невозмутимым видом. – Кроме того, мать не собиралась никого оповещать о своем приезде.
– Хоть на это у нее ума хватило! – выпалил Раштон, переводя тяжелый взгляд на Себастиана. – Я знал, что это ошибка – полагаться только на тебя. Нельзя было рассчитывать на то, что ты примешь правильное решение – даже такое, которое непосредственно касается твоего будущего. Ты хоть понимаешь, какой скандал разразится, если Фэрфакс выдвинет обвинения против своей дочери? Когда ты об этом узнал?
– Еще до свадьбы, – признался Себастиан. Он шагнул к двери, испытывая непреодолимое желание броситься за Кларой; его одолевали тревожные предчувствия. – Но мы не думали, что он может предать огласке свои подозрения. Чего он этим добьется?
– Его мотивы меня не касаются! – отрезал Раштон, подходя к камину. – А вот возможные обвинения в адрес твоей жены касаются самым непосредственным образом.
– Мы могли бы все это повернуть против него самого, – заметил Дарайус. – Фэрфакс должен удовлетворить требования своих кредиторов. Так что если бы мы могли выделить достаточно средств…
– Я не собираюсь полагаться на милость человека, который угрожает своей дочери обвинением в убийстве, – перебил Раштон. – Даже если я отдам ему все свое состояние, все равно не получу никаких гарантий, что он будет молчать. – Граф бросил сердитый взгляд на Себастиана. – Тем более что у меня нет доказательств того, что его обвинения ложны.
– Клара не убивала своего мужа. – На скулах Себастиана заиграли желваки.
– Разумеется, она так говорит. Но у тебя ведь нет доказательств ее невиновности, не так ли?
– Они мне не нужны.
– А ты… – Раштон обернулся к Дарайусу, и по его лицу было видно, что он с трудом сдерживает гнев. – Поскольку ты проживаешь в России, тебя и до этого можно было бы считать врагом Англии. И вот сейчас миссис Холл рассказывает мне, что ты разыскиваешь чертежи шифровальной машины, которую можно использовать в военное время. Твоя преданность короне может оказаться под серьезным сомнением. А если откроется, что ты располагаешь такими чертежами, то у Министерства внутренних дел обязательно возникнут вопросы. И что ты сможешь сказать в свое оправдание, если они обвинят тебя в намерении использовать такую машину против британских войск?
– У них не возникло бы никаких вопросов, если бы вы, милорд, профинансировали создание и испытание такой машины для использования Министерством внутренних дел.
– С какой стати я должен финансировать твои проекты? – проворчал граф.
– Потому что это самый прогрессивный и эффективный способ передачи зашифрованных сообщений между британскими войсками. Мы с Гранвиллом Блейком можем доказать, что такие шифры невозможно взломать.
Раштон пристально посмотрел на сына, но прежде чем Дарайус успел что-либо сказать, в дверь постучали. Себастиан обернулся на стук, и в приоткрывшейся двери показалась миссис Фокс.
– Прошу прощения, джентльмены. – Она деликатно кашлянула и посмотрела на Себастиана. – Мистер Холл, можно вас на минутку?
Себастиан вышел в холл, и дама протянула ему сложенную записку.
– Мальчик-посыльный только что принес это для миссис Холл. Он сказал, что это послание от дворецкого лорда Фэрфакса. Я подумала, что вам следует об этом знать. Миссис Холл ушла в ужасной спешке, и вид у нее был весьма неважный.
– Ушла? – переспросил Себастиан.
Миссис Фокс утвердительно кивнула.
– У вас все в порядке, мистер Холл?
Пожав плечами, Себастиан мельком глянул на записку. Смяв листок, он бросил его в мусорную корзину, потом рывком открыл дверь гостиной и сказал:
– Дэвис сообщает что Фэрфакс собирается отвезти Эндрю на континент. Они уезжают завтра.
Дождь стучал по крыше кеба. Одинокие пешеходы, обходя широкие лужи, спешили по своим делам, держа над головой зонты, похожие на темные грибы. Сидевшая в экипаже Клара пристально вглядывалась в освещенные окна дома лорда Фэрфакса.
– Господи, пожалуйста, – шептала она, – пусть он выйдет. Пусть они пойдут куда-нибудь, куда угодно – лишь бы Эндрю оказался вне пределов дома Фэрфакса. А я уж что-нибудь придумаю…
Ее внимание привлек остановившийся у особняка экипаж. Когда же из него выскочил Себастиан, тотчас решительно направившийся к дому Фэрфакса, Клара от испуга едва не вскрикнула. Ведь если он намеревался пойти на конфликт с ее отцом…
Клара в тревоге распахнула дверцу кеба.
– Себастиан! – позвала она.
Остановившись, он обернулся; дождь ручьями стекал со шляпы ему на плечи. Через мгновение он уже сидел рядом с ней в кебе, и лицо его было искажено от гнева и… Страха?
– Что… – Шумно выдохнув, Клара вцепилась в его рукав. – Что случилось?
– Завтра он уезжает в Швейцарию. Вместе с Эндрю.
– Нет! – Силы разом покинули Клару, и остались лишь ужас и безысходность. Она откинулась на спинку сиденья, продолжая цепляться за рукава мужа как за последнюю надежду. – Он не может так поступить.
– В любом случае этого не будет, – решительно заявил Себастиан. Он взялся за ручку дверцы. – Жди меня здесь.
– Нет! – снова выкрикнула Клара, еще крепче вцепившись в его рукав. – Не ходи к нему, Себастиан.
– Но я только… – Он умолк, бросив взгляд на дверь особняка.
Эндрю, его наставник и слуга спускались по ступеням к ожидавшему их экипажу.
Минуту спустя Себастиан приказал кучеру ехать следом за экипажем барона и захлопнул дверцу кеба. Кеб, грохоча по мостовой, ужасающе медленно покатил за каретой – пятнистая кобыла не могла тягаться со свежей парой Фэрфакса. К счастью, дождь усилился, и это замедлило движение всех экипажей, так что кучеру удалось не потерять из виду карету барона, вскоре остановившуюся у входа в Британский музей.
Клара попыталась выйти из кеба раньше Себастиана, но он удержал ее на месте.
– Жди здесь, – велел он жене и выпрыгнул на тротуар как раз в тот момент, когда Эндрю с гувернером выходили из экипажа.
У Клары от волнения перехватило дыхание. Она посмотрела вслед Себастиану, стремительно перебежавшему улицу под проливным дождем. Увернувшись от фургона, он протиснулся между двумя фаэтонами и взлетел на ступеньки музея раньше Эндрю.
Мальчик и его наставник отшатнулись при виде промокшего насквозь незнакомца. Потом наставник взял Эндрю за руку, но в этот момент Себастиан рванулся вперед, подхватил мальчика и, крепко прижав к себе, побежал к кебу.
Смертельно побледневший наставник в ужасе замер; Эндрю же отчаянно колотил Себастиана кулаками, пытаясь высвободиться. Слуга барона, выпрыгнув из кареты, погнался за Себастианом, но его башмаки скользили по мокрым булыжникам мостовой, и он явно отставал.
Наконец Себастиан добрался до кеба, и Клар, а распахнув дверцу, радостно воскликнула:
– О, Эндрю!..
В следующее мгновение Себастиан с мальчиком на руках запрыгнул в кеб, и Клара, всхлипнув, прижала к себе сына.
– Пошел! – крикнул Себастиан вознице. – На вокзал Паддингтон!
Но возница колебался. А слуга приближался, и выражение его лица было преисполнено решимости.
Тут Себастиан забарабанил кулаком в стенку экипажа, и кеб тронулся как раз в тот момент, когда слуга схватился за ручку дверцы. Его ноги снова заскользили по камням, и он ослабил хватку, затем выпустил ручку. Кеб же, громыхая по мостовой и набирая скорость, покатил по Грейт-Рассел-стрит в направлении вокзала.
Клара крепко прижимала Эндрю к груди, не смея поверить, что вновь обнимает своего сына. Вся его худенькая фигурка была напряжена, но затем страх исчез, мальчик прижался к матери и обнял ее за шею. А Клара уткнулась лицом в его темные влажные волосы и снова всхлипнула. Фэрфаксу придется разорвать ее пополам, чтобы вновь забрать у нее сына.
Когда они остановились перед вокзалом, Себастиан помог Кларе с сыном выбраться из кеба, дал кучеру несколько монет и быстро направился к кассе.
Клара оторвалась от Эндрю и, глядя ему в лицо, прошептала:
– С тобой все в порядке?
Мальчик кивнул, но ничего не сказал. Поезд, выпуская клубы дыма и пара, подкатил к станции, и началась высадка пассажиров. Затем кондуктор объявил посадку.
Осмотревшись, Клара увидела Себастиана, шедшего к ним с билетами в руках. Он протянул жене два билета и повел к вагону. Внезапно раздался громкий окрик, и Клара резко обернулась, прижимая к себе Эндрю. Констебль, ведомый слугой Фэрфакса, протискивался сквозь толпу, явно направляясь к Себастиану. Люди же в удивлении расступались.
Клара пробиралась к вагону, крепко удерживая Эндрю за руку. Констебль был уже близко. Людская стена на время закрыла дверь вагона, и в этот момент Себастиан вдруг отошел от Клары. Она обернулась и увидела, как он двинулся навстречу приближавшемуся полицейскому, потом бросился к слуге и повалил его на платформу. Какая-то женщина пронзительно закричала. Люди начали разбегаться.
– Себастиан! – воскликнула Клара, но толпа оттеснила ее к вагону и она ухватилась за поручень рядом с дверцей.
В очередной раз оглянувшись, Клара увидела, что констебль смотрит в ее сторону. В этот момент поезд качнулся – казалось, он вот-вот тронется. Себастиан вдруг схватил слугу за руку и завернул ему за спину. Тот взвыл от боли, и тогда констебль бросился к дерущимся, чтобы разнять их. Клара втолкнула Эндрю в вагон и тотчас вошла сама. Сзади ее теснила какая-то дама, и в то же мгновение проворный, как кошка, Себастиан отпустил слугу, потом оттолкнул полицейского и рванулся к поезду. Ухватившись за поручень левой рукой, он запрыгнул в вагон, когда поезд уже набирал скорость.
Захлопнув за собой дверь, Себастиан повернулся к Кларе. Та схватила его за руку.
– С тобой все в порядке?
Он лишь кивнул, тяжело дыша. Они все вместе прошли в глубину вагона. Клара села рядом с сыном, прижав его к груди. Себастиан устроился напротив; он все еще не мог отдышаться.
– Что сегодня случилось? – шепотом спросила Клара.
– Дворецкий твоего отца прислал записку, в которой сообщил, что завтра Фэрфакс уезжает. – Себастиан выпрямился и запустил пятерню в волосы. – Похоже, он понял, что барон задумал недоброе…
Эндрю вздрогнул в объятиях матери. Клара посмотрела на сына и смахнула прядь каштановых волос с его лба.
– Ты знал об этом? – спросила она. – Почему дедушка хотел тебя увезти?
Эндрю не ответил и, отвернувшись, стал смотреть в окно. Клара со вздохом взглянула на сына. Она не стала требовать ответа, лишь крепче обняла мальчика за плечи.
– Куда мы направляемся? – спросила она у Себастиана, стараясь говорить очень тихо, чтобы их не услышали другие пассажиры.
– В Девон. В наше родовое гнездо. Мы остановимся там, пока не решим, что делать дальше.
Они надолго замолчали. Поезд громыхал по рельсам, а дождь стучал в окна, размывая темневшую панораму лондонских улиц, на смену которым вскоре пришли загородные просторы.
Среди пассажиров начали завязываться разговоры, и через некоторое время появился проводник с чаем и сухим печеньем. Когда Эндрю задремал, убаюканный стуком колес и покачиванием вагона, Клара снова посмотрела на мужа. Она боялась спрашивать о результатах его разговора с Раштоном, поэтому спросила:
– Ты виделся с матерью?
Он кивнул.
– Ты не расскажешь мне, о чем вы говорили?
Себастиан вздохнул и провел ладонью по небритой скуле.
– Очевидно, она отказалась от всего во имя любви.
– Любви?.. – Перед Кларой возник образ Екатерины Лесковой. Спокойная, совершенно невозмутимая, эта женщина, как казалось, находилась в полном согласии с самой собой. Неужели любовь стала тем бальзамом, который исцелил все ее душевные раны?
– Себастиан, расскажи мне ее историю.
Он молча отвернулся к окну, но все же спустя минуту начал рассказывать о своей встрече с Екатериной и о том, как она, повстречав молодого офицера, обрела любовь настолько сильную, что решилась оставить свою семью.
Когда Себастиан закончил свой рассказ, Клара молча потупилась, думая о том, что обманула мужа, предала его. Но она поступила так, потому что прежде всего думала об Эндрю. Она поступила так, потому что хотела вернуть своего сына. А предательство Екатерины, напротив, разлучило ее с детьми, и этого Клара никогда не сможет ни понять, ни принять.
Уставившись в залитое дождем окно вагона, Клара наконец дала волю так долго сдерживаемым чувства, переполнявшим ее грудь. Она смотрела на отражавшийся в оконном стекле профиль Себастиана и украдкой смахивала слезы, катившиеся по ее щекам. Ведь она сделала это только потому, что хотела оградить мужа от гнева своего отца. А получилось так, что он присоединился к ней в этом бегстве, которое могло погубить и его самого.
– Ты прощаешь ее? – прошептала Клара очень тихо, и ей показалось, что Себастиан не услышал ее.
Но несколько секунд спустя он поднял на нее взгляд, в котором уже не было той теплоты, к которой так привыкла Клара.
– Да, я прощаю ее. Но не думаю, что когда-нибудь захочу снова ее увидеть.
Залитый лунным светом Форестон-Мэнор окружали высокие деревья с разветвленными кронами, стоявшие вокруг особняка как часовые.
Сразу по прибытии Себастиан объявил проживавшей в доме прислуге, что они с Кларой и Эндрю останутся в поместье на ближайшие несколько дней. Экономка тотчас вызвала из деревни двух девушек, на которых возложили обязанности горничных, а беглецы сразу же легли спать. После всего произошедшего даже Себастиану захотелось немного вздремнуть в эти ранние утренние часы.
Когда он проснулся, за окнами уже ярко сияло солнце. Себастиан умылся, оделся и спустился вниз. Из столовой доносился голос Клары: она, по-видимому, разговаривала с экономкой.
Себастиан направился в гостиную, где стоял огромный рояль, прикрытый покрывалом. Откинув ткань, он открыл крышку, отодвинул мягкий табурет и сел за инструмент. Как часто он играл на этом рояле за последние годы? Последний раз – весной, когда приезжал сюда с Александром, Лидией, Раштоном, Талией и ее другом лордом Каслфордом.
Себастиан помассировал правую руку, вспоминая доброжелательную и веселую атмосферу тех выходных. Тогда он много играл Моцарта, одного из любимых композиторов Талии.
Он провел левой рукой по черно-белым клавишам и проиграл отрывок из Сонаты № 15 Моцарта. Сыгранный левой рукой, этот этюд выдавал гармонии от бледно– до ярко-желтого. Когда аккорды умолкли, Себастиан опять проиграл отрывок. Затем – снова и снова.
Он сыграл этот отрывок еще дважды, когда краем глаза вдруг уловил движение у двери. Там нерешительно топтался Эндрю с книжкой в руках.
– Заходи, – сказал ему Себастиан. – Ты когда-нибудь играл на рояле?
Мальчик отрицательно покачал головой.
По пути в Форестон-Мэнор Клара объяснила сыну, что они с Себастианом поженились, но это сообщение, казалось, не вызвало у мальчика никакой реакции: он не произнес ни слова.
– Заходи же, – пригласил Себастиан.
Эндрю осторожно подошел к нему; его взгляд был прикован к клавишам.
– Держи руки вот так. – Себастиан усадил малыша на сиденье и положил его руки на клавиши. – Эта клавиша называется «до». Если положить большой палец на «до», то остальными ты сможешь нажать на «ре», «ми», «фа» и «соль».
Он наблюдал, как Эндрю нажимал на клавиши, прислушиваясь к звукам. Затем положил его правую руку на клавиатуру.
– Ты знаешь песенку «У Мэри был барашек»?
Эндрю кивнул.
Себастиан проиграл первые несколько нот и пропел начало песенки.
– Положи средний палец на ноту – ми. Теперь попробуй только эти ноты – вниз, а затем вверх.
Он выпрямился, когда мальчик положил пальцы на соответствующие клавиши и проиграл простенькую мелодию.
– Затем второй барашек рядом с этой клавишей, которая называется «ре». – Себастиан три раза сыграл ноту. – Слышишь, что этот звук чуть ниже?
Эндрю снова положил руку на клавиши и сыграл мелодию, закончив нотой ре. После этого Себастиан показал ему третью – ноту соль, и он испытал необыкновенное удовольствие, когда малыш сыграл первую строчку правильно.
– Очень хорошо. – Себастиан заглянул мальчику в лицо. – Дедушка приглашал для тебя учителя музыки?
Эндрю покачал головой и сосредоточился на ноте соль. Когда вошла Клара, обернулся. А она в нерешительности остановилась у двери и, покосившись на мужа, спросила:
– Эндрю, хочешь посмотреть оранжерею?
Мальчик отрицательно мотнул головой и вновь повернулся к клавишам, но Клара не собиралась отступать.
– А в другом конце дома еще есть библиотека, – продолжила она. – Уверена, что мистер Холл не будет возражать, если мы выберем там несколько книг для чтения.
Эндрю ничего не ответил. Клара закусила губу – неуверенность начала перерастать в тревогу. Себастиан же, повернувшись к мальчику, сказал:
– Эндрю, скоро миссис Данверс приготовит завтрак. А пока я покажу тебе речку, где мы с братьями обычно ловили рыбу.
Эндрю опять прижал пальцы к клавишам, затем вскочил и повернулся к двери.
– Я погуляю с ним, – сказал Себастиан жене.
Он пропустил мальчика вперед, и они направились в сад. Шли по выложенной плиткой тропинке, вьющейся вокруг клумб, где все еще цвело несколько поздних роз. Себастиан не стал задавать вопросов, ответом на которые могло быть молчание, а просто говорил: рассказывал о тех летних днях, которые проводил здесь с братьями и сестрой, вспоминал о шумных играх, которые они устраивали на заросших травой склонах, о том, как они лазали по деревьям. Он указывал на конюшни, на дорогу, ведущую в деревню, на поле, где они занимались стрельбой из лука.
Эндрю никак не комментировал рассказ Себастиана, хотя видно было, что он слушал. То ли мальчик действительно не мог говорить, то ли сознательно предпочитал молчание. Вероятно, это и был тот недостаток, который побудил Фэрфакса обратиться к доктору.
Когда они вернулись в дом, миссис Данверс подала довольно плотный завтрак, состоявший из яичницы с беконом и тостов. Эндрю молча позавтракал и снова отправился в сад. Провожая сына, Клара предупредила его, чтобы не уходил слишком далеко. Посмотрев на мужа, она тихо сказала:
– Мне очень жаль…
Он пожал плечами и, сунув правую руку в карман, пробормотал:
– Неужели ты думала, что я не стану тебе помогать? Неужели полагала, что я не смогу?
– Я пыталась оградить тебя от неприятностей. Мой отец угрожал распустить слухи, что я виновна в смерти Ричарда. Я надеялась, что если уеду, то он сосредоточит все внимание на мне и оставит твою семью в покое.
– Он никогда не смог бы доказать, что ты имеешь какое-либо отношение к смерти Ричарда.
– Но ведь этого никто не знает, не так ли? – Клара нервно прошлась по комнате. – Полагаешь люди не поверят лорду Фэрфаксу, находившемуся в прекрасных отношениях со своим зятем? К тому же он очень заботливый дедушка. На что бы я смогла опереться, защищаясь от подобного обвинения?
– Я – твоя опора! – выпалил Себастиан. – Почему ты не доверилась мне? Ведь я обещал помочь тебе, правда?
Клара резко развернулась и посмотрела мужу в лицо.
– Я тебе доверилась.
– Если бы действительно доверилась, то не стала бы обращаться за помощью к моему отцу.
– Я к нему не обращалась, – ответила Клара со вздохом. – Он пришел в музей, чтобы поговорить о моих отношениях с Фэрфаксом, и я… Мои планы нарушил дождь. Когда же лорд Раштон стал меня расспрашивать, я поняла, что он единственный знакомый мне человек, обладающий большей властью, чем мой отец. И я тогда подумала: если уж он не сможет мне помочь, то кто же тогда сможет?
– Я бы смог.
– У нас не оставалось времени, Себастиан. Если бы Фэрфакс увез Эндрю в частную клинику, что бы мы могли сделать?
– И ты сочла возможным рассказать графу о моей матери? – Себастиан стиснул зубы. – И о моей руке – тоже, ведь так?
Клара прижала ладони к пылающим щекам.
– Мне очень жаль, но я…
– Зачем ты ему рассказала?!
– Потому что испугалась. Представь, что бы произошло, если бы Фэрфакс осуществил свою угрозу. Когда твой отец сказал, что хочет пообщаться с моим отцом, я попыталась предупредить его, что Фэрфакс может оговорить меня. Тогда я решила, что если буду откровенна с лордом Раштоном, то он примет мою сторону.
– К сожалению, ты не подумала о последствиях такой откровенности.
Клара в отчаянии воскликнула:
– Но я хотела вернуть сына! Именно на это я надеялась, когда решилась на разговор с твоим отцом. Если бы он предложил свою помощь… – Снова вздохнув, Клара рухнула в кресло. – Мне очень жаль, Себастиан. Во всем произошедшем следует винить только меня. Потому что Фэрфакс теперь…
– Ты полагаешь, я это допущу? – возмутился Себастиан. – Думаешь, я позволю, чтобы тебя оклеветали только за то, что ты пыталась вернуть себе сына? Боже мой, Клара, за кого ты меня принимаешь?!
– Я прекрасно знаю тебя, Себастиан. Знаю уже долгие годы, с того самого момента, как впервые встретила в Дорсете. Ты добрый и великодушный. И очень талантливый. Ты готов сделать все, чтобы помочь тем, кого любишь. Я в этом никогда не сомневалась. Но у меня не оставалось времени. Рассказать все твоему отцу – в этом был мой последний шанс. И если бы он согласился помочь, то мне не пришлось бы бежать.
– И куда же ты собиралась направиться?
– Подальше отсюда. Во Францию. Затем в Америку, если бы смогла. Только бы подальше от моего отца, туда, где он не смог бы меня найти.
– И я бы ничего о тебе не знал?
– Чем меньше бы ты знал, тем лучше было бы для всех нас.
Скрипнула и отворилась дверь. В дверном проеме стоял Эндрю, державший в руках отчаянно вырывавшуюся черную с белым кошку. Видимо почувствовав витавшее в воздухе напряжение, мальчик переводил взгляд с матери на Себастиана, не решаясь войти в комнату.
Заставив себя улыбнуться, Себастиан подошел к двери.
– А… так ты нашел Мину? – Он почесал кошку за остренькими ушками, и эта ласка успокоила животное. – Она немного пуглива, но вполне послушна, когда ее покормят. Посмотри, не найдется ли у миссис Данверс для нее немного рыбки.
Эндрю кивнул и поспешил на кухню. Сделав глубокий вдох, Себастиан снова повернулся к жене. Глядя на него настороженно, Клара пробормотала:
– Я не хотела, чтобы так получилось… Я лишь хотела забрать своего сына.
Себастиан прекрасно это знал. Знал с того самого момента, как Клара сделала ему предложение.
– А чего еще ты хотела?
– Чего еще?
– Почему ты попросила меня жениться на тебе? – Сердце его отчаянно колотилось. – Ведь если перевод Уэйкфилд-Хауса на имя барона был твоей единственной заботой, то для этой цели подошел бы любой мужчина.
Щеки Клары окрасил нежный румянец.
– Нет, не любой. Такая мысль вообще не приходила мне в голову, пока ты не вернулся в мою жизнь.
– А может, такая мысль пришла тебе в голову потому, что я сын графа? Вероятно, уже тогда ты думала о том, что у моего отца имеются возможности и связи, которых не было у вас с Гранвиллом?
Клара пожала плечами.
– А что, если и так? Разве ты не отнесся бы к этому с пониманием? Разве стал бы меня за это винить?
Себастиан покачал головой. Нет, он не винил бы Клару за то, что она рассчитывала на влияние графа Раштона. Но он бы очень огорчился, если бы выяснилось, что по этой единственной причине она сделала ему предложение.
– Когда ты отказался обратиться к нему за помощью, я решила, что все закончится крахом. Но я не могла допустить, чтобы Фэрфакс погубил тебя, распуская обо мне лживые слухи. Что еще мне оставалось делать? Вот я и решила обратиться за помощью к твоему отцу…
– Могла бы посоветоваться со мной.
– Нет! – Клара судорожно сглотнула. – Нет, не могла, поскольку в таком случае подвергла бы тебя дополнительному риску. А ведь именно этого я хотела избежать…
Клара подошла к мужу и, положив дрожащую руку ему на грудь, почувствовала, как под ее ладонью стучит его сердце.
– У меня была надежда, что влияние твоего отца окажется полезным, – продолжила она. – Я бы солгала, если бы сказала иначе. Но это не единственная причина. Я вышла за тебя замуж, потому что хотела выйти именно за тебя, за Себастиана Холла, великодушного человека и талантливого пианиста. Хотела выйти замуж за человека, заставлявшего людей улыбаться, просто оказываясь рядом. За человека, который ткал музыкальные узоры, услаждавшие слух…
Себастиан так крепко схватил жену за руку, что она едва не вскрикнула. Задыхаясь от волнения, он прошептал:
– Того человека, Клара, больше нет.
Глядя прямо ему в глаза, она решительно покачала головой.
– Нет, он есть.
В это мгновение будто электрический разряд проскочил между ними, и на Себастиана нахлынули воспоминания о последних месяцах, проведенных словно в безводной пустыне, ожившей лишь с появлением Клары. Только с ней он вновь почувствовал себя живым и, пожалуй, даже счастливым. Только с ней он снова начал верить, что его будущее зависит только от него самого, – поверил, что у него есть выбор.
Тут Клара приподнялась на цыпочки и крепко прижалась губами к его губам. Тотчас же по его телу словно пробежали искры. Обхватив жену за талию, Себастиан впился в ее губы страстным поцелуем. Ее груди крепко прижались к его груди, и она, обвивая руками шею мужа, запустила пальцы в его густые волосы. Когда же поцелуй их прервался, она прошептала:
– Я всегда буду любить тебя, и для меня твоя внутренняя сущность никогда не менялась.
Месяц назад Себастиан не поверил бы в искренность этих ее слов, но приезд во Форестон-Мэнор напомнил ему о радостях юности, когда было возможно все. Впервые за несколько месяцев, сидя за своим старым пианино, он почувствовал, как музыка снова заструилась в его крови.
Отстранившись от Клары, Себастиан отступил на шаг и, сделав над собой усилие, пробормотал:
– Я верю, что ты любишь меня, Клара, потому что очень хочу в это верить.
* * *
Екатерина Лескова сидела в номере отеля «Альбион». На ней было простенькое черное платье из хлопчатой ткани, а свои седеющие волосы она стянула на затылке в тугой узел. Ее поза, а также выражение уверенности и невозмутимости на лице, напоминали о той величественной графине, какой она когда-то была. И только сверкающие темные глаза намекали на толику горячей цыганской крови, бежавшей в ее жилах.
А вот Бенджамин Холл, граф Раштон, с трудом сдерживался: его захлестнул приступ гнева, когда он впервые за последние три года увидел свою бывшую жену. Сняв цилиндр, граф сверлил ее яростным взглядом.
– Здравствуйте, милорд. – Голос Екатерины звучал ровно, но теплоты в нем не было. – Я уверена, что никто, кроме Дарайуса, Себастиана и вас, не знает, что я в Лондоне.
– Надеюсь, что это так и останется, мадам, – проворчал Раштон.
– Да, конечно. – Екатерина встала, не желая смотреть на графа снизу вверх. – Не беспокойтесь, мое пребывание в Лондоне никоим образом не отразится на вашей репутации.
– Простите, но ваши обещания не кажутся мне достойными доверия.
Екатерина внимательно посмотрела на бывшего мужа.
– Дарайус говорил мне, что вы неплохо себя чувствуете. Рада была это узнать.
– Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать свое здоровье. Я хочу знать, когда вы наконец покинете Лондон. Надеюсь, это произойдет очень скоро, тем более что вы снова вмешались в дела моей семьи.
– Ничего подобного, граф. Я только хотела узнать, что произошло с Себастианом. Несмотря ни на что, они остаются моими детьми.
– Детьми, которых вы бросили! – гневно воскликнул Раштон. – Что ж, теперь, когда вы знаете, что у них все в порядке, можете уезжать.
– Я хочу… хочу, чтобы вы позволили мне поддерживать с ними связь.
Раштон в раздражении передернул плечами.
– Они уже взрослые, Екатерина. Однако… Хотя я считаю вас персоной нон грата, у меня нет ни возможности, ни желания препятствовать вашему общению. Это со всей очевидностью доказал случай с Дарайусом. Но запомните мои слова: если я услышу за спиной хоть один шепоток, то приму все меры, чтобы прекратить вашу переписку. А если вы попытаетесь встретиться с Талией, то найду способ упечь вас в тюрьму.
Глаза Екатерины гневно сверкнули, но она все же кивнула.
– Да, понятно. Но поверьте, Талия никогда не согласится встретиться со мной. Как и Александр.
– Это делает им честь. – Раштон повернулся к двери, но, взявшись за ручку, остановился и, не обернувшись, добавил: – Екатерина, ты ведь причинила им столько боли. Пойми, будет лучше, если ты окончательно исчезнешь из их жизни.
Раштон сразу же почувствовал отчаяние, прозвучавшее в голосе бывшей жены. Но он не поддался чувству жалости. Дарайус рассказал ему о смерти мужа Екатерины, но, несмотря на это, граф не собирался сочувствовать этой женщине.
– Я любила его, – тихо сказала она.
Раштон по-прежнему стоял у двери.
– Его? – переспросил он.
– До встречи с ним я ничего не знала о любви, – продолжала Екатерина. – Я не знала, что значит любить, но виню только себя, поскольку даже не пыталась взрастить в себе это чувство. Я думала, что безрадостная семейная жизнь – удел любой женщины.
– Наша семейная жизнь была совершенно безупречной, – процедил Раштон сквозь зубы. Да-да, их семейная жизнь была образцом респектабельности. Многие солидные джентльмены могли только позавидовать такой жизни.
– Вот именно… – сказала Екатерина с печалью в голосе. – Наша семейная жизнь внешне была безупречной, но не такой, какой хотелось бы каждому из нас.
Так и не обернувшись, Раштон вышел из комнаты. Сев в дожидавшийся его экипаж, граф велел кучеру отвезти его обратно на Кинг-стрит. Он старался выбросить из головы воспоминания о своей жизни с Екатериной, пытался избавиться от мысли, что если бы что-то сделал по-другому – хотя он понятия не имел, что именно, – то Екатерина, возможно, не совершила бы того, что совершила. Да, возможно, она не полюбила бы другого мужчину, и тогда бы все у них…
Выругавшись сквозь зубы, граф отбросил наводившие тоску мысли, в которых теперь не было никакого смысла. Он вышел из экипажа у своего дома, и встречавший его дворецкий сообщил, что графа дожидается гость – лорд Фэрфакс, который заявил, что прибыл для серьезного разговора.
– Сэр Фэрфакс утверждает, что должен сообщить вам нечто очень важное, – добавил Сомс, принимая у хозяина пальто и цилиндр. – Я попросил этого джентльмена подождать в кабинете. Но, может быть, передать ему, что вы не сможете его принять?
– Нет, все в порядке, Сомс. – Раштон направился к кабинету.
Фэрфакс встал при его появлении. Худощавый, с хмурым лицом, он протянул руку и представился.
– Добро пожаловать, сэр Фэрфакс. Сожалею, что мы до сих пор не познакомились.
Губы барона растянулись в усмешке.
– Боюсь, что теперь вам, вероятно, придется сожалеть о том, что наше знакомство состоялось.
Граф нахмурился и обошел вокруг стола. Фэрфакс же снова уселся в кресло, положив ногу на ногу.
– Как поживает ваша семья, сэр Раштон? – осведомился он светским тоном.
Услышав этот безобидный вроде бы вопрос, Раштон насторожился.
– У них все хорошо. Благодарю вас, сэр.
– Насколько мне известно, ваш сын оставил свою музыкальную карьеру, – продолжил Фэрфакс. – Это действительно так?
Чувство досады охватило Раштона. Его настолько выбило из колеи появление бывшей жены и предательство сыновей, что он даже думать забыл о проблеме Себастиана. Да ему и не хотелось об этом думать.
– Да, это действительно так, – подтвердил граф.
– И каковы же планы мистера Холла на будущее?
– Он рассматривает возможность занять должность в Патентном бюро.
– Что ж, в таком случае должен вас предупредить: глава Патентного бюро, вероятно, не захочет принимать вашего сына на службу, когда узнает, что он преступник.
При последнем слове гостя Раштон вздрогнул как от удара. Вскинув голову, он пристально взглянул на Фэрфакса.
– Что вы сказали?
– Моего внука Эндрю похитили, – сказал барон. Он немного помолчал, стараясь усилить эффект от своего следующего заявления. – И это преступление совершили моя дочь Клара и ваш сын Себастиан.
Ледяной холодок пробежал по спине Раштона. Он еще вчера понял, что с Себастианом что-то не так, когда тот покидал дом в ужасной спешке. Но граф не счел нужным задавать гостю вопросы. Он и так знал, что Себастиан пошел бы на все ради Клары и ее сына, даже если бы пришлось нарушить закон. Да-да, Себастиан вполне был способен на такой поступок. На очень серьезный поступок.
Потирая переносицу, граф пробормотал:
– Откуда вам это известно?
– Мой слуга стал свидетелем похищения и преследовал их до вокзала Паддингтон. Но он не смог помешать им сесть в поезд. Я предположил, что это бегство просто уловка и что вскоре они вернутся в Лондон, но их до сих пор нет ни в музее мистера Блейка, ни в городском доме вашего сына. – Фэрфакс снова помолчал. – А они не пытались найти убежище здесь?
– Разумеется, нет, – ответил Раштон. Он вдруг вспомнил все, что рассказывала ему Клара. – Но почему они решились на такой шаг?
– Муж Клары оставил сына под моей опекой, – объяснил Фэрфакс. – Он понимал, что если с ним что-нибудь случится, то сама Клара не сможет позаботиться об Эндрю. И его предположение, к сожалению, подтвердилось. Моя дочь покинула Мэнли-парк.
– Но почему же она все-таки сочла возможным пойти на похищение?
– Я вынужден был ограничить общение Клары с сыном, – ответил Фэрфакс, опустив глаза. – После смерти отца мальчик находился в ужасном состоянии, поэтому я решил, что контакт с психически нездоровой матерью еще больше навредит ему. А недавние действия моей обезумевшей дочери лишь подтвердили правильность такого решения.
Из-под насупленных бровей Раштон пристально смотрел на собеседника. Его неприязнь к этому человеку усиливалась, хотя он не мог точно определить источник этого чувства.
– Мой слуга и наставник Эндрю стали свидетелями того, как мистер Холл схватил мальчика у входа в Британский музей, – продолжал Фэрфакс. – Затем они сели в поезд, следовавший по Западной железной дороге, но у меня не было возможности узнать, где они могли бы сойти. И вот я здесь, чтобы задать вам этот вопрос. Сэр, вы знаете, куда они могли направиться?
Западная железная дорога?.. Раштон молчал, уставившись на массивное пресс-папье, стоявшее возле чернильного прибора. Он знал, куда направился Себастиан. Только одно место на свете могло послужить им убежищем.
Через минуту Фэрфакс выпрямился в кресле и встал.
– Если вы не поможете мне вернуть внука, граф, я позабочусь о том, чтобы вашего сына арестовали и отправили на каторгу.
