Пролог

Меня зовут Алиса.

Наверное, на этом можно было бы закончить. Ведь я-то знаю, что хочу сказать. Я – это я, Алиса Сэлмон. Высокая, вполне обыкновенная и с большим размером ноги; мои волосы вьются при малейшей влажности. Часто переживаю по мелочам, жить не могу без музыки и считаю себя заядлым книжным червем. Люблю природу, но умираю от страха при виде паучка.

Обычно все зовут меня Алисой, но иногда – Ал, Али или Лиссой, хотя я терпеть не могу последнюю версию. Когда я была маленькой, у меня была куча разных прозвищ – Али-Баба или Лиса, например, – но больше всего мне нравилась «Оса», особенно когда меня так называл папа.

Дядя зовет меня Лаисой – это анаграмма имени Алиса, правда, иногда я путаю анаграмму с анахронизмом. «Как раз про меня, я уже старый дед!» – всегда заявляет папа, когда речь заходит об анахронизмах. Хотя на самом деле слово «дед» не анахронизм, а палиндром. Это я вчера узнала.

Мне нравится копаться в таких мелочах, и пусть моя лучшая подруга Меган утверждает, что я похожа на ходячий словарь. Не подумайте, что я хвастаюсь, но раз уж собираешься в университете изучать английский, надо соответствовать. Надо хорошо сдать экзамены и поступить в Эксетер или Ливерпуль – куда угодно, лишь бы не в Корби, хотя, наверное, в любом городе найдутся люди, мечтающие сбежать оттуда подальше. Скажу честно, мне давно хочется уехать от родителей, потому что мама все время лезет в мои дела. Говорит, что переживает, но, по-моему, у нее просто паранойя, а отдуваться приходится мне. Разумеется, последнюю строчку я дописала уже после того, как мама прочитала эссе; она ничего не узнает, потому что победа в конкурсе мне все равно не светит.

Может, мое имя – это музыка, которую я люблю (сегодня тысячу раз переслушивала «Танцы в лунном свете»), или сериалы, которые я смотрю (обожаю «Бухту Доусона»!). А может, это мои друзья или мой дневник? Или воспоминания о всяких мелочах – хотя память у меня паршивая, признаюсь сразу.

Может быть, это моя семья? Мама, папа и брат, который вечно звал меня Крысой, Зализой и Капризой – верх остроумия, ничего не скажешь. Или я – это мои будущие дети? Хотя нет, детей у меня не будет: подгузники, пеленки, сопли, слюни – спасибо, я как-нибудь без них проживу. У меня даже парня нет. Но если это сочинение попадется на глаза ДиКаприо, пусть он знает: в пятницу я совершенно свободна…

«Ты еще передумаешь», – говорит мне мама, когда я рассуждаю про детей. Но мама и про спаржу точно так же говорила, а меня по-прежнему от нее тошнит.

Может быть, это мои планы на будущее, мечты о путешествиях или добрые дела, которые я совершила в назидание потомкам, например, когда работала волонтером в центре для глухих (классный у меня нимб, правда?), или мой самый худший поступок (не спрашивайте, даже под пытками не сознаюсь!).

Я могла бы рассказать про самый счастливый день в моей жизни. Нелегкая задачка – выбрать что-нибудь одно: когда мы с Мег ходили на концерт Энрике Иглесиаса, или когда я вживую видела Джоан Роулинг, или когда дедушка устроил мне пикник на день рождения. А может, «самый счастливый день» в моей жизни еще не случился? Кто знает, что будет завтра?

Иногда можно описать какой-то объект, рассказав про то, чем он не является (я только что погуглила, кажется, это называется «апофазия»). Вполне может быть, мое имя – это те дела, которыми мне следовало бы заняться вместо этого сочинения: например, сделать домашнее задание по математике или вывести мистера Пса на прогулку.

Раньше мне хотелось, чтобы в мире было больше знаменитостей с таким же именем, как у меня. Не суперзвезд, а кого-нибудь попроще: если кто-нибудь произносит имя суперзвезды, все вокруг сразу вспоминают конкретного человека, вроде Бритни или Бьорк. Конечно, есть Элис Купер, но он мужчина, и это не настоящее имя, а псевдоним. Есть еще «Алиса в Стране чудес», которую мне постоянно цитируют: «Все чудесатее и чудесатее…». А мне оттуда всегда больше нравился диалог: «Ты в своем уме?» – «Не знаю. Должно быть, в чужом».

Наверное, я – это вся чепуха, которая тут написана. Попросила маму исправить ошибки, и она заявила, что получилось отлично, вот только первая и последняя строчки подкачали: обычно так начинают речь на собрании анонимных алкоголиков. Что ж, сколько читателей, столько и мнений.

Мама посоветовала переделать пару абзацев, но я не буду ничего приукрашивать, это глупо. Правда, я все-таки убрала сленг и бранные словечки – в первом черновике их было много (это уже седьмой!). Еще здесь очень много скобок и восклицательных знаков, их я убирать не стану, иначе (опять же) это буду уже не я.

«Мы с тобой так похожи, даже пугает», – сказала мама, дочитав эссе. Ну, не ее одну. Иногда мама слоняется по дому с таким видом, будто завтра конец света. Я-то вижу, хотя она притворяется, что все в порядке. (Да, этот абзац я дописала уже после маминой проверки – вот вам и полиция мыслей!)

Папа говорит, что меня в детстве подменили, потому что у нас с ним вообще нет общих интересов. Хотя нет, вру: мы оба любим жареную лосось. Забавно, да? Звучит так, будто мы каннибалы.

Меня зовут Алиса Сэлмон. Всего четыре слова, а в эссе должна быть целая тысяча. Хотелось бы верить, что меня нельзя целиком уместить в эту тысячу. Может, когда-нибудь я докажу, что значу куда больше.

Пожалуй, пора заканчивать. Ставлю точку и спрашиваю себя, кто я такая. Я часто задаю этот вопрос. Смотрю в зеркало. Успокаиваю и пугаю себя, любуюсь собой – и ненавижу.

Меня зовут Алиса Сэлмон.