Глава 4. Лето. Ферма
Беспредел
– Эй! Выпустите меня наконец!
Услыхав Бетховена, Виталий сделал вывод, что Васюкин, похоже, все-таки приехал на ферму. Молодой человек старательно высматривал его в оконце, да только дождь вдруг усилился, встал сплошной стеной, и ясно стало: никто во двор в ближайшее время не выйдет. Даже и фермы-то видно больше не было – одни смутные очертания. Вот это задождило, так задождило! Конечно, тяжко будет ребятам под ливнем крепость штурмовать. Однако, как пели «Кирпичи»: «Ветер вздымает свинцовую воду, матч состоится в любую погоду». Плохая погода – не причина для отмены войны, а кому кольчугу жалко, пусть не надевает. А он, командир «Галльского вепря», тут рассиживается!
Виталий еще пару раз долбанул ногой в дверь… и вдруг почувствовал, как волосы на голове встали дыбом! В буквальном смысле слова! Ненадолго, правда, на какой-то миг, но все-таки ощущение было не из приятных. Будто током ударило, хорошо, что несильно. Какой-то контакт задел в темноте? Или в сараюшку молнией попало? Да нет, тогда он так легко не отделался бы. А еще интересно другое: может быть, Веста его сюда заперла, потому что хотела спрятать от Васюкина? Однако могла бы предупредить: посиди, мол, на глаза не показывайся пока. Разве бы он не понял? Или девушке стыдно признаться, что у нее два любовника одновременно? Или даже и не два… Ладно, вот дождь кончится…
Хотя чего ждать-то? Как раз в дождь его никто не увидит. А дверь можно вышибить, если как следует приналечь. Чай, не железная. А ну-ка…
Молодой человек набросился на проклятую дверь с такой силой и лютой злобою, будто перед ним оказался самый настоящий враг: из тех, что или он, или ты, а существовать вместе никак невозможно! И дверь убоялась – почувствовала напор, дрогнула… Ну, еще разок… ух!!!
Со скрипом отлетели петли, и молодой человек радостно выскочил наружу, под проливной дождь. Тут же ему бросилась в глаза группа людей: римляне с мечами и копьями, да много, несколько десятков. Лица все были незнакомые, и Беторикс застыл в изумлении – это еще что? Откуда взялись в таком количестве и так далеко от лагеря?
А потом у него и вовсе отвисла челюсть: за собой римляне вели вереницу связанных пленников – лохматых, одетых в грязные обноски…
– Что там за шум, Луций? – обернувшись, грозно окликнул гордо восседавший на белом коне центурион в шлеме с поникшими от сырости перьями и мокром коричневато-красном плаще.
На коне? Откуда, во имя Эпоны? На маневрах не было ни одной лошади, хотя обещали их не первый год.
– Сейчас посмотрю, господин оптий! – раздался ответ, и Виталий с изумлением понял, что оба собеседника говорят по-латыни!
– Марцеллин, Кассий, ко мне! – распорядился Луций.
– А можно и мне, господин тессарий?
– Давай и ты, ладно.
Ага, Луций-то непростой легионер, а тессарий. Иными словами, гвардии сержант! – мысленно переводил Виталий, по-прежнему не понимая, кто перед ним и что происходит. «Кино снимают» – вспомнился бригадир Василич, и иного объяснения он, Беторикс, тоже не мог сейчас подобрать. Никакого взятия римлянами пленных женщин и детей в плане маневров, своевременно доведенного до совета командиров, не значилось.
– Ого! Да тут галл какой-то! Лови его, парни!
Задумавшись, Виталий не сразу понял, что последнее сказано о нем. Римляне метнулись к нему, он привычно подумал о мече, но тот остался в лагере. Поэтому Беторикс сумел лишь в изумлении спросить:
– Ребята, вы кто?
– Чего, чего ты там говоришь, бракатая морда? – Тессарий, коренастый и сильный мужик уже в возрасте, махнул рукой воинам. – Вяжите его, и к остальному стаду.
«Нет, этот точно не из наших!» – мысленно отметил Виталий. Реконструкция – увлечение молодежное, особенно на ранние эпохи, сорокалетние и старше там все наперечет. Да и пленные выглядели уж слишком натурально – угрюмые, грязные, полуголые, с длинными патлами, мокрыми от дождя, многие босые. Были здесь и женщины с детьми, выглядевшие не лучше, а это уж точно вещь невозможная! Нередко молодые женщины приезжают на фестивали с детьми, но ни себя, ни малышей до такого состояния никогда не доводят! У Беторикса было дикое ощущение, что с маневров он попал на съемки исторического фильма – давно известно, что киношники, гримируя «под древность», в первую очередь делают людей очень, очень грязными и лохматыми, будто вода и ножницы – новейшие достижения современной цивилизации. Но где же тогда камеры, осветители, режиссеры, кто там еще должен быть?
– Вы откуда, мужики? – попробовал Беторикс спросить еще раз, сам не зная, что ожидает услышать в ответ.
Никто не отозвался, даже не взглянул в его сторону. И вид у легионеров был уж слишком злобный и решительный. Такие вполне могли и морду набить… Ишь, как грубо толкнули, погнали куда-то по склону холма – к дороге или озеру.
– Эй, парни…
– Заткнись, бракатая тварь!
Тессарий Луций еще и ухмыльнулся – на редкость неприятная рожа. Что-то на артиста он не тянет.
Общаться с легионерами как-то не хотелось, и Виталий, оглядевшись, выбрал шагавшую рядом женщину в длинном порванном платье.
– Эй, послушай! – окликнул он по привычке по-русски.
– Не разговаривать! – по-латыни рявкнул тессарий, угрожающе выхватив из-за пояса плеть. – Я кому сказал?
– Ладно, ладно, – покладисто улыбнулся Беторикс. – Просто хотел спросить, откуда вы прибыли?
– Не твое собачье дело, галл! – Легионер хмыкнул и засмеялся, оборачиваясь к шагавшим рядом воинам. – Не, вы слыхали, как говорит этот пес? Обхохочешься!
– Наверное, думает, что это латынь.
– Да, наверное… В их лесах и болотах вообще говорят непонятно как: бар-бар-бар, гыр-гыр-гыр… Римскому уху и слушать-то противно!
Римскому уху! В глаза бросилось надменное лицо оптия – этот вообще натуральный Цезарь! Подозвал зачем-то тессария, что-то сказал, засмеялся…
Виталий обернулся. Позади облаченных в доспехи легионеров, месивших калигами мокрую грязь, шли легковооруженные воины, иначе велиты: лучники, пращники, метатели дротиков. Лучников в настоящем римском войске традиционно было мало, предпочитали пращу и дротик. В рваных грязных туниках, с короткими обрубками-мечами, без всяких доспехов, велиты напоминали просто вооруженный короткими копьями сброд, и вступать с ними в беседу тоже не сильно хотелось. В древности оно было бы понятно: велиты набирались из бедняков и сражались всегда под прикрытием основного состава – тяжелой пехоты, гастатов. Но в наше-то время в такой рванине никто не ходит.
Зато у тяжелых пехотинцев все было как надо: полуцилиндрические щиты, уложенные сейчас по-походному, в чехле за спиной, шлемы с султанами болтались на груди, ударяясь о нашитые на кожаный панцирь бляшки. Даже чешуйчатый панцирь, лорика сквамата, имелся здесь у немногих, тессарий щеголял в «галльской» кольчуге, называемой лорика хамата, в такой же, разве что покачественнее, красовался и оптий. И это тоже приводило в недоумение: откуда взялось такое единообразное снаряжение и в таком количестве? Не существует подобных «команд», если бы были, Беторикс бы знал! За границей, может… Но как заграничные реконструкторы попали в русский лес? Опять же, он не мог бы не знать. Если бы организовывалось подобное мероприятие международного масштаба.
Мозг, как говорится, «зависал», не в силах объяснить происходящее хоть сколько-то убедительно. Да, конечно, реконструкторы-«римляне» любят бить себя в грудь и кричать: «Мы – Империя! У нас команды на латыни!» Команды на латыни – это круто, кто бы спорил, но к ним бы еще подготовку соответствующую. Беторикс прекрасно знал, что в нашей реконструкторской реальности, в отличие от исторической, варвары римлян бьют только так. Нынешние «легионеры», которых в «легионе» бывает человек по пять, не умеют по-настоящему держать строй: варвары ударом ногой в щит легко разбивают шеренгу, а в схватке один на один легионер со своим щитом-«бронедверью» и коротким гладиусом неизбежно проигрывает варвару с круглым, более легким и маневренным щитом и длинным мечом. Здесь же ситуация была совершенно иной, и Виталий не мог не видеть разницы, пусть даже рассудок отказывался верить глазам.
Пленники были связаны между собой, что доставляло неудобства – перед Виталием, поникнув головой, шла молчаливая женщина в изодранной длинной тунике, позади – светлоголовый мальчик лет десяти, с которым серьезный разговор тоже вряд ли был возможен. Впрочем, стоило попробовать.
– Эй, мальчик! Пуэр! – улучив момент, Виталий обернулся и окликнул уже по-латыни. Что-то подсказывало ему: по-русски тут никто не понимает.
Но мальчик не понял и латыни: ответил на каком-то неведомом языке.
– Откуда они? – кивая на легионеров, быстро спросил Беторикс. – Когда приехали? И вообще, что здесь происходит?
– Тит Лабиен, легат…
Ага! Мальчишка, оказывается, и латынь чуть-чуть знает!
– Они идут. Уходят. На зиму.
Поняв, что больше ничего не добьется, Виталий принялся крутить головою по сторонам. До него наконец дошло, что и окружающая местность сильно изменилась с тех пор, как он зашел в дровяной сарайчик возле заброшенной фермы. Ни просеки, ни самой фермы с трансформаторной будкой он так и не увидел, не говоря уж о Весте или Васюкине. Куда делась Веста? Осталась на ферме или тоже попала сюда? А где, в таком случае, осталась сама ферма? Или, вернее, куда таки попал он, Беторикс? Так, за этим холмом с елками должно проходить шоссе, то есть та лесная дорожка, по которой ехали линейщики в своем кунге…
Оптий тем временем дал команду, и весь отряд свернул на более широкую тропу, ведущую на холм, а через него к дороге. Дорога вскоре и появилась – широкая грунтовка с наезженной колеей и многочисленными лужами, кое-где засыпанными песком и щебнем.
Виталий уже начал замерзать: дождь закончился, но теплее не стало, поскольку дул холодный, пронизывающий насквозь ветер. Оранжевый солнечный шарик скрылся за вершинами сосен, быстро начало темнеть.
Оптий снова остановил всех, что-то скомандовал, указав рукой влево, где на склоне холма виднелся какой-то хутор с деревянными изгородями, сараями и избой. Нет, избой это строение сложно было назвать – какая-то не совсем понятная архитектура, гибрид украинской мазанки и финской мызы.
Видно было, что хутор заброшен: дверь сорвана с петель, ворота распахнуты. Однако двор, хоть и выглядел запущенным, еще не успел зарасти травою, а рядом с сараем валялся заготовленный хворост.
– Хорошо, что не успели спалить эту адифицию, – произнес тессарий Луций, бросив взгляд на своих воинов. При этом он поеживался: видать, тоже было не жарко. – Хоть есть пристанище. Давайте, загоняйте стадо в амбар.
– А что, кормить их не будем? – хмуро поинтересовался молоденький велит с метательным копьем-пилумом на левом плече.
– Кормить? А чем? – сержант усмехнулся. – Если только ты пожертвуешь своей похлебкой.
Внимавшие тессарию воины обидно захохотали, а кто-то даже хлопнул незадачливого паренька по плечу:
– Так что, дружище Юний, и впрямь не жалко похлебки?
Велит сконфуженно отстранился:
– Да пошли вы…
Этих слов Виталий не понял – все-таки у него не было привычки воспринимать латынь на слух, да и матерные слова в университете не изучали, но о смысле догадался. Что, впрочем, общую ситуацию не прояснило. Никаких принадлежностей киносъемки он по-прежнему не видел, да и длинноват эпизод получался. Но тогда – что это? Сон? Бред?
– Стадо! В стойло! – Не дав ему подумать, оптий резко взмахнул рукой, и легионеры принялись пинками и тупыми концами копий загонять пленников в амбар.
Удары были чувствительными, и аспирант даже выругался – вот суки! Закрыли ворота, будто это обычное дело – так просто взять и запереть две дюжины человек, в том числе детей и женщин.
Хорошо, Беторикс успел по пути оправиться, а впрочем, здесь подобные тонкости никого не смущали. Мужики отворачивались, а девчонки и женщины, развязав друг дружке руки, справляли малую нужду у дальней стены.
– Нет! – увидев такое, громко воскликнул Виталий. – Ну и скоты эти римляне, а?! Не пора ль им бить морды?
На его крик никто не прореагировал, лишь какая-то молодая женщина, погладив по голове стоявшего рядом ребенка, взглянула изумленно.
– Да что вы все смотрите-то?! – завелся молодой человек.
Бросившись к двери, он принялся стучать в нее ногами и материться, пока не оттащил кто-то из мужиков.
– Ну? – несколько успокоенно вопросил Виталий. – Вы тоже русского не понимаете?
– Кам? Кам мулон дун? – попытался ответить один из мужчин, изможденный почти до крайности.
– Откуда вы? – по-русски и по-латыни спросил Виталий, потом попробовал по-английски и даже на всякий случай на французском, который учил пару лет в гимназии.
– Не понимаю, – на ломаной латыни ответил собеседник и покачал головой. – Не по-ни-ма-ю. Ты кто? Ты римлянин?
– Нет. Вы на каком языке говорите?
– А! Ты германец! – Доходяга хлопнул себя по лбу и тут же состроил страшную гримасу. – Тевтон! Враг!
«Инимикус» – так это звучало по-латыни.
– Инимикус! Инимикус! – загудело вокруг. – Тевтон! Враг! Враг! Враг!
Кто-то из подростков, незаметно подкравшись, опустился позади Виталия на коленки – и тут же молодой человек ощутил сильный толчок в грудь. Конечно, не удержался на ногах, упал – и тут на него набросились все, даже женщины!
Виталий пытался отбиваться, да куда там – всем скопом накинулись! Пару раз удалось высвободить руку, звездануть по сусалам непонятно, кому – в бараке было темно, приходилось бить наугад. Ах, какая-то сволочуга сильно дернула за волосы, чуть скальп не сорвала!
– Да что вы делаете-то? За что?
Казалось, его сейчас затопчут, растерзают на тысячи кусков! Что он им сделал? Навалились, налетели, словно вампиры на свежую кровушку. Сволочи…
Вдруг кто-то повелительно крикнул, похоже, женщина. Кто-то что-то переспросил, и Виталий почувствовал, что его отпустили. Ну наконец-то пришли в себя…
Молодой человек медленно сел, привалившись спиною к стене, осторожно потрогал разбитые губы… Хорошо еще, зубы не выбили, а ведь могли бы.
– Ты – тевтон? Кимвр? – присев напротив, спросила женщина, одетая в бесформенную хламиду.
Лица ее Беторикс в темноте не видел, как всех прочих, лишь смутно различал очертания фигуры. И что отвечать, не знал. Что сказать – я аспирант и социолог? Или командир клуба «Галльский вепрь»? И то, и другое казалось равно неуместным в этой чудовищной обстановке, которая имела одинаково мало общего как с реалиями двадцать первого века, так и ходом фестиваля исторической реконструкции.
– Ты – враг римлян? – продолжала допытываться незнакомка.
– Да. – Молодой человек вытер ладонью кровь. Это была, пожалуй, единственная сейчас правда, ибо симпатий увиденные вживую римляне не внушали. – Враг.
– И мы – враги. Теперь уже – рабы, пленники. Почему ты не говоришь, как мы?
– Потому что не знаю вашего… языка!
Виталий с трудом подбирал слова – душа просила мата, но материться по-латыни он не умел, а русского тут не поймут. Хоть обстановка и располагала, ни одного из «родных» выражений он ни разу не услышал!
– Враг римлян – наш враг. Но ты ведь не галл!
– Пожалуй, нет… – Беторикс сам не знал, к какому народу себя сейчас отнести. – Русский я.
– Этруск, что ли? – с удивлением переспросила женщина. – Вот не знала, что ваш народ еще существует!
– Существует вроде…
Бухх!!! Что-то ухнуло в дверь снаружи, потом послышался громкий смех и пьяные вопли. Видать, римляне нажрались уже! Успели!
Потом запахло паленым, и, проникая сквозь щели, по стенам запрыгали оранжево-красные зайчики. Римляне жгли костры? Или факелы?
Левая створка двери распахнулась, освобождая путь дрожащему свету и вошедшим римлянам. Первым в сарай явился сержант Луций, за ним еще с десяток воинов, вооруженных пилумами и мечами.
Взвились к потоку факелы, пленники инстинктивно попятились, женщины прижали к себе захныкавших детей.
Заложив руки за спину, тессарий гнусно ухмыльнулся и, кого-то высмотрев, указал рукой:
– Ты!
– Я, господин?
– Да ты, ты… Хотя нет, погоди-ка… Ты слишком стара… а впрочем… Выходи!
– Но…
– Выходи, или мы убьем твоего ребенка, а всех вас спалим!
Возмущенный Виталий шагнул было вперед, но ему не дали даже рта раскрыть – ударили с ходу концом копья в грудь, да так, что едва не сломали ребра!
Аспирант отлетел к стенке и скрючился, причем кто-то из галлов еще прижал его к земле, видно, боясь, что чужак накличет неприятностей.
– Ты! И ты! – С видом опытного работорговца тессарий продолжал выбирать женщин.
– И вот эту… вон ту… – радостно оскалился другой легионер, помоложе, с высохшим, словно у старой воблы, лицом.
– Нет, Коморий, – обернувшись, сержант погрозил ему кулаком. – Этих нельзя.
– Да почему же?
– Показать тебе? Эй, девка!
Юная девушка несмело вышла на середину. Из глаз ее потоком текли слезы.
– Не реви! – ухмыльнулся Луций. – Мы ничего с тобою не сделаем… А ну-ка, держите ее, парни…
Нагнувшись, тессарий одним движением разорвал на девчонке одежду и, засунув руку в промежность, осклабился:
– Так я и думал – девственница. Ты знаешь, Коморий, сколько она стоит?
– Да разве мало сейчас будет рабынь?
– И насколько она упадет в цене, после того как мы ей попользуемся? Чего они будут после этого стоить? Ты настолько богат, Коморий, чтобы перечить нашему оптию?
– А-а, так это оптий приказал.
– Ну да, он хорошо умеет считать денежки. Что пригорюнился, друг мой? Возьми лучше мальчика, клянусь, они ничуть не хуже!
– Мальчика? – Коморий прищурился. – А что ж, и возьму, может!
– Да вы что творите-то? – снова вскочил на ноги аспирант.
– Опять этот? – тессарий нехорошо ухмыльнулся и махнул рукой. – Ну, надоел! Кассий, Сергий, Тит! Тащите его на конюшню да хорошенько выпорите. Я вам даже свою плетку дам.
– А сам неужто не примешь участие в экзекуции? А, господин тессарий?
– Может быть, и приму… – гулко хохотнул Луций. – Но сперва женщины! Говорят, жительницы Бракатой Галлии такие обворожительные, куда лучше нарбоннок. Правда, я пока что-то этого не заметил. Может, не на тех смотрел? Да, и вон ту красавицу прихватите… Вон, в том углу, с малышом… Да куда вы ребенка-то тащите, бросьте его, дурни!
– Так ты же сказал – «с малышом», господин Тессарий!
– О, боги… На что мне ее малыш? Женщину, женщину тащите… Да! И этого – на конюшню, живо!
Виталий и опомниться не успел, как его уже подхватили под руки, поволокли, по пути умело отоварив по почкам, так что молодой человек принялся хватать ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
Конюшней служил расположенный неподалеку сарай – длинный, глинобитный, заваленный навозом и сеном. С хохотом бросив пленника в навоз, римляне закрыли ворота снаружи на засов. Приводить приговор в исполнение немедленно никто не рвался, слава богу, несмотря на приказ сержанта.
У воинов имелось занятие поинтересней: уже слышался женский визг, затем плач, потом хохот… Причем они так торопились принять участие в развлечениях, что даже не связали Виталия. Расслабились, так сказать, аж службу забыли. Вот уж нагорит им от легата…
Сплюнув, Виталий поднялся на ноги и прислушался к собственным ощущениям. Губы были разбиты в кровь, в боках саднило, однако ребра не сломаны и почки не отбиты – хоть одна хорошая новость за этот день!
Брезгливо смахнув с себя прилипший навоз, аспирант в задумчивости оперся локтем о стенку и вдруг почувствовал, что опора прогибается и подается назад. Ну, конечно! Плетеная лоза, обмазанная глиной – вот и вся стена. И как только здесь зимой кони не мерзнут?
Притихнув, Виталий прислушался, выждал секунд пять, а затем начал осторожно ломать стену. Пришлось повозиться, хоть плетенка поддавалась довольно легко, но глина отваливалась слишком большими кусками, с шумом падая под ноги. Это было опасно – могли услышать.
Молодой человек действовал осторожно, сбивая в кровь ногти; если поблизости раздавались шаги или голоса, он совсем прекращал работу, выжидал, чтобы чуть погодя начать снова.
Вот наконец дыра стала достаточно большой, чтобы можно было пролезть. Он уже опустился на четвереньки, как вдруг рядом, за стенкою, послышались какая-то возня, ругательства, истошный женский визг.
– Ори сколько хочешь, тварь! – злорадно произнесли по-латыни. – Никто тебе не поможет!
– Нет, пусть заткнется! У меня уже заложило уши… Кому говорю, заткнись!
Донесся звук ударов и стон:
– Нет, нет… не надо…
– А ну-ка, разложим ее поудобнее… Руки, руки держите.
– Я же говорил, лучше связать!
– Ничего, никуда она от нас не денется! Ишь, какая стройненькая… а грудь-то, грудь! Вы только потрогайте, парни!
И снова вопль – крик ужаса, ненависти и боли.
Крик резко оборвался, послышалось довольное сопение, сладострастный стон и приглушенный хохот.
– Ну, хватит, хватит, Бовис, теперь моя очередь.
– Успокойся ты, всем хватит.
– Друзья, а может, привести еще одну девку?
– А где ты ее возьмешь? Отнимешь у оптия или тессария?
Похоже, за стенкой еще кого-то насиловали.
– Что-то скользко здесь, да и холодновато. Может, к костру подадимся? Там как раз и сено, и лапник.
– Ага, и желающих полно. Вон, сидят, облизываются.
– Да ну… Они носами клюют давно.
– Ладно… Тут и в самом деле скользко. Эй, Фабий! Кому говорю? Ишь ты – увлекся…
Снова послышался женский стон, только теперь уже приглушенный – судя по всему, пленница больше не сопротивлялась.
– Все, говорю! К костру пошли… погреемся.
– Вижу, ты еще не нагрелся!
И вот голоса удалились, и смех раздался уже в отдалении. Виталий осторожно выглянул. Вся гоп-компания вольготно расположилась у костра, разложенного напротив дома, в полусотне шагов от конюшни: четверо легионеров в туниках и обнаженная женщина, уже разложенная у костра, на охапке сена. Один из воинов, задрав тунику, уже пристраивался сверху, и голая задница его сверкала при луне со всем бесстыдством. Вот, задергалась…
Молодой человек сплюнул – ну и скоты! Из дома, сквозь дверной проем и прорехи, тоже слышались сладострастное уханье, женские крики и гулкий похотливый хохот.
Уже начинало светать, да и костер горел ярко, освещая двор. Виталий сделал несколько шагов к воротам, как вдруг рядом раздался резкий крик, полный неприкрытой ярости. Упав лицом в грязь, Беторикс пополз, откатился в кусты, а из дому вдруг выбежала – точнее сказать, выскочила, словно пробка – молодая женщина с растрепанными волосами. Нагая, с окровавленным кинжалом в руке. Порезала кого-то?
Вот, сволочи – доигрались!
– Ах ты, сучка! – следом выскочил полуголый мужик с кривыми ногами, за ним еще трое.
– Держи ее, держи! Эта тварь ранила оптия!
Подняв голову, аспирант узнал в кривоногом тессария Луция, лица остальных рассмотреть покуда не удавалось.
Что-то просвистело в воздухе, бегущая девчонка вскрикнула, споткнулась и повалилась в траву, прямо перед теми кустами, в которых прятался беглец. Упала как-то нелепо – на бок, дернулась, изо рта вылетел кровавый сгусток. Потом тело вытянулось и застыло. Меж грудей ее торчал наконечник дротика, пущенного, несомненно, умелой рукой.
Виталия едва не вырвало. Он даже не мог поверить, что все это произошло прямо на его глазах! Ее убили… Господи, куда он попал? Когда кончится этот кошмарный сон?
Легионеры тем временем с хохотом столпились вокруг убитой.
– Ловко ты ее, дружище Луций!
– Ишь, захотела крови, тварь!
– И получила!
– Нет, все же наш тессарий – настоящий мастер!
– А вы думали? – почесав между ног, ухмыльнулся сержант. – Кого ни попадя командиром не назначат! Ну, пошли, чего тут торчать? Так и быть, возьмем сейчас другую, молоденькую девственницу! Надеюсь, господин оптий не будет против.
– А сильно он ранен?
– Да ерунда, поцарапан просто. Правда, крови много. Думаю, мы даже задержимся здесь на пару дней.
В этот момент снова послышались вопли – жалобные, громкие. Кто-то кричал от боли, умолял…
– Коморий балуется, – повернув голову, ухмыльнулся Луций.
– Не слишком ли увлекся?
– А пусть! Незачем его звать – с молодкой ведь мы и без него управимся, верно?
Слова сержанта потонули в глумливом хохоте и одобрительных воплях. Легионеры, смачно шутя, направились к амбару с пленниками, а их жертва осталась лежать в грязи. В мертвых, навеки застывших глазах ее отражалась узкая полоска рассвета.
Виталий едва справился с дрожью. Бежать! Бежать немедленно! Единственной мыслью сейчас было добраться до лагеря – или до того места, где тот должен располагаться, а там уж станет ясно, в своем он мире еще находится или уже в каком-то другом. С одной стороны, в нашей действительности ничего подобного происходить не может, а с другой… А что с другой-то? Никакого разумного объяснения происходящему Виталий подобрать не мог. Для ролевой игры или киносъемок все происходящее было слишком уж натуралистично и жестоко. Будто впрямь в Древний Рим попал! При мысли об этом кружилась голова, и Беторикс жаждал добраться до лагеря, сориентироваться хоть на местности, если по времени не получалось.
Однако следовало поторопиться. Выбравшись из кустов, молодой человек тенью метнулся в ворота и вскоре уже бежал по склону холма вниз, в любой момент рискуя споткнуться.
И даже не сразу услыхал крик:
– Стой! Кто идет?
Часовой! Эти ублюдки выставили часового!
Это был тот самый парнишка, Юний, из велитов. Не останавливаясь и не обращая внимания на спешно вытащенный молодым воином меч – привык, что неточеное оружие при ударе без замаха очень уж серьезных повреждений причинить не может – Виталий с разбега заехал часовому кулаком в ухо!
Отлетев в сторону, юный легионер покатился по косогору, а Беторикс, не сбавляя ходу, нырнул сквозь смородиновые кусты в глухую чащу. А уж там волей-неволей пришлось поубавить прыти – кругом бурелом, разноцветные папоротники, густой колючий подлесок. Вот это лес! Настоящая тайга… Хотя нет – для тайги слишком много широколиственных деревьев – дубов, вязов, а вон, похоже, платан! Это здесь-то! И каким ветром его сюда занесло?
Приостановившись, Виталий настороженно осмотрелся: лес казался густым и непроходимым. Кроме дубов и вязов, невдалеке виднелись и привычные ели, осины, липы и даже сосны, правда, не высокие, корабельные, а раскидистые, кривые.
Отдышавшись, беглец обнаружил узкую тропку, по которой и пошел, полагая, что уж куда-нибудь она да приведет – не к жилью, так к речке или шоссе. Именно шоссе, желательно асфальтированное, он мечтал сейчас увидеть более всего прочего – или любой другой признак нормальной современной цивилизации. Если он по-прежнему в России в двадцать первом веке, то кошмар становится преодолимым – можно вызвать милицию, МЧС, ОМОН и все такое прочее, пусть власти и разбираются с «командой беспредела», за считанные минуты совершившей целый букет тяжких уголовных деяний. «А если нет?» – мелькала мысль, от которой похолодело внутри. Не может такого быть в наше время, не мо-жет! А что если нет тут никакой милиции и МЧС? Нет, лучше об этом не думать, пока… пока остается хотя бы надежда…
Людей бы встретить, без разницы кого – охотников, рыбаков, линейщиков тех же самых или, может быть, лесника. Тут уж сразу все станет ясно.
Но как это все объяснить? Откуда бы в нашем времени взялись люди, да в таком количестве, всерьез вообразившие себя легионерами в завоеванной стране? Ведь не померещилось же ему все это – изнасилования, убийство… Дай бог, чтобы померещилось! Конечно, обычный человек мог вообразить, что попал на встречу маньяков, помешанных на исторических игрищах, но Виталий в такое заблуждение впасть был не способен: он хорошо знал, чем настоящая древность отличается от наших попыток ее воспроизвести, пусть и самых умелых и тщательных. Разница была для него очевидна – и пугающа, что еще мягко сказано. Среди реконструкторов таких психов не водится, даже самые знатные из современных викингов тем не менее вполне адекватные люди и не забывают, в каком веке живут на самом деле. Нас не трогают – и мы не тронем. Среди ролевиков, как говорят, больных на голову больше, но до такого никакие ролевики дойти не могут. Да и уровень реконструкции тут недостижимый даже для самых серьезных реконструкторов, куда уж там рыцарям плаща из занавески и меча из клюшки!
В голову лезли самые дикие предположения – вроде того, что все это жестокое реалити-шоу для богатых бездельников, но и их Беторикс после некоторого размышления отмел. Не может быть, чтобы среди такой толпы не нашлось ни одного очкарика, чтобы ни один не выматерился по-русски в разгар жестоких забав, не закурил сигаретку, не схватился за фотоаппарат или мобильник, еще хоть как-то не выдал свою принадлежность к двадцать первому веку.
И язык! Кто поверит, чтобы богатые маньяки ради развлечения взялись учить латынь! И пленных, всех этих несчастных женщин с детьми – их-то как заставить говорить на древних языках? Чтобы даже перед смертью девчонка не закричала «Мама!» по-русски? Да при виде такого поголовного вхождения в образ сам Станиславский удавился бы от зависти. Как говорится, невозможное – невозможно!
Черт, долго еще этот поганый лес тянуться будет? Идешь, идешь, а он все никак не кончается. Осмотреться бы, кажется, погони-то никакой нет. Правда, по такой чаще особо не побегаешь, а он, Виталий, даст бог, тем временем куда-нибудь да выйдет.
Заприметив на вершине холма раскидистую сосну, молодой человек хотел было рвануть к ней через бурелом, но, внимательно осмотревшись, вдруг заметил, как слева что-то сверкнуло. Озеро! Или река – была ведь поблизости от лагеря река, Туманкою называлась. Туман и сейчас стелился понизу, поднимаясь от воды мерцающей голубоватой дымкой…
С озера вдруг явственно донесся плеск и чей-то голос. Рыбаки! Да неужто?! Ну, точно – вон она, лодка. Как раз собираются отплывать.
– Эй! Эй! – Перейдя на бег, Виталий замахал руками. – Эй, ребята, подождите!
Двое подростков, сидевшие в лодке, заметили его, однако вместо того чтоб подождать, поспешно заработали веслами.
– Да подождите вы, парни! До деревни хоть далеко, скажите? И в какую сторону идти? По какой тропке? Черт… да куда же вы?
Но рыбаки, не слушая, выгребли аж на середину – это оказалась все-таки не река, а озеро, причем теперь оно казалось гораздо больше, чем Виталий запомнил. Может, другое какое?
На берегу дымило недавно оставленное кострище. Присев возле него на бревно, Беторикс перемотал сбившиеся обмотки, получше привязал ремешки, вздохнул над своими старыми башмаками, уже не раз чиненными и опять дырявыми. Теперь он жалел, что перед поездкой с электриками не переоделся в цивильное: в берцах ходить по лесу все же куда удобнее, чем в антуражной обуви, которая промокает, как ее ни вощи, скользит на траве и дает почувствовать пятками каждый сучок и камешек.
Рыбаки скрылись в тумане, и беглец раздраженно махнул рукой: не пускаться же за ними вплавь! Да и незачем – вон она, тропка, вьется вдоль бережка, хорошая такая, нахоженная. Только вот в какую сторону идти? Так, солнышко за спиною, значит, и восток там. На север или на юг? Лучше на юг, там более цивилизованные места – шоссе, поселок, да и на лесных дорожках уж наверняка какой-нибудь лесовоз да встретится.
Рассудив таким образом, Виталий поднялся на ноги и зашагал по тропинке к югу. Время от времени он останавливался, прислушивался, все-таки опасаясь погони. Но, нет, все было тихо, никто по пятам не бежал – лес же кругом!
Росшие вдоль тропы елки постепенно сменились ивами, липами, ракитой, а вот уже пошли какие-то колючие кустики, странно знакомые… Виталий даже остановился – черт возьми, это самшит, что ли? Точно – самшит! Откуда он здесь, в этой местности, на всех картах обозначенной как «южная зона тайги»? А здесь и дубов полно, и вязов… платан опять же. Или то был вовсе и не платан? Да, показалось, наверное, откуда здесь платан? Но ведь самшит-то растет, вот он! Чудеса да и только.
Слева за деревьями сверкнуло желтизной солнышко, прогоняя последние остатки тумана и тучи. Враз заголубело небо, потеплело, в кустах радостно защебетали птицы – все обещало жаркий погожий денек. Однако на березе уже целая прядь пожелтела, как бывает перед началом осени. Рядом желтая липа, а вон и клены – красные. Нет, вот тот зеленый еще, а этот красный, и то не весь, а только на вершине. Странно. Допустим, тут какой-нибудь природный заказник, реликтовые рощи, потому и растут южные породы типа самшита. Но какое же тут время года?
Костер молодой человек заметил еще издали: в том месте тропинка как раз поднималась от озера вверх, на дорогу. Лес уже окончательно превратился в сплошные заросли кустарников: жимолости, самшита, орешника. У самой дороги растительности было мало, лишь по обочинам поднимались пожухлые травы, будто выгоревшие на солнце.
– Здравствуйте! – пригладив волосы, Виталий заранее улыбнулся спинам людей, сидевших у костра.
Это были два светловолосых парня, и поначалу показалось, что они одеты в шорты и длинные футболки. Но когда, услыхав шаги за спиною, парни вскочили, Беторикс сразу узнал Юния, велита. Второй был ему под стать – такой же худощавый недотепа. Увидав беглеца, парни схватились за короткие метательные копья – пилумы.
Напарник Юния сразу свой пилум и метнул; Виталий отпрыгнул, и толстое копье с длинным наконечником воткнулось в землю прямо перед ним.
Вытащить его не составило большого труда. Почувствовав себя наконец при оружии, Беторикс нехорошо прищурился и сплюнул:
– Ну, что? Повоюем, парни?
Юний угрожающе махнул дротиком, его напарник выхватил из ножен меч – обычный гладиус, каким удобно только колоть. Его товарищ подскочил первым, видать, не терпелось подраться. Беглец тут же метнул копье, правда, стараясь не задеть, а только отогнать: копье-то было с заточенным наконечником, не прикрытым, как Виталий привык, «гуманизатором», то есть специальным кожаным чехлом, без которого в реконструкции копья против людей не используются.
Парень от броска уклонился, но Беторикс тут же добавил – ногой в живот. Мальчишка с воем покатился по земле, а Виталий мгновенно подхватил выпавший у того из руки меч. Пригнулся, пропуская над головой дротик Юния. Мазила! Эх, тоже еще Аники-воины! Однако парнишка все же подскочил, выхватил меч и даже нанес удар, но Виталий отбил. Руки сами исполняли привычную работу, но кровь заледенела в жилах – аспирант понимал, что держит в руках точеный клинок, которым на самом деле можно убить! А что делать – ведь похоже, иначе убьют его. Эти типы, кто бы они ни были, настроены серьезно. Стремился он сейчас к тому, чтобы измотать врага и обезоружить, а потом уж кулаком в морду… Плохо без щита, очень плохо…
Дзинь! Велит снова нанес удар, полез в атаку, упрямо набычившись и сжав губы.
Да-а… может быть, на каком-нибудь детском утреннике такое фехтование и сгодилось бы, но не сейчас, не здесь! Никакой защиты на парне не было, и Беторикс отбивался, стараясь не задеть – психологически не мог нанести удар точеным клинком по живому человеку, хотя рука сама просилась «отоварить» по открытой голове, по шее, по бедру. Противник ему достался настолько неопытный и неумелый, что работать по нему можно было как на тренировке, по схеме для начинающих: голова – бедро, голова – бедро…
Порой он едва успевал отвести клинок, чтобы велит не напоролся на него сам: Беторикс еще не совсем распрощался с надеждой, что это «римляне» – нечто ненормальное, а вокруг привычный родной мир, в котором действует Уголовный кодекс Российской Федерации… Впрочем, он и сам уже в глубине души понимал, что надежда эта – негодная попытка самообмана.
Удар! Отбив! Отводка! И скрежет! И ярость во взгляде велита. Но было в них и еще нечто – страх, обреченность, а больше всего удивления.
Ну, все – пора кончать! Тем более, и второй скоро очухается – ишь, уже сверкает зенками, злыдень… А вот на тебе еще!
Пнув поверженного врага, Беторикс совершил ложный выпад и, дождавшись ответной реакции, с силою ударил по вражескому клинку – снизу вверх, ближе к рукояти.
Гладиус Юния птицей взмыл к небу…
Парень хлопнул глазами… и улыбнулся. Видимо, и впрямь был готов, как подобает древнему римлянину, с честью умереть за Отечество.
– А умирать нам рановато, – запел Беторикс. Ухмыльнувшись, аспирант перебросил клинок в левую руку, а правой засветил велиту под глаз! А вот тебе еще, в следующий раз не попадайся! – Есть у нас еще дома дела!
Отправив настырного мальчишку в нокаут, Виталий вытер выступивший на лбу пот, и тут…
Они накинулись на него сразу – выскочили из травы, словно давно поджидали. А может, и в самом деле ждали, пока противник устанет и расслабится, ловили его на мальчишку-велита, как на живца. Когда это гастаты жалели велитов? Ну, сволочи… Это тебе не честный бой – один на один! Навалились, сбили с ног, принялись остервенело пинать.
– С-суки!
Ребра бы, козлы, не сломали… Оххх!!! Зубы бы не выбили… Ну, хватит уже, может быть?
– Хватит! – резко прозвучал повелительный голос, привыкший отдавать приказы. – Я сказал, достаточно.
Удары тот час же прекратились, избитого в кровь беглеца рывком вздернули на ноги, заломили за спину руки. Подняв глаза, Виталий увидел подъехавшего на белом коне оптия. Ага… Оклемался, значит. Жаль, тебя, гадину, та девчонка не зарезала!
Шлем оптия по-походному болтался на груди, поблескивая на солнце, красный плащ с желтым подбоем ниспадал на круп коня.
– Так-так, – усмехнувшись, протянул оптий – чернявый мужчина лет тридцати пяти, с красивым надменным лицом и холодными серо-стальными глазами. Посмотрел, подумал и, резко подняв руку, словно в приветствии, произнес: – Я, всадник Марк Сульпиций Прокул, объявляю тебя своим личным пленником, галл!
– Да пошел ты! – сплюнув кровавой слюной, невежливо отозвался Беторикс. – И вообще, что вы тут себе думаете? Кто вы такие?
– На каком языке он говорит? – удивился оптий. – Это точно не галльский.
– Может быть, германский, мой командир?
– Нет, германский по-другому звучит. Больше похоже на фракийский либо иллирийский. Ну, неважно. Итак, он мой пленник. И за все совершенное им сегодня же будет предан жестокой, но справедливой казни!
– Тоже мне, народный суд! – Виталий осклабился. – Козел ты драный!
– Нет, он определенно ругается, – Марк Сульпиций Прокул повел плечом. – На твоем месте я бы тоже ругался, галл. Ничего, чтобы немного развлечь своих воинов, я велю казнить тебя каким-нибудь интересным способом, например, колесовать или четвертовать. Спрошу об этом у центурии. У своей центурии, слышите, парни? Вчера еще хотел вам сказать – волею легата наш бывший начальник, центурион Авл Постумий Альб, назначен претором! Слава!
– Слава! Слава! Слава! – восторженно заорали легионеры, естественно, по-латыни, то есть Виталий слышал: – Глория! Глория! Глория!
– Я же приму наконец нашу центурию. – Будущий командир приосанился. – Двойную центурию – первую центурию легиона! И возглавлю всю когорту! А ты, Луций, будешь моим помощником.
– Слава центуриону Марку Сульпицию!
– Слава центуриону!
– Глория! Глория!
– Слава!
Под восторженные вопли Виталия и повели обратно на виллу. Теперь никто уже его не пинал, обращались почти вежливо, а юный велит с ухом-лепешкою и подбитым глазом даже притащил в шлеме водички, что пришлось весьма кстати.
– Спасибо, – напившись, поблагодарил пленник. И, быстро оглянувшись, прошептал: – Бежал бы ты отсюда, парень!
Велит недоуменно моргнул – такое впечатление, что и в самом деле не понимал по-русски! Наверное, нужно было по-латыни сказать.
Неужели и вправду казнят? Судя по той девушке, убитой дротиком, шутить тут никто не настроен. И главное, теперь уже едва ли получится сбежать.
Молодой человек искоса присматривался к конвоирам – здоровенным легионерам, тощим велитам. Последние выглядели наиболее слабым звеном. Взять вот хоть этого Юния: бредет, задумался, на сыплющиеся со всех сторон насмешки не отвечает. На вид лет восемнадцать-двадцать, лицо понурое, невыразительное. Не красавец, не урод, обычный паренек, каких множество, ни рыба, ни мясо. Виталий, читая на первых курсах лекции, таких повидал немало, да и в клуб эти фрукты порой приходят, но исчезают после одной-двух тренировок: железным мечом махать – это не то, что виртуальным, и один раз получить по пальцам на самом деле гораздо больнее, чем быть красиво убитым в компьютерной игре. Инфантильным до крайности, им даже до собственной жизни словно бы дела нет – родители все устроят. Скажут: иди в институт, пойдет в институт, не скажут – загремит в армию (если родители не откупят). А там его и зачморят – как не зачморить такого?
Виталий все еще цеплялся за надежду встретить нормальных людей – грибников или охотников, но сам понимал, что надеется напрасно. Ягод пока мало, грибам рано, охотничий сезон не открыт… Да что там календарь! Крепло давящее убеждение, что дело не в этом. Нет здесь нормальных в его понимании людей, совсем нет…
Впереди показались знакомые строения заброшенной усадьбы. Виталий с надеждой бросил взгляд во двор: а вдруг уже появилась милиция? Вот бы увидеть знакомый УАЗик! Никакому чуду он бы сейчас так не обрадовался, как приезду знакомого въедливого участкового. Пусть бы ругался на чем свет стоит, «вы заиграетесь, а мне отвечать», сваливая в одну кучу реконструкторов, ролевиков, родноверов и сатанистов, как это свойственно обывателям, пусть бы даже предъявил что-нибудь… Но увы: на дворе не было ничего, кроме навоза, и среди мусора под оградой не мелькало ни одной пластиковой бутылки, крышечки от пива, окурка или грязной обертки от какого-нибудь сникерса. Только солома, битая керамика, кости…
Спешившись, оптий Марк Сульпиций Прокул важно уселся у дверей. Легионеры во главе с тессарием Луцием выстроились во дворе, вдоль покосившегося плетня. Впереди, как и положено, тяжеловооруженная пехота – гастаты, принципы, триарии. За воинами в сверкающих доспехах скромно притулились велиты в кожаных панцирях либо вовсе без оных. Да-а… похоже, эта сволочь оптий задумал показательную казнь. От нехорошего предчувствия у пленника заныло под сердцем.
– Все построены, – почтительно доложил тессарий. – Ждем твоих указаний, мой командир!
– Воины великого Рима! – поднявшись на ноги, торжественно произнес оптий. – Сегодня, сейчас, я объявляю вам о том, о чем вы, несомненно, догадывались, но не смели спросить. Наш славный легат Гай Юлий Цезарь наконец-то отдал приказ отходить на зимние квартиры! Туда мы с вами и идем. Война закончилась, мои верные легионеры! Скоро, совсем скоро, всех вас ждет отдых, развлечения и женщины. Ну и, конечно, жалованье за три месяца! Легат приказал выплатить вам его незамедлительно, сразу же по приходе в Нарбо-Марциус.
– Слава великому Цезарю!!! – потрясая оружием, восторженно заорали легионеры.
Виталий слушал, пытаясь уложить все это в сознании. Итак, это «кино» про времена Юлия Цезаря, место действия – окрестности Нарбо-Марциуса. Насколько он помнил, этот город, нынешняя Нарбонна, во времена Цезаря был столицей римской провинции, известной под издевательским прозвищем Галлия Браката – «Галлия в штанах». Существовала еще другая Галлия, предальпийская, называемая Галлия Тогата, то есть «Галлия в тоге»: ее завоевали еще в третьем веке до Рождества Христова, а жителей с тех пор успели воспитать в духе римской цивилизации и даже дать им гражданские права. А вот нарбоннцы гражданами Рима еще не считались и в их городах стояли римские гарнизоны. Впрочем, стояли давно и начали понемногу сливаться с местным населением, а некоторые молодые легионеры там же и родились. Кстати, Цезарь набрал в Галлии несколько легионов. Виталий ведь был не из тех «пехотинцев», которые из всей своей эпохи знают пару названий видов оружия, а какой хотя бы король в это время правил, сказать не могут.
Итак, Нарбонская «бракатая» Галлия считалась провинцией, но назначенный ее наместником Цезарь уже завоевал и другую Галлию – Галлию Комату, то есть «косматую». Для этого ему пришлось покорять северные племена, которые в 54 году восстали, и все началось с начала. Уж не сюда ли он, Виталий, попал?
– Слава нашему центуриону! – когда радостный гул стал затихать, подхалимски воскликнул сержант. – Слава!
– Я знал, что вам понравится эта новость, – довольно усмехнулся оптий. – Хотя для многих это и не новость вовсе. Судя по вашим радостным мордам, вы догадывались, куда идем, а?
– Слава центуриону!
– Слава!!!
– Ладно, хватит! – Марк Сульпиций махнул рукой и перевел взгляд на тоскливо стоявшего невдалеке беглеца. – Теперь предлагайте, что делать с этим пленником? Предлагайте не мне, а вот этому юному воину! Подойди, велит.
Из строя смущенно вышел Юний – с распухшим ухом, с синяком. Среди легионеров прошелестел смешок.
– Нечего смеяться. – Однако сам командир, вновь усаживаясь на бревно, не смог сдержать усмешку. – Право, Юний – неплохой воин, да и батюшка его – давний клиент нашей семьи. Правда ведь?
– Славному семейству Прокулов мы обязаны всем. – Юноша поклонился.
– Рад, что ты это помнишь. – Оптий кивнул и посмотрел на остальных воинов. – Сегодня велит оплошал – упустил беглеца…
В строю прокатился осуждающий ропот, кто-то выкрикнул обидные насмешки, кто-то выругался.
– Упустил, но сам же в конце концов и поймал, можно сказать. Если бы велиты не вступили с беглецом в схватку, если бы Юний не продержался так долго… Короче, этого строптивого пленника я дарю велиту Квинту Юнию! Вы, мои славные воины, придумаете подходящую казнь, а Юний… – тут оптий сверкнул глазами и прищурился. – Юний приведет приговор в исполнение! Молодым надо закалять сердца!
Несколько секунд легионеры молчали. Одно дело, когда воин по велению своего командира наказывает товарища за какой-то проступок, но совсем другое – возложить на велита обязанности палача! Унизил, так унизил – ничего не скажешь.
– Ну? – грозно рыкнул тессарий. – Что молчите? Предлагайте же?
– Распять его на кресте!
– Сжечь на костре!
– Удавить!
– Отрубить голову!
– Дать меч, и пусть бьется со своими соплеменниками насмерть!
Последнее предложение, похоже, понравилось оптию больше других. Устало вытянув ноги, он посмотрел на Юния:
– Ну? Что скажешь?
С видом провалившегося на экзамене двоечника велит почесал затылок и несмело уточнил:
– Это ведь теперь мой раб, правда? Вы, господин, только что подарили его мне…
– Да, да, все так, парень!
– Тогда я не понимаю, почему моей собственностью распоряжаются посторонние люди.
При этих словах многие легионеры изумленно раскрыли рты – по всему видать, не ожидали подобного от тихони.
– Потому что этот раб должен быть наказан, – размеренно и четко проговорил командир. – А раз это твоя собственность, то и наказать его – твоя обязанность.
– Я накажу его, да, – велит с готовностью кивнул. – Только… можно несколько иным способом?
– Ты же у нас теперь собственник, хозяин! – Оптий развел руками и издевательски хмыкнул. – Очень интересно, что ты придумал с ним сделать? Ну, говори же, говори!
– Видите ли, господин центурион, у меня в Нарбонне есть один знакомый ланиста…
– Что? – Марк Сульпиций в изумлении хлопнул себя по коленкам. – Ну у тебя и дружки, парень! И это – клиенты моей семьи? Ужас. А знакомого сутенера среди твоих друзей нет? Или актера, бродячего мима, проститутки? Позволь заметить, такие знакомства вовсе не красят воина великого Рима!
– Просто я говорю, как есть. – Юноша сконфуженно покраснел.
– Что ж, продолжай, интересно послушать. Ну, ну, смелее!
– В легионе, как вы знаете, я недавно. И жалованье мое еще очень невелико, а трофеи попадаются редко…
– Хватит жаловаться на жизнь! Я понимаю, куда ты клонишь. Сколько ты рассчитываешь получить за него у ланисты?
– Шестьдесят тысяч сестерциев. – Юноша скромно опустил глаза.
– Сколько-сколько? – Оптий аж привстал от удивления. – Я не ослышался? Шестьдесят тысяч? Это твое жалованье за год! И кто же даст такие деньги за строптивого раба, с которым одни проблемы?
– Шестьдесят тысяч, – упрямо повторил велит. – Этот галл… Он бьется в точности как гладиатор! Всякие там финты, уловки, обманные движения… Клянусь, едва ланиста увидит, как этот парень сражается, он заплатит мне столько, сколько я запрошу, а может, еще и больше.
– Ну, ты нахал, парень… Луций! Ты как думаешь, выручит велит за беглеца такую сумму?
– Кто его знает, мой командир? – уклончиво отозвался сержант. – Может, и выручит. Тем более, он же сказал, что ланиста – его друг.
– Мне бы таких друзей, которые запросто швыряют на ветер деньги! Предлагаю пари!
– Пари? – Тессарий азартно потер ладони. – Что ж, почему бы и нет?
Легионеры заинтересованно замерли – похоже, занятное зрелище казни отменялось, но взамен назревало нечто не менее интересное. Будет о чем рассказать потом…
– Итак! – Оптий, похоже, тоже оказался парнем азартным. – Я при свидетелях утверждаю, что велит Квинт Юний не продаст этого бродягу в Нарбонне за шестьдесят тысяч сестерциев. Ты же, любезнейший Луций, утверждаешь обратное. Так?
– Все так, командир, – с ухмылкой кивнул сержант.
Он, судя по всему, тоже видел, как сражался Беторикс. В отличие от оптия.
– Итак, пари. Что ж, приедем в Нарбонну, посмотрим, – Марк Сульпиций ухмыльнулся. – Теперь осталось договориться о закладе. Ты ведь у нас ветеран, Луций. Скоро получишь участок и пенсию.
– О нет, ставить участок или пенсию я не согласен!
– А тогда что? – вкрадчиво осведомился оптий.
– Давайте так: каждый из нас купит по три красивых девки, а кто выиграет, тому и достанутся все!
– Хм, девки… В моем доме и так полно красивых рабынь. Давай лучше участок. А я поставлю на кон свою новую виллу! Ну, решайся же, дружище Луций!
– Нет, участком я не могу рисковать ради такой ерунды. Да когда его еще дадут.
– Цезарь сказал, что вот-вот.
– Мой командир, – осмелился подать голос всеми уже позабытый велит. – Позволь мне кое-что вам посоветовать. Ну, насчет заклада.
– Тебе? – Марк Сульпиций хмыкнул. – Ну, что ж, посоветуй.
– Предлагаю проигравшему оплатить организацию гладиаторских игр на арене Нарбонны.
– Ого!
– И не только оплатить, но еще и пригласить всех воинов нашей славной центурии!
– Х-ха! – Оптий лишь покачал головой, впрочем, вполне благосклонно, видать, идея понравилась.
А как она пришлась по душе остальным! Вот вам и Юний, вот вам и велит-недотепа! Недаром говорят, что в тихом омуте черти водятся. Кстати, оптий это тоже оценил:
– Ну, ты и хитер, парень! Совсем неплохо устроил свои дела. Я слыхал, тебя здесь зовут Недотепой?
Беторикс усмехнулся – надо же, угадал!
– Я смотрю, это прозвище тебе совсем не подходит, я предложу другое… Отныне ты будешь зваться Квинт Юний Каллидус – Квинт Юний Хитрец! Как, парни, подходящее для него прозвище?
– Теперь видим, что подходящее.
– Посмотрим, что будет в Нарбонне.
Виталий вдруг поймал себя на мысли, что следит за развитием событий, будто так все и должно идти, уже не задаваясь вопросом, кто все эти люди и куда он попал. Неведомая реальность захватила его в плен и подчинила себе – не только физически, но, похоже, и в мыслях. Судя по всему, его главная задача теперь – выжить. А попусту мучиться, что, да как, да почему – с ума сойдешь.
