Цернунн, Камул, Рудиан – эта тройка богов особо почиталась арвернами, как паризии почитали Тараниса, Езуса, Тевтата, а эдуи – Сегомо, Эпону, Везуция. В каждом племени, у каждого народа имелись свои боги, каких-то общих, для всей Галлии, божеств не существовало, как долгое время не существовало и храмов – молились и приносили жертвы в священных местах: у источников, озер, рек, в рощах и среди горных кряжей. Почитались камни, священные растения, в первую очередь – дуб и омела, все те же родники, озера, реки – Граннос и Сирона, Бриксия и Луксовия. И, конечно же, поклонялись солнцу, его знаки – круг, свастика, колесо – изображались повсюду. А вот изображений богов не было, правда, все хорошо представляли себе, что Цернунн – сидящий со скрещенными ногами бог с ветвистыми, как у оленя, рогами, а Эпона – богиня-лошадь, а еще было божество в виде змеи с головой барана, Сегомо же представлялся эдуям не иначе, как с деревянным молотком и в паре с богиней-матерью.

– Много у наших народов богов, хороших и разных, – сворачивая к главной площади, пошутил про себя Беторикс, на всякий случай сменивший белый плащ друида на якобы трофейный римский, красный, с белым подбоем, что более пристало облику бедного, но гордого искателя приключений, благородного воина из давно разорившегося рода, в образе которого молодой человек и явился в грозную столицу арвернов.

Герговия представляла собой типичную галльскую крепость – оппидум – с торчащими среди каменной кладки концами каркасных балок, такую стену не мог пробить ни один таран. Крепость располагалась на возвышении, сам же город, если так можно выразиться – посад – растянулся вокруг кремля почти правильным кругом, в большинстве своем состоявшим из овальных в плане хижин – мазанок, с соломенными крышами, в которых ютились ремесленники, крестьяне и прочий люд. Ремесленные кварталы огородили себя бревенчатым частоколом, крестьянские же домишки располагались еще дальше, не защищенные уже ничем, да и кто бы смог огородить поля, луга, пастбища…

В городе чувствовалось приближение праздника – завтра, точнее – уже сегодня ночью – все жители и целая куча приезжих отмечали День трех богов, что примерно соответствовало календарной дате начала лета. По этой причине в Герговии скопилась чертова уйма народу, гости приехали из другой большой крепости – Аварика, из дальних хуторов и деревень. Все радовались, еще бы – за-ради праздника сам великий вождь славный Верцингеторикс обещал всем дармовое угощения и пиво, которое с утра уже варили во всех заезжих домах, во всех корчмах и харчевнях, от чего на кривых улочках города стоял такой запах, что Виталий не раз и не два уже сглотнул слюну. Впрочем, не только он один, многие – считалось, что до ночи пить хмельное нельзя, никто и не пил, опасаясь оскорбить богов, в честь которых на рыночной площади уже громоздилась целая гора свеженьких, только что отрубленных голов – друиды начинали праздник заранее.

Никто на эти головы особенно-то и не смотрел – привыкли. Все занимались своими делами: продавцы продавали, покупатели приценивались и громко, с азартом, торговались, оглашая округу шутками, клятвами и руганью.

Беторикс неспешно прошелся меж торговыми рядами, иногда оборачиваясь – где там Лита, не отстала ли, не потерялась? Тревожился, хотя, казалось, что ему теперь до этой девчонки? Отделаться бы от нее, отвязаться – что, кстати, и в ее интересах тоже, ибо находиться с друидом и дальше было просто опасно. Все так, однако, прогнать девчонку у Виталия не поворачивался язык. Все ж, сколько вместе пережили за долгий путь. Да и прогонишь – и куда бывшая жрица пойдет? Разве что прибьется к какому-нибудь благородному – в челядь. Так этого «благородного» для начала еще нужно найти. Который бы взял.

Молодой человек и сам изображал из себя потенциального клиента, умелого воина, ищущего хозяина и покровителя. Конечно, была бы лошадь – стало бы легче, тогда сразу ясно – раз верхом, значит, благородный человек, «всадник». Увы, на коня банально не хватало денег, дай бог купить Лите меч или секиру, что-нибудь, чтоб походила на воинского слугу.

Завидев наконец кузнечный ряд, Беторикс обернулся:

– Ты хоть мечом-то владеть умеешь?

– Никогда не пробовала, мой друид, – честно призналась девушка. – Но я научусь, правда-правда.

Молодой человек хмыкнул:

– Кто б сомневался!

– Вай, вай, благороднейший господин! – давно уже заприметивший потенциального покупателя торговец – толстый, в три обхвата, вислоусый дядька с широким, закрывающим почти половину жирного брюха, поясом и накинутым на плечи сагуме – наконец подал голос.

– Тебе нужен меч, уважаемый? О, нет, я вижу, меч у тебя уже есть. Значит – секира! Вот, смотри, о, благороднейший, это замечательный топор, не пожалеешь!

Искоса посмотрев на свою спутницу, Беторикс покачал головой – тяжелая секира ей явно не подходила.

– Мне бы чего-нибудь такого… для мальчика.

– Для твоего воинского слуги, господин? Понимаю, понимаю, – торговец (скорее все же это был подмастерье, а может, и сам кузнец, выставивший свои изделия к празднику) задумчиво оглядел тускло блестевшее на солнце оружие. – Вот! Вот это копье – то, что надо!

Он протянул увесистую рогатину, от одного взгляда на которую было уже ясно, что Лита не сможет не только овладеть им, но даже и таскать умается.

– Я оч-чень ловко кидаю ножи, ты забыл? – улучив момент, прошептала девчонка на ухо.

– А, ну да, ножи… – молодой человек склонился, выбирая кинжалы. – Мне вон тот… и тот… и вот этот.

Обычные были ножики, видно, что выкованные не то что бы сикось-накось, но… не для себя и не на заказ, а именно что для праздника – авось, кто и прельстится, купит, те же крестьяне с окрестных селений. Обычные, из мягкого железа, клинки… Метать-то, что нужно – не жалко!

– И еще вот этот, – потрогав пальцем понравившийся кинжал, Лита заплатила за него лично.

Впрочем, деньги у них считались общими, как-то так само собой получилось, и девушка не протестовала, хотя золотых массилийских статеров у нее лично оказалось больше. Наследница убитого друида. Ею же и убитого… Ею? Беторикс поспешно прогнал нехорошие мысли. Вот еще одна причина того, почему он не мог просто так взять и прогнать девчонку – получается, сам же ее подставил, использовал (использовал без всяких там глупостей, исключительно в качестве проводника), а теперь вот – бросает на произвол судьбы. Нехорошо это было бы, не по-мужски как-то и уж вовсе не по-благородному. Ладно, пусть пока в оруженосцах походит.

Подумав, молодой человек купил еще и дротик – короткое метательное копье, галльскую копию обычного римского пилума. Не очень-то он и тяжел, вполне на плече таскать можно, чтоб не приставали с вопросами, чтоб сразу было ясно, кто есть кто.

Экипировавшись таким образом, молодые люди еще пошатались по рынку, прицениваясь к красивым разноцветным тканям, деревянной и глиняной посуде, фибулам. Ничего покупать больше не собирались, просто бродили, прислушиваясь к разговорам, иногда и сами вставляя реплики. Бродили с определенной целью – отыскать пристанище хотя бы на ближайшие дни, что оказалось не так-то и просто – праздник, народцу пришло-приехало уйма. Даже на улицах, не говоря уже о заезжих домах, было тесновато – не протолкнуться. И все же хоть что-то нужно было найти, не ночевать же на улице! На крайний случай, пойти на окраину да попроситься в какую-нибудь деревенскую хижину, всяко уж не откажут. Но это именно что на крайний случай…

– Корчма? – торговец тканями озадаченно подергал ус. – Не знаю даже… Сейчас же праздник, все переполнены. Не знаю, найдете ли вы пристанище хоть где-нибудь. Хотя… есть один постоялый двор, но далеко, за частоколом, близ Нарбонской дороги.

– Близ Нарбонской дороги? – путники переглянулись. – А далеко – это сколько?

– Две левки, может, и все три, кто их там считал-мерял?

Километров пять, как минимум, действительно, не близко. Но, ничего другого, похоже, не оставалось, туда вот, по указанному адресу, и отправились благородный воин и его верный слуга – к Нарбонской дороге.

В прозрачном голубом небе ярко светило солнышко, с гор, принося приятную прохладу, дул легкий ветерок, в лугах за частоколом беззаботно порхали разноцветные бабочки и птицы. Прилегающая к Герговии местность оказалась весьма населенной – тут и там виднелись многочисленные деревни, по дороге то и дело попадались запряженные мулами возы, груженные свежим сеном и глиной для всяких строительных нужд.

Постоялый двор, как и говорил торговец, располагался возле самой дороги, на просторной поляне, окруженной платанами и пышным орешником. К большим деревянным воротам от дороги вела широкая липовая аллея, с наезженной телегами колеей. Окружавший «гостиницу» невысокий частокол, скорее, предназначался для защиты от зверей и мелких воришек, нежели от врагов – слишком уж он был хлипким. Тем не менее, постоялый двор произвел на путников вполне благоприятное впечатление – чисто выметенный двор, выбеленные строения, даже крыша на длинном приземистом доме не соломенная, а деревянная, из липовой дранки.

Возы на дворе, конечно, имелись, а вот коновязь была пуста – верный признак, что никого из благородного сословия в сем «мотеле» нет, раз уж лошадей не видно. Что, вообще-то, было и к лучшему: нет благородных – нет и пьяных драк, глумливого хвастовства, неистовой гульбы до утра и всяких прочих «разборок».

По двору деловито сновали слуги: таскали дрова в летнюю кухню, месили ногами глину, как видно, для затеянного хозяином ремонта, сгружали с возов сено в длинный сарай.

Владелец двора, вышедший навстречу гостям из дома (ну, а как же – о путниках уже доложили слуги), оказался крепким кряжистым мужчиной на вид лет сорока или что-то около того, с огромными ладоням и красным курносым лицом, наверное, более уместным где-нибудь под Рязанью, нежели здесь. Поправив для пущей важности накинутый на плечи плащ с вышитым в виде желтых свастик узором, хозяин поклонился гостям и представился, назвавшись Сегумом Кровопийцей.

Да-да, вот именно так! Виталий даже закашлялся – ну, ничего же себе, прозвище для хозяина придорожной корчмы! Кровопийца – это ж надо же!

– Я скот обычно по осени забиваю, – с самой доброжелательной улыбкой пояснил хозяин «мотеля». – И крови бычьей выпить люблю – вот так и прозвали.

– Ага, – покивал молодой человек. – Понятно. А я – благородный Бет… Альфонс сын Додина из древнего, но, увы, пришедшего в полное разорение рода.

Корчемщик понятливо кивнул:

– Ко мне много таких заходит. Всяко бывает – война, мор. Был могучий род – и нету, как корова языком слизнула.

– Так-так, – Беторикс многозначительно вздохнул. – Вот и мой род захирел, даже коня пришлось отдать за долги. Один вот слуга и остался. Слишком юн, зато верен.

– Так частенько и случается, – пропуская гостей в дом, заметил Сегум Кровопийца. – Времена такие, даже благородным иногда приходится выбирать – кого оставить, коня или слугу. Обычно коня предпочитают.

– Но ведь и без слуги благородному господину невместно!

– И это верно. Прошу, прошу, проходите. Что желаешь на ужин, благородный господин Альфонс? Выбирай, я велю приготовить.

Пригнувшись, чтоб не удариться лбом о низкую притолоку, Виталий какое-то время не мог ничего разглядеть, попав в полутьму сразу после яркого солнца. Хозяин пошире распахнул дверные створки – окон в доме не имелось, свет, кроме дверей, проникал внутрь лишь через дымовое отверстие в крыше. Вообще, внутреннее устройство «мотеля» больше напоминало «длинный дом» германцев, нежели типично галльское строение, и удивление гостей вовсе не укрылось от проницательных глаз Сегума.

– Что, никогда такого не видели? Многие удивляются. А секрет простой – когда-то я выкупил у римлян рабов – крепких парней, не для жертвы, а себе в работники, старые-то мой двор к этому времени сожгли, так, кое-что уцелело. А рыбы – парни эти – называли себя тевтонами, говорили промеж собой непонятно, а со мной – как римляне, на латыни.

– Так ты и латынь знаешь, господин Кровопийца?

Корчемщик почмокал губами:

– Называйте меня лучше – дядюшка Сегум. Знаю латынь, как не знать? Много где побывал, много с кем общался. Как не знать… Вот, выбирайте себе местечко для ночлега. Хотите – слева, хотите – справа.

М-да-а… Беторикс сдержал эмоции – не хотелось обижать столь гостеприимного хозяина, но, право слово, лучше бы его рабы оказались римлянами – выстроили бы обычную римскую гостиницу, двухэтажную, с расположенной на первом этаже таверной. А тут… Тут – типичный барак и по обеим стенкам – широкие помосты-нары, застеленные свежей соломой и кое-где задвинутые плотными занавесками.

– Вот, там где завешено, там занято, – любезно пояснил хозяин. – А все остальное – свободно. Целых два места! Повезло вам, могло бы и этого не быть – праздник! Выбирайте любое.

– А два сразу можно взять? – подумав, поинтересовался Беторикс. – Одно для меня, другое – для слуги.

Сегум Кровопийца задумчиво почесал затылок:

– Ну, если других постояльцев не будет… Вообще-то слуги обычно ночуют у господ в ногах. Тут просторно – сами видите.

– Мы хорошо заплатим, дядюшка Сегум! – молодой человек вытащил деньги. – Просто я привык спать один.

– Ладно, – углядев монеты, покладисто согласился корчемщик. – Но, сам понимаешь, доблестный господин Альфонс, тогда все это будет стоить ровно в два раза дороже.

– Конечно, конечно, я сразу и заплачу. Сколько нужно?

– А что за монеты у вас? Может, выйдем во двор, под навес? Там, кстати, и трапезная.

Устроенная под тенистым навесом трапезная – просто длинные скамейки и столь же длинный стол – понравилась гостям куда больше, нежели, собственно говоря, «номера». Кусты шиповника, сирень, смородина – пахло так, что дух захватывало, да и вообще, верно, отбивало запах пищи.

– Хорошо здесь у тебя, дядюшка Сегум, – одобрительно кивнул молодой человек. – Уютненько!

Хозяин постоялого двора внимательно разглядывал монеты. Этакий алчный ростовщик-сребролюбец, очков только для пущего антуража не хватает.

– Массилийские статеры! – приглядевшись, взволнованно произнес корчемщик. – Даже на зуб пробовать не буду, знаю – золото в них отличное. Такие – с таким вот рисунком – года два назад чеканил благороднейший Каркант, властелин Синего ущелья. Но он ими конечно же не расплачивался, так, для себя начеканил – золота было в избытке. Для похвалы, для подарков… – дядюшка Сегум немного помолчал, а потом процедил, на этот раз даже с каким-то осуждением: – И еще такие монетки благородный Эльхар, сын Гартумета чеканил. Только золото, пес худой, бодяжил, не боясь всех богов. Вот я и смотрю – не его ли изделия, уж извини. Вижу теперь – не его.

– Ага, ага, – Беторикс оживился, услыхав знакомое имя – имя интригана и предателя, имевшего при дворе Верцингеторикса весьма большое влияние.

– Эльхар, говоришь, того благородного всадника зовут?

– Да, так, – пожевал губами Сегум. – Не встречаться бы никогда ни с ним, ни с его денежками.

Вообще-то, по большому счету финансовую деятельность благороднейшего Эльхара нельзя было назвать изготовлением фальшивых денег, ибо деньгами в подлинном смысле слова (то есть средствами обмена и платежа) чеканенные многими вельможами монеты, собственно говоря, не являлись, служа лишь материальным воплощением гордости и спеси, как, скажем, какой-нибудь пошлый «Лексус» или «Роллс-Ройс» у разжиревших до безобразия российских нуворишей.

– Дядюшка Сегум, – расплатившись, Беторикс неспешно убрал лишние монетки. – А благородный Эльхар… он где живет? Я слыхал, он тут виллу себе выстроил где-то неподалеку? Говорят, отобрал у какого-то бедолаги усадьбу.

– Верно говорят! – светлые глаза хозяина постоялого двора вспыхнули гневом, впрочем, тут же унявшимся. – Знал я этого бедолагу, про которого ты говоришь, благородный Альфонс, и семью его знал. Ободрал его Эльхар, как липку, в раба превратил, в слугу! А потом этот бедолага вдруг сгинул, пропал. Со всей своей семьей и сгинул. Так уж устроили боги – у сильного всегда бессильный виноват.

Кто это сказал про сильного и бессильного? – вдруг подумал Виталий. Крылов? Или Лафонтен? В общем, в какой-то басне написано.

– Ты вот рассказывал про Эльхара, дядюшка Сегум, – словно бы что-то припоминая, протянул молодой человек. – А мне вспомнился другой вельможа, некий благороднейший всадник по имени Камунориг. Ты про такого не слыхал?

При одном только упоминании Камунорига хозяин постоялого двора изменился в лице! Даже монетки, которые вертел в руках, едва не выронил в траву.

Беторикс даже забеспокоился:

– Что, что с тобой, уважаемый? Я что-то не то спросил?

– Тс-с!!! – оглядевшись вокруг – кого, интересно, ему здесь было опасаться? – Сегум Кровопийца резко понизил голос почти до шепота. – Не надо так громко!

– А что? Почему не надо? Я ведь просто спросил… о знакомом моего знакомого.

Корчемщик закашлялся:

– Вижу, ты хороший человек, благородный Альфонс. Не как другие, ничем не кичишься… заплатил вот достойно. Хочу предупредить – у нас тут, в Герговии, за некоторые вопросы могут язык отрезать или сделать еще чего похуже! Ну, ты и спросил… Камунориг! Нашел знакомого. А сам-то знаешь, что этот Камунориг – подлый предатель и враг?!

Молодой человек хлопнул ресницами:

– Камунориг – предатель?! Не может быть!

– Может, может, поверь, – дядюшка Сегум невесело усмехнулся. – Не знаю, что уж у них там, при дворе, произошло, может, дело и темное, однако Камунориг бежал и был объявлен предателем. И каждый, кто знает, где он скрывается, обязан донести кому-нибудь из благородных вельмож!

– Ах, вон оно что, – протянул Виталий.

Его собеседник покивал:

– Вот то-то и оно! Смекаешь, о чем я тебе толкую? Сам меньше болтай и слуге своему скажи. Да что там говорить, хорошо, что ты на меня нарвался, а спросил бы кого-нибудь в городе? Уж давно пытали бы в крепости… и тебя, и твоего слугу.

– Понял тебя, дядюшка Сегум, – молодой человек озабоченно осмотрелся вокруг и тихо спросил: – Позволь еще вопрос… тоже, может быть, не очень приятный.

Хозяин постоялого двора махнул рукой:

– Спрашивай, благородный Альфонс, спрашивай, коль уж начал. Это только в Герговии спрос дороже жизни стоит, а у нас здесь – можно. Не со всеми, правда. Со мной – да.

– Алезия! – тут же выпалил Беторикс. – О ней что-нибудь слышал? Имя запоминающееся, такое же, как зовется и славная крепость эдуев.

– Алезия? – нахмурившись, переспросил Кровопийца. – О-ой, паре-е-ень… Уж не о колдунье ли ты говоришь?

Виталий подскочил на скамейке:

– О колдунье?! Вот как! Ее тоже оговорили? Что с ней? Где она?

– А нигде! – снова усмехнулся корчемщик. – Вернее, никто не знает – где. Я так думаю – с Камуноригом бежала, а куда – одни боги знают. К слову сказать, славная была женщина, у нас, в Герговии, ее многие знали – открыто жила. Муж ее где-то пропал, не ясно было – то ли вдовой ее считать, то ли нет.

Молодой человек взволнованно потеребил бородку:

– А ты откуда про нее знаешь, дядюшка Сегум?

– Откуда и про Камунорига твоего – слухи! Городок у нас небольшой, почти все друг друга знают, я говорю о старых жителях, а ведь с Верцингеториксом из Алезии приехали многие. Вот и женщина та, о которой ты спрашивал, – она тоже приехала.

– И где же она жила?

– Как все вельможи – в крепости. Слуги потом, после ее бегства, исчезли. То ли запытали их до смерти, а, скорей – они сразу к ней приставлены были. Так, для пригляда.

– И что же, никто ничего не знает?

– Знал бы кто – давно б их нашли. Не-ет, куда-то далеко они убрались, я вот думаю – может, в Британию даже!

В Британию! Хорошо хоть не в Америку… за неоткрытием последней. Действительно – только слухи? Или правду говорят?

– Что, точно – в Британию?

– Сказал же – знал бы кто!

Что ж, понятно. Беторикс покачал головой и, заказав ужин, отправился со слугой прогуляться – привести мысли в порядок. Ну, хоть что-то узнал. Самую малость, да и то – бабушка надвое сказала. Та-ак… Дядюшка Сегум сказал, что Алезия в крепости жила, в доме… И что многие ее знали, так что выяснить адрес не составит труда… Ха – адрес! По-современному думать начал! Ладно, пусть так. Выяснить, где жила, установить дом, а там… если слуг нет, так осторожненько расспросить соседей. Уж всяко, хоть какая-то информация да всплывет, и будет она куда достовернее, нежели та, которую поведал корчемщик. Значит, нужно идти в крепость! Ага… идти. В самое логово! Эльхар, Камунолис, все прочие вельможи. А еще их рабы, амбакты, военные слуги. При дворе мятежного вождя его, Беторикса, каждая собака знает! Выходит, никак нельзя самому идти… Послать Литу? Кстати, а не пора ей перестать в мальчишечьем платье ходить? Нет, не пора. Девушка, женщина в древнем обществе – никто и звать ее никак. Только царицы да вдовы хоть какие-то права имеют и, даже можно сказать, – свободу. Остальные же полностью зависят если не от мужа, так от отца, от всех прочих родичей. Верный, странствующий со своим господином, слуга никаких подозрений не вызовет, а вот служанка… верная спутница… Самому смешно!

Молодой человек повернул голову и тихо позвал:

– Лита!

Собиравшая цветы девушка встрепенулась и, бросив свое занятие, подбежала ближе. Поклонилась:

– Я здесь, мой дру… благороднейший господин!

– Завтра с утра ты отправишься в крепость. Если начнут спрашивать, ответишь, как есть – мол безродный слуга, потерявший всех и ищущий себе нового господина, – Беторикс скептически осмотрел девчонку и хмыкнул: – Оденешься погрязней, это платье слишком шикарно. Надеюсь, у нашего доброго дядюшки Сегума сыщется какое-нибудь подходящее тряпье. Да! И испачкай чем-нибудь лицо… сажей, что ли… слишком уж ты завлекательно выглядишь. А вот прическа – да, замечательная, еще больше ее разлохмать.

Понятливо кивнув, Лита лукаво прищурилась:

– Можно мне сказать, господин?

– Говори.

– Это насчет твоих волос, господин… Все равно можно?

– Сказал же уже! Чего кота за хвост тянешь?

На розовых губках девушки заиграла ехидная улыбочка:

– Осмелюсь сказать, твои волосы – не волосы благородного человека! Слишком короткие.

– Да уж… обкарнала ты меня, постаралась, – отмахнувшись, вынужден был согласиться Виталий. – То-то я и смотрю, наш корчемщик обращается ко мне запросто. Небось, не видит во мне благородного.

Бывшая жрица хихикнула:

– Да уж, подкачали твои волосы, мой господин. Правда-правда! Так что мне там, в крепости, делать?

– Ах, да, – молодой человек перестал приглаживать волосы и дальше уже инструктировал подопечную очень серьезно, ведь от этого зависела ее жизнь. И – его.

– Будешь ходить, выспрашивать чего покушать – как все попрошайки делают, а главное – узнай, где не так-то давно жила некая молодая особа по имени Алезия, ее еще могут называть колдуньей.

– Та самая, о которой ты расспрашивал дядюшку Сегума? – склонив голову набок, словно бы между прочим поинтересовалась Лита. – Ой! Ой! Только не надо щелкать меня по носу, мой благороднейший господин! Ты ж обещал, правда-правда.

– Ла-адно, не буду… – Беторикс хмыкнул в кулак и откашлялся. – Уши бы тебе оборвать – слишком уж они у тебя длинные, то что не надо слышат.

– Я так понимаю – мои уши завтра в крепости очень даже кстати будут!

А ведь уела девчонка, уела! Молодой человек, не зная, что на это ответить, лишь мотнул головой да продолжал инструктаж дальше:

– В общем, расспросишь про эту Алезию, все запомнишь, выяснишь, где жила. Сама в тот дом не ходи, загляни в соседние – на жизнь пожалуйся, попроси чего-нибудь покушать. Заодно – потихоньку, только у слуг, выясни, что они про своих соседей – Алезию – знают. Напрямую ничего не спрашивай, все, как бы невзначай, к слову… вот, как меня сейчас про прическу спросила. Все поняла?

– Все, мой господин, – вмиг перестав улыбаться, девушка со всей серьезностью поклонилась. – Не переживай, я все исполню в точности, и даже более того.

– Вот я и боюсь, что – «более того»! Ничего лишнего не делай, поняла?!

Лита молча поклонилась.

Ненужную одежку для слуги молодой человек спросил у трактирщика еще вечером, сразу же после обильного ужина. Дядюшка Сегум не отказал, велел слугам дать «мальчишке» какое-нибудь тряпье.

Спалось Виталию не очень-то хорошо, во-первых, в постланном на помост сене, похоже, оказались блохи, а во-вторых, все постояльцы – а было их немало – хором храпели, переругивались, кричали во сне. Вот так «мотель», попробуй тут выспись.

Лита, впрочем, спала хорошо и крепко и, встав на рассвете вместе со всеми, выглядела свежо и мило. Вот это и плохо, что мило.

– Сажи из очага принеси.

Девчонка проворно исполнила приказание, после чего, вместе со своим господином покинула постоялый двор, прихватив выданное дядюшкой Сегумом тряпье.

Там же, на цветочном лугу, Беторикс велел «слуге» переодеться и тщательно осмотрел костюм, состоящий из коротких, едва прикрывавших коленки, брак, рваной туники и драного, крашенного черникой, плаща, давно выгоревшего на солнце.

– Башмаки тоже снимай. Снимай, я говорю! Ноги сажей вы-мажь… и лицо – погуще… Эх, горе ты мое, дай-ка, я сам. Ну вот, вроде ничего… Эн, нет! А ну-ка, переодень тунику.

– Зачем, мой господин?

– Одень, говорю, задом наперед.

– Но…

– Видишь, прорехи тут какие… пусть уж лучше через них лопатки твои просвечивают, нежели грудь. Тем более, сзади-то дырки можно и плащиком прикрыть.

– Так плащик тоже дырявый.

Последним штрихом к костюму Гавроша оказалась козья шапка – кервезия, с утра выпрошенная Виталием у какого-то хозяйского раба, настолько старая и грязная, что страшно было взять в руки.

– Вот теперь – хорошо! – нахлобучив кервезию девушке на голову, Беторикс довольно потер руки. – Вот теперь – славно. Экий Давид Копперфильд получился. Оливер Твист! У Курского вокзала стою я ма-а-алодой, поада-айте, Христа ради, червонец за-а-ала-атой.

Внезапно пришедшую на ум песенку молодой человек пропел, естественно, по-русски. Что отнюдь не вызвало удивления у жрицы – она давно знала, что Беторикс – чужак. Только очень-очень хороший чужак, куда лучше многих своих… правда-правда!

Виталий лично проводил Литу до перекидного мостика через глубокий ров, не под руку, конечно, проводил – шагал в отдалении, незаметно. И также лично убедился, что переодевание свое дело сделало – никто к «убогому сорванцу» не вязался, а проходившие мимо женщины с большими, полные всякой снеди, корзинами, плетенными из старого лыка, даже опасливо ускоряли шаг да постоянно оглядывались. Ышш, шантрапа! Как бы што не украл! С этакого-то оборванца станется.

Лита и в крепость проникла точно так же – правда, один из воротных стражей все же хотел шугануть оборвыша, да махнул рукой – пес с ним. Пущай побирается, беднякам да нищим тоже как-то жить надо.

Убедившись, что девчонка дошла куда надо, молодой человек поспешно вернулся обратно на постоялый двор, где и принялся ждать. А ждать да догонять, как известно – хуже нет! Вот и Виталий маялся, ходил по двору из угла в угол, потом ушел все на тот же луг, завалился в траву, гадая – правильно ли поступил? Не зря ли послал Литу? С другой стороны, а кого ему еще было послать? Более преданного, и даже, наверное, можно уже сказать – родного – человечка у Беторикса сейчас не было. Вообще никого не было, кроме Литы. В конце концов, эта несколько взбалмошная девчонка сама за ним увязалась, да Виталий ее и берег как мог. Ладно, черт с ней, если мало что узнает – вернулась бы по-хорошему обратно. Нет, лучше бы хоть что-то вызнала – не зря б тогда посылал, волновался. А так…

Виталий уже и посидел, и повалялся, и даже, сорвав ромашку, принялся было гадать – «придет – не придет», да испугался сглазить – бросил. Должна, должна вернуться – не столь уж и сложное задание. Шушеру разную мелкую порасспросить – экое дело.

А солнце-то уже на полдень… а вот и к вечеру поклонилось, скоро смеркаться начнет… Не увидеть бы девчушкину голову в общей куче! Головы… отрубленные головы. Это что же у галлов за страсть такая?! Жуткая первобытная страсть, да и сами они первобытны – род, племя – вот это главное. А вот у римлян уже сейчас – иначе. Там и личность, и патрия – Отечество! Отечество! А тут… одни родо-племенные разборки!

Виталий невольно прикрыл глаза, представив, каким цветущим краем была Римская Галлия! Каким она стала бы, если б тогда, при Алезии, победил Цезарь. Как, в общем-то, и было бы, не вмешайся некий господин Замятин. Как и должно быть на самом деле. Ведь в настоящей истории победили римляне, Верцингеторикс был пленен и вскоре казнен в Риме. Друидов прижали к ногтю, знать, а за ней и простолюдины постепенно романизировались, и все зажили, в общем-то, не так уж и плохо, особенно после знаменитого эдикта Каракаллы, дарующего всем жителям провинций права римских граждан. Конечно, идеализировать не надо, все было – и эксплуатация никуда не делась, и классовая борьба – движение багаудов достаточно вспомнить. Но ведь все это и в Риме было, а в провинциях стало – как в Риме. Быть частью великой империи, находиться под стражей ее законов, ее солдат – это и есть то, что вот сейчас уже так нужно было здесь, в Галлии, многим. Тому же незадачливому убийце Мердою и его семье. Даже Вириду и Катуманду.

И это ведь он, Виталий Замятин, своими собственными руками устроил… можно сказать – задержал развитие Галлии! По настойчивой просьбе некоего господина Васюкина, которому это зачем-то надо. Зачем? Социальный эксперимент решил провести, эмпирик хренов! А еще интересно, все то, что получилось, это вот страшненькое галльское общество – с человеческими жертвоприношениями, культом мертвых голов и – самое главное – с гнусным олигархическим мироустройством и кулачным правом.

Алезия, Алезия… найти бы тебя побыстрей, а уж потом… потом разбираться со всем прочим.

Пока молодой человек размышлял, уже стало смеркаться, небо поблекло и начинало становиться лиловым. Загорелись первые звезды, и молодой месяц закачался над старым платаном, словно бы говоря – пора ей вернуться, пора бы!

Покинув луг, Беторикс, не сворачивая к постоялому двору, зашагал по аллее, помахал едущим мимо возам. Возчики отозвались, дружелюбно улыбаясь. Славные люди, славные…

Одиноко бредущую фигурку он заметил еще издали – как раз на фоне заката. Черная, маленькая, в смешной шапке… Лита? Или какой-нибудь пастушонок?

Не на шутку волнуясь – не робот все же – Виталий быстро зашагал навстречу… Действительно – пастушонок. Шапка-то не та! Та была из козьей шкуры – кервезия – а эта круглая, кожаная…

– Не меня ль ты встречаешь, мой господин?

Господи! Что это? Не показалось?

– Лита? Клянусь всеми богами, я тебя не узнал!

Не скрывая радости, молодой человек обнял девчонку, похлопал по плечу… и даже от избытка чувств поцеловал в лоб.

– Ах, мой господин… Лучше б ты поцеловал меня в губы. Я б и сама… да не решаюсь.

– Правильно делаешь, что не решаешься. Мала еще! Да и вообще, ты мне – как младшая сестра. Глаз да глаз – присмотр всегда нужен.

Они так и пошли по дороге – вернувшаяся наконец Лита и ее молодой господин.

– О, благороднейший господин мой, давай присядем там, между липами, – повернув голову, негромко предложила девушка. – Там я тебе все и расскажу, а ты уж решишь – зря или не зря сходила.

Виталий рассеянно кивнул:

– Давай.

Он все еще не мог прийти в себя от радости – вернулась девочка, вернулась! Да еще и узнала что-то… Ну, совсем молодец!

Где-то на самом краю неба еще голубели остатки дня, все же остальное было затянуто синим, лиловым, сиреневым, а на западе – золотисто-алым. Мигали звезды, и месяц сверкал серебром, и где-то рядом пел свою песню сверчок. И так было хорошо сидеть, слушать…

– В том доме, где жила вельможная дама Алезия, полно каких-то людей, я так полагаю – чужих, может быть, там даже засада. Поначалу-то я именно так и подумала, правда-правда, но потом от Париска, раба в одном богатом доме, узнала таки… ой, он такой смешной, этот Париск и все время улыбается… так вот, узнала, что Алезия и брат ее, именем Кариоликс…

Беторикс закусил губу – Господи… Кари! Вот и этот нашелся, вернее – появилась и о нем весточка. Хоть что-то.

– …они все покинули свое жилище давно, еще зимою, а там облава была, но, никого не нашли, а искали, а люди до сих пор считают, что какой-то важный вельможа даму Алезию предупредил, как того вельможу зовут, я так и не узнала…

Камунориг! Больше некому.

– А потом он и сам бежал!

Точно. Он!

– Все – из-за связи с римлянами.

А вот это – враки. Интриги, интриги – больше-то тут что?

– Еще у того смешного Париска, раба, есть приятель – тоже смешной, круглоголовый, так он меня спросил – чего это я тут выспрашиваю? Я и ответила – мол, из любопытства. Просто интересно все про людей знать, он и отстал, сказал только, что если кому интересно, то у колдуньи… они все госпожу Алезию почему-то колдуньей считают… так и этот смешной… забыла, как его… он-то и сказал, мол, у колдуньи один верный слуга остался, зовут – Амбринум…

– Как-как? – услыхав почти знакомое имя, быстро переспросил Беторикс: – Может, Амбриконум?

– Вот именно так и есть! Так вот, этого Амбриконума завтра вечером можно будет увидеть на празднике трех богов, в Священной роще. Круглоголовый сказал, что знает, где его искать. Мол, он и сам там будет, слева от жертвенника. Так и сказал, но… попросил денег. Если, мол, я вдруг туда приду – ни за что просто так не покажет.

– Та-ак… – переваривая полученную информацию, молодой человек задумчиво посмотрел на луну. – Ну, а ты что?

– А я, как ты учил, ни «да», ни «нет» не сказала. Просто сбежала тихонечко. А бегаю я быстро!

Порывисто обняв девушку, Беторикс крепко поцеловал ее в губы:

– Какая же ты все-таки умница, милая Лита! Эй-эй… только вот наглеть не надо… Всего один поцелуй, братский… Ум-м…

Позади, на дороге, словно прикрикивая на затаившуюся за деревьями парочку, утробно замычал мул.