О, когда надо, Лита умела бегать очень быстро! Еще бы, ее покойный отец Гарнад Ноги-Крылья славился в роду как самый стремительный охотник, недаром ведь так прозвали! Старейшины-вергобреты всегда посылали его с какой-нибудь вестью на дальние пастбища или в ближайший город, к своим, и, когда часть деревень спалили арверны Верцингеторикса, а оставшуюся часть – римляне, когда совсем не стало еды и наступили тяжелые времена, вот тогда-то друиды племени решили просить о помощи богов, послать к ним вестника, самого быстроногого, конечно же – выбор пал на отца Литы, и он – тогда еще совсем молодой человек – принял наказ с радостью и гордостью, как и положено воину. Отправиться к богам и просить их за свой народ – что может быть лучше и благороднее? Тем более, что и юная супруга Гарнада – мать Литы – решилась последовать вслед за любимым мужем. Что же касаемо ребенка – за ней обещали присмотреть друиды, а этим людям можно было верить, еще бы, они ведь запросто общались с богами, с самыми сильными божествами здешних мест – богами горных кряжей. Им служили друиды, им стала служить и Лита, служить истово, помня о славной судьбе матери и отца. И хотя девчонке все ж было жалко родителей, она гордилась ими. А еще – бегала быстрее всех на всех состязаниях, что проводились в священной роще, близ озера Мертвых Голов.

Небольшой народ Литы относился к дальним родичам битуригов, что проживали на севере, где плоскогорье переходило в долину, тянущуюся до самого моря, точнее сказать, до пролива, за которым лежала Британия. Жители островов называли пролив Муйр-Ихт, галлы же просто – Проливом, и нынче его бороздили хищные римские либурны. О, эти римляне… Лита с детства ненавидела их, хотя и жила вместе со своим племенем на соседних с эдуями землях, а эдуи – один из самых больших и могучих народов Галлии – издавна называли себя римскими братьями и даже помогали Цезарю… до тех пор, пока переменчивое воинское счастье не перескочило на сторону Верцингеторикса, молодого вождя арвернов и всей восставшей Галлии. А тогда уж пришлось и эдуям выступить против римлян, ибо зачем же уступать каким-то арвернам пальму первенства в освободительной и справедливой войне. Не прошло и года, как Цезарь увел из Галлии легионы – отправился наводить порядок домой, в Риме, а построенные римлянами дороги уже зарастали по обочинам сорной травой, какие-то ушлые людишки разбирали на кирпичи акведуки и здания, никто ничего не ремонтировал и не строил – никому было не надо. Дорога? Хорошо, что она есть, но… Свой-то участок мы будем поддерживать, от реки во-он до того поля, да и то, если захотим, что же касаемо всего остального пути – пусть за ним следят эдуи, сеноны, карнауты… Кто угодно, у каждого ведь – свое. Горным охотникам и земледельцам вполне хватало тропинок, Лита знала их хорошо, куда лучше, нежели многие другие, еще бы – многие тропы считались священными, и непосвященным вовсе не надлежало их знать.

Такой вот тайной тропой она прибежала к озеру Мертвых Голов и сейчас, едва только в бывшей усадьбе Думнокара Римлянина началась заварушка. Все стали кого-то ловить… хм… кого-то? Того самого гостя, человека сильного, красивого и, несомненно, благородных кровей – Лите это было ясно с первого взгляда. Зачем его ловили? Почему он сбежал? Юная жрица не зря считалась умной девушкой, сообразила, что к чему, сразу: этот красивый благороднейший муж явился из прошлого! Он явно был из прежних хозяев виллы, либо из их близких друзей, иначе б так подробно не расспрашивал, даже не дослушав исправленную друидом Ампрениксом песнь. О, друид Ампреникс вовсе не зря посылал младшую жрицу на виллу, ему нужно было докладывать обо всем. Слишком уж близко соседство и – кто знает? – быть может – слишком опасно. Вообще, много чего нехорошего говорили про друида, не в глаза конечно же, так, шептались, переговаривались за спиной. Мол, слишком уж сребролюбив жрец, да слишком падок на юных дев, таких, как вот Лита, он же ее и превратил в женщину, он и использовал – подсылал, заставлял подсматривать, подслушивать, узнавать сведения… Положа руку на сердце, Лите друид давно опротивел – костлявый, с длинными нечесаными космами и узкой сальной бородкой, с огромным, словно у хищной птицы, носом и водянистыми немигающими глазами, он больше напоминал вестника смерти, нежели заступника в мире богов. И все же люди почему-то ему верили – уж какой бы ни был друид, а с богами он связь имеет наверняка! Да и по внешности: взглянешь на такого, сразу и скажешь – уж этот – да, уж этот-то точно потустороннего мира жилец.

Так все считали. И Лита – более чем кто-либо, хотя, как человек, ей не очень-то нравился Ампреникс… больше сказать – в последнее время она его едва терпела. Тем более, еще с лета появились у нее некоторые сомнения насчет всемогущества жреца – и пытливый ум девушки не мог с ними мириться. С тем, например, как боги общались с друидом, выражая свою волю – это просто в умело закрепленных в кроне священного дуба кувшинах выл ветер. Лита не поленилась, слазила, хорошо – друид не заметил, заметил бы – давно со свету сжил. Впрочем, того света девушка вовсе не боялась – там ведь родители, отец и мать. Они, верно, в почете, еще бы – посланцы к богам. Боги горных кряжей – небесные заступники и покровители, иногда грозные, иногда добрее самых добрых казались Лите живыми. Как и любой человек в племени, богов девушка боялась и уважала безмерно, но… боги богами, а друид – это всего лишь смертный, не бог. Чего же тогда он…

– Я ждал тебя, Лита.

Тьфу ты! Стоило только подумать и вот нате вам, пожалуйста! Ждал он.

Девушка едва только подошла к озеру, едва, наклонившись, омыла руки и вознесла молитвы богам, как жрец – тут как тут. Горбоносый морщинистый старик – говорят, ему уже целых сорок лет, ужас!

– Я ждал тебя, – выйдя из можжевельника, снова произнес Ампреникс. – Знал, что ты сегодня придешь, боги сказали мне это.

Ага, боги, – скривившись, неприязненно подумала Лита, – небось, как всегда, осматривал тропки-дорожки с вершины старого дуба – не зря же ременную лестницу приспособил, и думает, будто никто об этом не знает. Никто, в общем-то, и не знал… кроме любопытной и недоверчивой Литы, она ж сама по этой лестнице не так уж давно и лазила – на кувшины для ветра смотрела. Голос богов – х-ха!

– Ну, что новенького в усадьбе, дщерь? – приблизившись, жрец похотливо ухватил девушку за грудь и гнусно расхохотался. – Хотя не спеши с докладом, помолись, омойся в священном озере и… и пойдем со мной под дуб…

О, как он надоел! Не дуб, друид этот… Ну, до чего противно отдаваться сорокалетнему старцу! Лучше б тому благородному красавцу на вилле…

– Там сегодня переполох, – посмотрев в воду, негромко доложила жрица. – Кого-то ловят.

Ее собеседник тут же насторожился, даже о похоти думать забыл:

– Ловят? Кого?

– Какого-то заезжего гостя.

– И ты не разузнала – кого? Забыла, зачем я тебя туда посылаю? Да не я – боги!

Развернувшись, Ампреникс резким движение ударил жрицу ладонью по лицу, так сильно, что девчонка упала, а на разбитых губах ее выступила алая кровь.

– Вставай! – усевшись на лежавшую у самой воды колоду, как ни в чем ни бывало приказал друид. – Так, говоришь, ничего про беглеца не узнала? Тогда зачем же пришла? Или ты не уважаешь богов!

– Как ты можешь такое говорить, о, мой друид! – обиделась Лита.

И в самом деле, теперь было на что обижаться – ладно, пощечина, но подозревать вот в таком! Уж кого-кого, а родных богов девушка уважала, это, может, чужих – нет, а уж своих-то…

По щекам юной жрицы потекли слезы. Не от боли, от обиды – ну, надо же, такое подумать. Да как он мог!

– Я… я вовсе не собиралась обманывать богов, – тихо произнесла девушка. – И кое-что вызнала.

– Ну, так не томи, докладывай!

– Так я и хотела… Этот гость, он из прежних хозяев, вообще – из прежних.

– Так-та-ак!

Всем своим видом друид выказал крайнюю заинтересованность: черты лица его заострились, огромный нос, трепеща, с шумом втягивал воздух, да и сам жрец подался вперед, привстал со своего сидения:

– Говори, дщерь, говори!

– Я расспросила Вирда, парнишку из эдуйской деревни, он… он узнал гостя. Это некий благородный вельможа по имени Беторикс.

– Беторикс. Та-ак…

Искоса взглянув на девушку, друид поднялся на ноги и задумчиво посмотрел в прозрачную гладь озера. А потом, минуты через две, негромко спросил:

– Ты зачем лазила на священный дуб, дщерь?

– Я не… я…

– Молчи! – друид произнес это громко, но, казалось, без всякого гнева. – Боги сказали мне. Впрочем, для тебя уже все равно.

– Почему для меня все равно, мой друид?

– Потому, – жрец скривился. – Сейчас и узнаешь. Только прежде расскажи поподробней, что ты еще слышала? Может быть, ты даже и с гостем, с Беториксом этим, общалась.

– Общалась, о, мой друид, – послушно кивнула девушка. – Правда, недолго.

Лита послушно рассказал все – не особо-то и много было рассказывать, но Ампреникс оказался удовлетворенным и этими сведениями, даже хохотнул, а потом вдруг задумчиво посмотрел на юную жрицу и улыбнулся улыбкой доброй и кроткой настолько, что собеседницу пронизал лютый холод.

– Ты спрашивала меня кое-что, дщерь… Так вот – пришла пора тебе навестить своих родителей. И кое-что попросить у богов. Готова ли ты последовать на тот свет прямо сейчас?

– Прямо сейчас? – лишь на одно мгновение девчонка растерялась, но быстро взяла себя в руки. – Да, конечно, готова. А потом… я вернусь обратно сюда?

– Как ты захочешь, – пожал плечами друид. – Вернее – как захотят боги. Уж сама с ними договаривайся, да и твои покойные родители – отпустят ли они тебя обратно?

– Не знаю, – Лита с сомнением качнула головой.

– Вот и я не знаю, – снова ухмыльнулся жрец.

Лита задумчиво посмотрела по сторонам и поежилась. Нет, смерти она не боялась – ведь тот, потусторонний, мир гораздо лучше этого, тем более, там родители – просто чувствовала себя как-то не в своей тарелке, слишком уж неожиданным было только что прозвучавшее предложение. Предложение… Или – приказ?

Девушка перевела взгляд на друида:

– Что я должна спросить у богов? За каким делом ты меня посылаешь?

Ампреникс злобно сверкнул глазами:

– Ты забыла добавить – «о, мой друид», дщерь!

– О, мой друид, – послушно промолвила Лита.

И снова вскинула голову:

– Так все же – зачем?

– Я… я должен кое-что кое-кому передать… Твоему отцу, да!

Друид говорил как-то неуверенно, словно бы вот только сейчас, прямо на ходу, все и придумывал, иногда даже теряя нить беседы. Лита поспешно спрятала невежливую – и прямо-таки оскорбительную в данной ситуации – усмешку. Ишь ты: сначала Ампреникс говорил о богах, теперь – об отце.

– Так я и не поняла – к богам ты меня посылаешь или к отцу?… О, мой друид.

– Ко всем сразу, о, трепетная дщерь моя, – на этот раз без раздумий отозвался жрец. – Грозных богов горных кряжей ты попросишь о том, чтобы они отвели от наших селений беду – римлян!

– А что, разве римляне возвращаются? – снова удивилась девушка. – Что-то не слыхала.

Ампреникс ухмыльнулся, кивнув головой так, будто бы собирался клюнуть собеседницу в темечко своим огромным носом:

– Римляне вернутся обязательно, дщерь моя, и куда раньше, чем ты думаешь. А мы приготовимся, заранее попросим у богов помощь. Разве это не разумно, скажи?

– Разумно, – машинально кивнула жрица. – А что ты говорил про отца?

– Я давно ему хотел передать… вернуть долг. Все никак было не собраться с оказией. Двадцать золотых монет, вот, возьми-ка, пересчитай.

Вытащив из привешенной к поясу сумы монеты, друид шумно потянул носом воздух – показалось, что у того берега, в камышах, кто-то прятался, чем-то таким нехорошим тянуло оттуда, непонятно даже и чем. Но пахло неприятно! Впрочем, мало ли чем пахнет в лесу? Может, медведь свернул шею косуле да бросил, забросал ветками – гнить. Медведи, они мясо с душком любят.

– Тринадцать, четырнадцать, – старательно пересчитывала Лита, выполняя указания друида. – Двадцать. Все правильно. Интересные какие монеты – верно, римские?

– Полновесные массилийские статеры, – довольно пояснил жрец. – Не у каждого благородного вельможи такие сыщутся. Теперь они у отца твоего будут. Пригодятся!

Девушка в задумчивости накрутила на палец локон:

– Пригодятся? А разве в загробном мире деньги нужны?

– Конечно, нужны! – потеребив бороду, Ампреникс громко расхохотался, словно бы его юная собеседница произнесла сейчас какую-то забавную чушь, и, наставительно подняв вверх указательный палец, продолжил: – Деньги везде нужны, дщерь. Уж не беспокойся, отец твой этим статерам обрадуется.

– Что-то ты их долго не отдавал… о, мой друид.

– Говорю ж, некогда было. Да и разве ж кому можно доверить ценности? В нынешние-то смутные времена. Вспомни сама – кого мы на тот свет отправляли? Всяких разбойников да воров, ну, чужаков на крайний случай. Так разве ж таким людям можно дать денежки? Взять-то они возьмут, а вот передадут ли? Очень и очень сомневаюсь, дщерь. Или ты со мной не согласна?

– Согласна, – Лита кротко кивнула и, чуть помолчав, спросила: – Как я должна буду покинуть этот мир?

– А как ты сама захочешь! – гордо тряхнув головой, Ампреникс приосанился. – Ты же служительница богов, вот и выбирай! Хочешь – утопление, хочешь – повешение, хочешь – удушение, сожжение, отрубание головы… Очень советую последний способ, даже не поленюсь вытащить из тайника золотую секиру – подарок богов. Ну, ты знаешь.

– Золотую секиру? – девчонка вздрогнула, недоверчиво посмотрев на жреца. – Я не ослышалась, о, мой друид?

– Не ослышалась, – Ампреникс довольно кивнул. – Понимаю – это великая честь. И ты будешь ее достойна, разве нет? Разве ты не исполняла в точности все веления богов?

– И… исполняла.

– Ну, вот! Что же тогда сомневаешься? Отвернись… и можешь пока раздеться.

Махнув рукой, друид шмыгнул в кусты, откуда почти сразу и выскочил с секирой в руках. С позолоченною секирой на длинном, украшенном затейливой резьбою, древке.

– Ну, дщерь моя… что же ты не разделась-то?

Лита потупилась:

– А зачем раздеваться, о, мой друид? Разве прилично будет предстать перед богами и родителями голой? И… можно я еще кое-что спрошу, а, друид?

– Ну, спроси, – поиграв секирой, Ампреникс нехорошо скривился.

– Только прошу, не считай это святотатством, о, мой друид…

– Да спрашивай же! – жрец явно проявлял нетерпение.

– Как же я буду там… на том свете… без головы? – несмело поинтересовалась девушка. – Как же я смогу попросить богов горных кряжей о помощи?

В ответ Ампреникс лишь расхохотался, не сдерживаясь, громко и с некоторым оттенком презрения к умственному развитию своей подопечной:

– Ты что же, совсем у меня дура, дщерь? Я же вложу твою голову в твои же руки! Иль боишься собственную башку потерять?

Лита ничего не ответила, лишь пристыженно опустила голову: действительно – сморозила какую-то чушь! Друид говорил правильно.

И все же… Все же как-то было неловко, нехорошо, хотя, казалось – с чего бы? Ведь не к чужакам же ее посылают – к своим же родным богам, к родителям! Что там случиться может? Конечно же, ничего плохого. Так что ж зря тревожиться, чего бояться?

– Только я все же раздеваться не буду!

– Как знаешь, как знаешь, – Ампреникс покладисто махнул рукой и, отведя в сторону свои мертвенно-водянистые глаза, вдруг вспыхнувшие лютой злобой, сказал:

– Ты пока молись, дщерь, а я пойду посмотрю, остался ли еще волшебный напиток.

– Волшебный напиток? – не выдержав, ахнула девушка. – Неужели, о, мой друид, ты…

– Да, – подойдя ближе, жрец напыщенно возложил руки на плечи Литы. – Я готов потратить его на тебя. Ты его достойна, тем более – отправляешься по столь важному делу. Нет, нет, не надо, не благодари. Просто чуть обожди, недолго.

Друид снова исчез за кустами, на всякий случай прихватив с собой золотую секиру – а вдруг, украдут, хотя, конечно, кому тут было ее красть? Не Лите же?

Проводив жреца взглядом, девушка повернулась лицом к озеру и, встав на колени, принялась громко молиться, благодаря богов за оказанную честь и отрекаясь от всего земного. О, это была очень древняя песнь!

Хорошая была песня, Виталию понравилась. Ритмичная, сильная, правда – несколько пафосная, как песни группы «Ария» на стихи Маргариты Пушкиной. А по мотиву, даже и на бардов похоже, на Визбора.

Интересно, этот костлявый черт насовсем убрался? Молодой человек осторожно выглянул из камышей, куда, едва услыхав чьи-то быстро приближающиеся голоса, тут же и спрятался, как был – голым, одежка-то осталась чуть дальше – в ельнике. Теперь вот сидел, дожидался, выбирал удобный момент поскорее скрыться, а для начала – одеться бы, иначе комары загрызут, и так-то вон, сволочи, пищали. Правда, не кусали – почему-то брезговали, да и не так-то уж их тут много было, хотя, казалось бы – озеро, сырость. Климат, верно, не тот. Да и вообще, интересно – почему не кусают-то? Что он, Виталий Замятин, не вкусный? Или кровь у него не та? Или запах? Запах… Молодой человек понюхал ладони – ну, точно, соляркой и пахнут, хотя вроде бы и не помогал в дизелек заливать, но, наверное, все же где-то испачкался… Ага – вроде канистру в угол переставлял. Или в машине у Рашкина. Тогда это не солярка – бензин высокооктановый. Как бы там ни было, все равно, по здешним меркам воняло жутко, вот и не кусали комары – вились только, ныли.

Девчонка песню поет, костлявый черт (судя по белым развевающимся одеждам – друид) тоже где-то рыщет. Момент вроде удобный – одеться да убираться побыстрее отсюда. Ой…

Виталий внимательно присмотрелся, наконец узнав девушку. Лита! Та самая, что… Однако быстро она сюда добралась, что и не мудрено в общем-то – юная жрица наверняка знала короткий путь, это беглец плутал по лесам да урочищам.

Ельник, как назло, оказался реденьким, светлым, незамеченным не пробежишь, да и жрица все пялилась в озеро, нет, чтоб обернуться – у нее за спиной как раз костлявый возник. Ой, ну до чего же неприятная рожа! Самодовольная, страшная, даже похабная в чем-то. А как похотливо друид обнял девчонку! Бросил секиру, поставил наземь, в траву, принесенную чашу, что-то сказал. Беглец не расслышал – жрица с друидом говорили не очень-то громко, до прятавшегося в камышах Виталия долетали лишь отдельные слова и обрывки фраз.

Вот девушка встала; поклонясь, покорно взяла чашу и долго пила. Потом пошатнулась, и друид тут же поддержал ее за талию… а потом и поцеловал – вот мерзкий тип! Опоил черт-те чем девку, и теперь… Впрочем – их дела! Воспользовавшись удобным моментом, Виталий выбрался из камыша и, прошмыгнув к ельнику, проворно натянул на себя одежду. Обулся, опоясался, а, перебросив через левое плечо перевязь с мечом, и вообще почувствовал себя гораздо увереннее. Богато одетый человек, да еще с оружием – это вам не голый в камышинках!

Теперь можно спокойно уйти… Оп-па!

Виталий оглянулся на странную парочку: как он и предполагал, мерзкий жрец, опоив девчонку каким-то снадобьем, уже сделал с ней то, что хотел, и теперь, довольно ухмыляясь, натягивал браки. Черт похотливый, ну, надо же! Что же он, жрицу тут так и бросит – в траве, нагую. А чего? Попользовал, и ладно – дальше уж пусть, как хочет, сама.

Молодой человек совсем собрался было уйти, да нездоровое любопытство пересилило, все ж, сделав пару шагов, снова обернулся, бросил заинтересованный взгляд…

Чу!

В руках жреца золотом блеснула поднятая кверху секира! Это что же он…

Беторикс дальше не думал. Просто выхватил меч и побежал. И заорал на бегу:

– Эге-гей, стой!

Ну, не мог Виталий оставить девчонку без помощи! Тем более – когда вполне по силам было ей эту помощь оказать.

– Стой! Кому говорю?

Друид – от неожиданности, видно – замешкался со своим черным делом. В том, что он задумал, у молодого человека не возникало никакого сомнения: головенку несчастной жрице оттяпать – что тут и думать-то? Все ясно, как божий день. Использовал и грохнул. Вот гад!

Ввуххх!!!

Едва Беторикс достиг друида, как тот, не говоря ни слова, махнул секирой, да так ловко, что едва не угодил беглецу в лоб. Резко уклонившись, Виталий сделал выпад мечом, вовсе не желая пока убивать похотливца – просто выбить секиру, ранить. Хотя бы вот так – в руку.

Ай, не тут-то было! Носатый друид неожиданно оказался очень хорошим бойцом, пусть костлявым, но жилистым, сильным, а уж секирой действовал – загляденье, верно, именно к этому оружию и привык.

Ввух! Ввух!!!

Беторикс едва успел отпрыгнуть.

Привык. Привык… Не только рубить головы безоружным жертвам, но и сражаться.

Отбив выпад беглеца, жрец перебросил секиру в левую руку и стал наносить удары так же ловко, что и правой. А вот защищаться от них стало гораздо труднее, и это не говоря уже о том, что тяжелый топор – оружие заведомо более убойное, нежели меч, пусть даже и выкованный умелым галльским кузнецом на совесть. Если парировать удары не вскользь, а тупо – в лоб, клинок вполне мог и не выдержать.

Эх, если бы удалось перебить рукоять! Жаль только вот соперник такой возможности не давал, и Виталий не раз пожалел уже, что раньше, в той, прежней своей, жизни, занимаясь в клубе исторического фехтования, делал упор на меч, копье, дротик, на секиру же – меньше. Не так уж и характерна она была для римлян и сражавшихся с ними варваров. Да и в гладиаторах секирой как-то мало пришлось помахать.

Ввух!!!

Подлая собака жрец особо коварным и хитрым ударом достал-таки чужой клинок, да так, что тот вылетел из руки Беторикса, упав в озеро.

Беглец осторожно попятился, явственно прочитав в торжествующем взгляде друида свою близкую смерть. Вот уже, вот сейчас…

– Была у меня одна голова, стало – две, – ухмыляясь, загадочно произнес похотливец. Размахнулся, явно любуясь собой, крутанул секиру в воздухе, завращал над головой. Вообще-то, в этом вращении был смысл – соперник не мог догадаться, когда и куда именно будет нанесен удар. В любой момент. Куда угодно. Вот хотя бы…

Резко упав взад себя, Беторикс откатился в сторону, используя свой последний шанс – словно на желтом песке арены под рев трибун. Такой шанс него был. Чаша! Тяжелая бронзовая чаша, из которой пила несчастная жрица.

Да и меч не так уж и далеко улетел. Вон он блестит, на мелководье.

Ввахх!!!

Секира сердито воткнулась в землю. Осклабившись, друид вытащил ее тут же, почти не мешкая. Почти…

Этой пары секунд Виталию оказалось достаточно, чтобы сделать все, что он только что – и очень быстро – продумал.

Упасть. Рвануться. Протянуть руку. Швырнуть тяжелую чашу в наглую рожу жреца!

Тот уклонился конечно же, но в руках соперника уже был меч, и теперь Беторикс вовсе не собирался щадить друида.

Всего пара секунд. Чаша, меч… выпад. Длинный, снизу…

И удар – снизу вверх, от живота, разрывает кишки и желудок – к сердцу.

Резко запахло дерьмом и кровью, жрец охнул, осел, роняя секиру в траву, уже обагренной темно-красной дымящейся жижей. Туда он и упал, в эту лужу, рядом с нагой красавицей – юной жрицей Литой. Девчонка, кстати, так и не пришла в себя.

Быстро оглянувшись по сторонам, Беторикс убедился в том, что происшедшее не привлекло больше ничьего внимания, никто у берегов озера не объявился, на помощь жрецу не бежал, не кричал. Да и не могло тут никого появиться: если это священное озеро (а, судя по черепам, это именно так и есть), то обычные люди не должны тут просто так шастать, нарушая покой богов. Только по праздникам, только испрося соизволения друида.

Так…

Отбросив всякую брезгливость, Беторикс действовал цинично, расчетливо и быстро – как и должен был вести себя ожидавший погоню беглец. Нагнулся к убитому, осмотрел, прихватизировал широкий кинжал с бронзовой, покрытой красной галльской эмалью, рукояткой, порылся в суме и довольно крякнул, вытащив полдюжины золотых монет. Маловато, конечно, но на безрыбье и хлорка – творог. Хорошо!

В траве, рядом с обнаженной девушкой, тоже что-то блестело… Что-то? Монеты! Тоже золотые, и куда больше, чем у жреца. Около двух десятков… Неплохо, конечно, но вот только забрать их себе у Виталия рука не поднялась, дрогнула – надо ведь что-то и девчонке оставить, так сказать – за моральный ущерб. А, с другой стороны, ничего себе – моральный ущерб – едва головенку не оттяпали! Хотя здесь, в Галлии (да и вообще – в древности), к таким вещам относились проще – смерть представлялась лишь переселением в иной мир, который располагался пусть и далеко, но вполне досягаемо, географически – почти рядом, при нужде до того света можно было бы запросто дойти пешком или доплыть на корабле, в лодке.

– М-м-м… – жрица неожиданно застонала, дернулась… и резко открыла глаза:

– Кто ты?!

– Мимо проходил, – честно отозвался Виталий. – Ты меня не узнала, что ль?

– А-а-а! – девушка села на траву и тряхнула головой. – Ты – беглец. Тебя ищут. Ой!

Тут еще довольно туманный взгляд ее наконец упал на мертвое тело жреца. Лита застонала, обхватив руками голову:

– Ты… ты! Ты зачем убил друида, святотатец?!

– Я его не убивал, – как ни в чем не бывало оправдался молодой человек. – Зачем? Я его даже не знал.

– Кто же его тогда…

– Ты, – Беторикс с циничной улыбкой пожал плечами. – А кто же еще-то? Сама, что ли, не помнишь? Он тебя опоил какой-то гадостью, скорее всего – портвейном по тридцать два рубля, а потом стал приставать, одежку с тебя стаскивать… Короче, сделал с тобой все, что хотел, да вот только ты вдруг неожиданно проснулась да кинжал – вот этот вот – хвать! И нет друида. Да не переживай, было б из-за кого – так этой похотливой собаке и надо.

– Я… я убила?

– Ты, ты. Да не бери в голову, лучше вон, умойся, выкупайся.

– Да-да, так и сделаю… Помоги подняться.

Все же, красивая была девка! Жаль – маленькая, а в душе Беторикса еще оставались кое-какие моральные правила, нарушить которые он не мог и не хотел, ибо нарушить значило вконец оскотиниться, превратиться из человека в животное. В такую же похотливую образину, как этот жрец.

– Я убила жреца! – омыв лицо, девушка осторожно вошла воду…

– А что – не могла?

– Да могла уж, – неожиданно согласилась жрица. – Особенно, если приставал. Я ведь с ним не хотела – опротивел давно. Могла, да… Только вот – совсем ничего не помню. Помню, я на тот свет собралась по важному делу, друид должен был отправить… Священное снадобье – помню, а дальше…

Молодой человек хмыкнул:

– Ага, не помнишь… И как он тебя щупал да раздевал, не помнишь?

– Это помню, – девушка покраснела. – Значит, и в самом деле – я…

Омыв лицо, Лита с подозрением взглянула на своего спасителя:

– А ты-то, благороднейший, откуда тут взялся?

– Говорю же – мимо шел, – поправив висевший на перевязи меч, Беторикс скрестил на груди руки. – Гляжу, тут этот, в белом, тебя ерепенит, ничего вокруг не видя. Хотел уж было мимо пройти, да вдруг слышу – крик. Дай, думаю, погляжу – может, кому помощь нужна? Мы, благородные люди, никого без помощи не бросаем… Или ты иначе думаешь?

– Нет-нет, благороднейший, – Лита поспешно покачала головой. – О, боги, боги! Что ж я наделала! Теперь нет мне прощения ни на этом свете, ни – тем более – на том.

– Так ты на тот свет-то не торопись! Успеешь еще.

– Ага успеешь… Теперь уж долго придется прощение вымаливать. Надо же – друида убила. На том свете меня муки вечные ждут, если здесь ничего не исправлю…

Странно, но юная жрица вовсе не казалось подавленной, говорила вовсе не с надрывом, а, скорее, задумчиво, так, словно бы просто проговаривала вслух свои планы. Быстро в себя пришла, чего уж!

Молодой человек улыбнулся и помахал рукой:

– Ну, прощай, милая, купайся себе, а я, пожалуй, пойду. Сама знаешь, мне тут время терять некогда. Ловят – неизвестно, за что! Прощай…

Девушка ничего не ответила – нырнула, и это как-то покоробило беглеца. Вот и спасай таких от лютой смертушки – никакой благодарности вовек не дождешься!

Отойдя от воды, Беторикс подошел к окровавленному трупу жреца, вокруг которого, плотоядно жужжа, вились уже зеленые навозные мухи. Денежки-то – примерно двадцать золотых монет – уж придется, как благородному человеку и положено, девчонке оставить. Так сказать, в утешение за все тревоги. Немного жаль – деньги бы и самому пригодились, не в том положении находился сейчас молодой человек, чтобы разбрасываться средствами. А на шее жреца – Виталий давно обратил внимание – сверкало шикарное ожерелье. Забрать? А почему бы и нет? В качестве военного трофея. Что тут у него? Беглец нагнулся, рванул… Золото! Золотые подвески с геометрическим орнаментом – кружки, треугольники, спирали… и… и цветок. Эмалью по золоту – алый лотос!!!