Глава 2. 50 г. до Р. Х. Галлия
Сирень цветет
Ах, как жарило солнце, как слепило глаза, пылало средь ярко-синего глубокого неба ядерным взрывом, так, что, отпрянув внутрь эргастула, Виталий едва не упал, споткнулся. Немного выждав, попривык к свету, снова выглянул наружу, озадаченно щурясь – чего ж так жарко-то? И – самое главное – где все-то? Где любимая супруга, где верные друзья, слуги? Ага…
Покачав головой, молодой человек сообразил, что, наверное, здесь прошло уже несколько дней, и тогда все могли просто разойтись, даже, может быть, рыскали сейчас по лесам – искали пропавшего господина. Если так – то все сразу же не могли уйти, кто-то – пусть слуги – на вилле остался.
– Эй, кто-нибудь! – поправив меч, Беторикс зашагал по широкой дорожке к приземистому господскому дому, у которого копошились несколько грязных оборванцев-рабов – что-то месили, глину или бетон. Алезия явно затеяла ремонт, да уж, женушка времени даром не теряла.
Подумав так, Виталий почему-то вдруг ощутил какую-то горечь – мол, родной супруг пропал, а жена, как ни в чем не бывало, дом обустраивает! С другой стороны – жизнь-то не останавливается, идет, ну, исчез супруг, что ж теперь – предаваться безутешному горю, рыдать, хлопать себя ушами по щекам? Нет, Алезия подобными странностями отнюдь не страдала. Кстати, она бы должна следить за работниками, если уж на то пошло. Кому и последить, как не хозяйке?
Подойдя к дому, выстроенному в типично римском стиле – с перистилем и просторной прихожей-атриумом (бывшего его владельца вовсе не зря прозвали Думнокаром Римлянином), молодой человек поправил висевший на богато расшитой перевязи меч и, выпятив нижнюю губу (не забыл еще, как должно разговаривать со слугами и рабами), бросил сквозь зубы:
– Эй!
– Да, господин? – работники, как один, повернули головы и, увидев перед собой столь представительного господина в явно недешевом платье, поспешно принялись кланяться. – Что угодно благороднейшему?
– Позовите госпожу, – махнул рукой Беторикс. И тут же передумал: – Нет, лучше доложите… Впрочем – я сам к ней зайду, надеюсь, ваша госпожа дома?
– О, благороднейший, – оборванцы недоуменно переглянулись. – У нас нет никакой госпожи. Есть господин.
Молодой человек усмехнулся:
– Я понимаю. Но ведь наняла-то вас – госпожа. Или – купила. Ну! Где ж она есть-то?
Работники снова переглянулись, явно не понимая, о чем идет речь. Виталию уже надоело на них любоваться, пора было показать гнев – как и принято в обращении благороднейших людей с низшими.
– Ах вы, злодеи! Я смотрю, распустились тут без меня! Что, уже лень исполнять приказание? Подождите…
С угрозой сверкнув глазами, Беторикс положил руку на меч.
Оборванцы испуганно попятились, один из них, выглядевший понаглее и помоложе других, бросился на колени:
– О, благороднейший господин! Может, лучше нам позвать управляющего? Ага… – парень обернулся и с видимым облегчением выдохнул. – А вот как раз и сам он идет. Видать, услыхал шум.
Управляющий? Молодой человек почесал бородку – однако, молодец супружница. Как много уже успела – и ремонт и, вон, управляющий – низкорослый, с карими масляными глазами, толстяк в длинной синей тунике поверх узких штанов-браков и в круглой, надвинутой на лоб, шапке, отороченной потертым беличьим мехом. Шею управителя украшала толстая серебряная цепь, вовсе не отличавшаяся особым изяществом – собак на такую сажать.
– Что угодно благороднейшему господину? – поклонившись, вежливо поинтересовался толстяк.
– Хозяйка где? – Беторикс нелюбезно зыркнул глазами.
– Э… – управитель ненадолго задумался и, натянув на лицо самую приветливую улыбку, осведомился: – Осмелюсь спросить – о какой именно хозяйке ты спрашиваешь, о, благороднейший? И кто ты таков?
– Не твое дело, пес! – как и положено, вспылил «благороднейший господин» – этот простолюдин-управляющий, похоже, совсем зарвался, ишь ты – осмелился что-то там спрашивать!
– О, господин, – толстяк испуганно склонился в поклоне. – Поверь, я просто не знаю, о чем сейчас идет речь. Ты говоришь о хозяйке, но… она с господином в городе, в Бибракте.
– В Бибракте? – удивленно переспросил аспирант. – А что они там делают?
– Живут, о, благороднейший. А эта усадьба у них не так уж и давно. Впрочем, господин, верно, должен явиться на днях, проконтролировать, как идет ремонт.
Беторикс язвительно скривился:
– Похоже, ваш господин уже явился. Что, – молодой человек окинул взглядом усадьбу. – Больше вообще никого из благородных нету? А воины?
– Только военные слуги, амбакты, мой господин, во главе с десятником Кадруматом. Но он подчиняется мне.
– Значит, пока ты тут за главного?
– Так, мой господин.
Приложив руку к сердцу, толстяк снова поклонился и наконец-то представился:
– Меня зовут Тимар, господин.
Беторикс задумчиво посмотрел в небо – его уже начала утомлять сия странная и беспредметная беседа. Хозяева виллы живут в Бибракте? Оч-чень интересно, это с каких же пор? Всегда в Алезии жили, при дворе Верцингеторикса. А теперь что ж, супруга перебралась в Бибракте, священную крепость эдуев? Зачем? И – главное – когда только успела? Когда…
Запах… Молодой человек повел носом. Какой странный запах! И не сказать, чтоб неприятный, наоборот даже… такой знакомый-знакомый… Да что же так пахнет-то? Господи! Да ведь сирень! Во-он, рядом – кусты. И нежно-лиловые соцветия, и запах. Сирень цветет.
Постойте! Какая же сирень осенью?
Виталий обескураженно осмотрелся: а кто вообще сказал, что сейчас – осень? Сирень, еще что-то – черемуха! – белая, в цвету. И нежно-зеленая листва на деревьях, и радостный щебет птиц, разноцветные бабочки, майский жук… шмель! Весна, весна, Господи! Сирень цветет.
Это что же получается – полгода прошло? Вот так вот, незаметно – выбрался в свой мир, поболтал кое с кем, вернулся обратно – а тут месяцев шесть как корова языком слизнула! И что теперь? То-то управитель какой-то бред несет. Хозяин, хозяйка, Бибракте. За полгода много чего могло произойти. А ну-ка…
– Забыл спросить имя твоего славного господина.
– Благороднейший Амикарт, сын Гайдаула, волею нашего великого вождя, славного Верцингеторикса, этой усадьбы хозяин с недавних пор.
– Так-та-ак, – Виталий покачал головой. – А прежние хозяева где?
– Не могу знать, благороднейший, я тут недавно. Не желаешь ли пройти в дом, отдохнуть с дороги? – Тимар вдруг залебезил, приторно щурясь. – Вот, сюда проходи, вот по этой дорожке. Осмелюсь спросить – где твой конь, твои амбакты-слуги? Сыты ли? Не заплутали в болотах?
– Здесь хорошая дорога – негде плутать, – усмехнулся Виталий.
Похоже, на своей же собственной вилле он ныне стал не хозяином, а гостем. Что же здесь все-таки произошло? Этот управитель… в самом деле не знает? Или врет? А зачем ему врать, какой смысл? По всему – хитрован еще тот, с такими поосторожнее надо.
– Слуги мои неподалеку разбили лагерь, там же и кони, – неспешно шагая вслед за толстяком управляющим по посыпанной речным песком дорожке, с ленцой пояснил Беторикс. – А я вот слыхал про эту усадьбу, дай, думаю, загляну, может, хозяин дома? Что, из прежних слуг совсем никого не осталось?
– Совсем никого, господин. Пустая усадебка благороднейшему Амикарту досталась. Прошу, поднимайся в дом, отдохни с дороги. А я пока распоряжусь насчет угощения. Предпочитаешь ли ты пиво или вино, благородный господин? И… позволь все же узнать твой род и имя. А то как-то неловко получается.
– Меня зовут Карнак, – схитрил молодой человек. – Карнак из рода Каризиев.
– Каризии? – толстяк удивленно моргнул.
– Это очень известный род у карнутов.
– А-а-а… Карнуты живут далеко… Ой, – управитель тут же опомнился. – Не гневайся, благороднейший господин, за мое дурацкое любопытство. Просто, наш благородный хозяин, господин Амикарт, велел расспрашивать каждого, кто приходит.
– Ладно, – благосклонно махнул рукой гость. – Как всякий галл, я предпочту наше славное пиво. Вино же – напиток врагов, римлян, оно делает людей вялыми и слабоумными.
– Вот так и наш господин всегда говорит! – умильно прищурился Тимар. – Так я распоряжусь, а ты пока…
– В доме что – совсем никого нет?
– Совсем никого, благороднейший. Челядь приедет с хозяином.
– Тогда, в ожидании твоего угощения, я лучше погуляю по саду.
– Как желаешь, мой господин, как желаешь.
Управитель говорил, беспрестанно кланяясь и моргая, пока наконец не отправился к летней кухне, где, судя по дыму, уже принялись разжигать очаг. Виталий же, немного пройдясь по аллейке, свернул к эргастулу. Заглянул, потрогал стенку руками… Вышел, поискал люк – нашел, открытый и порядком таки захламленный. И что? Что из этого? Ничего не происходило, и вернуться обратно вряд ли представлялось возможным. Да и не хотелось – сначала нужно было выяснить, что тут вообще произошло? И где Алезия? Где братец Кариоликс? Где Летагон Капустник, где смешной мальчишка Веснушка, где все верные слуги, друзья? Верцингеторикс, похоже, передарил виллу. За что? Что за дела творятся там, при дворе?
Недобрые предчувствия терзали душу Виталия, пока он бродил по саду, внимательно осматривая высокую, как видно, недавно отремонтированную стену, с мощными воротами из дубовых плашек. Ворота, кстати, пока еще валялись на земле – в кузнице, рядом ковали петли. Да-а… и кузнец здесь другой. Ну, конечно, новый хозяин привел своих людей, а старые… Старые, как видно, разбежались. Или – последовали вслед за своей госпожой. Интересно было бы узнать – куда именно?
И еще одна нехорошая мысль, но уже личного свойства, ворочалась в голове аспиранта. Веста! Веста сказала – минут пять, десять – туда и обратно. Сколько Виталий беседовал с управителем? Вряд ли больше пяти минут. А дверца в будущее уже не открылась! Опоздал или… Или Веста вовсе и не собиралась его обратно пускать? Теперь уж что скажешь, раньше надо было думать.
Ай, Веста… Ирина… фамилии молодой человек не знал, а звали, кажется, именно так – Ирина. Впрочем, Веста не любила, когда ее так называли. Тоже еще – богиня семейного очага – ну и псевдоним же взяла!
И черт с ней! Сейчас не о возвращении – о супруге надо думать, о друзьях. Может, они в какую беду попали – так ведь тогда надобно выручать. А для начала – вызнать хоть что-нибудь. Здешние слуги – да, новые. Но ведь вокруг есть деревни, а там, может, кто что и помнит, кто-то что-то и слышал. Хотя… Сколько Беторикс и Алезия владели этой усадьбой? Месяц? Или недели две? Да какая разница, сколько – не может же быть, чтоб вообще никто ничего.
Стоявшие у ворот воины – молодые, с короткими копьями и овальными щитами, парни в браках и зеленых, застегнутых на груди фибулами плащах-сагумах, накинутых прямо на голые плечи – при виде подошедшего гостя почтительно поклонились, ни о чем не спросив. То ли не осмелились, увидев перед собой столь важного и благородного господина в дорогом синем плаще и расшитой узорочьем тунике (встречали здесь истинно – по одежке), то ли ушлый толстяк управитель уже провел с ними пояснительную беседу.
Молча кивнув в ответ, Виталий вышел за ограду, прошелся по желтому от купальниц и одуванчиков лугу, присел на широкий пень, задумчиво глядя на проселочную дорогу с комьями светло-коричневой высохшей грязи. Такие дороги тут и дорогами-то не назывались, просто – «путь». Дорога – это уже подсыпанная, окультуренная, типа – шоссе, а уж дорога римская по здешним понятиям вообще – автобан.
По небу бежали облака, пока еще маленькие, полупрозрачные, робкие, но вот уже и закрыли солнце, видно, все шло к дождику – весеннему, радостно чистому, благодатному. Это нудной осенью надоедают дожди, а по весне дождикам самое время.
Пройдя по лесной тропинке, Беторикс вышел на опушку, умылся в лесном озерке, небольшом, напоминавшем просто большую лужу. Хлынул наконец дождь, ненадолго, минут на пять, но лил от души, как следует, взбаламутил воду, прибил на дороге пыль, принес весеннюю свежесть. И тут же, прогнав облака, вновь радостно ощерилось солнце, ободряюще подмигнуло деревьям, мокрой зеленой травке, одуванчикам, василькам, клеверу, трехцветным лесным фиалкам. Снова затрепетали крыльями бабочки, залетали синими вертолетиками стрекозы, деловито зажужжал мохнатый бомбовоз-шмель.
Прошагав по мокрой траве, молодой человек вышел на дорогу, направляясь обратно в усадьбу, и, не пройдя и десятка шагов, услыхал за спиной скрип тележных колес. Кто-то ехал. Беторикс обернулся, посмотрел на запряженный медлительными волами воз, доверху груженный глиной. Не простая это была телега, с бортиками – именно для перевозки глины, галлы вообще славились своими плотницкими умениями. Дома, правда, строили кое-как, мазанками, зато лодки да телеги ладили – любо-дорого посмотреть. Римляне здесь много чего заимствовали, и все названия повозок у них были галльские.
Волов вел под уздцы голый по пояс подросток со спутанными волосами, смуглый и худющий до невозможности – можно было пересчитать ребра. Завидев перед собой благородного господина, парень тут же бросил поводья и поклонился почти до земли:
– Здоровья тебе да пошлют боги, о, благороднейший.
Обычная, ничего не значащая фраза – просто вежливо поздоровался.
Беторикс тоже отозвался вежливо, только так, как благородному мужу полагалось разговаривать с простолюдином:
– И ты раньше времени не помри, парень. Откуда будешь?
Подняв голову, подросток неожиданно вздрогнул… но ничего не спросил, просто пояснил, из какой он деревни.
– Та, что за старым дубом, о, благороднейший господин.
Деревеньку ту Беторикс помнил – как-то даже пару раз заезжал, точнее – проезжал мимо. Естественно, проезжал не один – с супругой, со свитою. И этот тощий парнишка, по идее, должен был бы их всех запомнить – древние люди всегда отличались крайней наблюдательностью, а как же, ведь от этого часто зависела жизнь.
Так-то оно так, и этот тощий парень, скорее всего, что-то мог бы поведать, но… Но не расспрашивать же его на виду у чужих амбактов, сделать такое для благородного – значит потерять лицо. Поговорить, конечно, с возчиком надо… но позже и где-нибудь в безлюдном месте, скажем – на той же лесной дорожке. Пока парень разгрузится, пока то да се – пройдет час или даже больше, слуги во все времена поспешать в делах не любили. Часа полтора, а то и два с этой глиной провозятся, за это время можно и голод, и жажду утолить, а потом неспешно отправиться на опушку, препятствий в этом гостю никто чинить не собирался – только попробовали бы!
Повернувшись, Беторикс быстро зашагал к усадьбе и, миновав все еще лежащие на земле ворота, встретил на своем пути управителя.
– Вернулся, о, благороднейший? Прошу отведать наших яств – что послали боги.
Копченое вымя косули, оленья голова, студень из какой-то жирной рыбины, по густоте напоминавший свинину, маленькие, запеченные в тесте, птички, куропатки с шафраном – все, кроме мяса священного животного – кабана, а также и журавля – священной птицы. Трехрогий журавль – знак принадлежности к древнему роду – был вытатуирован на животе у Алезии, чуть повыше пупка, такой же журавлик синел между лопатками названого братца Кариоликса, Кари.
– Вот тебе наше пиво, благороднейший господин. Прошу, не побрезгуй, – толстый Тимар самолично обслуживал гостя, пусть и незваного, да зато – сразу видно – человека весьма влиятельного и, ясное дело, благородного.
Виталий даже улыбнулся, представив, а чтоб, если он там, на ферме, переоделся бы, скажем, в свитер и джинсы. Как бы тогда его здесь встретили? Скорее всего, навалились бы всем скопом да скрутили, как безродного бродягу, которого можно потом использовать как раба или – лучше всего – принести в жертву. Да, насколько молодой человек знал галлов – те именно так бы и поступили. Если б не одежка, если б не висевший на роскошной перевязи меч, не манера поведения и разговора, однозначно свидетельствующие о высоком положении гостя.
Виталию очень хотелось пригласить управителя за стол, выпить с ним пару объемистых деревянных кружек восхитительного пенного напитка, сваренного, как видно, из последнего в этом году зерна – остальное ушло на посадку. Выпить, посидеть, глядишь, хитрый толстяк и разговорился бы. Если б на дворе стояли иные времена, гость так бы и сделал, однако здесь был не тот случай. Усадить рядом с собой простолюдина – да еще на глазах у всех – значит сделаться с ним наравне, унизиться, для благородного человека это такой позор, что смывается только кровью.
Потому и сидел Беторикс в одиночестве, пил, уминал яства – никого, равного ему, на усадьбе не имелось, ничего не поделаешь, приходилось вкушать угощение в одиночестве. Впрочем, управитель никуда не уходил – подливал пиво, перехватывал у подбегавших с кухни слуг блюда, самолично ставил на стол, улыбался. Ну и поддерживал беседу, то есть покорно и вежливо отвечал на вопросы благородного гостя.
– Глину, я видел, везли. Издалека?
– О, нет, господин. Тут неподалеку, в трех левках, есть подходящий овражек.
В трех левках… Семь с половиной километров. Волам – как минимум часа два тащиться. Два часа – туда, два – обратно.
– А этот парень, возчик, он вам один глину возит?
– Сегодня – один, остальные ушли на охоту, в честь скорого приезда нашего господина.
Так-так…
– И что, до вечера этот парень еще один воз привезти успеет?
– Успеет, о, благороднейший. Обычно всегда успевал.
В этот момент один из слуг, явившийся с очередным блюдом – кажется, с жаренными на вертеле жаворонками, наклонился, что-то шепнул управителю на ухо.
– Какой еще мальчишка? – фыркнул было толстяк. – Ах, глиновоз… И что говорит? Может, просто языком своим мелет? Ладно, схожу… О, благороднейший! – прогнав слугу, управитель вновь повернулся к гостю и, низко поклоняясь, испросил разрешение его ненадолго оставить по каким-то важным хозяйственным делам. – Думаю, господин, хорошую ли глину привез нам этот деревенский дурень. Всяко может быть, за ними ведь глаз да глаз. А чтоб ты, благороднейший, не скучал, позволь прислать тебе кое-кого для развлечения и услады.
Молодой человек с сомнением покачал головой и хмыкнул:
– Для развлечений и услады, говоришь? Что ж, присылай.
Может, этот неведомый «развлекатель» (или, скорей, развлекательница) хоть что-нибудь знает? Попытка не пытка, чего зря время терять.
Еще раз поклонясь, управитель скрылся за дверью, на некоторое время оставив благородного гостя скучать в одиночестве. Стол был накрыт в триклиниуме, правда, вместо традиционных римских лож в виде буквы «П» вокруг стола стояли приземистые галльские скамейки с подлокотниками в виде птичьих крыльев и резными спинками. Двухстворчатые римские двери – новые! – были покрыты бронзовыми пластинками с изящной чеканкой, изображавшей все тех же журавлей, кабана и петуха с гордо поднятой головою. Вообще, судя по всему, новый владелец виллы намеревался устроиться здесь всерьез и надолго, к чему, вероятно, имел веские основания. И эти основания явно не настраивали Виталия на мажорный лад. Вызнать хоть что-нибудь! Узнать бы! Хотя бы для начала – год. По идее, если прошло полгода, то сейчас на дворе ровно пятидесятый год до Рождества Христова. А если не полгода прошло? Если полтора? Четыре с половиной? Десять? Все может быть, все…
Прогоняя нехорошие мысли, молодой человек тряхнул головой и тут же услышал за дверьми чей-то голос:
– Можно мне войти, благороднейший господин?
Женщина. Ну, конечно – кто ж еще может «развлечь»!
Опустив на стол тяжелую кружку, Беторикс махнул рукой:
– Заходи, чего уж!
Створки распахнулись, и в триклиниум буквально впорхнула темноволосая девчушка лет пятнадцати – смуглая, худенькая, с черными сверкающими глазами. Серебряный обруч на шее, пестрое платьице, босые, с браслетами, ноги.
– Меня прислал управитель Тимар, господин, – впорхнув, низко поклонилась девушка. – Я буду тебя развлекать и исполню любое твое желание.
Вообще-то, он была симпатичная, можно сказать, красивая даже. Только – маленькая, совсем еще девчонка. «Исполню любое твое желание» – ишь ты. Иди, по алгебре задачки решай или выучи стишок Маяковского, или… Чего они там, классе в восьмом-девятом в школе проходят? Соплюшка еще совсем… впрочем, для здешней эпохи – вполне самостоятельная и зрелая дама.
– Тебя как зовут-то?
– Лита, мой господин.
– И что ты умеешь?
– Все.
Да-а, что и говорить – без комплексов девочка. Да и откуда им тут взяться, комплексам.
– Хочешь, господин, я тебе покажу?
– Ну-у-у…
Не дожидаясь ответа, девчонка деловито сбросила с себя платье и, оставшись голенькой, припала к ногам Беторикса.
– Эй, эй, – замахал руками тот. – А ну-ка, оденься. Кому я сказал? Живо!
Не то чтоб девчонка ему не понравилась, наоборот – очень даже. Просто стыдно было вот так вот пользоваться. Жену б поскорее найти!
– Одевайся, говорю!
Испуганно вскочив, Лита проворно оделась и, снова бросившись на колени, горько, навзрыд, заплакала, да так, что слезы градом полились на пол.
– А ну-ка, перестань реветь! – вконец разозлился гость. – Тебе что, приказано – меня развлекать, да?
– Так, мой господин.
– Так развлекай, а не разводи тут сырость!
– Но… – девчонка явно не понимала, в чем дело. – Ты же, господин, сам только что приказал…
Сдерживая внезапно навалившийся хохот, Виталий скорбно покачал головой – ох уж эти тинейджерки. Кто о чем, а у этих один секс на уме. Какая уж тут литература, какая алгебра, разве что член на многочлен перемножить.
– Вот что, чудо. Ты стихи какие-нибудь знаешь? Ну, песни там, поэмы?
– Песни? – обрадованно переспросила девушка. – Конечно, знаю. Сколько угодно. Какую ты хочешь услышать – о богах, о богатырях, о славных битвах?
– Ни то, ни другое, ни третье, – подмигнув, молодой человек протянул Лите кружку. – На-ко вот, хлебни, чтоб все слезы высохли… Ага… Ну, как? Вкусно?
– Вкусно, мой господин, – вытерев с губ пену, девчонка наконец улыбнулась. – Только я никак не пойму – чего же ты хочешь?
– Просто поговорить, – подавил улыбку Беторикс. – По собеседникам страсть как соскучился. Скажи-ка, а ты тоже из Бибракте сюда приехала?
Лита поморгала:
– Из Бибракте? Нет. Я здешняя, и род мой издавна жил на плоскогорье, за лесом.
– Где римская дорога? – уточнил гость.
– Да, где римская. Римляне ее совсем недавно построили.
Виталий фыркнул:
– На моих, между прочим, глазах. А вот эта адифиция, вилла… тут кто раньше жил, помнишь?
– Конечно, помню, – не задумываясь, отозвалась собеседница. – Эдуй Думнокар, всадник, по прозвищу – Римлянин. Он все делал на римский манер, потому его и не очень любили, хотя эдуи вообще-то всегда были благосклонны к римлянам. Наверное, это потому, что Думнокар жил не как все, слишком уж выделялся, а люди таких не очень-то жалуют.
– Иди ты! – Виталий до глубины души изумился подобным мыслям – вот уж от кого не ожидал!
Вот вам и тинейджерка – философ!
– Куда мне пойти, господин?
– Я сказал – очень верно ты рассуждаешь.
Девчонка довольно зарделась:
– Люди говорят, что я умная. Иначе не пошла бы в жрицы. Так и осталась бы простой служанкой, с которой каждый может все, что… ой!
Лита вновь повалилась на пол:
– Не гневайся, мой господин, прости за дерзкие речи!
– Ничего-ничего, – Беторикс взлохматил девушке волосы. – Так ты, стало быть, жрица? И кому из великих божеств решила посвятить свою жизнь? Тевтату? Эпоне? Везуцию?
– У нас свои боги, мой господин, – покачала головой собеседница. – Боги горных кряжей и боги узких долин. Я служу горным кряжам.
– Хорошее дело, – одобрил молодой человек. – Лучше гор могут быть только горы – так еще Высоцкий пел. А… а после Думнокара Римлянина кому досталась его вилла?
– Не знаю, мой господин, – Лита отвечала, похоже, что честно. – Я ведь из дальней деревни, а святилище наше еще дальше, за римской дорогой, ближе к Алезии. Думаю, что после Думнокара никто этой усадьбой не владел – совсем она заброшенная стояла. А нынче вот, благороднейший Амикарт, новый хозяин, ее обустроить надумал. Говорят, сам Верцингеторикс ему подарил и усадьбу, и все те земли, что рядом.
– Поня-атно, – молодой человек задумчиво почесал затылок. – А ты сама-то к этой усадьбе – каким боком?
– Не поняла, господин?
– Что здесь делаешь, спрашиваю!
– А-а-а. Послушничаю… ну, отрабатываю завет горным кряжам. Почти три месяца уже, еще шесть осталось.
Вот уж тут Виталий по-настоящему удивился – ну, надо же! Завет, оказывается, у нее – отрабатывает. А он-то, дурень, думал – девка тут по-легкому проституцией промышляет, ублажает тут всех. Оказывается, не все так просто.
Ну, раз говорит, что умная… Умную и спросить.
– А скажи-ка, милая, на дворе какой сейчас год? – ляпнув, аспирант быстро поправился: – Скажем… м-м-м… с тех пор, как разбили под Алезией римлян?
Лита недоуменно моргнула:
– Два лета с тех пор минуло. Это вот будет – третье.
Беторикс с облечением выдохнул: ага… значит, все ж таки – пятидесятый год на дворе. Всего-то пять месяцев минуло… или чуть-чуть побольше. Ну, хоть так!
Молодой человек пододвинул девчонке кружку:
– Скажи-ка еще, часто ли в ваших места видят доверенных людей верховного вождя, славного Верцингеторикса? Может быть, сборщиков податей, воевод и тому подобных.
– Нечасто, – не раздумывая, отозвалась Лита. – У нас ведь тут не город – деревни, да и те большей частью сожженные, которые – римлянами, а которые и…
Не докончив фразы, девушка опустила глаза и вздохнула. Вид у нее был при этом такой, что Беторикс сразу сообразил, какого мнения придерживается его юная собеседница в отношении представителей власти… и даже, наверное, – в отношении самого вождя. И в самом деле – какая ей разница, кто деревни жжет – свои или римляне? Свои-то как раз подчас и похуже врагов бывают.
– Так какую же песнь ты хочешь услышать, мой господин? Что-нибудь старое, из древних песнопений друидов, или, может быть, новое?
– А что, есть и новое? – удивленно переспросил молодой человек.
Лита улыбнулась:
– Конечно же есть! Песнь о славной победе при Алезии, например.
– Ого! – озадаченно моргнув, Виталий потер руки. – Вот ее и спой!
– Как скажешь, благороднейший господин.
Встав, девушка поклонилась и, подняв глаза к потолку, принялась нараспев декламировать, повествуя о славных подвигах великого вождя Верцингеторикса, «сильного и красивого, как солнце», и о его верных соратниках, скрупулезно перечисленных поименно: благороднейший вождь Коммиус – глаза римлян, благороднейший вождь Кассивелаун, «стремительный, как февральский дождь», благородный всадник Камунолис, «с руками, крепкими, словно скалы», благородный всадник Эльхар, «внушающий врагам ужас», благородный…
– Постой, постой, – не дослушав, Беторикс замахал руками. – А что же ты про благородного вельможу Камунорига не поешь? Про славного гм… друида из далекой земли бриттов? Про красавицу-фею Алезию? Про…
– Тс-с!!! – испуганно округлив глаза, Лита приложила палец к губам. – Молчи, господин, молчи! Ты разве не знаешь, что всеми песнями в нашей земле ведает благородный друид Ампреникс? Время от времени он собирает оватов и бардов, и даже нас, по своему положению куда более младших, собирает и говорит – что и как нужно петь!
Молодой человек покачал головой – однако раньше о подобной цензуре он что-то ничего не слышал. Поди ж ты – кое-кого, совсем как в сталинские времена, из истории вычеркивали и здесь, и весьма быстро. Был Камунориг – так сказать, начальник местной разведки и контрразведки – и вот нате, пожалуйста, нет его! Сгинул, пропал – будто и никогда и не жил. И Алезия так же, и… А вот явные и откровенные предатели – те же Камунолис с Эльхаром, надо же – в героях ходят – и это сильно не нравилось Беториксу, уже подсознательно чуявшему какую-то пока не объяснимую опасность, которую, наверное, еще можно было бы избежать… или уже нельзя?
– Так, значит, раньше в этой песне другие слова были? – вскинув глаза, быстро уточнил гость. – И другие герои?
– Великий друид Ампреникс, «ведающий песнями», запретил многих упоминать, так бывает, если те люди вдруг опорочили себя чем-то недостойным. Зачем же их славить в веках?
– Вот именно, – Виталий покивал головой. – Зачем…
Встав, он прошелся по комнате, выглянул в дверь, прислушался к раздавшимся где-то поблизости, во дворе, голосам…
Что-то лязгнуло. Оружие? Ну да – кто-то, проверяя, вытащил из ножен меч… вложил обратно. Снова вытащил…
Молодой человек скривил губы – а не за ним ли идут? Очень даже может быть – судя по песне.
– Что-то душно, – быстро запахнув створки, Беторикс задвинул засов и подошел к противоположной двери, ведущей в анфилады расположенных друг за другом комнат и зал. – Там можно пройти в сад?
– Да… но, через эту дверь ближе, – девушка недоуменно моргнула. – Зачем ты задвинул засов, мой господин? Опасаешься, что нам могут помешать? Так нет же, уверяю тебя, никто не осмелится тревожить покой благородного, тем более – уединившегося со жрицей. Быть может, хватит песен? Давай же! Я покажу тебе все, что я умею в любви. Тебе понравится, благородный…
– Тсс!!!
Кто-то дернулся в запертую дверь, и Беторикс, схватив девушку за руку, поспешно выскользнул в полутемную анфиладу.
– Господин… – несмело спросила Лита. – Мы предадимся усладам в саду?
– В саду, в саду.
Молодой человек просто не хотел оставлять девчонку – та бы конечно же открыла двери управителю и воинам… если все это гостю не показалось, не почудилось. Ну, подумаешь – из песни слова выкинули? И что? Может, ее и сочинили-то по приказу того же Эльхара… Тогда все понятно. Тогда сейчас – зря все, хватит горячку пороть…
Э нет, не зря!
Беторикс вздрогнул, услышав, как позади, в дверь ударили чем-то тяжелым, и, ускорив шаг, потащил за собой Литу:
– Быстрей, милая, быстрей. Где тут выход?
– Вон там, за сундуком… – девчонка, похоже, была здесь далеко не впервые. – Но, благороднейший… Это же вход для слуг! Неужели же ты…
– Какая дверь, говоришь? Эта? – обернувшись, молодой человек сдвинул брови и грозно кивнул на сундук. – Сиди здесь и жди меня. А я… я нарву сирени и скоро вернусь.
– Но, господин… и я могу нарвать.
– Сиди, кому сказано!
– Хорошо, господин. Я пока приготовлю ложе…
Уходя, Беторикс оглянулся, краем глаза заметив, как девушка вновь стаскивает с себя платье… Увы, сейчас было не до любви.
Выбравшись на задний двор, гость пробежал по саду и, свернув за амбар, нос к носу столкнулся с юным возницей, тем самым, что привез глину. Увидев «благородного воина», мальчишка неожиданно попятился, округлив от страха глаза, словно увидел перед собой внезапно возникшего из-под земли демона. По испуганным глазам парня, по его искаженной физиономии, Виталий догадался – возчик его и выдал, вспомнил, гад! И теперь… И теперь нужно было как-то выбираться, проще говоря – уносить ноги.
Беглец непроизвольно положил руку на меч, и возница упал на колени:
– Не убивай, господин…
Беторикс зло ухмыльнулся:
– Ж-живи… А ну-ка, живо подгони повозку к стенке.
– Слушаюсь, господин.
Подросток проворно схватил волов за упряжь, подогнал:
– Эп, эп! Пошли, пошли, родные.
Скрипнув несмазанными ступицами, воз подкатился к дальней стене, через которую недолго думая и перемахнул Беторикс, и дальше уже, забыв обо всех приличиях, стремглав, словно заяц, помчался к дальнему лесу.
Почти сразу же за стеной усадьбы послышались крики и ругань. Взбежав на поросший синим вереском пригорок, беглец ненадолго остановился перевести дух, обернулся, высматривая погоню.
Ну да, конечно, за ним гнались, а как же! С десяток вооруженных копьями воинов из числа местной охраны. Дурни! Зачем вам копья-то? Лишь бы не было ни пращей, ни луков… что вполне может статься, а потому следует держаться подальше от открытых мест. Бежать, скажем, не васильковым лугом, не желтой от одуванчиков пустошью, а кусточками, кусточками – орешник там, ветла, верба.
Ударили по щекам ветки, ноги провалились в какую-то яму – Виталий едва не упал, но, все же устоял, выбрался, побежал дальше, стараясь не попадаться преследователям на глаза.
Да как же не попадешься-то?! Они тоже не полные дурни – сообразили уже давно, что к чему и где нужно искать беглеца. Хорошо хоть, эти амбакты не были благородными людьми, следовательно, у них не имелось и лошадей, неизменного атрибута «всадников» – местной знати. А без лошадей-то погоне трудновато! И еще хорошо – собак с собой не взяли, видать, оставили для углубленных поисков – со стороны усадьбы и сюда, на луга и пустоши, доносился приглушенный собачий лай.
Бежать, бежать! Быстрее.
– Вон он! – неожиданно закричал за спиною один из воинов. – Там, за орешником.
– Гони его, гони! – тотчас же загомонили, заулюлюкали остальные.
В громких криках преследователей явно слышалась радость, быть может, оттого, что они столь быстро выполнили – ну, почти выполнили – поручение своего управителя, или же… или же дело тут было в другом – все же довольно редко простолюдины преследовали благородного господина, классовую ненависть никто и никогда не отменял, Маркс все же неглупый был мужик, вот хоть сейчас спросить где-нибудь в российской глубинке, что ее жители думают о Москве и москвичах… такого наслушаться можно, уши в трубочку сворачиваются!
Так и эти, амбакты, военные слуги – ух, как хотелось им загнать благородного, затравить, словно зверя. А бегали эти парни быстро! Правда, местность знали плохо – да и откуда, раз хозяин переселил их сюда совсем недавно.
Увы, и Виталий помнил округу лишь в общих чертах. Знал, что на севере, впереди, по всему плоскогорью тянулся смешанный лес, перемежающийся поросшими колючим кустарником кряжами и расколотый новой римской дорогой, ведущей в глубину эдуйских земель. На юге, за речкой, в трех днях пути, лежали земли арвернов, будущая французская провинция Овернь – все те же горы, перевалы, потухшие, заросшие почти непроходимыми зарослями, вулканы. Может быть, туда сейчас и свернуть – к югу? Эти воины – из Бибракте, откуда и их господин, а Бибракте – это город эдуев, земли арвернов же – вечных соперников – вряд ли так уж хорошо известны амбактам.
Так-то оно так…
Ускорив ход, молодой человек ловко перепрыгнул через неширокий овражек…
Так-то оно так, однако, для того, чтобы что-то узнать о своих, нужно добраться в Алезию – там Верцингеторикс и его двор. Туда и тянутся все нити… Кто знает, может, удастся не только всех отыскать, но еще и усадьбу отспорить? Вернуть обратно, нечего кому ни попадя на чужой кусок разевать роток!
Взбежав на крутой кряж, молодой человек остановился и, ухватившись рукой за коричневый ствол сосны, посмотрел вниз, с удовлетворением отметив, что преследователи отстали метров на двести – кто-то из них явно угодил в овраг. Запросто можно ноги переломать, если со всей дури.
Это все хорошо – появилась фора. Однако что же дальше?
Виталий внимательно осмотрел местность. Положим, доберется он до леса – не так и далеко осталось – а дальше что? Что бы он сам-то сделал на месте преследователей? Даже не так… не на месте преследователей, а на месте их непосредственного начальника – управителя, типа, несомненно, хитрого, коварного, умного… тем более – хорошо осведомленного, кто такой на самом деле есть их неожиданный гость. Беторикс – опальный вельможа! Похоже, что так. Мало того, этот опальный вельможа – бывший владелец виллы, который, при изменившихся обстоятельствах, вполне может попробовать изменить статус кво, и от того – для нового хозяина усадьбы человек очень опасный. Лучше такого убить, однако не самому, а, скажем, по приказу своего господина… который, вообще-то, должен вот-вот объявиться, приехать: конно, людно и оружно. И тогда беглецу – если его поймают – мало не покажется. Самое простое – кинут в какую-нибудь земляную яму или – скорее всего – принесут в жертву богам. Благороднейшего-то человека да в жертву – милое дело! И богам приятно – все же благородная кровь, не какая-нибудь, и самой жертве – на тот свет с большим почетом отправиться, с благородными иначе нельзя, убить – одно дело, а вот оскорбить ни один простолюдин не посмеет.
Однако!!!
Перебравшись через овраг, молодой человек вдруг услыхал позади весьма неприятные для себя звуки – быстро приближающийся лай. Ага… спустили все же собачек, сообразили быстро. Теперь в лес бежать бесполезно – не скроешься, воду бы отыскать, какое-нибудь болотце, ручей или речку. Ручей…
А что, в овраге-то ничего не течет? Он ведь, овражек-то, длинный, глубокий, кустарником густо поросший – всяким там красноталом, черноталом, вербою. По нему и пойти! Только вот, ведет он обратно к вилле… Зато и ручей – во-он, широкий, почти как речка…
Больше не раздумывая, беглец спустился обратно в овраг и, скрываясь в зарослях, зашагал по дну неглубокого ручья обратно к усадьбе. Новый путь оказался вполне надежным – Беторикс даже ненадолго остановился, не отказывая себе в удовольствии послушать озадаченные голоса сбитых с толку преследователей. И собачки лаяли этак неуверенно, огорченно, даже повизгивали от обиды.
Потеряли след. Что ж – бывает. И куда теперь направятся амбакты? Ясно куда, как и всякие здравомыслящие люди – либо к лесу, либо к римской дороге. Ага, ага – вот уже удаляются – лай собак слышится все дальше, все глуше…
Славно! Молодой человек с облегчением перевел дух. Вот уж поистине – славно. И даже не пришлось никого убивать, а это тоже много значило для Виталия, все же он был человеком будущего, а не местным уроженцем, для которого человека убить – раз плюнуть. Нет, убивал, конечно – да, но, только по необходимости – врагов, когда, если не ты, так тебя. Такие уж были времена, такие нравы.
И все же – если есть хоть малейшая возможность, лучше обойтись без крови, пусть даже и вражеской.
Не обращая ни малейшего внимания на мокрые ноги – в конце концов, это было даже приятно в жару, – Виталий, деловито обходя крупные, то и дело встречавшиеся на пути, камни, шагал по дну ручья с видом бывалого рыбака или туриста. Для полного антуража еще не хватало рюкзака за спиной и пары удочек. Шагал, шагал… куда вот только? Обратно на виллу? А зачем? Пересчитать ребра сволочуге управляющему? Или тому парню, возчику? Хм… Правильно – не стоит возиться, о другом сейчас следует думать. Да, первый тайм, похоже, остался за беглецом, но ведь игра еще не кончена. Еще надо где-то передохнуть, чем-то подкрепиться, поспать, и подумать – как пробраться к Алезии? Просто тупо идти по римской дороге что-то не очень хотелось, да и наверняка хитрый управитель давно уже ее перекрыл, послав остаток людей или приказав местным крестьянам. На его месте Виталий именно так бы и сделал, значит, и управитель поступит точно так же, чай, не глупей.
И значит, остается один путь – на юг, в горы. Только там дорог нет – та, что ведет к арвенам, проходит далеко стороною. Есть тропинки, которые никуда не ведут, вернее, ведут – в племена, в деревни, где – ввиду труднодоступности – никакой власти, где каждый чужак – враг и потенциальная жертва. Гиблое дело, однако никакой другой альтернативы у Виталия, увы, не имелось, приходилось выбирать меньше зло – идти в обход. Трудно, муторно, но есть хороший шанс добраться до нужного места – в Алезию. По дороге туда дня два-три – как идти, как ехать, в обход же – по лесам да кряжам – можно шастать и неделю. Так ведь особо-то торопиться некуда, молодой человек четко осознавал, что никто его нигде не ждет. Что же Ирина… Веста – специально его сюда, обратно, спровадила, или просто так вышло? Всяко могло быть, да и разницы, по сути, сейчас никакой – сначала надо главное дело решить, отыскать супругу, друзей… может, им даже нужна помощь! А уж потом, потом можно будет о всем другом подумать. Если чего придумается.
Выбравшись из оврага далеко за усадьбой, Беторикс осмотрелся вокруг и, насвистывая что-то веселое, направился к видневшемуся впереди кряжу, густо поросшему невысокими радостно желтыми сосенками и кустами. Желтый дрок, барбарис, тягучие сплетения жимолости, даже олеандр – на да, да – и этот южный гость тут тоже прижился, как и вот этот – самшит. А еще рос и орешник, и папоротник, и высокие светлые липы, и слышно было, как щебетали кругом лесные пичуги, как на опушке заливался в густой траве жаворонок, кузнечик стрекотал в сухостое, а чуть подальше, в лесу, гулко куковала кукушка. И солнышко, солнышко – так светило ласково, так умиротворенно и нежно, что Виталий не выдержал, разулся, развесил на кусточках обмотки, да и уснул, улегшись в высокой траве. Устал, чего уж.
Спал крепко, но чутко, пару раз даже проснулся – показалось, что кто-то на него смотрит. Действительно – смотрел. Косуля! Беглец только глаз приоткрыл, как она уж – оп! – только и видели. Значит – пуганая, значит, люди близко, охотники. Охотники… Самому бы хоть что-нибудь на зуб, перекусить. До вечера, конечно, можно перетерпеть, да и ночь – а потом, завтра? Между прочим, огнива с собою нет, отвязалось от пояса, потерлось еще там, на ферме, или – в люке, а из оружия – только длинный галльский меч, вещь, конечно, хорошая, но для охоты малопригодная.
Отдохнув, Беторикс наскоро обследовал местность и решил на ночь глядя никуда не идти, переночевать здесь же, неподалеку, близ неширокой горной речушки с чистейшей холодной водою. Отыскал живописную полянку, окруженную порослью молодых дубков и высокими темно-зелеными папоротниками, устроил бивуак – нарвал травы, наломал лапника, стиснув зубы, выкупался все же в речушке, хоть и холодной. Обсох на мягком вечернем солнышке, да, как стемнело, снова уснул, так же крепко, как и только что – днем, видимо, сказывалось нервное переутомление.
А утром уже был на ногах с первыми лучами солнца. По нему и сориентировался – восток, запад – забрался на ближайшую кручу, осмотрелся – далеко было видно вокруг: и узкая долина – где вилла – как на ладони, и темнеющий за нею лес, и невысокие горы.
Сейчас следовало идти строго на запад и примерно через день пути резко повернуть к северу. Прикинув дорогу, молодой человек выбрал подходящую вершину – пологую, чем-то похожую на спящего медведя – этого направления и нужно было держаться, стараясь никуда ни сворачивать, ибо заблудиться в этих диких краях легче легкого.
И еще следовало конечно же подумать о пище, что автоматически означало – вступить в контакт с местными жителями, ибо еще как раздобыть еду? Не красть же?
Виталий рассудил, что ближе к полудню можно будет высматривать повнимательнее какую-нибудь деревеньку или – еще лучше – одиноко стоящую хижину, каких в Галлии тоже имелось немало. Что-то типа хуторов, ферм. Как предположил беглец, за полдня он уж всяко пройдет километров десять, а то и больше – по здешним меркам, расстояние вполне достаточное, чтобы тех, кто живет на вилле, тоже считали чужими. Для местных и те – чужаки и он, Беторикс, – чужак. Баш на баш.
Поднималось в небо солнышко, светило ласково, приятно, дул легкий ветерок, гнал по синему небу легкие белые облака, вокруг порхали какие-то птицы и разноцветные бабочки, а вот появились и стрекозы – синие, лупоглазые – из чего молодой человек сразу же сделал вывод о том, что приближается к какому-нибудь водоему – тихой речной заводи или лесному озерку.
Последнее предположение оказалось верным – путник не прошел и пару десятком шагов, когда перед ним довольно неожиданно отрылась водная гладь – круглое маленькое озерцо, окруженное невысокими соснами, ивой и красноталом. Перед соснами, средь камышей узеньким пляжем белел песочек. Виталий с удовольствием присел, разулся, походил по теплой водичке, а потом решил и выкупаться – коль уж так пристатилось. Недобрых чужих глаз не опасался, местечко казалось открытым, светлым и запредельно мирным. Мирно светило в небесах солнышко, мирно проплывали над головой облака, мирно летали стрекозы.
На всякий случай стараясь не шуметь, молодой человек осторожно вошел в воду, поплыл, перевернулся на спину… Ах, до чего ж тут было хорошо! И сосенки эти, и камыши, и даже… ну да – и здесь, как и на вилле, пахло сиренью. Да во-он он, за соснами, сиреневый куст. Красота!
Набрав в грудь побольше воздуха, беглец нырнул – показалось, будто на дне что-то белело… что-то круглое… камни. Груда белых камней… впрочем – нет! Никакие это не камни!
Виталия словно током ударило, едва он только прикоснулся рукой… нет не к камню. Это был выбеленный водою до блеска скалящийся человеческий череп! И лежал он на дне вовсе не в одиночестве, а в компании таких же мертвых голов, целой груды!
Ну, надо же – вот вам и мирное озерко. Капище! Гнусное языческое капище – вот что это такое. Именно здесь и приносят жертвы жестоким местным богам. Убираться, убираться подобру-поздорову из этого проклятого места!
Вынырнув, Виталий быстро поплыл к берегу… Да, черепа, да, кровавые боги. И все же, все же как здесь было хорошо! И как здорово цвела сирень!
