Глава 6. Декабрь 52 г. до Р. Х. Медиолан
Гладиатор
Медиолан – «Центр равнины» – так назывался этот город, издалека казавшийся красивым и богатым, а вблизи бросавшийся в глаза скоплением самых убогих хижин и неуютных запутанных улочек, дышащих развратом и смертью. Нет, конечно, были в городе и великолепные храмы, и белоснежные портики, и мраморные дворцы вельмож, окруженные изысканнейшими садами, и тянущийся с самых гор акведук с фонтанами, но… увы, «торговцы кожами» вынуждены были поселиться на самой окраине, на захудалом постоялом дворе, который разве что лживые языки прикормленной российской прессы осмелились бы назвать вполне пригодным социальным жильем.
Беторикс же вовсе не рвался в элитных районах, куда лучше вот так, неприметненько, как и положено провинциалам, да еще везущим столь специфический товар, запах которого, наверное, заставил бы поколдобиться и самого замшелого золотаря.
Хозяин сего «мотеля» чем-то напоминал крысу – вытянутое книзу острое личико, маленькие глазки, небольшой горб, жилистые, вечно елозящие ручки… Крыса и крыса – не хватало только хвоста.
Амбактов не нужно было и предупреждать, чтоб держали ухо востро, да они все и ночевали у своих обозов, здесь, на окраине хватало мерзавцев, готовых польститься на что угодно – даже на плохо выделанные коровьи шкуры. А что? С миру по скрепке – голому кольчуга, как шутил про себя Беторикс. Впрочем, он и не собирался задерживаться в этом городе слишком долго, просто переночевать, слегка перевести дух, да поскорее – в Рим. Уж пришлось завернуть, останавливаться на ночлег на кишевшей многочисленными разбойничьими бандами равнине было бы верхом беспечности, а Виталий вовсе не хотел зря рисковать. Лихие людишки вконец обнаглели и в самом городе, а уж о том, что творилось за его пределами и говорить было нечего, причем творилось все это непотребство с явного благоволения сильных мира сего – Помпея и Цезаря, желавших еще и таким вот образом дискредитировать власть Сената. А что? Каждое лыко – в строку.
Муниципальные власти Медиолана – квесторы, эдилы и прочие – вели себя ничуть не лучше разбойников, а, пожалуй, даже и хуже, в открытую творя самый настоящий произвол и вымогая взятки.
Один из таких – смотритель местного рынка – как раз и пожаловал на постоялый двор, поинтересоваться новыми гостями – явно с подачи «крысы»-хозяина. Маленький и лысый, похожий на старую сморщенную змею, чиновник явился не один – естественно, в сопровождении стражи – дюжины мордоворотов с мечами и пилумами. Мордовороты, впрочем, пока что вели себя скромно, явно ожидая указаний от своего начальника.
– Это вы – некий торговец кожами по имени Вителий Беторикс? – щуря бесцветные глазки, вкрадчиво поинтересовался смотритель, едва только хозяин постоялого двора привел к нему нового постояльца.
– Это я и есть, уважаемый, – как можно шире улыбнулся Виталий.
– Вы что же, судя по имени… э-э-э… галл?
– По матери. А отец мой – римский легионер, тессарий!
– Да-да… вот так, значит… Стало быть – привезли кожи?
– Уважаемый господин, – Виталий решил сразу взять быка за рога (деньги на взятки у него были отложены в избытке, а тянуть с этим чинушей особенно не хотелось). – Может быть, мы лучше поговорим с вами в какой-нибудь более-менее приличной таверне? Заодно и пообедали бы, чего тут, на дворе, торчать?
Чиновник сглотнул слюну, сразу же догадавшись, что под «приличной таверной» торговец кожами имеет в виду вовсе не ту мерзкую забегаловку, что располагалась на постоялом дворе.
– К сожалению, я не местный и ничего тут не знаю…
– Тут недалеко, в «Ослице», подают неплохую еду, – проворно промолвил хозяин, видать, ожидавший от представителя муниципалитета пусть маленькой, но подачки, и, скорее всего, редко обманывающийся в своих ожиданиях, что и понятно – рука руку моет.
– Да-да, в «Ослице», – охотно закивал смотритель. – Я тоже слыхал про это заведение много хорошего. Владелец его… как бишь…
– Марцеллин Сицилиец, мой господин, – тут же подсказала «крыса».
– Да-да, Марцеллин Сицилиец, весьма достойнейший человек… э-э-э… весьма.
Улыбнувшись во весь рот, Беторикс пожал плечами:
– Так чего ж мы тогда тут стоим, господин хороший? Пойдемте же, прошу. И позвольте угостить вас обедом… нет-нет, не протестуйте, это просто мой долг, как и всякого добропорядочного купца!
– Я вижу, вы – очень любезнейший и приличный молодой человек, – смотритель рынка зябко поежился и поплотней закутался в шерстяной плащ.
– Такой уж уродился, – скромно признался Беторикс. – Так что, идем? А ваши воины… они…
– Они не помешают! – чиновник ухмыльнулся – умей ухмыляться старый заезженный конь, он бы ухмылялся в точности так. – Они знают, что их начальник – всадник Квинт Клодий Кариск – человек честный и неподкупный, об этом вам на рынке всякий расскажет, а кто не расскажет, того… Впрочем, хватит зря болтать. Поговорим за обедом.
Оба – смотритель рынка и молодой торговец кожами – вышли из ворот постоялого двора едва ли не под руку. Мордовороты-стражники послушно затопали шагах в двадцати сзади. Шли недолго, корчма с небрежно намалеванной над входом ослицей в греческом лавровом венке располагалась не так уж далеко, в нескольких стадиях ближе к центру города, и своим видом, как внешним, так и внутренним, отнюдь не напоминала «приличное заведение». Как и ее хозяин – здоровенный, похожий на пирата, бугай с красной косынкой на голове и руками, что грабли. Впрочем, гостей он приветствовал весьма почтительно:
– Рад видеть тебя, любезнейший господин Клодий. Давненько что-то не захаживал, уж не знаю, чем и обидел?
– Ничем, ничем, Марцеллин, – мелко захихикал чиновник. – Просто… э-э… всякие были дела. То да се, сам понимаешь, нам, муниципальным служащим, скучать некогда.
– Понимаю, – кабатчик скупо кивнул. – Как не понять? Этот достойнейший молодой человек, как я понимаю, с тобой, дражайший мой господин?
Клодий снова засмеялся. (Ишь, развеселился, зараза, дать бы тебе кальцеей под зад!):
– О нет, нет, это я – с ним. Веди-ка нас в верхнюю залу, любезнейший Марцеллин.
– А я так сразу про нее и подумал.
– Догадливый ты у нас… Почто вольноотпущеннику Каллисту до сих пор долг не вернешь?
– Ой, господин мой! Какой еще долг? Этот гад Каллист врет, как сивый мерин!
– Он уже приходил, жаловался… Вконец обнаглел!
– Эти вольноотпущенники… они такие.
– В общем, о нем потом поговорим, сейчас вели нести яства. Знаешь сам, какие.
– О, мой господин!
Приложив руки к могучей груди, Марцеллин Сицилиец отвесил глубокий поклон, после чего, оставив гостей в небольшой и чрезвычайно уютной – в отличие от нижнего помещения – зале, загромыхал вниз по лестнице, заорал:
– Эй, повара! Слуги! Тащите все для угощения славных гостей!
Здесь, наверху, было устроено нечто вроде таблиниума – столовой в богатом доме. Невысокие, поставленные буквой «П» ложа для вкушения яств, меж ними – длинный резной стол, который тот час же стал наполняться приносимыми слугами тарелками, блюдами, кувшинами, салатницами и всем таким прочим. У Марцеллина нынче подавали жаренные в оливковом масле пончики с медом, перепелиные, сваренные вкрутую, яйца, орехи, жаренную на вертеле рыбу, отварное, а затем пережаренное со специями мясо двух видов – говядину и свинину, соус из соленых рыбьих кишок – гарум, маленьких, запеченных на углях, птичек, свежие пшеничные хлебцы, вареный горох, кашу из чечевицы, фасолевую похлебку с луком и чесноком… Уф-ф! Виталий, как ни был голоден, а очень скоро наелся, в буквальном смысле слова отвалившись от стола на ложе, Клодий же, несмотря на весьма поджарый вид, на яства налегал с удовольствием и ничуть не выглядел насытившимся. Куда только все и лезло?
Все же пришло место и для беседы, которую господин Клодий вел с таким мастерством, вымогал взятку с такой наглостью, что Беторикс невольно восхитился – вот же, сволочь! Судя по расплывшемуся в самой радушнейшей и дружелюбной улыбке лицу, по искреннему открытому взгляду, свойственному лишь кристальной честности людям, смотритель рынка принадлежал к той категории служащих, уже давно, успешно и даже с некой показушной удалью превративших служебные дела в личную синекуру, естественно, с дозволения вышестоящего начальства, с которым – а как же! – делились. Хапугам такого рода обычно мало было взять «барашка в конверте», о, нет, процесс должен был непременно обставлен так, словно бы все происходило исключительно по-дружески, по-любезному – никто ни у кого ничего не вымогал, упаси, боги, просто один хороший человек сделал – от всей души – подарок другому хорошему человеку – что это, запрещено, что ли? Какими такими законами? Конечно, имелась и другая порода чиновников, молодых и, конечно же, наглых, но еще только начинающих осваивать опасное и такое волнующее ремесло, не имеющее, впрочем, ничего общего со служебными обязанностями, скорее даже наоборот – напрочь их игнорирующее. Бюрократы такого типа на первых порах бывали обычно трусоваты, их даже можно было принудить делать дело и так, из страха наказания или гнева вышестоящего начальства. Приклеенная улыбочка, бегающие глазки, желание понравиться всем в «присутствии», выслужиться… о! Клодий к этой шушере не относился, это была птица иного полета – абсолютно уверенный в своей правоте и полнейшей безнаказанности взяточник. С подобной породой Виталию приходилось встречаться и дома, в России, а потому молодой человек тоже чувствовал себя вполне уверенно, поскольку точно знал, чего от него ожидают. И, конечно же, опытнейший взяточник Клодий, явно это почувствовал, отчего преисполнился к собеседнику… ну, пусть и не самого искреннего уважения, но все же – вполне, вполне. А почему же двум умным людям друг друга не уважать, если каждый из них знает, что хочет от другого?
Беториксу нужно было поскорее выехать в Рим, чему мог воспрепятствовать ушлый смотритель рынка, и чтобы не случилось никакой непредвиденной задержки, нужно было платить, что молодой человек и проделал со всем возможным изяществом, предложив «на городские нужды» изрядную толику серебра.
– Что ж, – ссыпав серебро обратно в мешочек, Клодий довольно покивал. – Это очень приятно, любезнейший господин Вителий, когда проезжающие и часто бывающие в нашем славном городе люди проникаются его заботами, столь глубоко, столь глубоко, что… э-э-э…
– Что готовы даже пусть и малым участием сделать все для процветания сего прекрасного города и его обитателей! – несколько вычурно дополнил молодой человек.
– Вот-вот, – смотритель рынка потянулся к кубку. – Именно это я… э-э-э… и хотел сказать. Вы пейте, пейте, любезнейший Вителий, это же настоящий фалерн!
Фалерн! Беторикс чуть не поперхнулся – амфора фалернского вина стоила примерно так же, как две лошади. А за обед, между прочим, расплачиваться-то уж всяко, не Клодию.
С другой стороны – сокровищ в обозе было много, вполне хватало на «производственные издержки», так что по поводу материальных затрат Беторикс решил не сильно печалиться.
– Так выпьем же за нашу дружбу, уважаемый господин!
В общем, все пока шло, как должно бы.
До определенного момента.
Виталий не смог бы точно определить, когда именно все пошло немножко не так – то ли когда к столу зачем-то подсел трактирщик, то ли когда тот завел разговор о гладиаторах… или это Клодий первым начал о них говорить? Виталий как-то все это пропустил мимо ушей, и вовсе не потому, что сильно опьянел – какой же русский опьянеет от разведенного теплой морской водой фалерна, и без того не отличавшегося особой крепостью? Нет, не в опьянении было дело, молодой человек просто расслабился, посчитав дело сделанным, и душой, всеми своими мыслями, уже был в дороге… мало того – в Риме! А тут так, просто поддерживал разговор, уже начиная тяготиться навязавшимся на его голову обществом.
– Что скажете о гладиаторах, уважаемый Вителий? Видели когда-нибудь гладиаторский бой? Я вот, помнится, когда был в Риме, посетил Большой цирк и там… О, целая арена крови! – смотритель рынка почмокал губами. – О, это незабываемо! Это что-то!
– И у нас тут, бывает, устраивают мунус, – тут же поддержал его хозяин таверны. – Какой-нибудь весьма обеспеченный человек.
– Вот как? – подумав, Беторикс все же счел неприличным отмалчиваться. – И что же, у вас здесь есть гладиаторская школа?
– А как же! – всплеснул руками Клодий. – Я даже знаю ланисту… ой!
Виталий сдержал улыбку: вот именно – «ой!». Ланиста – это из категории тех знакомств, которыми в приличном обществе не похваляются. Все равно что в России-матушке брякнуть – «мой хороший знакомый – режиссер порнофильмов»! Да, вот примерно так. То же самое, как и хвастать дружбой с какой-нибудь гетерой, актером, да – с тем же гладиатором. Люди, зарабатывавшие на хлеб своим телом – почти все вышеперечисленные, в Риме не котировались, достойная уважения профессия была одна – юрист. Ну, еще – воин – но это уже не профессия, это служение, образ жизни.
– Вот вы, Вителий, наверное, не разбираетесь в ударах гладиусом, но все же скажу – редко каким можно убить наповал, больно уж меч неудобный, короткий…
– Ну, почему же! Как раз очень удобный. Смотря как наносить удар…
Как-то неожиданно для себя Беторикс вдруг пустился в пространные рассуждения о гладиаторском бое, о ланистах, о школах бойцов… Перед глазами вдруг все поплыло, стены и потолок закачались… Неужто опьянел так с фалерна? Хотя… хоть и слабенькое вино, а пять кубков под разговоры выкушал… Ох… что ж так спать-то тянет?
– Нет! Гнездово – это Гнездово, а Саттон-Ху – Саттон-Ху! – убрав в ножны меч, которым только что хвастал, «ранятник» Костик, больше известный в реконских кругах под именем Рагнар Синий Плащ, ухмыльнулся и, поправив аккуратно заплетенную в две косички бородку – точно такую же, как у гитариста известной финской группы «Найтвиш», – потянулся к стоявший на брошенном наземь щите большой деревянной кружке с пивом, вернее – брагой, наскоро приготовленной уже тут, на тусовке. – Разница – понимать надо!
– Так я не о Саттон-Ху, я о венделе! – его собеседник – уже изрядно поддавший малый с помятым после вчерашней пьянки лицом и невнятным именем Тевбур, опорожнив кружку, довольно крякнул и, похлопав себя по тунике, обернулся к сидевшей рядом девушке, не реконке, туристке – таких много сейчас по лагерю любопытства ради шлялось. – Глянь-ка, милая, какой цвет! Сам лично красил.
– Ага, оно и видно – сам! – презрительно хмыкнул Рагнар. – Ты хоть в крапиву-то квасцы добавлял? Вижу, что нет. Оттого и цвет такой – линялый.
– Не линялый, а… ик… камуфляжный!
– Ага, камуфляж… В девятом веке!
– Здорово, мужики. Дядьку Энгуса не видали? – проходя мимо, поинтересовался Беторикс.
– Да вроде в малиннике пьяный спал. Или в шатре уже. Бражку будешь? – поправив сползший с плеча плащ, Рагнар протянул кружку.
– Да не откажусь.
– А, гладиатор! – пьяно погрозил пальцем Тевбур.
Вообще, этот парень считался странным – руки у него явно росли не из того места, даже вот, тунику толком покрасить не мог, да и сшил кое-как.
– Видал, видал, как вы вчера рубились – красиво, нечего сказать.
– Да с чего ты взял, что я гладиатор? – Виталий все же не выдержал, хотя обижаться на Тевбура – бисер перед свиньями метать или выпускать пар в свисток.
– Гладиатор и есть, – собеседник то ли откровенно заводился, то ли выпендривался перед «левой» девчонкой, совершенно уже не понимая, что болтает. – Так ведь только гладиаторы и сражались – с выкрутасами, с обманками, с перехватами – в общем, с фехтованием разным. Обычных-то легионеров никто ничему подобному и не учил. Зачем? Вовсе не в этом сила, главное – строй выдержать, в строю и биться. В этом вся фишка, не так?
– Ну, так, – Беторикс миролюбиво пожал плечами. – Только я не легионер, а галл, по бракам не видно, что ли?
– Ага, можно сказать, галлы были великие фехтовальщики! Да таким мечом помаши, попробуй – рука отсохнет! Поди, от «Урала» рессора на клинок пошла?
– От «Запорожца», – махнув рукой, Виталий поблагодарил Рагнара за угощение да и пошел себе, искоса взглянув на туристку. Ишь, дуреха – в лес короткие шорты напялила – вон ноги-то все искусаны комарьем да мошкой.
– Девушка, хотите, я вам мазь дам?
– Мазь? От комаров, что ли? – девчонка враз встрепенулась. – А есть?
– Не было бы, не предлагал.
– Слышь, гладиатор, это не твоя там машина воет? Синяя «десятка»… пятый раз уже сигналка срабатывает.
– Синяя «десятка»? Не, не моя. Да и не гладиатор я, сколько раз уже тебя говорить?!
Все они вдруг куда-то исчезли – девушка эта, Рагнар Синий Плащ, недотепа Тевбур… Кругом стало темно, словно бы прямо на глазах небо затянула черная грозовая туча.
Виталий поднял глаза… Не было над головою неба!!! Только потолок. Низенький, грязный, исчерканный чем-то острым… какие-то ругательства, причем – на латыни… На стенах, кстати, тоже – латынь.
О, боги! Ну, конечно же – латынь, а что же еще-то? И Виталий… Беторикс… сейчас в Медиолане, в таверне «Ослица»… был… Чего ж так напился-то? И где это он вообще-то? Оконце ма-аленькое, с решеткой.
Опа!!! И руки – связаны… даже не связаны – скованы толстой железной цепью! Одна-ако… С чего б это он в тюрьму угодил? В тюрьму, в тюрьму – уж не в «Грандотель», точно. Буянил, что ли? Этому гаду Клодию морду набил? Или с трактирщиком подрался? Да ну, не может быть, ведь если б что-то подобное случилось, так он, Беторикс, уж всяко хоть что-нибудь помнил бы, не может же быть, чтоб вообще напрочь память отшибло! Правда, если недельку крепко пробухать… Так это недельку. И – с водкой… А не с этим дурацким фалерном, тем более – разбавленным.
Так как же он здесь все-таки очутился?
Усевшись на старой гнилой соломе, молодой человек обхватил голову руками и крепко задумался. Голова, между прочим, не то чтобы сильно болела, а просто-напросто раскалывалась. Не может такого быть, чтоб от фалерна! Значит, опоили… что-то такое подсыпали. Клодий или трактирщик. Нет, лучше так – Клодий и трактирщик, и главный в этой парочке – смотритель рынка, в том никаких сомнений нет. И больше-то, похоже, травить Виталия некому. Тем более – бросать в темницу, да еще и заковывать. С другой стороны, Клодию-то это зачем? Вроде бы договорились… Так! Вспоминать! Восстановить всю беседу до мельчайших подробностей, только тогда можно будет хоть что-то понять, только тогда… С чего все началось? С визита чиновника. Вот он идет по двору в сопровождении воинов, надменный, упивающийся собственной властью… Нет. Виталий сам к нему вышел, позвал похожий на крысу хозяин постоялого двора. Вот Беторикс выходит, здоровается… Не так! Сначала Клодий поздоровался… не поздоровался, спросил – не вы ли, мол, господин Вителий, торговец кожами? Ну, конечно, «крыса»-хозяин уже об обозе донес, тут и думать нечего… Итак, ушлый смотритель рынка явился вымогать взятку… если это вообще смотритель, документов-то никаких еще нет! Может, это просто банда разбойников, сговорились между собой – Клодий (или как там настоящее имя этого ловкого прощелыги?), хозяин постоялого двора – типичная крыса, трактирщик – тот-то вообще – бандитом бандит! Сговорились, опоили, обобрали… Обоз? Их цель – обоз? Нет, это вряд ли… Не особенно-то кому и нужны плохо выделанные кожи, с ними возни… а о том, что в телегах под кожами, никто не знал. Или – все-таки знал? Да нет, быть такого не может, в этом случае утечка информации могла исходить только от обозников, да и то не от всех, а лишь от посвященных. Нет! Никто из амбактов в Медиолане раньше никогда не был, и столь быстро – буквально за одну ночь – не могли бы стакнуться с местными лихими людишками, такое просто невозможно при всем желании…
Значит, если мыслить логически – разбойники действовали на свой страх и риск. Просто решили воспользоваться подвернувшимся случаем, кинуть провинциального купчишку. Что им благополучно и удалось. Тогда вопрос – зачем при всем при этом бросать незадачливого торговца в темницу? Зачем заковывать? Продать в рабство? Гм-гм… галльская война, меж тем, все никак не закончится, пленных у Цезаря много, цены на рабов падают, как на сырую нефть в дефолт… Ага! За обедом они говорили о гладиаторах… о гладиаторах… просто так говорили? Или кто-то из слуг сболтнул… а откуда они могли знать о гладиаторском прошлом своего хозяина? Да откуда угодно – тот же братец Кари мог так просто сболтнуть или даже Алезия, невзначай… в беседе со служанками, а те уж разнесли по амбактам. Тогда, значит, слуги – при делах. Хотя, могли точно так же вскользь проговориться… если общались с хозяином постоялого двора и его людишками. Так ведь не общались же! Кажется…
Амбакты… тяжело всех подозревать.
Молодой человек встал, походил, гремя цепями… какая-то мысль пряталась в его голове, причем она уже показалась было наружу, вылезла и вот снова утонула… а мысль, похоже, важная! Выловить ее, поймать… С чего он вообще размышлять начал? Правильно, с визита смотрителя рынка… или лжесмотрителя, сейчас пока трудно утверждать что-то наверняка. Итак, Клодий поздор… спросил… даже имя назвал – Вителий… Вителий Беторикс!!! Вот оно!!! Вот она – мысль. Ведь молодой человек остановился на постоялом дворе под именем Вителия Лонгина, вовсе не Беторикса. С чего б тогда Клодий так его обозвал? Прокололся! А уж про Беторикса могли знать только амбакты! Только они – и больше никто другой. Ой-ой-ой! Если так – дело намного хуже, нежели представлялось. Если амбакты – предатели, если кто-то из них… О, боги! Так ведь еще Летагон Капустник о чем-то подобном предупреждал, да Виталий не воспринял тогда его слова всерьез, ведь и сам этот мосластый парень был к нему кем-то приставлен. А вот, выходит…
Амбакты!!! Кто-то из них – предатель. И он, вне всяких сомнений, знает об истинной ценности обоза. Ну, или догадывается… Тогда честных слуг тоже должны арестовать. Или просто убить, что гораздо легче сделать, свалив все на разбойников. Тем более, никакой эдил не будет начинать расследования из-за убийств или исчезновений каких-то там провинциалов, даже не граждан.
За дверью узилища вдруг послышались чьи-то шаги, лязгнул засов, заскрипели петли. Вошли двое – высокий стражник с факелом и среднего роста мужчина лет сорока с бритым лицом и обширной лысиной, слегка прикрытой реденькими, зачесанными с боков на макушку, волосами, так, что посмотришь издалека – вроде б и не плешив. Судя по белой тоге, это был римский гражданин – особа достойная и уважаемая, вот только на ногах незнакомца красовались вовсе не кальцеи, а военные легионерские сапоги – калиги, смотревшиеся вместе с тогой, как на корове – седло. Уж, право слово, лучше тогда сандалии натянул бы, хотя и это – верх неприличия. Впрочем, узник сразу же догадался, что сей важный муж плевать хотел на все приличия, а тогу одел, дабы подчеркнуть свою значимость.
– Салве, – звякнув цепями, Беторикс поприветствовал вошедших и тут же поинтересовался – а что это он тут делает? За что? Как? Почему?
– Слишком много вопросов, п-с-с-с… – поморщился плюющий на приличия гражданин. – А ты неплохо говоришь на латыни. Это хорошо. Фабий! – он оглянулся на воина. – Оставь нас… Эй, эй, факел-то оставь, п-с-с…
Эта привычка шипеть – добавлять в конце фразы презрительное «п-с-с» – не очень-то понравилась узнику, как и пренебрежительная ухмылка, время от времени кривившая тонкие губы господина в тоге. Нате вам, явился – не поздоровался, не представился… С улицы какой-то «дядя» зашел и…
– Владеешь мечом? Гастой? Пилумом?
Молодой человек повел плечом:
– Вообще-то, я хотел бы знать…
Незнакомец нехорошо прищурился и ухмыльнулся:
– Сегодня днем, будучи по каким-то причинам в сильном гневе, ты убил нескольких своих слуг…
– Что-о?!!!
– И двух римских граждан. Все убийства уже клятвенно подтвердили свидетели – хозяин постоялого двора, где ты остановился, трактирщик Марцеллин Сицилиец из «Ослицы» и уважаемый господин Квинт Клодий Карикс, смотритель местного рынка.
– Я вообще, не понимаю – о чем вы? – Беторикс нервно потер ладони. – Какие-то убийства, свидетели… Чушь! Все подстроено!
– Пусть так, – собеседник неожиданно легко согласился, словно бы все эти выдвинутые против узника обвинения интересовали его сейчас меньше всего. – Но ведь ты никогда не сможешь доказать обратного, что твои жалкие оправдания против слов этих… уважаемых людей, п-с-с… Тебя ждет казнь, парень! Мучительная и жестокая казнь, без всякой надежды на помилование.
– Да что ты? – Виталий усмехнулся с тем же презрением, что и незнакомец, освещенное желтым светом факела лицо которого казалась посмертной маской. – Так-таки и казнят? Не верю!
– Отчего же?! – искренне изумился господин в тоге. – Неужели ты на что-то надеешься? А ведь вроде не похож на глупца, п-с-с…
– Не похож, – прищурился узник. – Но ведь ты, уважаемый, явно хочешь мне что-то предложить? Иначе б не явился сюда, не стращал бы казнью…
– Я и не стращаю. Нет, ты не дурак, определенно, не дурак, п-с-с… Думаю, мы сговоримся!
– Сговоримся? О чем? Выкладывай свои предложения… Ну? Что глазами пилькаешь? Говори же, зачем пришел?
Незнакомец озадаченно крякнул и щелкнул пальцами:
– П-с-с! А ты наглый парень!
– Кто б сомневался! Ну? Долго еще будем тянуть кота за хвост?
– Какого еще кота? Ах, понимаю – галльская поговорка, п-с-с… Ладно! – громко хлопнув в ладоши, господин в тоге решительно тряхнул головой и наконец-то представился, горделиво выставив вперед правую ногу:
– Меня зовут Квинт Теренций Манус. Я – местный ланиста.
Ого! Ну, нашел, чем гордиться… Ланиста! Впрочем, чего-то подобного Виталий сейчас и ждал. Интересно, насчет свидетелей и убийств – правда? Скорее всего – да. Нет, он-то, Беторикс, конечно же никого не убивал, но вот «уважаемые» свидетели подтвердят все, что угодно, все, что и было задумано… Кем?
– Говорят, некогда ты был гладиатором и имел успех.
– Кто говорит?
– Неважно, – ланиста вновь щелкнул пальцами. – П-с-с! Для тебя сейчас куда важнее другое – либо ты работаешь на меня, либо… Либо тебя бросят на растерзание львам. На потеху толпе в местном цирке.
С деланным безразличием Беторикс пожал плечами:
– Здесь по-любому на потеху выйдет – хоть этак, хоть так. Львы, бойцы… Ты ведь меня не сторожем приглашаешь, уважаемый Теренций, а?
– П-с-с!!! – тонкие губы ланисты скривились в холодной ухмылке. – Уж, конечно, не сторожем.
Узник спокойно кивнул:
– Допустим, я соглашусь выйти с твоими гладиаторами на арену… ибо, похоже, другого выхода у меня пока нет.
– Не «пока нет», а «вообще нет», – так же спокойно уточнил господин Теренций Манус.
– А убийства? Как же с ними быть? Что скажет эдил, магистраты, люди?
– Ничего такого не скажут, уверяю тебя, п-с-с, – ланиста небрежно махнул рукою. – Преступник ведь будет наказан, верно? Рано или поздно погибнет на цирковой арене – ведь так?
– Знаешь, уважаемый, раньше времени погибать не хотелось бы, – сплюнув, промолвил молодой человек.
Собеседник ухмыльнулся:
– А это уже зависит только от тебя. Посмотрим, что ты за боец! Через три дня сатурналии – господин Тит Анний Милон, римский сенатор и, уверяю тебя, о-очень влиятельный человек с большими связями и возможностями, устраивает гладиаторские бои – мунус.
– Ты сказал – Тит Анний Милон? – когда-то всерьез интересовавшийся этой эпохой (а «реконам» по-иному и нельзя, иначе какой-ты реконструктор!) Виталий тут же вспомнил сего «добропорядочного» господина, весьма, между прочим, известного, только вот – вовсе не добродетелями и не беззаветным служением отечеству и народу, а, наоборот – всякими гнусными интригами. С губ прямо само собой сорвалось: – А не его ль самого обвиняют в убийстве?
– П-с-с!!! – зачем-то обернувшись, испуганно зашипел собеседник. – Прикуси свой язык! И, прошу тебя, не распространяй больше столь дурацкие слухи!
– Гм… не такие уж они и дурацкие. Впрочем, ты прав, ланиста – не мое это дело.
– Верно сказал – не твое, и вообще – не наше.
– Ты сказал, что мунус уже через три дня?
– Ну да – как раз на Сатурналии.
– Славный праздник!
– Кто бы спорил? – Теренций потер руки и довольно прищурился. – Я вижу, мы с тобой споемся.
Беторикс лишь усмехнулся в ответ. Больше всего ему сейчас хотелось от души заехать ланисте в морду… или вот, задушить цепями – вполне получилось бы, и даже очень быстро. Однако что потом? Схватить факел, выбраться наружу, а там… А там воины, стража – всех уж точно не перебьешь, да и сбежать в цепях – шансов мало. Так что пока – пока! – лучше немного поплыть по течению, в конце концов, если уж все равно суждено оказаться на цирковой арене, так лучше с мечом в руках против примерно равного по силе противника, нежели прикованным к позорному столбу – перед выпущенными голодными львами. Интересно, откуда они взяли львов? Привезли из Африки специально, для потехи? Ну, а зачем же еще-то?
– Значит, и я выйду на арену через три дня?
– Ты правильно все понимаешь, п-с-с.
– Но, мне б хоть чуть-чуть потренироваться, выбрать оружие.
– Потренируешься, – ланиста машинально пригладил волосы и, повернувшись, позвал. – Фабий!
– Да, господин? – в узилище тут же заглянул стражник.
– Пусть принесут еду… – Теренций перевел взгляд на узника. – Уж не взыщи, пока поешь и в цепях, а утром я велю кузнецу тебя расковать, как раз, п-с-с, для тренировки.
Ланиста не обманул, стражники принесли еду тут же, едва только хозяин гладиаторской школы успел удалиться. Обычный рацион бойцов – зерновая каша, похлебка из чечевицы, слегка подкисленная вином вода. А вот пить хотелось – очень! Беторикс опростал весь кувшин и нагло попросил еще. Принесли, не отказали, видать, Теренций дал своим людям соответствующие указания. Значит, узник находился сейчас вовсе не в тюрьме, а в эргастуле, еще точней – в карцере медиоланской гладиаторской школы, на хозяина которой, он, как видно, произвел весьма благоприятное впечатление, на котором вполне можно было строить и дальнейшее успешное общение… если последнему не помешает внезапная смерть на арене цирка. А умирать сейчас рано – никак нельзя умирать, не до того, много еще осталось всяких незавершенных дел. И с обозом хорошо б разобраться, с предателями… Кто же из слуг, кто? Неужели, все десятники разом? Капустник именно об этом предупреждал… только как-то так, неуверенно.
Утром, едва только забрезжил рассвет, узник проснулся вполне отдохнувшим и бодрым. Можно даже сказать – полностью уверенным в себе и в своих силах, а без этой уверенности на арене – смерть!
– Да, это сильный парень! – седой, покрытый многочисленными шрамами, старик, еще не совсем потерявший прежнюю бойцовскую стать, довольно щурясь, ощупал мускулы новоприобретенного гладиатора. – Может, сделаем из него гопломаха, мой господин?
Гопломах… так называли бойца, вооруженного по типу греческих гоплитов – круглый сверкающий щит, поножи, шлем с высоким гребнем… Никаких более специализированных «тяжеловесов», типа секутора или мирмиллона в эту эпоху еще не существовало, они появится лет через сто, как и полуголый ретиарий, сражающийся трезубцем и сетью.
– Гопломах, п-с-с… – ланиста задумчиво отмахнулся. – Их у меня и так достаточно, да и вообще, посмотри, какое у него смазливое лицо… зачем закрывать его тяжелым шлемом? Пусть женщины видят такого красавца… пусть переживают, визжат… п-с-с! Или я не прав, славный Бовис?
Бовис – бык, – подумал про себя Беторикс. Действительно, этот старый тренер наверняка из бывших гладиаторов, коих на арене гибло вовсе не так уж много, как кажется, конечно, в том случае, если речь шла о знаменитых и умелых бойцах, «звездах», чья жизнь проходила не столько под блеск клинков, сколько под тренировочный пот и визг обожающих фанаток. Старик Бовис, похоже, был как раз из таких – с квадратным подбородком, крепкой шеей и упрямо наклоненной головою, он действительно чем-то напоминал быка.
– Тогда, может быть – фракиец, мой господин? – задумчиво предложил тренер.
– Фракиец? П-с-с… – Ланиста щелкнул пальцами – была у него такая навязчивая привычка, как и постоянное «п-с-с». – Нет… пожалуй, нет. Где у нас сейчас самая известная война? В Галлии! Вот и сделаем его «галлом»… кстати, он ведь и в самом деле – галл… Эй, как там тебя! Беторикс? Отныне будешь зваться…
– Галльский Вепрь, – тут же предложил молодой человек. – Это хорошее и красивое имя.
– Что ж, – махнул рукой Теренций. – Пусть так и будет. Бовис, потом подберите ему что-нибудь подходящее. Трофейных галльских щитов у нас, по-моему, целый амбар наберется.
Тренер согласно кивнул:
– Да уж, этого добра в избытке. Ну? Что стоишь, парень? Слышал, что сказал хозяин? Пошли. Получишь тренировочный меч, и мы посмотрим – что ты за боец?
Медиоланская школа гладиаторов почти ничем не отличалась от нарбонской, в которой не так уж и давно сделал себя имя Беторикс, разве что была раза в полтора-два побольше, да и вообще – посолиднее. Окружавшая школу стена – каменная, высотой в два человеческих роста, больше напоминала крепостную, да и обитые толстыми полосами железа ворота, сколоченные из крепких досок, убивали наповал всякую мысль о побеге. Две караульные башенки, хорошо вооруженная стража, позорный столб на краю овального – под цирковую арену – двора, с привязанным к нему за какую-то провинность несчастным… уроки Спартака здесь усвоили крепко. Да и ланиста не производил впечатления идиота… или склонного к самокопанию разгильдяя, каким был прежний хозяин Беторикса – некий Валерий, очень, кстати, неплохой парень, отношения которого к гладиаторам можно было бы вполне назвать дружескими. О, нет – здесь такого не наблюдалось и близко! Сразу же бросалось в глаза, что в этой школе хозяина откровенно боялись, перед тренерами заискивали, а некоторые молодые гладиаторы – пусть не все – даже на охранников посматривали, словно побитые собаки.
Тяжелый тренировочный меч привычно улегся в ладонь, Беторикс усмехнулся – не отвык еще от подобного псевдооружия. Раза в три тяжелее боевого, умаешься, пока намашешься за день. Да и щит-то был такой же тяжелый – хоть по виду и галльский, но по массивности и весу – точно римская «бронедверь». Вообще же защитное вооружение гладиаторов – бойцов на потеху толпе – отличалось особой извращенностью: в первую очередь защищалась «рабочая» рука (ну, а как же, иначе от самой пустяковой раны гладиатор не сможет сражаться!), голова, пах – широким, с бронзовыми бляшками, поясом, реже – ноги, грудь же практически оставалась незащищенной, чтоб хорошо видны были раны, кровь, ведь это так возбуждает зрителей, особенно – женщин, именно под них умные люди всегда и подстраивались, что в те дни, что сейчас – «любовный роман», дамский «еронический» детектив – любовь-морковь-сопли, только на этом сейчас заработать и можно – на женщинах. Вот и ланиста Теренций старался. Дамских романов, конечно, не писал, но чем-то подобным все-таки занимался – вот представленья устраивал, смазливых гладиаторов берег да старался вооружить полегче – а как же! Пусть и неистовый женский визг – от этого одна только польза.
Понаблюдав минут десять, как Беторикс управляется с вертящимся на столбе чучелом, ланиста и тренер переглянулись и – оба разом – довольно кивнули.
– Хватит, – махнув рукой, ветеран цирковых схваток жестом подозвал к себе тренировавшегося рядом гладиатора – широкоплечего мускулистого парня с некрасивым, усеянным бородавками, лицом:
– А ну-ка, Поркус, поучи новичка.
Поркус – ну и имечко! В переводе с латыни – поросенок. Ха! А действительно – похож! Маленькие свиные глазки из-под белесых ресниц, нос картошкой… или – пятачком. Похож, да – действительно, поросенок, только что не хрюкает.
– Деремся до первой крови? – оглядев Беторикса со скрытой насмешкой, деловито осведомился Поркус.
– Да-да, – ланиста поспешно кивнул. – До первой царапины – Бовис, проследи.
– Слушаюсь, хозяин, – приложив руку к сердцу, тренер поставил бойцов друг против друга, задумался…
– Э, нет, так не пойдет – твоя галльская спата слишком длинна против гладиуса.
– Так возьмите у кого-нибудь нормальный меч! – посоветовал хозяин школы. И тут же обернулся к тренировавшимся до седьмого пота парам:
– Эй, вы там. Вот ты… да, да – ты!
Теренций ткнул пальцем в грудь повернувшегося к нему бойца – молодого, лет двадцати, юноши с приятным лицом и иссиня-черными кудрями. Звали его соответствующе – Каруссул – «Миленок».
– Да, мой господин?
– Ты вот что, Каруссул, дай-ка на время свой меч вот этому парню, п-с-с… Ага! – удовлетворенно кивнув, ланиста всплеснул руками. – Ну вот, теперь совсем хорошо. Начали!
Не тратя времени зря, Поркус ринулся в атаку сразу, без всяких там реверансов – кружений, ложных выпадов, отскоков. Вот как стоял, так и попер – грубо, зримо, зло. Махнул мечом с такой силой, что наверняка смог бы пробить и доспех, да только Беторикс не стал дожидаться – парировав удар, отскочил и сам ударил, едва не выбив у соперника меч. О, как жутко засопел Поркус, как сузил глаза, как наклонил голову, закусил до крови губу. Виталий даже физически ощутил исходящую от этого парня ненависть. Она словно бы шла плотной стеною… и это было хорошо! Нет, конечно же злость в любой схватке нужна, как же без нее-то? Но это должна быть особая злость – на грани куража и громкого победного смеха! А не так вот… словно бы Беторикс для Поркуса – отъявленный и давний враг, объект кровной мести. Столь лютая злоба без особого повода много может сказать о человеческом психотипе, как без пяти минут доктор наук, Виталий давно уже догадался, кто перед ним – настоящий психопат, человек, сам для себя любого врага опаснее.
Удар! Глухой звон… искры… Скрежет клинка о клинок… и зубовный скрежет. Ну, уж так-то зачем же?
Бухх!!!
Вот ведь бьет, зараза, словно косой косит. Пора бы положить этому конец, давно пора бы, кажется, уже все насмотрелись…
Отбив очередной выпад, Беторикс упал на правое колено и, перейдя в нижнюю атаку, достал грудь соперника специально затупленным концом тяжелого тренировочного меча.
– Оп! – констатировал факт седовласый ветеран Бовис. – На арене ты, Поркус, был бы уже убит.
– Все, все, достаточно, – Теренций довольно осклабился. – Объявляю небольшой перерыв. Смыть у колодца пот, напиться, отдохнуть… А потом – вновь на борозду, до самого ужина, после которого – хороший здоровый сон, п-с-с…
По привычке прищелкнув пальцами, ланиста удалился к охранникам, и Беторикс наконец умылся у расположенного близ казармы колодца, точнее сказать – небольшого, выложенного мраморной плиткой, водоема, вода в который поступала по отводке от идущего с гор акведука. Умылся и смог по-настоящему осмотреться вокруг… увы, не сделав для себя никаких утешительных выводов. Судя по стенам, воротам и многочисленной охране, бежать из этой школы не представлялось ни малейшей возможности. Все на виду, стены высоки, ворота крепкие, проходящий через ограду акведук – под надежнейшей охраной, во дворе, у дальнего амбара – тоже усиленный пост. Видать, именно там хранится боевое оружие, то самое, с каким выступают на цирковой арене, с каким прорвался когда-то Спартак.
Нет, в одиночку отсюда, уж точно, не выберешься. А вот с надежными людьми можно будет и попытаться – пятерку ловких парней отправить короткими перебежками к акведуку, четверо тем временем ликвидируют пост у амбара, еще двое – снимут часовых… Можно, как реконструктор, Виталий это хорошо чувствовал. Вполне даже можно. Вот только где взять надежных людей? Так здесь же и взять – в школе, а для этого постараться стать здесь своим. Новичков не очень-то жалуют в любом коллективе – от детского сада до армии, ибо коллектив – это не просто сборище отдельных личностей, нет – это социальная группа, система с чем-то вроде собственного надличностного инстинкта, интеллекта даже. Любая социальная система отторгает чужеродный организм, поэтому тех, кто слишком уж выделяется, отличается от других, – травят. И чем скорее новичок станет привычным, таким, как все, тем для него лучше – как социолог, Виталий Замятин все это прекрасно понимал. Однако одно дело – понимать, а другое – как-то извлечь из этого понимания пользу, тем более, что, может быть, и не нужно будет ничего такого делать – ведь Беторикс, несмотря на все свое умение и опыт, вполне мог погибнуть в первом же бою. Какая-нибудь нелепая случайность, и…
Беторикс неожиданно улыбнулся, посмеялся мысленно над этой своей слабостью. Какая, к черту, случайность? Это в огнестрельном бою, там – да, но и там опытный человек отлично сладит с любым недоумком. А уж, тем более – рукопашная схватка, когда силы примерно равны – за этим тщательно следит кровно заинтересованный ланиста. Опытный и закаленный во многих боях воин уж всяко сможет за себя постоять в любом случае. Если только не будет откровенной подставы, которая, впрочем, вполне может случиться – ведь хозяин школы в новичка еще ничего не вложил… А может, и вложил, кто знает? Кто-то из вчерашних собутыльников ведь проговорился о знакомстве с ланистой, кажется, это Клодий и был… или трактирщик. Ну, кто бы ни был, а Теренций вполне мог Беторикса просто купить. Так, по дешевке, но ведь все ж хоть какие-то деньги вложил, и теперь их отбить требуется. Зачем же тогда подставлять? Хозяину школы – точно незачем. Или все-таки – есть зачем?
– Эй, ты там спишь, что ли? – ткнул новичка локтем кудрявый Каруссул. – Пошли. Бовис сказал – мы с тобой до самого вечера партнерами будем.
– Что ж, пусть так, – Виталий кивнул, радуясь, что не придется тренироваться с упертым психопатом Поркусом. Хоть от этого его избавили боги… в лице ланисты и тренера.
Мелкий, накрапывавший с раннего утра дождик ближе к полудню кончился. Сизое, покрытое плотными тучами небо разрыхлилось, порвалось лазоревыми прорехами, сквозь которые радостными узкими лучиками проглянуло солнце. Ветер уносил тучи, погода налаживалась, видать, жрецы неплохо ублажили богов. Тем более – в такой день! Сатурналии – праздник, когда дозволялось все! Не было ни рабов, ни господ, ни богатых, ни бедных, все – пусть на какой-то момент – становились равными: и в веселье, и в пьяном поклонении богам, и в безудержном сексе.
Ну, и конечно – мунус – гладиаторские игры, устроенные римским нобилем Титом Аннием Милоном для каких-то своих далеко идущих политических целей. Пожалуй, они перевешивали сейчас по значимости и интересу все, даже сексуальные утехи и пьянство. Каменный цирк в Медиолане собирались построить уже давно, даже собрали деньги, да вот только прохвост подрядчик, получив задаток, тут же и скрылся, не поймешь, где, даже не приступив к стройке. Так что игры проводились на временной деревянной арене, что, впрочем, ничуть не смущало зрителей, заполнивших все, на чем только можно было сидеть, те же, кому не досталось места, стояли между рядами, в проходах, с любопытством вытягивая шеи и придерживая висевшие на поясах кошельки-мешочки от снующих туда-сюда мальчишек-разносчиков, кои вполне могли оказаться и ворами. Не сказать, чтоб было жарко – все-таки декабрь – но все же, как машинально прикинул Виталий, воздух прогрелся градусов до десяти – двенадцати выше нуля. Вполне комфортная погода для схватки.
В длинных галльских штанах-браках, с широкими поясом, синим овальным щитом с золотистыми переплетенными кольцами, в островерхом, украшенном бунчуком из перьев, шлеме, сработанном из тонкой бронзы (в настоящем, а не в римской подделке), Беторикс сейчас чувствовал себя именно тем, чье имя носил. Галльский Вепрь – так представил его распорядитель сражения, однако аплодисменты оказались довольно жиденькими, что и понятно – ну, кто же знал здесь этого новичка? Зато для других – того же Поркуса, а уж, тем более, красавчика Каруссула – публика на приветствия не скупилась, взорвавшись громкими криками, едва только запели трубы.
– Пор-кус! Пор-кус! – скандировали толпившиеся на задних рядах простолюдины, как видно, державшие этого некрасивого парня за своего. – Покажи им всем, Поросенок!
– Карус-сул! Карус-сул! Карус-сул! – безудержно визжали дамочки на первых рядах, впрочем, от этих расфуфыренных матрон ничуть не отставали стоявшие в проходах бедновато одетые девчонки.
– Карус-сул! Карус-сул! Ах, миленький, ах!
В этом бою они были соперниками – Поркус, Каруссул и прочие изображали «фракийцев». В сверкающих на солнце шлемах, венчанных фигурками грифонов, с красными квадратными щитами, обитыми ярко начищенной сияющей бронзой, они смотрелись весьма эффектно, а высокие поножи делали этих воинов похожими на диковинных фантастических зверей.
«Жаль, что не гопломахи», – первое, что подумал Беторикс, прищурившись от бьющего в глаза солнца. С гопломахом – «аватаром» греческого тяжелого пехотинца-гоплита – сражаться было бы куда проще. «Фракиец» – опаснее, слишком уж подвижный, да и весьма своеобразный меч его – короткий, изогнутый, словно серп – способен наносить страшные раны. Щит, правда, слишком уж маленький – сантиметров шестьдесят на шестьдесят – но, с другой стороны, это позволяет использовать его и в качестве наступательного оружия: ударить массивным умбоном – мало не покажется никому.
А вот щит «галла» тяжел, тяжелее «настоящего» – килограммов восемь, рука устанет держать, хотя не целый же день с ним таскаться. Минут двадцать – примерно столько длится схватка.
– Ту-у-у-у-у!!!
Трубачи вновь вскинули трубы. В звонкой меди отразилось солнце. Огласив длинный список спонсоров, распорядитель сражения важно махнул рукой. До отказа наэлектризованная толпа притихла…
Соперники медленно пошли друг на друга – «фракийцы» и «галлы». Трое на трое – так уж захотел устроитель игр. У галлов – длинные мечи, массивные щиты – зато грудь ничем не прикрыта, голая, «фракийцы» же защищены… Ах, как трепещут на ветру красные перья на шлемах – не всех, у некоторых франтов – у Каруссула конечно же, еще кой у кого.
Бухх!!!
Под первый выпад Беторикс удачно поставил щит, изрядная масса которого полностью погасила удар. И тут же сам ринулся в контратаку, обрушив на соперника – им оказался не Каруссул и не Поркус, какой-то незнакомый парень, впрочем, весьма опытный и ловкий, – целый град ударов. Зазвенел шлем, закружились вокруг красные перья, сшибленный ударом длинного меча Беторикса грифон улетел куда-то к ограде, едва не пришибив кого-то из зрителей.
О! Когда-то – не так ж и давно – манерам держаться на арене Виталия обучал профессиональный актер, и не из последних! Уроки его вовсе не прошли даром и вот сейчас вспомнились.
Сшибив грифона, Беторикс улучив момент, галантно поклонился зрителям, вызвав вполне заслуженные аплодисменты… и едва не подставил шею под резкий удар соперника, уклонившись буквально в самый последний момент. Что ж, это был вполне оправданный риск.
А «фракиец» уже начинал злиться, наносимые им удары стали более частыми и беспорядочными, из чего Виталий тут же заключил, что первоначальный его вывод относительно опытности соперника оказался неверным. О, нет, этот парень был не столько опытным, сколько настырным, выносливым и подвижным, как ртуть. Крутился, вертелся, все норовил зайти сбоку, ударить… Злился! Сверкал глазами! И забывал, забывал о зрителях, чего делать было нельзя – это ведь не просто мясорубка, а зрелище, и оно должно быть красивым!
Ах, как он набычился! Вот склонил голову, словно бык, только что не забил копытом. Сейчас бросится, сейчас… вот-вот… Ага!
Виталий ждал этого момента, мало того – точно предугадал его и, подпустив рычащего от злобы врага как можно ближе, ударил его щитом в бок… и тут же отпрыгнул. Не удержавшись на ногах, «фракиец» с грохотом полетел наземь, а Беторикс, взмахнув мечом, срубил с его шлема остатки перьев. И снова повернулся к ближайшему ряду, поклонился, заодно скосив глаза на коллег-соперников. А те уж прекратили сражаться – Каруссул помогал подняться на ноги поверженному «врагу» – видать, зрители решили подарить тому жизнь, а вот соперник Поркуса валялся уже недвижно, и раны на левом боку его, как раз, где сердце, толчками выливалась кровь, над которой тучами кружили зеленые, невесть откуда взявшиеся, мухи. Бедняг не повезло. Что ж – на его месте мог оказаться каждый.
Тем временем, «фракиец» живо вскочил на ноги и вновь обрушился на Беторикса. Удар! Ох, этот кривой меч… словно турецкая сабля – опасен и непредсказуем. Хорошо хоть соперник попался… полнее предсказуемый. Но настырный!
Виталию, наконец, надоело играть с «врагом», словно кошка с мышкой, теперь нужно довести дело до конца, теперь – можно, ведь тысячи зрительских глаз прикованы именно к этой – последней! – паре. И там вот, на втором ряду – где женщины – одна такая… такая… ах, синеглазка! Или это просто кажется, что глаза у нее – как озера, синие? Ведь далековато же, не видно…
Бумм!!!
Пока Беторикс срывал аплодисменты зрителей, «фракиец» неожиданно нанес удар щитом, да с такой силой, что длинный меч «галла» едва не вылетел из руки. И снова удар – снова щитом, ум-боном…
Виталий отвлекся от зрителей, полностью сосредоточившись на «враге». Пора, пора уже было укоротить этого настырного парня.
Бьешь щитом? Ага… давай и дальше…
Только вот под легкий «фракийский» щит можно подставить тяжелый, «галльский». Вместо меча – тот уж слишком опасно, при известной ловкости умбоном запросто можно переломать клинок.
Бухх!!!
Вот это уж грохот!
А парняга-то не ожидал, опешил… И этого вполне хватило, чтобы выбить у него из руки меч. Мало того, следующим ударом массивного щита Виталий, словно бульдозер, опрокинул упрямого «фракийца» на землю!
Зрители загалдели, завыли… к ногам победителя упал цветок. Верно, его вырастили в теплице…
Подняв меч, Беторикс посмотрел на зрителей, встретившись на миг взглядом с той самой… синеглазкой… Или это снова так показалось?
– Жизнь, – подойдя ближе, негромко сказал распорядитель. – Ему подарили жизнь.
Услышав эти слова, Витали с облегчением перевел дух – слава богам, в этот раз не пришлось никого убивать! – и, убрав меч в ножны, склонился, подняв с земли цветок. Поцеловал в лепестки, поднял… вызвав целую бурю восторгов и женского визга. Говорят, когда-то так визжали на концертах «Битлов» или Элвиса. Ха! Куда там Элвису! Куда там «битлам»! Вот она – слава!
– Галльский Вепрь, благороднейшие дамы и господа! – распинался глашатай. – Галльский Вепрь! Запомните это имя.
– Ну, ладно, ладно, – похлопав Виталия по плечу, довольно ухмыльнулся ланиста, – ты, конечно, молодец, но оставь аплодисментов и на долю других победителей. Они ведь на тебя смотрят волками.
Ну, еще бы…
В синем, с белесыми прожилками облаков, небе ярко сияло солнце. Орали зрители. Яростной медью сверкали трубы. Одна из зрительниц от избытка эмоций даже лишилась чувств, и юные служанки размахивали над ней покрывалом.
Под грохот оваций победители, сняв шлемы, проходили по краю арены. И снова кричал глашатай:
– Галльский Вепрь, господа! Галльский Вепрь!