ГЛАВА 7

Беднов покончил в этот день с делами необычно рано. В четыре часа, отменив все назначенные на вечер встречи, он отдал последние поручения заместителю и поехал домой.

После событий ночи, утренних хлопот с погребением он чувствовал себя разбитым и опустошенным. А тут еще эта девчонка!

К ней у Беднова было двойственное чувство. С одной стороны, он признавал за ней определенную проницательность и деловую хватку. Как ни крути, обойтись без нее он не мог. Любой местный сыщик — это неизбежная огласка. А в его положении это крайне опасно. Пустить на ветер все, что создавалось годами? Это было хуже смерти.

С другой стороны, эта Юлия Николаевна сует свой нос, куда он сам боится заглядывать. Ее, конечно, можно понять — без информации она как без рук. И пользы от нее — ноль. Получается замкнутый круг, из которого нет выхода. Одна надежда, что этот подонок на каком-то этапе допустит осечку и девчонка выйдет на его след.

Пока он действует безошибочно и безнаказанно — во многом еще и потому, что отлично понимает: у Беднова тоже связаны руки. Он не может развернуть масштабной охоты — слишком велика цена возможной ошибки. А то, что ошибки неизбежны, показала ночная вылазка.

Неведомый шантажист сказал ему, когда он, Беднов, торчал, как обезьяна, на железной опоре:

— Ты все-таки пытался перехитрить меня, гнида! — В голосе его не было гнева, а только презрение. — Хорошенько потом посмотри в лицо своей шестерке, которая сидела там, где сидишь ты. Может быть, станешь умнее.

И он должен был выслушивать все это, вися на высоте пятиэтажного дома! Такого унижения Беднов не испытывал прежде никогда.

— Ладно, давай теперь о главном, — сказал дальше незнакомец. — Ты, надеюсь, понял, что все очень серьезно? Тогда ответь на такой вопрос: где ты заныкал то, что тебе не принадлежит?

— Не понимаю, о чем ты, — после паузы сказал ему Беднов.

Шантажист засмеялся.

— Полез бы ты, жирная морда, на мачту, если бы не понимал! — грубо сказал он. — Все ты отлично понимаешь, просто пользуешься тем, что я не могу засадить тебе стрелу в зад! Но не сомневайся, я тебя дожму! Если сейчас ничего не скажешь, то запасай гробы! Буду мочить всех твоих шестерок по одному! Или по одной…

Беднов ответил не сразу, потому что в горле появилась необычная сухость. Но он заставил себя говорить спокойно.

— А о своих похоронах ты побеспокоился? — спросил он, и голос его не дрогнул.

— Героя разыгрываешь? — уничтожающе произнес шантажист. — Учти, герой всегда погибает! Так герою положено. Вот я, например, уже погиб — мне и о похоронах заботиться не нужно — в отличие от тебя… Последний раз говорю — отдай, что заныкал! Оно не твое… Скоро вокруг тебя милиция начнет крутиться, органы про тебя вспомнят… Подохнешь ведь, как собака на сене! Так и так тебе не видать ничего, слышишь? Я тебя по-любому дожму!

Разумеется, он не мог с ним договориться. Не мог пойти на поводу у этого безродного шакала, вынырнувшего неизвестно откуда, из ночной тьмы. Кто навел его? Неужели Ростовцев? Могли натрепать и остальные, пока были живы, но тогда он пришел бы раньше. Нет, это точно — Ростовцев. Не иначе перед смертью решил напакостить — раньше бы у него духу не хватило.

Беднов задумался о том, как некстати сорвалась у него с языка фамилия Ростовцева. Но очень уж достала девчонка своими вопросами — вот он и брякнул первое, что пришло в голову. Впредь надо быть поосторожнее.

Но вряд ли она докопается до сути. Ростовцев чахнет в другом городе, всеми брошенный и забытый. Даже органы поставили на нем крест. Пятнадцать лет лагерей — это не шутка. И вообще вся эта история уже в прошлом, откуда ей может быть известно о ней? Чепуха!

Беднов заставил себя выбросить все из головы — организм требовал отдыха. Слишком велико было напряжение последних дней. Он решил, что ни минуты больше не будет думать о шантажисте. Наконец-то поиграет с дочерью, пообщается по-человечески. Он и забыл, когда последний раз это ему удавалось. Он выспится, наконец! Примет лошадиную дозу снотворного и выспится.

«Мерседес» подъехал в дому. Это был не тот «Мерседес», на котором Беднов катался ночью. Тот был обнаружен милицией на окраине города — без единой царапины и с ключами в замке зажигания. Пришлось соврать, что шофер напился и забыл, где поставил машину.

Но шофер был трезв как стеклышко и сидел сейчас рядом, за рулем. Он тоже был явно не в духе, и Беднов понимал, в чем причина — Петр терпеть не мог, когда вверенная ему машина попадала в чужие руки — даже если это были руки хозяина. А тут такой афронт!

Петр нажал на клаксон. Ворота медленно разъехались. Оба охранника — Володя и Слава — вышли встречать, демонстрируя хозяину, что его распоряжения об усиленном режиме выполняются. Оба были в бронежилетах и при оружии. Он раздраженно махнул им рукой.

Петр подвел «Мерседес» к крыльцу и выскочил, чтобы открыть хозяину дверцу, но Беднов выбрался из машины без его помощи и быстро поднялся по ступеням.

Виталий — тоже в жилете и с пистолетом на поясе — приветствовал его. Беднов кивнул ему и спросил:

— Все спокойно?

— Да все нормально, Андрей Борисыч! — солидно сказал Виталий. — Бдим!

— Ну, бдите, — с легкой угрозой в голосе ответил Беднов, — не дай бог вам уснуть!

— Обижаете, Андрей Борисович! — отозвался Виталий.

Беднов неожиданно взорвался.

— А ты Сашку видел?! — в ярости прошипел он. — Видел?! Не я вас обижаю — вы сами себя обижаете! — И с этими словами вошел в дом.

Ангелина Ивановна встретила его едва ли не на пороге — кажется, она спешила получить распоряжения насчет обеда.

— Потом, потом! — сказал Беднов, делая нетерпеливый жест рукой.

Он тотчас поднялся наверх и пошел на детский голосок, который доносился из комнаты дочери. Обе Наташи валялись на ковре и, задрав ноги, рассматривали какую-то книжку с большими яркими картинками. Маленькая Наташа казалась Беднову уменьшенной копией своей матери — те же волосы, те же черты лица, тот же смех — но все как-то миниатюрнее, забавнее и роднее.

При его появлении обе поднялись — дочь в радостном оживлении и ожидании какого-нибудь подарка, а жена — с некоторой досадой, которую даже не пыталась скрыть.

— Ты окончательно решил похоронить нас в четырех стенах? — повышенным тоном начала она. — В чем дело? Я здесь в качестве кого? Наложницы? Какой-то мужлан из твоей свиты запрещает мне выходит из дома!

Беднов был готов взорваться, щекочущая ненависть уже подкатывала к горлу, но младшая Наташка уже взобралась ему на руки, и глупо было бушевать, обнимая ребенка. Он глубоко вдохнул и задержал воздух в легких. Это помогло — злость рассосалась, и в душе осталась только какая-то болезненная усталость.

— Извини, я не успел тебя предупредить! — сказал он жене. — Ребята просто выполняли мое распоряжение. Тебе сейчас действительно опасно выходить из дома…

Глаза жены выражали ее полное непонимание.

— Во что ты влип? — брезгливо спросила она.

— Ты прилип, папа? — с интересом повторила за ней маленькая Наташка.

— Давай прекратим этот разговор при ребенке, — предложил Беднов. — Я забочусь о вашей же безопасности…

— Я уже ничего не понимаю! — неприятным голосом произнесла жена. — С какой это стати ты вздумал вдруг заботиться о нашей безопасности?

— По-моему, я всегда о ней заботился, — сдержанно ответил Беднов.

Дочь обхватила его шею руками, прижалась к щеке и помешала говорить.

— Хорошо, не будем больше об этом! — безразлично проговорила жена и прошла мимо, словно он был случайным человеком в этой комнате, даже не взглянув в его сторону.

Это почему-то сильно задело Беднова. Он обернулся и сказал ей вслед:

— Ты даже не спросишь, голоден ли я?

— У тебя есть, кому о тебе позаботиться! — сказала жена и вышла.

Настроение у Беднова было испорчено окончательно — он чувствовал, что еще минута, и он готов закатить безобразный, бессмысленный скандал. Но он просто осторожно поставил дочь на пол и потрепал по золотистой головке.

— Ладно, играй! — с усилием сказал он. — А папа пошел спать. Папа очень устал.

— Ты тоже теперь будешь спать днем? — заинтересованно спросила Наташка.

— Иногда, — ответил он и отправился к себе в кабинет.

Там он заперся на ключ, достал из сейфа пачку снотворного, а из бара бутылку минеральной воды и проглотил сразу две таблетки, запив их прямо из горлышка. Потом прилег на диван и закрыл глаза. Он старался гнать от себя любые мысли о сегодняшнем дне и думать о чем-то совершенно постороннем, приятном и необязательном. Это неважно у него получалось, потому что Беднов не был расположен к праздной мечтательности.

Так и сморил его сон — с выражением озабочен — ности на лице, с напряженно стиснутыми зубами и складкой поперек лба — и прошло еще много времени, прежде чем это лицо расслабилось и обмякло.

Разбудил его пронзительный телефонный звонок. Беднов открыл глаза и покосился на письменный стол, где стоял аппарат. В комнате было совсем темно — лишь отсвет фонаря с улицы падал на противоположную стену. В этом тусклом свете силуэт телефона показался Беднову зловещим.

Он опустил ноги на пол и медленно поднялся — все тело было словно ватное. Беднов шагнул к столу и взял телефонную трубку. Голос, прозвучавший в трубке, вызвал у него почти физическую боль.

— Да, это я, Беднов, — неприветливо сказал он.

— Ты что-нибудь надумал? — спросил голос.

— Нечего мне думать, — отрезал Беднов.

— Тогда выйди во двор, — приказал шантажист. — У тебя сразу появится повод для раздумий. Я тебя дожму! — Связь оборвалась.

Беднов бросил трубку и выглянул в окно. Возле самых ворот, в круге холодного света лежал человек — Беднов сразу же узнал Володю. Больше никого во дворе не было.

Андрей Борисович тоскливо выругался себе под нос и судорожным движением сорвал с шеи галстук, душивший его, — расстегнул рубашку, оторвав две верхние пуговицы. Этот подонок не шутил — он действительно дожимал и, кажется, делал это с удовольст — вием.

Беднов опять поднял телефонную трубку и набрал номер, который оставила ему девчонка-сыщик. Она, видимо, не спала — ответила сразу.

— Юлия Николаевна, — вежливо, без малейших следов истерики сказал Беднов. — Вы можете сейчас ко мне приехать? Мне нужно с вами серьезно поговорить…