ГЛАВА 13
Подземный ход оказался значительно длиннее, чем я могла предположить. Наверняка в нем имелось электрическое освещение, но у меня не было ни времени, ни желания искать выключатель. Поэтому я продвигалась на ощупь, и от этого дорога показалась мне в два раза длиннее.
Местами с потолка капала вода и собиралась на полу в довольно глубокие лужи. Из этого факта я сделала вывод, что прохожу под речкой. В одном месте вода доходила мне до колен.
Но какие это были пустяки по сравнению с тем, что с каждой минутой воздух становился все свежее. А когда я увидела тусклый свет в конце тоннеля, то в первый раз в жизни поняла весь грандиозный смысл этого выражения.
Слезы навернулись мне на глаза, и мне захотелось рвануть туда во весь дух, хотя я и не знала, что ожидает меня на выходе из подземелья.
Ведь могло получиться и так, что я попала бы в какое-нибудь еще более секретное отделение центра и там бы уже наверняка нашла свою смерть.
И, выбираясь на поверхность, я сказала себе, что если даже впереди меня ожидает смерть, то надо постараться продать свою жизнь подороже, что лучше умереть свободной…
И еще много всякого такого я наговорила, но когда увидела заход солнца и услышала шум ветра в листве деревьев и плеск воды, то моментально передумала умирать.
И смерть в бою потеряла в моих глазах всякую привлекательность.
Я почувствовала такое желание жить, что любая мысль о смерти уже внушала мне отвращение. Даже о смерти красивой и героической.
Но кроме естественных шорохов леса я услышала и другие звуки, которые хоть и не лишили меня почти сумасшедшего восторга, но все-таки заставили вернуться к реальности.
Там, за рекой продолжался бой. И автоматные очереди вносили тревожную ноту в идиллию осеннего вечера.
И здравый смысл подсказывал мне, что чем быстрее я удалюсь на максимальное расстояние от этих мест, тем больше у меня шансов остаться в живых.
Мне срочно нужно было добраться до ближайшего населенного пункта.
«Неважно какого, — размышляла я. — А там уже можно будет действовать по обстоятельствам».
Вспоминая сейчас ту ночь, я сама себе удивляюсь. Я же понятия не имела, где нахожусь, хотя бы приблизительно. В туфлях на высоком каблуке, без денег и документов, посреди леса, в полной темноте…
При этом я совершенно точно помню свои ощущения. Я была уверена, что все плохое уже позади, и совершенно не волновалась ни по одному из этих поводов. Наверное, я была в шоке.
И я отправилась напрямик через лесную чащу, ломая каблуки и царапая в кровь лицо и руки.
Оптимизма мне хватило на час.
Ровно через час пошел дождь со снегом и окончательно стемнело.
А еще через полтора часа на мне не осталось ни единой сухой нитки. Я чуть не падала на землю от усталости. И тут мое внимание привлек шум моторов и человеческие голоса.
А это значило, что где-то совсем рядом пролегала дорога, и там находятся живые люди, которые ездят в теплых сухих автомобилях. И с каждым шагом их голоса становились все отчетливее.
Часы блужданий по ночному лесу уже довели меня до того, что я была бы рада даже беглым уголовникам, лишь бы они не оказались друзьями Губошлепа.
И тем не менее я подбиралась к ним со всеми предосторожностями, на какие только оставалась способна.
Но когда узнала голос Грома — решила, что схожу с ума.
И потеряла сознание, не добежав до него нескольких метров.
* * *
С тех пор прошел месяц.
Зима уже полностью вошла в свои права, а я все еще немного покашливаю. Я все-таки умудрилась в ту последнюю ночь подхватить бронхит, и мне пришлось недельку проваляться в госпитале, прежде чем отправиться домой.
Но при мысли, что я отделалась легкой простудой, я каждое утро просыпалась на больничной койке с улыбкой счастья на перемазанной зеленкой физио — номии.
Но вернемся в ту холодную ноябрьскую ночь…
Пришла я в себя в машине в окружении перепуганных заботливых мужчин, чаще имеющих дело с оружием, чем с барышнями в обморочном состоянии, и по этой причине выглядевших очень забавно.
Мне в эти минуты все казалось забавным, и я хохотала всю дорогу до Москвы как сумасшедшая, болтала без передышки и веселила своих попутчиков периодическими признаниями в любви.
Они на самом деле казались мне такими симпатичными, что мне хотелось их всех расцеловать как ми — нимум.
Перед самой Москвой мне стало хуже, и на какое-то время я забылась тяжелым сном. А разбудили меня уже профессионально ласковые и умелые руки медицинских работников, помогающих мне перебраться на носилки.
Я лишь слабо улыбалась, когда они приводили меня в человекообразное состояние, отмывая в ванне и обрабатывая ссадины и ушибы.
Видимо, меня заставили выпить какое-то сильное снотворное, потому что я проспала целые сутки, а проснулась от голода и легкой головной боли.
Пару дней прошли для меня в полусне. Температура под сорок, уколы и так далее. Все это знакомо каждому, хоть раз в жизни побывавшему в больнице.
А когда мне стало немного легче, я наконец-то сообразила, что до сих пор ничего не понимаю.
Я не понимала, откуда в ночном лесу взялся Гром. Его ли люди атаковали центр Губошлепа. И если так, то как они о нем узнали.
Кроме того, мне ничего не было известно о дальнейшей судьбе самого центра, а по понятным соображениям она меня очень интересовала.
По всем этим причинам я не могла дождаться минуты, когда кто-нибудь удосужится все это мне рассказать. Но никто не торопился этого делать.
Я уже готова была сменить любовь к людям на лютую ненависть, и этого не произошло только потому, что именно в то утро ко мне в палату с букетом цветов пришел сам Гром.
Я со своим перевязанным горлом, наверное, выглядела очень забавно, потому что, глядя на меня, он не мог сдержать улыбки.
А когда я слабым голосом стала упрекать его и надула губы, он и вовсе развеселился.
В этот момент мне принесли куриный бульон, а за окном пошел снег. И только это примирило меня с действительностью.
Я, конечно, на себя наговариваю. На самом деле я страшно обрадовалась приходу Грома. И теперь сгорала от нетерпения и не могла дождаться, когда же он начнет свой рассказ.
Понимая мое состояние, он приказал мне пить бульон, а сам присел на стул у моего изголовья и стал тихонечко говорить.
Более благодарного слушателя у него не было никогда в жизни.
— Мне не надо тебе объяснять, — начал он, — насколько ответственным в этот раз было твое задание. Ты на сегодняшний день наверняка знаешь больше меня, и тебе еще предстоит, после того как поправишься, написать мне самый подробный отчет обо всем, что тебе удалось узнать за последние дни.
Но и мне уже известно немало, и у меня есть все основания считать это дело одним из самых… — он на секунду задумался, — а может быть, и самым серьезным за всю мою жизнь.
Поэтому ты наверняка понимаешь, как тщательно мы готовились к этой операции и какие силы в ней были задействованы.
Мы не знали главного — где находится противник, и поэтому у нас были связаны руки. Ни опросы пострадавших, ни самые совершенные технические средства не продвинули нас в этом направлении ни на шаг.
Стало понятным, что мы имеем дело с принципиально новым для нас видом подрывной деятельности, и у многих уже опустились руки.
Казалось, мы испробовали все известные ранее способы и зашли в тупик.
Когда я подключил к этой работе тебя, — Гром снова улыбнулся, — мало кто верил, что ты сможешь что-нибудь изменить.
Но опыт работы с тобой уже неоднократно доказал…
При этих его словах мои губы невольно растянулись в широкой улыбке.
— Да, должен признаться, ты иногда добиваешься успеха там, и главное — такими методами, которые другому и в голову бы не пришли. И часто меня эти методы, — он прокашлялся, — мягко говоря, озадачивают. Но, как говорится, победителей не судят. Более того, их награждают. Но об этом чуть позже.
Неожиданно Гром сменил интонацию и на несколько минут стал таким, каким я знала его много лет назад, когда он еще не был генералом и руководителем сверхсекретного отдела, а был моим боевым товарищем. С тех самых пор мы на «ты», и в те времена он позволял себе менее деликатные выражения по поводу моих «методов».
— Знаешь, я за тебя очень боялся. Правда. И решил подстраховаться…
Я насторожилась.
— Что за подстраховка? — насупившись, спросила я.
Я терпеть не могу этих громовских штучек, когда он припасает в рукаве козырной туз, и я не раз на него по этому поводу злилась. Не люблю оставаться в дураках.
— Собственно говоря, с этой подстраховкой ты проездила целый год, только раньше мы ее не использо — вали.
— Гром, ты специально выводишь меня из себя?
— Ну, хорошо. В твоем «Ягуаре» с самого начала был поставлен…
— Как? — возмутилась я. — И там был «жучок»?
— Не совсем. — Он посмотрел на меня хитрющим взглядом и добавил: — Хотя и «жучок» тоже.
— Господи, — прорезался у меня голос от возмущения, — а у меня в туалете, случайно, нет скрытой ка — меры?
— В туалете — нет, — авторитетно заявил Гром, но не выдержал и рассмеялся. — Слушай дальше. Или тебе уже неинтересно?
И я вынуждена была заткнуться.
— Так вот. На твой автомобиль был установлен маячок, но не обычный, а такой, за которым можно следить из космоса.
— Кошмар какой…
— Но, как ты понимаешь, следить за всеми твоими передвижениями у меня до сих пор не было нужды. А тут мы решили тебя немного «попасти». На всякий пожарный…
А когда ты неожиданно сорвалась среди ночи из Москвы и прокатила больше тысячи километров — тут уж мы не упускали тебя из виду ни на минуту.
Теперь до меня стало доходить, каким образом Грому удалось отыскать центр, и мне стало не до мелких обид.
— И я привела вас прямо к самому Губошлепу? — попросила я удостоверить свою догадку.
— К кому? — не понял Гром.
— К Губошлепу, — смутилась я. — Мы так его называли в училище.
— К сожалению, он оказался далеко не губошлепом, — снова нахмурился Гром, вспомнив о том, что сам обучал своего будущего противника. — Ну да ладно. А уж когда ты остановилась посреди леса в самой что ни на есть глухой части…ской области — тут было о чем призадуматься.
Он немного помолчал, видимо, заново переживая волнение тех дней, а потом продолжил:
— Мы за эти годы тоже кое-чему научились. Не только Губошлепы… И благодаря этому проследили весь твой путь до центра и сняли на пленку с помощью того же спутника его территорию и даже систему охраны — как-нибудь обязательно покажу тебе эти снимки.
Ну… а остальное, как говорится, дело техники.
Нам оставалось выбрать время и способ захвата объекта. О нем я тебе рассказывать не буду, ты и сама когда-то принимала участие в подобных операциях.
Хотя на таких вертолетах тебе летать не приходилось. Тогда их еще просто не существовало в природе.
Это что-то потрясающее, — искренне оценил он свою новую технику, а он знал в ней толк, и удивить его было непросто. — Эффект неожиданности, на который мы рассчитывали, сработал, но все бы оказалось не так просто, если бы противник употребил свое главное средство защиты. А использовать его ему не удалось, — сказал он с загадочным видом, и я снова насторожилась.
— О чем ты, Гром?
— Да все о том же. Ну, как, скажи на милость, тебе удалось забаррикадироваться в момент начала атаки в центре управления системой обороны?
— В каком центре? — не поняла я. — Я заперлась в кабинете Губошлепа…
— А как ты полагаешь, почему он так стремился туда попасть?
— Я думала, чтобы воспользоваться подземным ходом, — честно призналась я.
— Может быть… Но, думаю, у него на уме было совсем другое. То есть он, конечно, ушел бы. Но в его кабинете помещался пульт управления системой обо — роны, в которой пока еще не разобрались наши спе — циалисты, но уже сейчас они уверены: если бы она сработала — никто, кроме него, оттуда бы живым не выбрался. Так как же тебя угораздило это сделать?
— Так вышло, — растерянно пожала я плечами, поскольку сообщение Грома совершенно меня ошело — мило.
— Ну вот как с тобой после этого разговаривать? — развел руками Гром. — Кстати, а чего ты сама-то в этот подземный ход полезла, до сих пор не пойму.
— Так я же не знала, кто напал на центр.
— Так ты… — вытаращился на меня Гром. — Даже не поняла, что происходит?
— Откуда же я могла знать?
Гром начал хохотать, и скоро от смеха слезы полились у него из глаз.
Это было так заразительно, что я тоже рассмеялась.
Заведующий отделением, услышав наш хохот вперемежку с моим кашлем, настолько перепугался, что в ту же минуту моего гостя выгнал.
* * *
Вот, собственно говоря, и вся история.
Осталось рассказать, что произошло со всеми остальными ее участниками.
Упомяну лишь о тех, с кем в ходе выполнения задания мне пришлось встретиться лично.
Быстрее всех оклемалась Татьяна Ивановна, я уже видела ее по телевизору, она выглядит совершенно здоровой и снова, как и прежде, поносит своих противников с трибуны.
Илья Степанович тоже пошел на поправку, хотя события последних месяцев настолько повлияли на его мировоззрение, что у него пропало всякое желание заниматься политикой.
Липсанов пишет свои статьи и опять раскопал что-то сенсационное. На сей раз — из области финансовых махинаций высокопоставленных лиц. Поэтому его судьба может сложиться по-разному. Но это его стиль. И он знает, на что идет. Сама я с ним не виделась и скорее всего не увижусь уже никогда.
Большая часть сотрудников Губошлепа жива и невредима. Захват произошел практически без жертв, не считая нескольких охранников, которые погибли в перестрелке, и самого Губошлепа.
Но он покончил счеты с жизнью самостоятельно. На глазах у наших ребят он принял что-то сильнодействующее и скончался через несколько секунд.
Умерла и та женщина, что своей внешностью напомнила мне колдунью. У нее отказало сердце, и она отошла в мир иной в санчасти следственного изолятора.
Остальные отделались легкими ранениями и теперь довольно охотно дают показания. И высказывают желание продолжить свою деятельность во благо людей и государства.
Следователям удалось выйти и на ту организацию, что финансировала центр, и несколько крупных олигархов могут оказаться в результате на скамье подсу — димых.
Но это дело будущего.
Следствие только началось, и работы у следователей непочатый край, так что результатов мы дождемся не скоро.
Не могу не сообщить еще об одной загадочной и совершенно необъяснимой истории, о которой мне самой стало известно лишь несколько дней назад.
Когда в моих отчетах Гром нашел описание деятельности Светы, то попытался понять, кого я имею в виду. Ни среди арестованных, ни в списке пострадавших ее не оказалось. И никто из ее бывших сотрудников не мог сообщить по этому поводу ничего путного.
Она просто исчезла, как сквозь землю провалилась.
Выходит так, что последней ее видела я. Она ушла от меня рано утром, и до самого штурма ее никто не видел. И после — тоже.
И я не знаю, что по этому поводу думать. В голову лезет всякая белиберда, но сколько-нибудь убедительной версии у меня нет.
И, честно говоря, меня это волнует. Я вспоминаю ее почти каждый день и очень бы не хотела, чтобы она опять попала в чьи-то нечистые руки. С ее полным пренебрежением к понятиям добра и зла.
Признаюсь, она произвела на меня сильное впечатление и ее судьба мне не безразлична. А может быть, во мне говорят родственные чувства… Если на секунду поверить ее словам.
Но у меня такое ощущение, что мы еще встретимся.
А во сне уже встречалась.
И это был очень странный сон…
А сейчас я собираюсь в Италию. Гром выполнил свое обещание, устроил мне продолжительный отпуск и помог с оформлением документов.
Я еду в Венецию, где собираюсь встретить начало третьего тысячелетия. И ужасно этому рада.
Кстати, во сне Света разговаривала со мной, сидя в гондоле. К чему бы это?