Глава 8 Бег по кругу

Поскольку лифт в моем доме уже давно не работал, мне пришлось подниматься пешком. Ноги мои ныли от усталости, а голова гудела от боли. Я сразу же прошла в ванную. Наполнив ее водой и бросив горсть ароматической соли, я с наслаждением погрузилась в приятное тепло, которое быстро разлилось по моему телу. Обдумывая сложившееся положение, я пролежала, наверное, около часа. Итак, на меня напал не Олег. Конечно, он мог действовать не сам, а попросить кого-то. Значит, у него должен быть сообщник, но посвящать в такие планы посторонних очень опасно. Нет, скорее всего мысль о виновности Олега нужно выбросить из головы.

Сейчас нужно заняться Лещинскими. В первую очередь узнать, какого рода заболевание у Елены. Уж не психическое ли? Кто может знать такие подробности? Пожалуй, лучше всего опять поговорить с Людмилой Колосовой. А потом еще раз побеседовать с Анатолием, да и с самой Еленой. Но это все будет завтра. Сегодня у меня уже нет сил. Хотя то, что я подразумеваю под словом «завтра», на самом деле уже сегодня. Время-то уже далеко за полночь. Тем более придется отложить допрос — не будить же людей в такое время! Нет, конечно, если бы я была твердо уверена, что кто-то из них преступник, и имела достаточно доказательств для этого, то не стала бы церемониться и разбудила бы их хоть в четыре утра. Но, увы, я ни в чем не была уверена, а уж о доказательствах и речи не велось. Придется ждать до утра.

Я вылезла из ванны и, закутавшись в махровый халат, пошла на кухню варить кофе. Выпив две чашки и съев три бутерброда с сыром, я почувствовала, что просто валюсь с ног. К счастью, кофе я могу пить в любое время суток, не заботясь, засну я после этого или нет. Еще как засну, особенно после такого тяжелого дня. Я с трудом добрела до кровати, скинула халат и уже со слипающимися глазами нащупала под подушкой ночную рубашку, но натянуть ее уже не смогла, просто рухнула на постель, вырубившись в ту же секунду.

Натренированный организм меня не подвел — я открыла глаза ровно в восемь, хотя с удовольствием поспала бы еще. Решив, что тревожить и Людмилу, и Елену в такую рань было бы недопустимым свинством: и та, и другая уж наверняка еще нежатся в постелях, — я решила сделать себе поблажку и подремать еще часок.

Во второй раз, правда, мой внутренний будильник дал небольшой сбой: проснулась я не в девять, а в половине десятого. Я сделала зарядку, приняла душ, затем сварила кофе. В общем, все как обычно. Позавтракав салатом из свежих огурцов и помидоров, я стала приводить себя в порядок. Чтобы замаскировать рану, расчесала свои длинные волосы и повязала вокруг головы широкую ленту, скрывающую следы вчерашней травмы. Затем сделала неброский макияж.

Я надела легкое платье, расклешенное книзу и не стесняющее движений. Конечно, я надеялась, что мне не придется ни с кем драться хотя бы сегодня, но кто знает? Когда занимаешься таким опасным делом, как частное расследование, ни от чего нельзя быть застрахованной.

Выйдя на улицу и сев в свою машину, стоявшую, как всегда, во дворе, я решила в первую очередь направиться к Людмиле Колосовой. Она-то уж точно встала. Купив по дороге апельсиновый рулет и большую шоколадку фабрики «Рот фронт» (Люда наверняка станет угощать меня чаем — не ехать же с пустыми руками), я подкатила к подъезду дома, возле которого еще вчера (вернее, сегодня) рассталась с Олегом Колосовым.

Поднявшись на шестой этаж, я подошла к шикарной двери фирмы «Тайзер» и нажала на кнопку звонка. Людмила встретила меня в простом трикотажном платье, поверх которого был надет фартук.

— Здравствуй, Танечка, — сердечно приветствовала она меня, ничуть, по-видимому, не удивленная моим визитом. — Проходи, пожалуйста. Сейчас будем пить чай!

Ну, что я говорила?

Люда провела меня в просторную, светлую кухню.

— Может быть, ты есть хочешь? — осведомилась Люда.

Она уже приготовила на завтрак что-то вкусное, и аппетитные запахи так и витали в воздухе, заполняя собой пространство кухни и соблазняя отведать. Мне очень хотелось попробовать Людмилину стряпню, но я вежливо отказалась. На ночь наелась, с утра позавтракала — довольно! Не хватало еще превратиться в обжору и растолстеть до ста двадцати килограммов! Однако Люда не поверила, что я сыта, и все-таки поставила передо мной тарелку с дымящимися варениками с вишней, политыми сметаной.

— Ешь-ешь, — подбодрила она меня, — а то поди гоняешься целый день за своими преступниками — поесть нормально некогда.

Тут она оказалась права. Я забыла о грозящей мне страшной опасности поправиться и накинулась на вареники. И рулет, и шоколадка сразу же померкли перед этим блюдом. Люда смотрела на меня с улыбкой. Странно, но я совсем не чувствовала неприязни к этой женщине за то, что ее муж оставил меня вчера ради нее. Интересно, а как они… Нет! И совсем мне это не интересно! Пора выбросить из головы пустые надежды, госпожа Иванова!

Люда была вся такая уютная, домашняя, неторопливая. Рядом с ней я чувствовала себя хорошо, спокойно и надежно. И вообще, вся обстановка была такой, что не хотелось говорить ни о каких делах. Наверное, Олегу легко с ней, поэтому он ее и ценит, ведь в наше время трудно найти такую жену.

Когда с варениками было покончено и мы стали пить чай, я решилась заговорить о том, что меня интересовало. К счастью, нам никто не мешал: старший сын был в школе, а младший гостил у бабушки. Людмила поставила на стол пепельницу, и, закурив сигарету, я почувствовала себя просто великолепно.

— Люда, скажи, пожалуйста, что все-таки за люди Лещинские? — спросила я.

— Ты знаешь, на первый взгляд это довольно странная семья. Капризная жена с причудами, заботливый муж, который носится с ней, как курица с яйцом, совершенно забывая о себе. Это я так думала, когда только что познакомилась с ними. Но потом узнала их поближе и стала относиться гораздо лучше.

— Из-за чего?

— Ну, просто я поняла, что Анатолий очень любит Елену и страшно боится ее потерять. Вот и окружает ее заботой. Кроме того, ты знаешь, она очень больна.

— Да-да, знаю. Все только говорят: больна, больна — а вот чем, никто не говорит. Это меня давно интересует.

— Да я и сама толком не знаю. Неудобно же напрямую спрашивать! Олег вообще никогда в жизни себе не позволит задать такой бестактный вопрос. Но Виктор, кажется, говорил, что у нее что-то по женской части, что она даже перенесла операцию.

— Какую именно?

— Да не знаю я, Тань, правда, не знаю! Да и Виктор толком не знал. Он только часто повторял, что спас Елене жизнь. Анатолий весь как струна натянутая становился от этих разговоров.

Говоря это, Люда отвела глаза в сторону, и я поняла, что она знает больше, чем говорит, но по каким-то причинам скрывает это от меня. Интересно, почему?

— Ты не знаешь, из-за чего Анатолий так реагировал?

— Знаю. Олег рассказывал. Если нужно, могу рассказать тебе.

— Не нужно, я слышала эту историю. Ты мне лучше скажи, Люд, а Елена, она, часом, не того?.. — Я покрутила пальцами у виска.

— Нет-нет, — засмеялась Люда. — Только не это! Сперва я тоже думала, что она немного чокнутая, но быстро убедилась, что это не так. Она прекрасно соображает, просто привыкла чувствовать себя больной и слабой — любит, чтобы ее жалели, вот и капризничает. То одно ей не так, то другое, хотя на такого мужа, как Анатолий, грех жаловаться. Но если принять во внимание, сколько она намучилась со своими болезнями, то ее можно понять. Мне, признаться, ее жаль.

— Люда, как ты думаешь, Лещинские сильно ненавидели Мясникова?

— Что касается Анатолия, то он, по-моему, просто не способен кого-либо сильно ненавидеть. Конечно, любви он к Виктору не испытывал, это уж точно. Но ненавидеть настолько, чтобы убить, — нет! Он очень уравновешенный человек. Даже выходки Елены он переносит спокойно и с улыбкой.

— Ну, одно дело — любимая жена, и совсем другое — посторонний человек, который тем более эту жену обидел.

— Нет-нет. Я уверяю тебя, что нет. Анатолий весь вечер не отходил от Елены, я прекрасно это помню. И Елена все время была на виду. Он не смог бы незаметно подсыпать яд.

Люда отлично понимала ход моих мыслей.

— Люда, а не могли они действовать сообща?

— Да ты что? Даже если предположить, что Анатолий решился на такое — что просто невероятно, — он ни за что не посвятил бы в свои планы Елену. Да он боится ей малейшее слово сказать, которое ее может расстроить. А ты говоришь, вместе замыслить преступление! Да он скорее взял бы на себя все чужие грехи, лишь бы оградить Елену от волнений.

Разговор с Людой не дал мне практически ничего нового. Все это я знала и сама. Надо было ехать к Лещинским. Но мне нужно было выяснить еще один вопрос.

— Люда, ты не знаешь, где Елене делали операцию?

— Ох, не знаю. Знаю только, что в Тарасове.

Опять спрятала глаза. Знает, наверняка знает, но не хочет говорить, партизанка этакая! Ладно, придется узнавать у Анатолия. Не хотелось мне задавать ему такой вопрос, но куда деваться!

Распрощавшись с Людмилой, хотя мне совсем не хотелось покидать этот гостеприимный дом, я вышла на лестничную клетку. Лифт, как ни странно, исправно работал. В моем доме такое событие было редкостью. Бабульки-активистки много раз жаловались, даже писали письмо мэру с требованием наладить работу лифта, так как им тяжело подниматься пешком на верхние этажи. После этого починили, он проработал три-четыре дня — и снова сломался.

Сев в машину, я взяла свой мобильник и набрала домашний номер Лещинских. Трубка отозвалась многократными длинными гудками. Я подумала, что Елена, возможно, еще спит, хотя близился полдень. Через некоторое время я позвонила опять. Результат был тот же. Насчитав целых двадцать восемь гудков, я отступила. Значит, ее все же нет дома. Обидно.

В этот момент трубка запищала. Я поднесла ее к уху и услышала перепуганный голос Иринки:

— Таня! Танечка! Никак не могу дозвониться! Мне так страшно!

— Что случилось? — прервала я ее рыдания.

— Он снова звонил! Представляешь?

— Представляю! Что он сказал?

— Он угрожал! Сказал, что убьет меня! Сказал: передай своей подружке-блондинке, что, если она не оставит это дело, в следующий раз получит по полной программе! Это он про тебя, Тань, я уверена!

Ну, конечно, про меня! Кто бы сомневался?

— Таня, а почему он сказал «в следующий раз»? Он что, тебе тоже угрожал?

— Ничего страшного, Ириш, — попыталась я успокоить перепуганную насмерть подругу, — все будет нормально. Но лучше тебе не оставаться одной. Давай я отвезу тебя к своим приятелям?

— Ой, нет! — запротестовала Ира. — Я не поеду к незнакомым людям!

— А у тебя самой есть где пересидеть?

— Я могу поехать к маме, — сказала Ира.

— Кто-нибудь из твоих знакомых знает, где она живет?

— Нет, никто. Абсолютно никто! — твердо ответила Иринка. — Я даже никому не говорила, в каком районе, да никто особенно и не интересовался.

— Решено! Сейчас я заеду за тобой и отвезу к маме. Собирайся!

— А что брать? — деловито спросила Ирка.

— Да ничего особенного. Много вещей не набирай. Наверняка у мамы есть все необходимое. Жди. Через пятнадцать минут я подъеду.

Приехала я даже раньше. Меня порадовало, что Ирина была уже готова. В бежевом брючном костюме, с набитым пластиковым пакетом в руках, она стояла в прихожей и ждала меня.

— Готова? Молодец! — похвалила я.

Через минуту мы уже сидели в моей машине. Ира назвала адрес. Далековато жила ее мама, ну тем лучше! Интересно, как же она, бедняжка, каждый день в течение пяти лет добиралась до института?

Словно прочитав мои мысли, Ира вздохнула:

— Как вспомню, с какими мучениями я ездила в институт! С двумя пересадками, а иногда и пешком приходилось идти! А теперь хорошо, своя машина.

Я убедилась, что за нами никто не следит, но на всякий случай прибавила скорость.

Мы подъехали к серому четырехэтажному зданию, я проводила Иру до дверей, записала номер телефона ее мамы (слава богу, он у нее был) и велела сразу же звонить мне, если почувствует что-нибудь неладное.

Я вернулась в машину и еще раз попробовала набрать номер Лещинских. Никого нет. Да где ее носит? Придется ехать к Анатолию на работу.

К моему великому счастью, Анатолий Михайлович был на месте. Но его секретарша в приемной сообщила, что сейчас он никого не принимает, что нужно было предупредить заранее, а поскольку я этого не сделала, то могу прийти только в понедельник, с восьми до одиннадцати. Я попросила ее доложить, что пришла следователь Татьяна Александровна Иванова — по поручению подполковника милиции Владимира Кирьянова. Это вранье было рассчитано в первую очередь на секретаршу, а не на Лещинского. В том, что он не откажется от разговора со мной, я не сомневалась. Упоминание о подполковнике милиции подействовало, и через несколько секунд я уже входила в кабинет Лещинского. Увидев меня, он встал и любезно поздоровался.

— Хотите кофе или чаю? — предложил он.

— Кофе, пожалуйста, — не стала отказываться я.

Через минуту юная секретарша внесла подносик с двумя чашками кофе.

— Анатолий Михайлович, — размешивая ложечкой сахар, приступила я к разговору. — Ответьте мне, пожалуйста, на очень деликатный вопрос. Я заранее прошу у вас за него прощения. Чем больна ваша жена? — При этих словах лицо Лещинского болезненно исказилось. Я увидела, какие страдания ему доставляют расспросы о состоянии здоровья его жены. Поэтому как можно более мягко добавила: — Поймите, я спрашиваю не из простого любопытства. Мне необходимо это знать в интересах расследования, которое я веду. Поверьте, я не стану использовать эту информацию не по назначению.

— Я понимаю, но все же… Я очень беспокоюсь за жену. И не хочу, чтобы ее тревожили понапрасну. Зачем она вам понадобилась?

— Я пока не могу вам сказать. Но если ваша жена ни при чем, я обещаю, что ничем ей не наврежу.

— Ни при чем? Вы что же, полагаете, что Елена может быть замешана в убийстве? Да вы с ума сошли!

— Анатолий Михайлович, дорогой, поймите: в таком деле я вынуждена подозревать всех и каждого. Я не могу себе позволить кого-то пропустить. Даже если этот человек мне глубоко симпатичен.

Последняя фраза смягчила выражение лица Лещинского; он на некоторое время задумался, потом произнес:

— Хорошо, я вам скажу. У Елены были проблемы со здоровьем из области гинекологии. Я не стану уточнять, какое именно заболевание, да это не столь важно, но болезнь была очень серьезной, и требовалось хирургическое вмешательство. Для этого, как вы понимаете, мне нужны были деньги, и я их достал. Елену прооперировали. Ей удалили матку. Это было необходимо. Она ужасно переживала. Она и до операции была в подавленном состоянии и все время плакала, хотя я пытался ее утешить, как мог. А уж после операции на нее было просто страшно смотреть. Она не могла смириться с мыслью, что не сможет иметь детей. Это было страшным ударом для нее, для нас обоих. По прошествии времени ей стало казаться, что она утратила привлекательность как женщина. Я уверял ее, что по-прежнему люблю ее, но она не верила. Дальше стало еще хуже. Она начала закатывать истерики. Ни одного дня не обходилось без этого. Я нашел хорошего врача. Он посоветовал нам сменить обстановку, съездить на курорт. После этой поездки состояние Елены улучшилось, но ненадолго. Потом опять начались истерики. Она плакала, кричала, что никому не нужна, что никто ее не любит, что жизнь прожита зря, и в конце концов впала в состояние депрессии. Пришлось обратиться к психоаналитику. Тот сказал, что в принципе ничего страшного нет, что это не психоз, просто очень сильно расшатались нервы. Назначил лечение. Елена прошла полный курс. Теперь ей гораздо лучше, ничего подобного больше не повторяется. Но все равно я очень за нее беспокоюсь. Теперь вы понимаете, почему я стараюсь оберегать ее от малейших треволнений. Жена мне очень дорога, ведь мы с ней одни на свете, больше у нас никого нет. Заботиться о ней — смысл моей жизни. Ее спокойствие — вот что для меня главное. О себе я уж не говорю! — Лещинский махнул рукой и замолчал.

Я была признательна ему за откровенность.

— Анатолий Михайлович, — тихо спросила я, помолчав, — а почему бы вам с Еленой не усыновить ребенка?

— Я хотел, но сперва здоровье Елены не позволяло. Представьте сами, в таком состоянии ей еще и ребенка доверить! Она бы не справилась. А потом, когда все стабилизировалось, я ей предложил, но она отказалась. Сказала, что уж если родного ребенка нет, то чужой ей не нужен. Такой уж у нее характер. Не очень легкий, конечно, но что поделаешь.

Я сочувственно покачала головой.

— Вы только не подумайте, — замахал руками Лещинский, — будто Леночка мне в тягость! Ничего подобного! Я ее очень люблю, я уже много раз говорил это и еще могу повторить! Да я без нее себе жизни не представляю! И никого другого мне не надо! Если бы с ней не дай бог что-нибудь случилось, я бы просто не вынес.

— Анатолий Михайлович, скажите откровенно, Елена никогда не говорила вам о том, что ненавидит Мясникова до такой степени, что готова его убить?

— Да что вы такое говорите, Татьяна? — На висках у Лещинского набухли вены. — Елена не способна на убийство!

— Я понимаю, что вас шокирует мой вопрос, но, поверьте, очень часто бывает так, что иного человека, казалось бы, невозможно заподозрить в преступлении, но потом выясняется, что это сделал именно он. Я не утверждаю, что ваша жена — преступница, но очень вас прошу быть со мной предельно искренним. Это очень важно.

Анатолий потер лоб, вздохнул, а потом сказал:

— Нет, это невозможно! Елена, конечно, не питала любви к Виктору, да я и сам не любил его, даже ненавидел, как вы знаете. Но она ни разу не намекнула на убийство. Не буду от вас скрывать, я желал ему смерти, но это было давно, в ту пору, когда он отказался мне помочь. Потом я поостыл, с Еленой все закончилось более или менее благополучно, и я забыл обиду. Именно забыл, а не простил. И потом, подумайте, мог ли я так рисковать? А что стало бы с Еленочкой, если бы меня посадили в тюрьму? Разве я могу так жестоко с ней поступить? Бог с ним, с Виктором, он, конечно, был сволочью, но я ему теперь не судья. В конце концов он все-таки получил свое! Но это сделал не я!

Пожалуй, главным аргументом, почему Лещинский не мог убить Мясникова, являлась именно мысль о том, что будет с его женой после разоблачения. Нет, я была права, Анатолий здесь ни при чем. Но с его женой я все же побеседую.

— Анатолий Михайлович, у меня к вам последний вопрос: кто делал Елене операцию?

— Господи, да зачем вам это знать? При чем здесь этот человек? Это в высшей степени уважаемая женщина, не хватало еще, чтобы у нее были проблемы из-за всего этого!

— Анатолий Михайлович! Вы же понимаете, что я все равно это узнаю. Не добавляйте мне хлопот, у меня и так их достаточно. Назовите имя врача — и все.

Лещинский вздохнул в очередной раз и вытер со лба пот.

— Ну, хорошо! Но вы должны мне обещать, что этот человек не пострадает из-за меня!

— Ну, конечно, нет, дорогой Анатолий Михайлович! Зачем же мне причинять ему неприятности? — Я мило улыбнулась и посмотрела на Анатолия абсолютно честными глазами.

— Это профессор Малиновская Александра Петровна.

— Вам ее кто-то рекомендовал?

— Это тоже вам необходимо знать?

— Да! — твердо ответила я.

— Это мать Людмилы Колосовой. Собственно, со знакомства с этой женщиной и началась наша дружба с ними. Люда в то время только встречалась с Олегом. Мы стали поддерживать с ними приятельские отношения. Потом Люда и Олег поженились. Как-то раз, когда они были у нас в гостях, неожиданно приехал Виктор. Я их познакомил. Виктор сразу заметил, что Олег умный и деловой парень. Как-то пригласил их к себе в гости. Люда и Ирина понравились друг другу, они стали дружить семьями. Впоследствии Олег стал компаньоном Виктора в бизнесе. Правда, младшим. Хотя, если честно, он сделал для фирмы гораздо больше.

— Почему же он сам не мог стать старшим?

— Виктор вложил в это предприятие больше средств. Но, кстати, больше и потратил.

— На что?

— Как вам сказать… — замялся Анатолий. — Виктор по натуре был человек жадный, но на себя деньги тратил с удовольствием. Особенно на всякие развлечения.

— Какого рода?

— Ну, разные там… — мялся Лещинский.

— У него были любовницы? — в упор спросила я.

Лоб Анатолия покрылся испариной. Я поняла, что он много знает о похождениях Виктора, но вряд ли расскажет по доброй воле. А заставить его я не могу. Его жена — вот кто мне нужен в качестве информатора. Но где же она? Может, куда уехала? Спросить у супруга? Он и так в ужасе от всего, что рассказал.

— Анатолий Михайлович, где сейчас находится ваша жена? — решилась я.

Анатолий, как я и ожидала, вытаращил глаза.

— Да вы что? Вы хотите поехать к Елене, чтобы приставать к ней со своими расспросами? Я запрещаю вам это делать! Вы что, хотите довести мою жену до нервного срыва?

— Я хочу установить истину. Зла вашей жене я не желаю! Спасибо вам за откровенную беседу, но все же я повторю свой вопрос: где Елена?

— Я не знаю. Она должна быть дома.

— Дома ее нет!

— Не может быть! Уж не случилось ли с ней чего? Господи!

На Лещинского нельзя было смотреть без жалости. Он засуетился, стал набирать номер домашнего телефона. Не прощаясь, я вышла из кабинета, прошла мимо чванливой секретарши, вытянувшейся в струнку при моем появлении, и спустилась на улицу.

Плюхнувшись на сиденье в машине, я прикурила сигарету и задумалась. Надо еще раз поговорить с Людмилой и узнать, почему она скрыла от меня тот факт, что именно ее мать оперировала Елену Лещинскую. Может быть, за этим ничего и не стоит, а может, кроется что-то серьезное. Но говорить на эту тему по телефону мне не хотелось. Я решила еще раз навестить Колосовых. Может, за это время Елена объявится?

В третий раз за сутки я подъезжала к кирпичной девятиэтажке. Тот же подъезд, тот же лифт, та же дверь фирмы «Тайзер», Людмила — в уже знакомом мне фартуке. Похоже, с этой деталью туалета она не расставалась. Как и в первый раз, она нисколько не удивилась, пригласила войти.

— Есть будешь? — задала она свой традиционный вопрос.

Но на этот раз мне было совершенно не до еды. Даже чудесный запах жареных пирожков не придал мне аппетита. Я посмотрела Люде прямо в глаза и спросила:

— Почему ты скрыла от меня, какую операцию перенесла Елена Лещинская и кто ее оперировал? Ты ведь прекрасно это знала!

Люда вздохнула, но страха в ее глазах я не заметила.

— Понимаешь, Тань, — грустно сказала она. — Анатолий очень просил никому не говорить о характере операции. Я узнала об этом не от мамы, а от него самого. Он просил нас всех хранить это в тайне, поэтому я не могла нарушить данное слово. Да я и не думаю, чтобы это было важно.

— Мне нужно поговорить с твоей матерью. Как это можно сделать?

— Мама на пенсии, она не работает. Я могу дать тебе ее адрес. Сейчас она как раз дома.

— Давай. Только ты ей позвони, пожалуйста, и предупреди, что я приеду. И еще. Если ты от меня что-то скрываешь, то лучше скажи сейчас. Мне надоело вытягивать из вас информацию клещами.

— Но я не знаю, что тебе может пригодиться, а что нет. Я даже не понимаю, почему ты заинтересовалась Елениной операцией. Я рассказала тебе все, что знала и об Ирине, и о Викторе!

Говоря о Мясникове, она слегка запнулась, и я решила вытрясти из нее все.

— Нет, не все! Что тебе еще известно о Викторе? С кем он общался вне работы? Где пропадал вечерами? Вы все что-то от меня скрываете и этим только усложняете мою работу! — Я почти кричала на Людмилу.

— Таня, что тебя конкретно интересует? — спокойно спросила она, не обращая внимания на мое раздражение.

— Меня интересует, — на два тона ниже начала я, — где Виктор проводил свободное время и с кем? Я не имею в виду Ирину. — Людмила не отвечала, и я, собрав остатки выдержки, прямо спросила:

— Я хочу знать, были ли у Виктора любовницы?

— Таня, надеюсь, ты понимаешь всю деликатность этого вопроса?

— Разумеется, я все прекрасно понимаю! Я же не дура, в конце концов! Не нужно от меня ничего скрывать, — в который раз повторила я.

— Хорошо, — помолчав, решилась Людмила. — Виктор действительно имел любовниц. Мы знали об этом и молчали, чтобы не расстраивать Ирину, а он даже не считал нужным от нас это скрывать.

— Кто они? Ты знаешь имена? — она опять замолчала, и я не выдержала: — Господи, Люда, ну что ты тянешь? Раз уж начала — договаривай!

— Олег будет недоволен…

— Меня не волнует, как отреагирует Олег!

Честно говоря, в данный момент мне действительно было безразлично, что он скажет. Обещал, что будет помогать, а сам скрыл от меня важную информацию. Правда, я пока не знала, насколько важную.

— Ну, хорошо. Виктор часто менял любовниц. Последней у него была некая Светлана.

— Где он с ней встречался?

— Не знаю точно. По-моему, он снимал квартиру специально для этой цели. Как-то пару раз он приходил со своими девицами к нам в гости, но Олег сразу же сказал ему, что против таких визитов, и Виктор перестал их к нам водить.

— Ты не знаешь, где именно он снимал эту квартиру?

— Понятия не имею.

— Может, Олег знает?

— Думаю, что нет. Он не интересовался подобными вещами.

— А что ты знаешь об этой Светлане? Ты ее видела когда-нибудь?

— Видела один раз. Мы с Олегом как-то ходили в театр и по дороге случайно встретили Виктора. Он ехал в машине, а рядом сидела блондинка. Увидев нас, он остановился и представил ее.

— Где это было?

— В центре.

— Опиши мне эту блондинку.

— Волосы средней длины, крашеные. Глаза карие. На подбородке родинка.

— Почему ты думаешь, что она его любовница?

— Я видела, как он на нее смотрел. И она разговаривала с ним так, что ошибиться было трудно.

— Как именно?

— Ну, не то, чтобы разговаривала. Когда Виктор заболтался с Олегом, она недовольно крикнула: «Витьк, ну скоро ты там? Я же с работы только на час отпросилась!»

— А где она работает, ты не знаешь?

— Представь себе, знаю! В кафе «Арфа» на проспекте.

— А это откуда известно?

— Просто Виктор в ответ крикнул ей: «Ничего страшного, обойдется твоя „Арфа“ без одной официантки полтора часа». Другого заведения с таким названием я не знаю. Тем более что мы и находились-то в двух шагах от него.

— Все понятно. Спасибо, Люда. Сразу бы ты мне все рассказала, может, многих напрасных трудов пришлось бы избежать.

— Извини. Не думала, что это важно. Считаешь, что тебе это поможет?

— Не знаю, Люд, — честно ответила я. — Вполне возможно, что и нет.

Людмила проводила меня до дверей. Прощаясь с ней, я сказала:

— Люда, как только объявится Олег, спроси у него: может быть, он знает что-нибудь еще об этой Светлане? Или о других мясниковских любовницах, хорошо?

— Ладно, Тань, но думаю, что вряд ли.

— Но ты все же спроси.