Оглядев потрепанную хрущевку, я решила, что спрашивать соседей в лоб будет неразумно, и прибегла к тактическому маневру: найдя нужную квартиру, я долго и упорно жала кнопку звонка, чтобы меня ни в чем не заподозрили, тем более что за соседней дверью я слышала осторожные шаги, да и свет в глазке исчез. Бросив наконец это бесполезное занятие, я позвонила в ту дверь, из-за которой за мной кто-то наблюдал, и услышала:

– Кто там? – произнесенное женским голосом. Говорившая явно была пожилой.

– Простите, пожалуйста, вы не скажете мне, где Соколовы? Может, мне попозже прийти? – громко сказала я.

– Они тут больше не живут, – услышала я в ответ.

– А где мне их найти? – спросила я.

– А зачем они вам? – с подозрением в голосе произнесла старушка.

– Я внучатая племянница Татьяны Борисовны, – прокричала я, подходя ближе к ее двери. – Я в Тарасове по делам, и дед просил меня зайти и узнать, как они здесь, а то от них уже лет девять ни писем, ни звонков не было. Последняя поздравительная открытка на майские праздники в 94-м пришла, – объяснила я свое появление и повторила: – Так где мне их найти?

Дверь приоткрылась, и в щели появился любопытный глаз.

– Не знаю. Съехали они отсюда! Квартиру, правда, не продали и не сдали. Люся сюда наведывается иногда – посмотреть, что и как, а где они живут теперь, она не сказала.

– Тьфу ты черт! – выругалась я и попросила: – Вы мне расскажите вкратце, как они тут, и я все деду передам, а то он за Татьяну волнуется.

– Так померла она, – трагическим шепотом сообщила мне старушка. – Уж больше года назад померла. И сама отмучилась, и они отмучились. Царствие ей небесное! – Судя по промелькнувшей в щели руке, старушка перекрестилась.

– Вот это да! – делая вид, что поражена этим известием, сказала я. – Как же я деду-то это скажу? Она же на пять лет его моложе! А отчего она умерла?

– Так разбило ее, – тем же тоном произнесла она.

– Чем? – удивленно спросила я.

– А параличом! – внушительно проговорила она.

– Нет! Я деду ничего говорить не буду! – решительно заявила я. – Он у нас старик бодрый, а как услышит такое, так тут же себе кучу болезней придумает и чахнуть начнет!

– И не говори! – поддержала меня она.

– Ну, а Люся-то с Аней как? – продолжала допытываться я.

– Люся-то, как мать слегла, работать продолжала, а за бабушкой Аня ухаживала. Нет! Ну вот ты мне скажи, зачем ей было дальше после школы учиться? Чтобы горшки таскать? Да и теперь она почти что прислуга, по разным домам бегает, за чужими людьми убирает!

– Да разве же она тогда знала, чем все закончится? – возразила я. – Она же нормально жить собиралась!

– И ведь чуть ли не накануне ее свадьбы Татьяна слегла, – продолжала старушка. – Уж как Анька убивалась! Бессонница у меня, так я слышала, как она по ночам в ванной рыдала! Хоть вода и шумела, а мне все равно слышно! Через счетчик, – таинственно сообщила она.

– Как же здесь не зарыдать было, когда вся ее жизнь коту под хвост полетела! – согласилась я.

– Уж как мы ее здесь все жалели! – вздохнула она. – Уж на что я старая карга, а и то, когда в магазин шла, всегда у нее спрашивала, не надо ли чего. Где же ей было за покупками бегать, когда она неотлучно при Татьяне находилась, Люся-то целыми днями на работе. Да и все остальные тоже помогали им чем могли. Лешка как из тюрьмы освободился, вон два раза в неделю, как бог свят, с большущими пакетами приезжал.

– Это что же еще за родня у них такая уголовная нашлась? – совершенно искренне удивилась я.

– Да не родня он им! – отмахнулась старушка.

– Чего же тогда помогал? – спросила я.

– А! Приблудный он! – скривилась она.

– Еще не лучше! – воскликнула я.

Увидев мою неподдельную заинтересованность, бабушка совершила моральный подвиг: щель немного увеличилась, затем звякнула цепочка, дверь широко распахнулась, и старушка начала рассказывать:

– У нас тут на первом этаже в однокомнатной Алевтина жила. Дочка ее замуж за дальнобойщика вышла и Лешку родила. А куда его девать? Муж – в рейсе, сама – на работе, вот она его бабке и подкидывала! Тут он у нас на глазах и вырос. Лет семь ему было, когда его мать машиной сбило насмерть. С тех пор он у бабки и поселился – отец-то постоянно в разъездах.

– Господи! Ужас какой! – воскликнула я.

– Еще бы не ужас! – поддакнула она и продолжила: – А Алевтина с Татьяной дружила. Они же обе образованные, все книжки друг другу таскали да обсуждали их. Татьяна тогда еще ходила, вот она, бывало, с Аней вниз и спускалась, но больше Алевтина – к ней, и Лешку с собой брала. Вот Анька с Лешкой и подружились. Потом отец его из какого-то рейса бабу себе привез – ну, чистая прошмандовка! Ясно же, что при такой мачехе Лешке в родительский дом ходу больше не было! Я слышала, как Алевтина все Татьяну просила, чтобы она в случае чего Лешеньку ее не оставила, а то он ведь один на свете и, получается, что никому, кроме нее, не нужен!

– Бедный ребенок! – сочувственно сказала я.

– Да, тогда мы его все жалели! – согласилась она. – Особенно после того, как Алевтина слегла. Она и так здоровьем хлипкая была, а после смерти дочери вообще сильно сдала. Хотела она Лешку у себя прописать, чтобы ему своя крыша над головой была, да не успела. Квартира государству отошла, а Лешка к отцу вернулся. Только он постоянно к Татьяне шмыгал!

– Ну, это понятно! – покивала я. – Нужен ему был человек для души!

– С год где-то он к ней ходил, а потом пропал!

– Как пропал? – удивилась я. – Вы же сами говорили, что он Анне помогал...

– Погоди! – остановила меня старушка. – Посадили его. Уж за что, не ведаю, но знаю только, что Татьяна с Люсей ему адвоката нанимали!

– Так кому же еще было о нем позаботиться? – спросила я. – Отец, как я поняла, ему уже совсем чужим человеком стал.

– Да умная баба из любого мужика может веревки вить, если подход найдет. А эта, видать, нашла, если от родного сына его отвратила! – выразительно сказала она. – А Татьяна с Люсей, я слышала...

– Через счетчик? – уточнила я.

– А еще как же? Стали бы они со мной делиться! Дождешься от них! – возмутилась она. – Так вот, они ему посылки отправляли, а Люся-то даже на свидания ездила!

– Так это же хорошо, что они его в беде не бросили, – заметила я.

– У нас просто так не сажают! – строго сказала старушка. – Да и потом, когда он из тюрьмы вернулся, опять начал к Татьяне шастать. Говорила я ей, и не раз, что нечего уголовников приваживать! Вот убьет он их с Люсей, Аньку снасильничает, а квартиру обчистит! А она мне все талдычила, что он хороший!

– Но ведь он действительно оказался порядочным человеком, если старое добро не забыл и Ане в трудную минуту помог, – возразила я.

– Да уж хороший! – всплеснула руками она. – Только его ведь тогда опять посадили! А помогать-то он начал, когда опять вышел! Раньше-то он смазливый был, а тут появился страшный как черт! Нос перебитый! Через всю щеку шрам багровый! Но при деньгах! Лариска говорила: подъедет он к подъезду на своей дорогущей машине, пакеты набитые достанет – и к Соколовым, но только тогда, когда Люси дома не было!

– Так, может, у него с Аней любовь была? – спросила я.

– Да какая там любовь, если его в машине, бывало, девки ждали? Сидели как приклеенные, музыку слушали и дымили как паровоз! И все ведь разные! – всплеснула руками старушка. – Да я сама слышала, как Анька не раз ему говорила, что, мол, лишнее все это, а он ей в ответ: «Ты, сестренка, не имеешь права от моей помощи отказываться, потому что все это для бабушки! Она мне роднее родного!» Он же Татьяну каждый раз на руках в ванную относил, чтобы Анька ее помыть могла, и все приговаривал: «Все будет хорошо, бабуля! Ты у нас обязательно поправишься!» А чего хорошего-то? Ясно же было, что не встанет она! Несмотря на все те лекарства, что он им доставал! Он Татьяну и хоронил-то на свои деньги! И памятник поставил! И поминки по ней устроил!

– Чего же в этом плохого? – возразила я. – Они ему в свое время помогли, вот и он отплатил им тем же!

– А ведь деньги нечистые были! – воскликнула старушка. – Ну, откуда бы другим у него взяться?

– Ну, мы с вами этого точно знать не можем, да и потом, когда такая беда случается, выбирать не приходится, – заметила я, поняв, почему Людмила Алексеевна ни словом, ни полсловом не упомянула об Алексее. – А как его фамилия? – спросила я и пояснила: – Может, я смогу с ним встретиться и побольше о Соколовых узнать?

– А черт его знает, – пожала она плечами. – Алевтина-то Протасова была, а уж как его фамилия, не скажу.

– Да-а-а, – протянула я. – Не получится у меня с ним поговорить. Да мне, впрочем, и того, что вы рассказали, хватит. И вот что я вам скажу, я ведь Соколовых только по дедовским рассказам знаю, но он, видимо, был прав, когда говорил, что они святые люди, а теперь я и сама вижу, что врагов у них нет и быть не может, а есть одни только друзья, пусть они и не самые законопослушные люди, – осторожно добавила я.

– Так это только у покойников врагов не бывает, а у живых всегда найдутся! – многозначительно сказала старушка.

– Господи! Неужели кто-то мог радоваться, глядя на их горе? Злорадствовать над чужим несчастьем? – недоверчиво спросила я. – Да чтоб этому паразиту!..

– Тсс! – шикнула на меня она и, схватив за руку, втащила в квартиру.

Я вошла и чуть не задохнулась от стоявшей в квартире вони. Наотрез отказавшись пройти дальше, я осталась в коридоре и вопросительно уставилась на старушку, а она строго мне выговорила:

– Лишнее ты сказала! В квартире напротив Соколовых Клавдия живет, вот она-то на них и злится! Хотя даже не злится! Ненавидит она их!

– Да за что же? – удивилась я. – Чего плохого они ей сделали?

– Ничего не сделали! Да только она, видно, умом тронулась, когда дочь ее грех на душу взяла! – прошептала старуха.

– А они-то здесь при чем? – тихонько спросила я.

– В том-то и дело, что ни при чем, а она по-другому думает, – объяснила она.

– Да что же случилось-то? – заинтересовалась я.

– Да Ленка, Клавдии дочка, с женатым спуталась, – прошептала старушка. – А жена его, не будь дурой, Ленку здесь в подъезде подкараулила и уксусной эссенцией ей в лицо плеснула. Ленке глаза-то и выжгло! Бабу ту посадили, а муж ее, конечно, от Ленки сбежал – кому же калеки нужны? Вот Ленка себя и порешила от отчаяния – повесилась!

– А Соколовы здесь при чем? – удивилась я.

– Так Клавдия твердит, что это Аньку должны были облить, а не ее Ленку, но просто перепутали, – объяснила она. – Я же говорю, что она от горя умом тронулась!

– А поподробнее можно? – попросила я. – Но сначала скажите, когда это было?

– В декабре, аккурат на Варвару-рукодельницу, – уверенно сказала она. – Как раз в мой день ангела – Варвара я, – объяснила она.

– А когда у нас этот праздник? – уточнила я.

– Так 17 декабря! – тут же ответила старушка.

– А год? В каком году это было? – полюбопытствовала я.

Тут она призадумалась и, в свою очередь, спросила:

– Когда это у нас Ельцин людей расстреливал?

– В 93-м, – тут же ответила я.

– Вот, значит, в том году это и было, – кивнула она. – Я эту историю досконально знаю, потому что и милиция нас допрашивала, и сами мы тут между собой все обсуждали.

– Так в чем же дело было? – с нарастающим нетерпением спросила я.

– Да Анька тем вечером с женихом своим тут во дворе на лавочке сидели, на детской площадке. Видно, никак расстаться не могли, хотя зябко было! И видели они, как Ленка в подъезд вошла, а потом оттуда кто-то невысокий и худой выскочил и пулей унесся. Они говорили, что человек был в штанах и куртке, так сейчас и бабы в них ходят. А потом они крик из подъезда услышали и прибежали, а тут уж – не приведи господи! Я же первая шум-то на лестнице услышала, словно упало что-то! В глазок глянула, а лампочка-то и не горит, не видно ничего! У нас тогда все время лампочку выкручивали – время-то было какое! Ну, я тогда дверь на цепочке приоткрыла, и мне прямо в нос уксусом шибануло и глаза защипало, а потом кто-то как заорет дурным голосом, – повествовала она.

– Так у Елены сначала был болевой шок, вот она и молчала, а потом уже закричала, – пояснила я.

– Не знаю. Может быть, – отмахнулась старушка. – Тогда я свет в коридоре у себя включила, цепочку сняла и дверь распахнула, чтобы на лестнице посветлее было. Матушки светы! По полу Ленка катается и орет! Тут уж и все остальные выскочили. Помню, Люся тоже вышла и тут же по косяку так на пол и осела – думала, что это Анька, а потом дошло до нее, что это Ленка, и она бросилась «Скорую» вызывать – телефон-то на площадке только у ней тогда был.

– Подождите, а почему она решила, что это ее дочь? – удивилась я.

– Так пальто одинаковые, клеенчатые и с капюшоном, – пояснила она. – А вот сапоги разные!

– Откуда же одинаковые пальто взялись? – насторожилась я, поняв, что под «клеенкой» старушка подразумевала плащовку.

– Так челночила же Ленка! Она, бывало, как приедет с товаром, так тут же по округе его всем и предлагает дешевле, чем на базаре. Ну, люди и хватали! Вот Анька себе пальто и купила! А второе Ленка себе оставила. Они еще смеялись, что как близнецы теперь будут! – сказала она и стала рассказывать дальше: – Ну, «Скорая» Ленку увезла, а тут и милиция приехала. Анька с женихом рассказали им, чего видели, а Лариска с первого этажа подтвердила, что они во дворе сидели и в подъезд вошли уже после того, как Ленка заорала. Эта Лариска вечно в окне торчит и все высматривает, не скроешься от нее! – поджав губы, процедила старушка, и я с трудом удержалась от улыбки – чья бы корова мычала!

– Но зачем жене Ленкиного любовника было обливать Анну? – удивилась я.

– Вот и мы говорили Клавдии, что незачем! А на суде... Мы и на суд ходили! – охотно сообщила она. – Баба та и сыном, и матерью, и богом клялась, что ничего не делала, да только не поверили ей! Сказали, что и мотив у нее был, и возможность, а этого... – она запнулась, и я подсказала:

– Алиби?

– Точно! Его-то и нету! Так и посадили ее! – закончила старушка.

– Господи! Какие ужасы вы мне рассказываете! – повела плечами я и как бы невзначай спросила: – А как Ленкина фамилия?

– Агеевы они, – машинально ответила она, но тут же спохватилась и спросила: – А тебе зачем?

– Да так! – пожала плечами я. – Как-то само собой спросилось! – И я начала прощаться: – Ну, спасибо вам за рассказ – будет мне теперь что деду поведать! А если Люся придет, то вы ей скажите, что я была – меня Татьяной зовут, в честь ее матери назвали – и пусть она хоть пару строк деду черкнет, адрес у нас прежний. Только о смерти Татьяны Борисовны пусть не пишет – нечего его расстраивать!

Не знаю, заподозрила меня старушка в чем-то или нет, мне это было уже неважно, потому что я узнала все, что хотела, и у меня появилась информация для размышлений: «Так, с Алексеем все ясно! Мне Киря его мигом... Ну, пусть не мигом, но определит. Любопытно было бы с ним встретиться, потому что он, так любивший Татьяну Борисовну, не мог не постараться выяснить, откуда в этой истории ноги растут. А поскольку он на расправу скор, то не исключено, что возмездие уже настигло ту сволочь. Далее! Мне нужно будет во что бы то ни стало узнать фамилию Николая, потому что меня очень заинтересовала история Виктора и его первой девушки – слишком уж крутой поворот событий тогда имел место быть, и Николай вполне мог знать об этом гораздо больше, чем Света, которая в своем рассказе могла что-то пропустить, посчитав незначительным, а могла о чем-то просто не знать. А потом у нас есть еще и жена любовника Елены Агеевой. Вполне возможно, что это она расправилась с потенциальной разлучницей, но... Если она здесь ни при чем и целью преступника была действительно Анна, то первый звоночек для нее прозвенел уже тогда, в декабре, но вот кто его дал? А если учесть, что и первая свадьба Виктора расстроилась, то здесь есть над чем голову поломать».

На площадке первого этажа я сориентировалась и запомнила номер однокомнатной квартиры, чтобы дать Володе хоть какую-то отправную точку для поисков. Выходя из подъезда, я достала сотовый и позвонила Кирьянову.

– Володя! Ты не помнишь, кто мне там помощь обещал? – спросила я.

– А чего надо? – поинтересовался он.

– Крепись! Сейчас я буду тебя озадачивать! – пригрозила я.

– Ничего! Как-нибудь сдюжу! – самонадеянно заявил он и потребовал: – Ну, излагай!

– У меня к тебе будет три вопроса. Первый: по одному адресу, – я тут же продиктовала его Кире, – когда-то проживала Алевтина Протасова, ныне покойная, у которой был внук по имени Алексей, причем неоднократно судимый, так что тебе будет, надеюсь, несложно установить его личность.

– Танька! Это задача из разряда: пойди туда, не знаю куда, – хмыкнул он. – Но попробовать можно, хотя и не обещаю, что это будет быстро. А что еще?

– Второе: в 1994 году военфак нашего мединститута окончил некий Николай, о котором я знаю только то, что его отец профессор медицины. Так вот, мне нужно выяснить не только его фамилию, но и где он сейчас обитает, – сказала я.

– Еще лучше! – оторопел Кирьянов. – Ты представляешь себе объем работы? Нужно будет послать запрос в мединститут и получить документы из архива на выпускников военфака того года, потом ждать, когда их приготовят, потом отыскивать там всех студентов по имени Николай, потом выяснять, у кого из них отец профессор медицины, – перечислил Володя. – Танька! Ты что, собралась до конца жизни над этим делом корпеть? А заодно и я с тобой?

– Ладно! – смилостивилась я. – По-другому я все узнаю! Тогда последнее: подними-ка в архиве дело о нападении на Елену Агееву 17 декабря 1993 года, – попросила я.

– Зачем тебе? – удивился он.

– Кажется, я смогу найти там очень много интересного, – выразительно сказала я и посоветовала: – А в случае чего сошлись на вашего генерала, который мне помощь обещал.

– Это мы запросто! – обрадовался Володя. – Как дело принесут, так я тебе тут же и позвоню!

– Еще чего! – воскликнула я. – Я к тебе уже еду, но можешь не торопиться, потому что я далековато, можно сказать, на краю города.

– Эк тебя занесло! Что? Рабочий зуд? – рассмеялся он.

– Всеми силами демонстрирую твоему генералу свое служебное рвение! – съязвила я. – Или не ты говорил, что в случае успеха мои акции поднимутся на невиданную высоту?

– Ну, приезжай! – согласился он. – Я тебя даже кофе могу напоить!

– Из кофеварки?! Никогда! – решительно заявила я.

– Ох, погубят тебя когда-нибудь твои кулинарные пристрастия, – вздохнул он.