Глава 6
Перед самой дверью в квартиру Валерия в сумочке запел сигналом вызова неугомонный сотовый. На сей раз мне было очень интересно узнать, кому я понадобилась. Неужели Гореловы снизошли наконец до общения со мной по своей инициативе?
Нашарив на дне сумки ключи, я отдала их Надежде и прижала аппарат к уху.
— Боже мой, Семен Геннадьевич, теперь вы откуда?
— Это не имеет значения! Я должен был позвонить. Татьяна, я просто вне себя! Так дико, как эти две фурии, со мной давно никто не разговаривал! Вы можете себе представить…
Я, не удержавшись, рассмеялась, зажав микрофон ладонью. Вот это контраст! Этот Геннадьевич является полной противоположностью того, который позвонил мне домой и оторвал от дела. Он жужжал мне в ухо гневной, малопонятной скороговоркой, а я пыталась его остановить.
— Семен Геннадьевич!
Нет, он фонтанировал с прежней активностью.
— Рогов! — гаркнула я на весь подъезд, и Женька потянул меня за рукав в открытую Надюхой дверь.
— Я ничего не могу понять по телефону. Приезжайте сюда, прямо сейчас. Я дождусь вас. Нет, не ко мне. Квартира Валерия. Да, я осмотрела ее почти полностью. А сейчас воспользовалась ею… Нет, исключительно для пользы дела. Приедете — убедитесь. Не надо извинений!
Я отключилась, не дослушав, и сообщила соратникам:
— Скоро к нам присоединится господин Рогов-старший.
Надежда, как кошка, попавшая в незнакомое жилище, первым делом занялась осмотром закоулков, а Евгений, едва заглянув в комнату, где мы бились с Валентиной за фаворские документы, издал короткое, невразумительное восклицание и поспешил в ванную, смывать с рук уличную грязь. Я же прошла в спальню, чтобы пошарить и там, без всякой, впрочем, надежды найти еще что-нибудь для меня стоящее. В прошлый раз детально познакомиться со второй комнатой мне помешало неожиданное появление Гореловой.
От былой тишины в квартире Валерия не осталось и следа. Звякала посудой на кухне Надежда. Отшумела вода в ванной. Шаги, негромкие голоса, смачный звук поцелуя слышали, наверное, и живущие за стенкой, а чуть позже из соседней комнаты раздались звуки рояля. Жилье, одним словом. И даже с джазом.
Роль кровати здесь играла широкая и низкая тахта. По стене, от самого потолка, на нее ниспадал огромных размеров ковер, закрывал ее полностью и свешивался до пола. Небольшой шкаф в углу служил вместилищем постельных принадлежностей. Телевизор с видео располагались прямо на полу, рядом с высокой, голубой вазой. Из ее узкого горлышка торчал пучок сухих корявых веток. Торшер, и над ним, на стене, часы с прыгающей секундной стрелкой. Что еще? Вместо штор на окне плотно закрытые жалюзи из белого тонкого пластика.
Да, осматривать здесь особенно нечего. Я покопалась в шкафу, заглянула на подоконник и приподняла с пола ковер, завернула его на тахту. Под ней, во тьме кромешной, что-то белело на расстоянии вытянутой руки. Огонек зажигалки осветил шприц, пришлось ложиться животом на пыльный пол. Достала. Одноразовый, пятимиллилитровый, с иглой без колпачка.
Впору почесать в затылке. Вот тебе раз! А Женька утверждает, что Валера наркоманом не был. Хотя, шприц — это еще не доказательство пристрастия попользовавшегося им к наркотикам.
Я забросила его под тахту, к самой стенке, и отправилась на кухню.
— Эй, Татьяна! — окликнул меня из комнаты Евгений, не прерывая игры. — Надюха из хозяйских запасов прекрасный кофе сварганила, идем!
— Там, в раковине, на кухне кто-то стакан кокнул, так это не я! — оправдалась Надежда заранее, тоже из комнаты.
Да, если стереть повсюду пыль, то можно сказать, что квартира убрана идеально. Что это? Аккуратист был покойный или незадолго до злополучной вечеринки устроил здесь генеральную уборку? Редкий мужчина способен на такой подвиг. И вдруг — забытый под тахтою шприц. Черт знает что такое!
Надёжа и отрада всех сыщиков — корзина для бумаг и мусорное ведро. На кухне я первым делом в ведро и заглянула. Не побрезговала, прямо рукой поворошила лежащую в нем разную застарелую дрянь, и не зря — среди полиэтиленовых пакетов, съежившихся картофельных очисток, заплесневевших корок и гнилых яблочных огрызков я нашла несколько пробок от пивной и две — от винной тары.
Ведро наполнено едва наполовину. Отходы съестного в нем, по их состоянию, примерно одного возраста. О чем это говорит?
Я пошарила по углам, но не нашла ни одной пустой бутылки, а открыв холодильник, сразу увидела низенький, пузатый графин с желтоватой жидкостью. Нет, такая тара для постного масла не подходит. Не хранят его в такой таре.
— Ай да частный детектив! Надюха, смотри, она здесь втихомолку винишком балуется!
Увлеклась я поисками, ничего не скажешь. Не заметила, как замолчал рояль, как Женька прошлепал по коридору к кухне.
— Я и тебя угощу, если хочешь. Но при условии — налью вторую только после того, как скажешь, что это такое.
— Идет!
Подоспела и Надюха, а как же без нее! Я налила им из графина на палец, не больше, в один на двоих граненый стакан. Надежда, глотнув, скривилась и поспешила запить водой из-под крана, а Женьку только передернуло от нерусского духа. С шумом выдохнув в сторону, он убежденно сказал:
— Виски, Татьяна, не сомневайся, поспорить могу.
Я вспомнила о пробках, найденных в мусорном ведре, и, сполоснув их в раковине, предъявила к опознанию.
— Ну вот, я же говорил, вот она! — выбрал он из двух одну. — А эта от забугорной водки. Да здесь гуляли!
Я бросила пробки в ведро и прогнала джазмена вместе с подругой с кухни, пообещав, что сейчас приду к ним пить кофе. А виски не коньяк — с кофе не сочетается и пусть остается здесь. Они послушались, ушли, и я была им благодарна, потому что захотелось побыть хоть пару минут одной. Подумать.
Подумать удалось действительно не более пары минут. Во входную дверь шлепнули вроде как открытой ладонью, и во владения своего покойного племянника твердой ногой ступил Семен Геннадьевич Рогов. Черный костюм и черный галстук, белая рубашка, сдвинутые брови на краснощеком лице и искрометный взгляд. Ну, прямо депутат Государственной думы, которого обидели до глубины души, сократив ему на треть оклад содержания. Не вовремя я графин убрала. Что-то потянуло меня, налив стопку зарубежного пойла, преподнести ему ее с поклоном на мельхиоровом подносе. У джазмена вид Семена Геннадьевича вызвал сходные ассоциации.
— О, Надюха, хозяин пришел, — сказал он вполголоса, едва Рогов вошел в комнату.
Не обращая внимания на Женькину реплику, Рогов расположился на стуле у окна, на котором восседала я, беседуя с Валентиной. Расстегнул пиджак, обвел нас тяжелым взглядом и вдруг улыбнулся, спрятав глаза наклоном головы.
— Ну, прямо немая сцена! — проговорил он с виноватинкой в голосе. — Неужели я такой грозный?
— Как царь Иоанн! — подтвердила Надюха, и сразу стало легко и просто настолько, насколько вообще могло быть просто в такой компании.
Миллионер, одетый как для приема, джазмен с бандитским ножом под курткой, частный детектив и девица, род занятий которой являлся загадкой для большинства присутствующих, — компания подобралась что надо.
— Бременские музыканты! — усмехнулся Ребро и взял на рояле пару быстрых, странно прозвучавших аккордов.
— Хотите кофе? — предложила Рогову Надежда.
Я ушла на кухню за графином, стопками и мельхиоровым подносом, и, когда вернулась, у них уже вовсю шла непринужденная беседа. На меня внимания почти не обратили, но выпивку встретили с воодушевлением.
Рогов и Ребро узнали друг друга и во весь голос толковали о каких-то Женькиных скудноденежных делах, а Надежда вертела головой, как сова, от одного к другому, и потягивала свой кофе.
— Нам надо поговорить, Татьяна. Это очень серьезно! — отвлекся Семен Геннадьевич.
— Черт возьми, нам тоже! — воскликнул Ребро, и я почувствовала себя по-праздничному. Какой, на самом деле, редкий случай. Никого не надо подхлестывать, все готовы все выкладывать сами.
— Может, мы перейдем в соседнюю комнату и потолкуем? — предложил Рогов. — А затем я освобожу вас от своего присутствия.
— Жень, и у тебя секреты? — спросила я джазмена, и он развел руками: куда, мол, деваться!
— Нет, любезные, — возразила я обоим сразу, — говорить давайте здесь. Потому что ваши, так их назовем, сообщения, могут, по моим представлениям, дополнять друг друга и друг с другом увязываться в общую картину.
— Да, но если что-то станет известно Екатерине Гореловой…
— Исключено, — перебила я Рогова, — за ними, — показала стопкой на Ребро с Надеждой, — Гореловыми устроена облава, и соваться к хозяйкам «Фавора» этим людям теперь не с руки более чем когда-либо. Кстати, вы позволите поскрываться им здесь некоторое время?
— Да бога ради! — согласился Рогов. — Квартира — бывшее совместное владение мое и Валерия, а теперь моя она со всеми деревяшками. Пусть скрываются. А с какой стати эти нелюбезные дамы так на них взъелись?
— Я думаю, Евгений внесет ясность по этому вопросу, но после вашего выступления. Сначала вы расскажите, какие новости вы принесли мне от мадам.
Семен Геннадьевич залпом выпил свое виски, вытер ладонью губы и встал, чтобы налить себе еще.
— Екатерина Дмитриевна позвонила мне и попросила приехать для переговоров по доле Валерия в ее фирме, — сообщил он в качестве вступления, — а поскольку после смерти Валерия эта тема интересует меня самым непосредственным образом, я поехал с радостью.
Можно подумать, что он выступает перед аудиторией, вчетверо солидней нашей, такой важный был у него сейчас вид.
— Поначалу они обнадежили меня, по телефону…
— Это они могут! — вставил слово Ребро.
— Но при встрече сразу повернули разговор в другую сторону. — Он замялся, крутя в пальцах стаканчик с выпивкой, и, решившись, заговорил, как бросился в омут головой вниз с берега. — Гореловы объявили Валерия убийцей и представили мне доказательства этого. Позапрошлым летом он убил человека. Своего приятеля. На Волге, во время пьяной драки. Вот как все непросто оборачивается, Татьяна.
Евгений посмотрел в округлившиеся Надюхины глаза и запоздало присвистнул.
— Какие доказательства? — спросила я.
— Видеозапись.
Рогов закурил и бросил на стол пачку «Данхилла».
— А если подробней? — спросил Женька.
— Убитый — Владимир Богомолов, я запомнил это имя. А на видео драку снимала Валентина Горелова.
— Вам прокрутили запись? — поинтересовалась я.
— Да, от начала до конца. И с пояснениями. Валентина рассказала подробности.
На Волгу они отправились вчетвером, двумя парами. Валентина с Валерием, по старой памяти, а Богомолов с какой-то Еленой. Это, Татьяна, произошло вскоре после того, как на Валерия накатила хандра.
Я заметила, как посуровел при этих словах Ребро, как сжались его губы и задвигались желваки на скулах.
— Поначалу была идея ехать большой компанией и отдыхать на широкую ногу, но воспротивился Валерий.
— Для поездки был какой-то повод? — перебила его я.
— Да. «Фавор» заключил годовой договор с какой-то самарской фирмой на поставку партии турецкой ювелирки.
— С «Тоболом»? — вырвалось у меня.
— Не знаю. Фирму Гореловы не назвали. Так вот, короче говоря, поездка оказалась не такой веселой, как планировалось. Валентина утверждает, что настроение всем портил Валерий, ставший вдруг не в меру занудливым. Пили, конечно, от души и вскоре набрались хорошо. Елена, подруга Богомолова, уснула, парней понесло купаться, а Валя взялась за видеокамеру.
— Как по заказу все! — прошептала Надежда.
— Уже в воде вспыхнула ссора, началась драка, переместившаяся на глубокое место. Валентина перестала снимать, когда Богомолов ушел под воду после того, как Валера пытался его душить.
Рогов, закончив, влил в себя вторую порцию спиртного, и я последовала его примеру, решив после этого перейти на кофе.
— Что скажете, Татьяна?
Я позволила себе взять его сигарету и ответила только после хорошей затяжки:
— Что ж вы так разволновались, Семен Геннадьевич? Секундочку! — оборвала его, попытавшегося ответить. — Я не вижу пока прямого отношения этого происшествия к нашей с вами цели — изъятию капитала Валерия из закромов «Фавора».
— Печальное дело, но ничего из ряда вон… — поддержал меня Женька по-своему, — тем более что Валерка и сам теперь у господа.
— Семен Геннадьевич, — я встала, шагнула к нему и даже нагнулась слегка, чтобы поближе оказались его глаза, — как Гореловы объяснили свое молчание об этой истории? Они молчали целый год, а?
— Да не потребовал я от них никаких объяснений! — отмахнулся он от меня смущенно. — Шокирован я был.
— Растерялся! — уточнил Евгений.
— Можно и так сказать… А кто бы на моем месте остался равнодушным?
— Спокойным, — поправил его Женька. — Как же, как же! Любимый племянник, опора и надежа, и на тебе — убийца! Ха!
— Молодой человек!
У Реброва вновь заиграл на щеках румянец и глаза полезли из орбит. До взрыва, способного разрушить все мои планы, оставались мгновения.
— Спокойно! — скомандовала я и шагнула вперед. — Замолчи! — рявкнула на Женьку, вознамерившегося продолжить.
Надо было открыть какой-то клапан, и я выбрала смирно сидящую и мало что понимающую Надюху.
— Вон отсюда, — закричала я на нее, — на кухню, кофе готовить, быстро!
Она испарилась с такой скоростью, что меня едва смех не разобрал.
— Вот что, господа! — обратилась я к ним со всей доступной мне твердостью. — Ваша грызня мне не нужна. Я с вашей подачи основательно разворошила осиное гнездо, и мне не улыбается подставлять голову под удар, если вы затеете склоку.
Высказалась я не ясно даже для себя. Но прозвучало это внушительно и действие оказало. На что и рассчитывала.
«Тихий ангел пролетел», — так можно было сказать про наступившую после моих слов тишину. Я уселась на диван, рядом с Ребровым и, помолчав, предложила Рогову продолжить:
— Я так полагаю, что на этом дело не закончилось, Семен Геннадьевич?
— Да! — вздохнул он устало. — Гореловы, Гореловы! Этим убийством они приперли меня к стенке. Они пригрозили придать дело огласке, а такая известность мне не нужна. Фамилия-то одна! Поймите, Татьяна, я сотрудничаю с солидными людьми, и что же получится?..
Вот уж воистину, «когда бог наказывает, то отбирает разум».
Убеждать его в беспочвенности опасений я не стала. Недаром же они год молчали! И Женьке запретила, повернувшись так, чтобы Рогову не было видно моего лица, прикусила кончик языка. Женька меня понял. И так этот солидный человек выглядит сейчас дуралеем, не надо усугублять. Успокоится и сам поймет что к чему.
— Что теперь делать, Татьяна Александровна?
Вопрос прозвучал, и, значит, ситуация опять под моим контролем. Так-то лучше.
— А я на что? — ответила я ему, доставая из кармана пластиковую карточку-удостоверение, отобранную мной у лысого охранника. — Вы вот что сделайте, узнайте, какое место в фирме, так… частное охранное агентство «Самшит», занимает этот молодец и имеет ли какое-то отношение «Самшит» к «Фавору». Это — срочно.
— Ладно, — озадаченно согласился Семен Геннадьевич, получив карточку в руки.
— Теперь ты, джазмен, твоя очередь, — повернулась я к Ребру.
В этот момент Надежда появилась в дверях с чистыми чашками и большим кофейником в руках. Кофе пришелся кстати.
— С чего начать? — Джазмен задумался, полез пятерней в щетину на подбородке.
— Начни с причин своей неприязни к Валерию Рогову.
— Ого! — удивился Семен Геннадьевич. — Неожиданности на сегодня еще не все?
— Не все, — ответила я ему. — Приготовьтесь. Но слушайте не перебивая. Евгению придется рассказывать о вещах гораздо более тяжелых, чем ваша беседа с мадам Гореловой. Галина Канифоль, Женя, если я не ошибаюсь, — обратилась я к Ребру тихо.
Он вдохнул, выдохнул и замер, глядя в пол.
Само имя уже прозвучало. Дальше должно пойти легче.
— Да, Галина, — повторил он и обнял Надюху за плечи, — Шведовой она была на самом деле. Галя ушла от меня к Валерке. По мне, так и черт с ней, но уж больно обошелся он с ней плохо. Ей-богу, такого она не заслужила.
— В двух словах, Женя, — пожалела я его.
— А по-другому и не получится. В чужую жизнь я никогда не лез, так что знаю только то, что люди болтали. А они такого наговорят, да, Надюха? Галина забеременела от него и на пятом месяце аборт сделала. Разошлись они в мнениях насчет брака, так я слышал.
— От кого слышал? — уточнила я.
— От Валентины Гореловой, — проговорил он медленно.
Иного я и не ожидала.
— Померла Галинка после аборта. Вот и все. Мы с Валеркой врагами не стали, но и друзьями перестали быть.
— Когда это случилось? — спросил Рогов.
— Да с год тому… Чуть больше. Позапрошлой весной, наверное. Нет, в начале лета.
Год. Опять год. Повсюду год фигурирует в этой истории. Что за притча?
— Что связывает тебя и Валентину и какую роль играла она в жизни Валерия?
— Никакой роли в его жизни она не играла. Бегал он от нее, как от чумной заразы. А временами как-то схлестывались они, но не сходились, нет.
— Откуда вам… — Рогов возвысил голос, порох, а не человек. — Откуда тебе это известно? Ты же сам сказал, что друзьями вы быть перестали!
— Да от Валентины же! — возмутился его недоверием Женька. — Она бывает в джаз-клубе. Валерка и с Галкой-то через нее познакомился. Два раза я доставал для нее героин.
— Героин! — задохнулся Рогов.
Я резко повернулась к нему, и он осекся, сжал губы.
— Да, героин. Каждый раз понемногу.
Я вспомнила о шприце под тахтой и посмотрела на почти пустой графин с виски.
— И преподносила она героин Валерию? — предположила я.
— Сие покрыто мраком.
Ну, это для кого как. Не давал мне покоя шприц под кроватью и спиртное в холодильнике. У алкоголиков хранить спиртное не в обычае, оно быстро кончается. И Андреевна не обмолвилась ни словом о пристрастии Валерия к выпивке. А он у нее, можно сказать, целый год на виду был. Но наркоманом Валерий не был тоже.
— Давно? — повернулась я к Женьке. — Давно она у тебя героин покупала?
— Впервые где-то летом. А потом…
Он не задумался, нет. Уставился на меня ставшими дикими глазами и рот закрыть позабыл.
— Меньше месяца тому назад. Тебе что и дату назвать? Не помню я дату!
И как он от матерщины удержался?
Итак, догадка превращалась в уверенность: незадолго до злополучной вечеринки на даче Валерий с кем-то, скорее всего в компании с одним человеком, расслаблялся здесь, в своей квартире. Они выпили несколько бутылок пива, бутылку водки и все это при небольшом количестве закуски, судя по остаткам в мусорном ведре. Расслабушка закончилась уколом. Одним уколом, в одну руку. Шприц-то под тахтою один. Не унесли же второй в кармане?
Почему Валентина не прикончила его еще тогда? В интимной обстановке, не опасаясь случайных глаз? Зелья не хватило?
Праздновали тихо и без предварительной подготовки. Вековую пыль перед торжеством не удосужились стереть. Что отмечали? И бумажки в столе, судя по следам на его поверхности, появились примерно тогда же.
Вопросы, вопросы.
Рогов спросил что-то у Евгения, и тот ответил ему раздраженно. Я, выйдя из задумчивости, полностью его ответ не уловила.
— …слишком круто героин у нас стоит! — говорил Ребро. — И не по карману, и не отвяжешься от него после. Так что подкуривать для нас предпочтительней. Да, Надюх? А уж в особых случаях можно на ханку разориться. Мак, хозяин. Балдеешь с него тоже неплохо, а опасность не та. Главное — не увлекаться.
— Господи, сижу в одной комнате с наркоманами!.. — поразился полушепотом Рогов, и я поняла, что настало время вмешаться, пока эти двое не надавали друг другу оплеух.
— Давай, Ребро, про вечеринку, — по-свойски хлопнула я его по плечу, — только подробно и с самого начала.
Я протянула ему роговскую сигарету, Надежда подлила кофе. Дали мы Женьке время собраться с мыслями.
— На вечеринку меня Валентина пригласила. Все в том же клубе. От имени Валерки. Сказала, что народу будет немного, не более десяти человек, и все свои. Я тогда еще подумал, что зовут меня для развлечения честной компании, и заявил, что играть им ничего не буду, пусть не просят. Она посмеялась и обещала заехать за мной. Я ей свой адрес дал, и мы договорились о времени.
— По этому адресу Гореловы сегодня милицию прислали, — объявила я Семену Геннадьевичу, — для того чтобы мы с вами не имели возможности его выслушать.
Женька постепенно заводился, и подгонять его уже не было нужды.
— Не бывал я до этого на Валеркиной даче. Шикарное место, надо сказать!
— На моей! — ввернул вполголоса Рогов, Женька посмотрел на него с пренебрежением.
— И людишки там собрались неслабые. Я среди них босяком выглядел. Зато в искусстве все — чащоба непроходимая. Ду-бы! Одно это и помогало мне ходить среди них как равному.
Мы с Валентиной приехали чуть ли не самыми последними. После нас прибыла еще пара, так этих весь вечер в упор видно не было — собой занимались. Они из машины вылезли, несмотря на дождь, полураздетыми.
Валя скривилась при их появлении и проговорила Валерию на ухо, но так, что слышно было многим: «Из какого борделя Димочка вывез эту потаскуху?»
— Они нам не помешают, — ответил Валерий и поспешил навстречу прибывшим, заглаживать неловкость.
Он сделал это со смехом, и получилось как нельзя лучше, потому что был в прекрасном настроении и от уже выпитого, и, как он объявил во всеуслышание, от сегодняшнего торжественного дня.
Накрытого стола, обычного в таких случаях, не было. И гости одеты были просто. Располагаться предложено было в гостиной, на первом этаже, кому где нравится. Бар с батареей бутылок и разного рода хрустальными емкостями для питья был здесь же, а стол с закусками стоял в углу, чтобы не мешал, не путался под ногами публики. Угощались сами, кто, когда и сколько хотел. Звучала музыка. Вполне приличные, хоть и разностильные вещи. Мало-помалу разговор стал всеобщим и вскоре коснулся причин, заставивших сельского отшельника, как собравшиеся назвали Валерия, нарушить свое уединение.
— Причины… Причины есть, — воскликнул он слегка заплетающимся языком, — сегодня у меня торжественный день.
Так я вам и сказал! — смеялся Валерий, не отвечая на вопросы, и тут вступила Валентина:
— Не лезьте с вопросами, не спугните настроение хозяина. В последнее время нечасто удается видеть его таким беззаботным.
— Хозяина с некоторых пор вообще нечасто удается видеть! — поддержал ее длинный, как верста коломенская, мужик с седыми висками, сидящий прямо на полу и держащий возле себя сразу два фужера с напитками разной крепости.
— Теперь этому конец! — Валерий рассмеялся и чмокнул в щеку подошедшую к нему Валентину. — Все теперь вернется на круги своя. Потому что, ребята, сегодня у меня праздник избавления от страха.
— Ты что, дружище, курс лечения у психиатра прошел, что ли? — поинтересовалась единственная из всех разряженная в пух и прах девица, сидящая на коленях у молоденького парнишки со скучающим и высокомерным выражением лица.
Видел ее где-то Женька. Может быть, по телевизору?
— Отнюдь нет! — Валерий потряс рукой, и Валентина с поспешностью, как показалось Женьке, сунула ему в руку бокал. — Так что принимаю поздравления! — быстренько закруглился он и выпил.
«И чего допытываются? — с неприязнью подумал Женька. — Им что, своих страхов и неприятностей мало? У меня хватает. Чужие на фиг не нужны».
Во внутреннем кармане кожаной рокерской куртки, с которой он не пожелал расстаться, лежал и грел душу флакончик с первоклассной ханкой, а в боковом хрустел упаковкой шприц. Зелье, захваченное на случай скуки, похоже, могло пригодиться. Но позже. Поэтому и пил он немного, несмотря на обилие спиртного, — приберегал здоровье для лучшего кайфа и оставался трезвее многих.
— Так за что же мы пьем? — воскликнул, не уловив сути, длинный с седыми висками. — Что за годовщину отмечаем?
Валерий побрел закусывать, и за него ответила Валентина:
— За избавление от страха, так было сказано.
— Годовщину страха, — въехал наконец тот. — Оригинально!
— Какая разница, Боб! — простонала разряженная девица. Покинув колени парнишки, она опустилась на пол, рядом с длинным, и потянулась к нему губами.
«Кобеляж начинается, т-твою мать!» — подумал Евгений и пошел на разведку — присматривать место, где можно было бы уединиться и ввести себя в блаженно-задумчивое состояние. Таких мест он отыскал несколько.
Но кобелировать гости не спешили, и питейный раж пошел на убыль. Шумели, шутили и смеялись, а чуть позже начались у них пляски. Может, и устроили они разврат после всего, Евгений при этом уже не присутствовал. Утомился он от публики с самого начала, а когда Валентина увела куда-то вконец опьяневшего Валерия и пропала сама, удалился от суеты и в одной из комнат второго этажа вкатил себе хорошую, но тщательно отмеренную дозу, которой вполне хватило для того, чтобы приятно «улететь», а потом и заснуть в удобном кресле, под открытой форточкой, куда ветром заносило мелкие капли осеннего дождя.
Гулянка затянулась, и разъезжаться гости наладились лишь на рассвете. При этом они так шумели, что разбудили Женьку, и он подумал, что надо бы тоже с ними, а то как потом добираться до города? Тело ломило и стучало в висках, а от выпитого еще и голова побаливала, и он решил остаться и спать пока не выспится.
«Валерка меня не прогонит, а нос совать я ни во что не буду», — подумал он.
Народ был уже на улице, когда он спустился по лестнице вниз.
Стащив в гостиной полбутылки крепкого, Женька поднялся в «свою» комнату, устроился на прежнем месте, выпил прямо из горлышка и, выкурив сигарету, задремал снова.
Разоспаться ему не дали. Разбудили возня, шаги и негромкий женский голос, произносящий такие ужасные слова, каких ему, хоть и признанному джазмену, но парню простому и повидавшему всякое, слышать, пожалуй, и не доводилось.
Спросонок Женька едва не облаял нарушительницу тишины, но вовремя спохватился, осознал, где находится, и предпочел ничем не выдавать своего присутствия.
Баба по коридору тащила тяжесть, это он вскоре определил по звукам, но почему ноша вызывает в ней такую ненависть, не мог понять никак, хоть и старался. Непонятное всегда если не страшно, то интересно. Любопытство заставило Женьку покинуть кресло и осторожно выглянуть из комнаты. На фоне открытой в ванную двери — единственного сейчас источника света в коридоре, Валентина возилась с плохо держащимся на ногах Валерием. Она раздевала его, стараясь аккуратно обращаться с одеждой, и материла вполголоса, а он мычал и вихлялся из стороны в сторону, придерживаясь обеими руками за дверной косяк.
Женьке стало смешно и чудно немного, потому что он ясно слышал среди отъезжающих звонкий голосок Валентины и сейчас непонятно было, как она здесь опять оказалась. Хотя чего тут непонятного! Она весь вечер увивалась вокруг Валерки, не скрываясь, и всем было ясно, чем это кончится. Только подпаивала его чересчур усердно для такого дела. И вот — результат!
В ванну Валерка опрокинулся, выплеснув на пол чуть ли не половину ее содержимого, и, если бы не Валентина, вполне мог разбить о кафель голову.
Женька обругал Валентину за ее глупость (зачем мужика спаивала?) овцой стриженой с добавлением нескольких традиционных словечек и, вспомнив обещание, данное самому себе, не совать ни во что нос, вознамерился вернуться к креслу и бутылке.
Откуда взялся шприц в ее руке, он не понял и заинтересовался, как человек, разбирающийся в таких вещах. Валентина аккуратно пристроила «машину» на стеклянную полочку и откуда-то сбоку и снизу, оттуда, где он стоял, не видно было, — достала сумку. На свет явился жгут и ампула, завернутая в вату.
«Охренела баба! — подумал Женька, вмиг потерявший интерес и к креслу, и к бутылке. — Она его, бедолагу, на иглу сажает. Героин — это тебе не ханка. Быть Валерке наркоманом!»
Осторожно, чтобы не наделать шума, Женька спустился вниз и вышел на улицу.
«А мне что за дело! — решил, топая нетвердой походкой к воротам. — Бабок у него много, вылечится, если захочет». А про нее подумал: «Ну и стерва, не простила ему Галины».
Давно ему не случалось испытывать такого мерзкого ощущения. Как из помойки вылез и аж вздохнул с облегчением, когда прикрывал за собой калитку. Темно-зеленая «Альфа» стояла впритык к воротам. Молодящаяся старуха, сидящая за рулем, вылупилась на него сумасшедшими глазами. Состроив ей рожу, Женька зашагал прочь от дачи Роговых к шоссе, жалея, что поддался на уговоры и приехал сюда.
Ему повезло с попуткой. Первая же машина, синяя «семерка», затормозила возле него, едва он вышел на трассу.
«Садись!» — махнул рукой водила в ответ на его предупреждение о пустоте в карманах.
— Да, так и подумал, что хочет она из Валерки наркомана сделать. Противно мне стало, черт, ведь я сам в этом участвовал! И решил больше ей с героином не помогать.
Ребро закончил рассказ, подарив нам с Семеном Геннадьевичем еще одну версию происшедшего: непредумышленное убийство. Действующие лица те же, но тяжесть сделанного иная. А с передозировкой — действительно трагическая случайность.
Для Рогова такое годилось, а я, не раздумывая и минуты, отвергла ее как не соответствующую имеющимся у меня фактам.
— Дурачок ты, дурачок! — Надежда погладила Женьку по голове, дернула за «конский хвост» на затылке и прижалась виском к его плечу. — Угораздило же тебя влезть в историю. Неизвестно еще, чем все это закончится.
Чисто по-женски я ее хорошо понимала.
