Глава 5
«Человеку свойственно заблуждаться, поэтому не считайте свое мнение истиной в последней инстанции», — формулировку гадания я снова вспомнила, остановив машину возле дома Женьки Реброва. Во двор заезжать не стала, увидев, как из-за угла несется мне навстречу шумная стайка ребятни.
Признаться, я и сама почти поверила во все свои обвинения в его адрес, высказанные ему вчера, и они мне мешали относиться к нему без предубеждения. Если быть правдивой, то даже хотелось, чтобы все обстояло именно так. Ребро, пусть по просьбе Валентины, достал для Валерия героин и посоветовал размер дозы, от которой он умер. Все просто и ясно как божий день. Но знаю по опыту, простота часто бывает ложной. Словом, мнение у меня есть, но истиной я его считать не буду, хоть и хорошо сюда вписывается угроза Ребру со стороны Гореловых, которую я предчувствую наполовину интуитивно.
Во дворе, на дорожке у дома дожидался кого-то милицейский «уазик», и это меня насторожило, но не всерьез. Уж больно мирный был вид у машины с водителем, дремавшим за рулем.
Поднимаясь по лестнице на пятый этаж, я имела достаточно времени, чтобы убедить себя отнестись к предстоящему рассказу Женьки со всей непредвзятостью, на какую способна.
Дверь в его квартиру была не только не заперта, но даже приоткрыта на ширину ступни, и из-за нее тянуло табачным дымом.
— Евгений! — позвала я, оказавшись в полутемной прихожей. — Ребро, ты дома?
Молчание было мне ответом, и само собой подумалось, что опоздала я, хоть и спешила как могла.
— Дома, — наконец ответил мне, но не его голос. — Входи, подруга!
Вообще, я верю предчувствию, а оно говорило мне сейчас, что нечего соваться туда, куда предлагают войти таким тоном, но я уже вошла, не поворачивать же обратно! Тем более что в дверях комнаты показался человек, с виду вполне приличный, и не спеша, без видимой угрозы, шагнул ко мне.
— Входи же!
Он попытался сомкнуть пальцы на моем предплечье, но это ему не удалось. Я вырвалась, взмахнув рукой, и сама быстро прошла в комнату. В прихожей слишком тесно для сшибки.
В комнате оказались еще двое молодых людей. Один из них сидел за столом, покрытым клеенкой с цветочками, с ворохом бумаг под рукой и смотрел на меня через плечо, а другой, закинув ногу на ногу, развалился в кресле и поигрывал резиновой дубинкой.
Несмотря на открытую форточку, табачный дым сизыми слоями висел в воздухе.
— Мы из милиции, — раздалось сзади, и, повернувшись, я чуть не ткнулась носом в удостоверение, поднятое на уровень моего лица, — садитесь.
Не исключено, что они такие же менты, как я — царица Савская, но вид, что я им верю, сделать надо.
В комнате был беспорядок.
Я села на стул между книжным шкафом, забитым какой-то раздерганной макулатурой, и столом и приготовилась отвечать на вопросы. Вопросы последовали незамедлительно.
— Ваши документы? — потребовал от меня тот, что был занят бумагами.
Это их право, и в этом лучше им не перечить, а то очень просто можно загреметь в кутузку для выяснения личности, а такой вынужденный отдых мне не по нутру. Хорошо, что удостоверение частного детектива я впопыхах оставила дома, а то, кто знает, какие указания они имеют насчет Татьяны Ивановой?
Я достала из сумочки и бросила на стол журналистское удостоверение, сделанное мне по знакомству редактором одной из тарасовских газет еще в начале года. У бумагомараки брови сначала сошлись к переносице, а потом полезли кверху.
Не ожидали. Ну конечно.
— Борисова Регина Павловна! — объявил он во всеуслышание. — Репортер.
Малый в кресле выпрямился, а тот, что меня встретил, отстранился от косяка и перевел руки за спину, сцепил их на пояснице.
— Что привело вас сюда, Регина Павловна? — осторожно спросил бумагомарака.
— Верните удостоверение, — попросила я и получила его незамедлительно.
Все-таки это менты. Отморозки держатся по-другому.
— И представьтесь, пожалуйста.
— Лейтенант Чебриков, — поспешил он удовлетворить мою просьбу.
И заняты они здесь чем-то не совсем законным, судя по их покладистости перед представительницей прессы. А ведь только что за руки хватали.
— Меня привело сюда желание ближе познакомиться с неплохим тарасовским джазменом Евгением Ребровым. А вас?
— Нас тоже, — лейтенант улыбнулся и распорядился, не оборачиваясь: — Сашок, иди на связь. Борисова Регина Павловна, понял?
— Понял, — буркнул тот, что у двери, и вышел. Пошел звонить в редакцию, уточнять, есть ли там такая. Есть.
— А почему знакомство с тарасовским джазменом должно было состояться у него дома?
— Наверное, потому, что так ему удобней, — ответила я. — А где он сам, мне кто-нибудь ответит? И почему здесь наряд милиции?
— Наряд, ха! — вякнул тот, что в кресле, и осекся под тяжелым лейтенантским взглядом.
— Понимаю, — кивнула я. — Что-то предосудительное. Ребров замешан в криминале? Боже, какой материал! Разрешите задать вам несколько вопросов, лейтенант Чебриков.
Он оперся локтями о стол, набычился и, сморщив лоб, посмотрел в окно, бывшее прямо перед ним.
— Нет, Регина Павловна, никакого материала я вам не дам. Не имею права.
— Скажите, а обыск уже был? А понятых брали из числа соседей? — будто не расслышала я.
Лейтенант крякнул с таким видом, что стало ясно — какие там, к бесу, понятые! Квартирка Реброва, однако, носила следы не то что обыска, а короткой, но ожесточенной драки: мебель, сдвинутая с места, валявшийся в углу стул, содранные, скатанные в комок и сунутые на подоконник шторы и тому подобные безобразия.
— Да тут как Мамай прошел! — заметила я наконец беспорядок. — Что, Ребров арестован? Действительно, арестован? Какая жалость! А мне в воскресном номере «подвал» для интервью с ним обещали. Вы лишаете меня куска хлеба, лейтенант Чебриков!
— Нет, он не арестован, — обратил лейтенант на меня ставшие злыми глаза и спохватился. — Я не буду отвечать вам. Кроме того, ваша личность еще не подтверждена.
— Есть там Регина Павловна Борисова. И в данный момент находится на территории города, выполняет задание редакции.
Это Сашок вернулся и доложил.
— Так вы говорите, не арестован? Дорого бы я дала, чтобы встретиться с ним и поговорить.
— Мы тоже, — лениво послышалось с кресла.
— Идите, Регина Павловна, — произнес лейтенант устало, — и, если вам повезет и вы найдете, — он вздохнул и поправился, — встретите Реброва, исполните свой гражданский долг, сообщите о его местонахождении в милицию.
— Хорошо, — проговорила я задумчиво. — А вы гарантируете мне материал для статьи.
— Идет! — Лейтенант улыбнулся мне одними губами.
— В чем хоть его подозревают?
— И-ди-те, — покачал он головой. — Идите!
Грешно не подчиниться такому требованию, исходящему из уст охранника правопорядка.
Водитель милицейского «уазика» что-то с удовольствием жевал, и рация рядом с ним бормотала скороговоркой, когда я проходила мимо.
Пропустив мимо стайку дворовой ребятни, я повернула за угол, к машине.
Итак, на Реброва устроена охота. Конечно, могли этому быть и естественно-криминальные причины. Пусть так оно и будет, пока не появятся основания предполагать участие в деле Гореловых. А вообще, упрятать Ребро за решетку на несколько дней, это неплохой способ избавить его от моих вопросов.
— Эй, частный детектив! — услышала я сердитый женский голос, когда дверца машины была уже открыта. Такое обращение прозвучало паролем и обрадовало меня до участившегося сердцебиения.
— Надюха!
— Надежда! — поправила она меня. Обежала машину и дернула на себя дверь: — Давай, быстро!
Повторять не было нужды, и через секунды мы уже ехали прочь от дома и от милицейской засады.
— Что случилось? Где Женька? — спросила я вскоре после нашего старта.
Она ответила только тогда, когда убедилась, что погони за нами нет.
— Черт его знает, что случилось. Ничего не понятно. Он же тебе звонил, да? Еще спросил, выгнать ли меня? Я только успела подумать, что сейчас ему скандал закачу, как в дверь позвонили. Он пошел открывать, а я со зла положила трубку, хватит, мол. Слушай, а кто это за нами едет?
Машина как машина. Серый «Москвич» последней модели. Приступ паранойи у Надюхи.
— Никто, — ответила я. — Рассказывай дальше.
Она, извернувшись всем телом, некоторое время смотрела назад, а потом повернулась и шмыгнула носом.
— Ну вот. В прихожую кто-то вошел, спросили что-то негромко и сразу же там возня началась, ну, знаешь, такая, когда мужики молчком схватятся. Тань, едут за нами!
— Да нет у «конторы» таких машин, рассказывай дальше.
— Я тоже туда выскочила, а там двое Женьке руки заламывают. Здоровые бугаи, племенные! Ну, я заорала и на них. Туфля моя мне под руку подвернулась, я кого-то каблуком по башке. Женька упал, а из коридора третий лезет. Тут и так тесно, а еще третий! Я и ему каблуком. Да не раз. Они Женьку-то отпустили, на меня накинулись. Он подниматься стал и получил дубинкой по спине. Хорошо, что не размахнуться там было как следует. Женька вырвался, пробился к коридору. Этот, с дубинкой, за ним было метнулся, так я его за волосы!
Надюха теперь так и сидела, закинув колено на сиденье и положив на спинку руку, — следила за машиной, движущейся за нами в некотором отдалении. «Москвич» мне был хорошо виден в зеркало заднего вида, и я, глядя на него, тоже начинала беспокоиться — уж больно упорно он за нами следовал.
— Женька из коридора меня к себе выдернул, а дверь мы захлопнули и побежали вниз. Дверь у Женьки с хитрой защелкой. Если не знаешь, как открыть, то и не сообразишь сразу. Ну, они и возились.
Во дворе у подъезда «канарейка» стояла. Мы мимо нее, за сараи. Там по помойкам пройти можно на соседнюю улицу, если знаешь. Так и смылись. Выскочили — троллейбус к остановке подкатывает. Мы — в него. Пока отдышались, дух перевели, пару остановок проехали и поняли, что ушли. Женька сказал, что поедет к Никодиму, а меня попросил вернуться и тебя дожидаться, в сторонке. Вот и все.
Надюха гордо и хмуро, но без прежней неприязни глянула на меня. Я посмотрела на нее с уважением.
— Молодец ты, Надежда, какая ты молодец!
— Я зна-аю! — оскалилась она. — Давай от этих отрываться, а потом я покажу, как попасть к Никодиму.
— Давай, — согласилась я и, не перестраиваясь, резко свернула влево, в проезд между домами, едва не попав при этом под шедший навстречу автобус.
Опасность миновала. Вывернулись, как зайцы из-под динозавра.
— Вот и все, — вздохнула я с облегчением. Надюха смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
— Ну ты даешь, подруга! — удостоила она меня своим восхищением. Я усмехнулась, хотя у самой сердце вблизи каблуков оказалось.
Улочка вывела нас к магистрали с оживленным движением, ведущей на окраину города, и мы некоторое время ехали по ней, пока Надежда объясняла мне, кто такой Никодим и как до него добраться.
О господи, притонов мне только не хватало!
А когда мы съехали с магистрали, вслед за нами свернул и серый «Москвич» последней модели. Не знаю, как Надюха, а я испытала самое настоящее разочарование.
Началась не гонка, нет, напряженное петляние по дворам, переулкам и каким-то замусоренным задворкам, мимо помойных баков, скамеек с сидящими на них алкашами и пенсионерами, древесными зарослями и заборами. Наших преследователей, а в то, что они преследователи, я уверовала свято, не было видно, и это сильно действовало на нервы — заставляло чуть ли не материться от бессилия. Да, я чувствовала себя бессильной перед ними — от неизвестности, от невозможности сказать определенно, оторвались ли мы от них, или они каким-то чудом продолжают нас отслеживать. При этом ни я, ни Надя ни разу их не увидели. А уж она-то не была занята управлением машиной и имела полную возможность вертеть головой хоть на все триста шестьдесят градусов.
Наконец, морально утомившись от этого, я вывела машину на нормальную дорогу и погнала ее в нужном нам направлении с хорошей для города скоростью.
— Оторвались? — спросила меня Надежда.
— Черт их знает, — ответила я, — уж больно они ловки.
— Менты?
— Не знаю.
Не похожи они были на ментов и не только машиной, машина — не показатель. Я все еще внимательно следила за транспортом, но подозрительных машин не замечала. На дорожную облаву этот случай похож не был, а для того, чтобы уследить за нами в одиночку, требовались упорство и ловкость. Менты в подобных случаях предпочитают брать числом — слетаются со всех концов и гонят дичь, передавая ее от преследователя к преследователю, как эстафету. А если не они, то кто? Фээсбэшники? Отморозки? С какой стати?
Надюха без умолку трещала что-то, но я ее не слушала — соображала, что теперь делать. Это очень плохо, когда не знаешь, кто против тебя действует. Не зная противника, не стоит и пытаться планировать сколько-нибудь серьезные дела. Все мои предположения закончились одной-единственной фразой, и я ее сегодня произносила про себя уже не один раз:
«Будь осторожна, Танечка, будь осторожна!»
Следуя указаниям Нади, мы скоро приехали в нужное нам место.
Место — глухое, удобное… Я остановила машину.
— Как ты сказала, где там найти Никодима? — спросила я, выключив зажигание.
— Мы что, пешком пойдем? — удивилась она.
— Ты пойдешь, а я пока здесь останусь. Подожду, посмотрю. Будет неприятно, если вслед за нами в ваш притон нагрянут непрошеные гости.
— Притон, скажешь тоже! — обиделась она и ужаснулась: — Ты ва-аще, что ль? Сама к легавым в пасть лезешь!
— Иди к Женьке! — приказала я. — Ждите меня ровно тридцать минут. Если не приду, дергайте оттуда всей компанией, но в разные стороны.
Ее проняло, и, быстро объяснив, как найти Никодима, она выпорхнула из машины и заспешила вдоль бетонной стены.
Моя интуиция, которой я всегда доверяла, еще раз доказала, что она этого заслуживает в полной мере.
Едва Надюха скрылась из виду, сзади, на дорогу вдоль стадионного ограждения вывернул уже трижды мною проклятый серый «Москвич». Я ими восхитилась! Умудрились же ребята не потерять нас! Тем интереснее будет познакомиться поближе.
Рука сама дернулась к ключу зажигания, но я подавила в себе желание бежать отсюда. Все, охота закончена. Наступило время переговоров.
Я вышла из машины, закурила и прислонилась к багажнику, рассматривая неторопливо приближавшихся охотников. Бог в помощь!
Существовало два варианта их поведения: или невозмутимо проедут мимо, или остановятся возле меня. Они выбрали третий — «Москвич» проехал мимо и остановился неподалеку, перекрыв впереди проезжую часть.
Я сменила место — перешла к радиатору и присела на капот, ожидая, что будет дальше. Они дали мне время спокойно докурить сигарету и полезли из «Москвича» с обеих его сторон одновременно. Двое с виду крепких молодых парней в зеленой камуфлированной форме, с непокрытыми головами и в белых грязных кроссовках. Когда они подошли ближе, я прочла надписи на нашивках над их нагрудными карманами: «охрана». Что же это за Аники-воины, что за авторысаки такие?
— Давайте обойдемся без грубостей, Татьяна Александровна, — предложил один из них, стриженный наголо, со светлыми глазами, бровями и ресницами. — Вам нужно поехать с нами.
«Надо же, а я и не знала!» — удивилась я, но промолчала.
— И вы скажете нам, где сейчас находится Ребров, — молвил второй, у которого самой замечательной частью лица был большой, похожий на очищенную картофелину, нос.
— Ребров находится там, где его можно найти, это без сомнения, — сообщила я им менторским тоном. — Вы, уважаемые, не с того начинаете. Надо представиться, а то получается несправедливо, вы меня знаете, а я вас — нет. Откуда вы?
— Еще вопросы? — Белобрысый подбоченился, глаза его стали наглыми до предела, а носатый потянулся к кобуре на боку.
— Еще? Пожалуйста, — продолжила я. — Куда вы меня приглашаете? Эй, я не давала повода! — прикрикнула я на носатого, доставшего точную копию «макарова» и передернувшего затвор, но он без слов направил его на меня.
Когда с расстояния менее трех метров вам в лицо смотрит дуло, пусть даже газового оружия, хочется поднять кверху лапки или действовать со всей доступной скоростью. Мне ближе второе.
Капелькой ртути я стекла с капота, пригнувшись, сделала быстрый длинный шаг и, оказавшись рядом с носатым, сильно ткнула его ладонью в живот. Прогремел выстрел, и им будто подбросило меня. Выпрямившись и вцепившись обеими руками в камуфляж на плечах носатого, я ударила ногой лысого. Но носатый уже оседал вниз, и опорой послужил неверной. Поэтому вместо челюсти попала в грудь лысому, отшатнувшись, он бросился на меня с энергией, достойной лучшего применения. На дороге возникла безобразная куча мала, причем я была в самой ее середине. А через секунду чуть не взвыла от боли в плече — настолько безжалостно мне заломили назад руку.
То ли опору лысый потерял, когда я непроизвольно дернулась, то ли еще что непонятное произошло, но я вдруг почувствовала, что его хватка ослабла, и попыталась воспользоваться этим. Оперевшись свободной рукой о поясницу носатого, я резко откинула голову назад. Затылок врезался в лицо моего мучителя чуть ли не с хрустом, и — все. Я была свободна. Осталось только вывернуться из-под его тела.
Оказавшись на ногах, я первым делом подобрала газовый пистолет, валявшийся рядом, и, отступив на пару шагов, направила его на охранников. Лысый стоял на коленях, задрав голову, и, прижав ладони к лицу, с шумом втягивал сквозь пальцы воздух, а носатый медленно поднимался, глядя на меня исподлобья.
С дурнями и поступать надо по-дурному.
С расстояния менее трех метров я выстрелила в его лицо, и он упал, по-заячьи заверещав, но тут же смолк, захлебнувшись слюной.
Лысый выматерился и явил мне окровавленное лицо. Досталось ему!
— Опусти ствол! — потребовал он с угрозой.
И что это я, действительно, расстреливать их взялась?
— Кто вы такие? — повторила я свой вопрос, но он, не отвечая, сделал попытку подняться.
Не надеясь на его добрую волю и желание закончить конфликт к обоюдному удовольствию, я ткнула лысого пистолетом в солнечное сплетение, воспользовавшись им как кастетом. Ткнула не сильно, но не рассчитала — он, скорчившись, завалился на бок. Можно было этого не делать, но мне позарез необходимо было узнать, кто они такие, а для этого надо было обшарить их карманы.
Как я и предполагала, к милиции молодцы не имели никакого отношения. Из нагрудного кармана лысого я добыла его удостоверение — розовую пластиковую карточку с фотографией. Глянула мельком — какое-то частное агентство. Заталкивая карточку в свой карман, двинулась было к носатому, но из него так текло, что я его пожалела, — обыскивать не стала.
Не расставаясь с пистолетом, я добежала до «Москвича» и выдернула ключ из замка зажигания, быстро прикинула — объехать его было можно. Без ключей машину они заведут не сразу, я уже успею скрыться.
Минуты три, не больше, прошло с момента, как я тронула с места свою «девятку», и до того, как повернула за девятиэтажку, о которой говорила Надюха. Все это время я наблюдала за моими преследователями в зеркало заднего вида — они шевелились, но на ноги никто из них так и не встал. Будем считать, что этот груз сброшен с плеч долой. Правда, не самым лучшим способом. А карточку-удостоверение не забыть бы показать Семену Геннадьевичу для опознания фирмы. Я предполагаю, откуда взялись охранники на мою и Женькину головы, а он может знать точно. А не знает, так пусть узнает, пусть тоже поработает за свои миллионы! Тем более что это для него не составит большого труда.
И пятнадцати минут не прошло с тех пор, как я отправила Надюху от греха подальше. Достанется от меня джазмену, если с перепугу сдернул он отсюда раньше времени! А если опять вздумает демонстрировать норов, вместо того чтобы отвечать на вопросы, застрелю из трофейного пистолета. Ох, что-то грозна я не в меру!
Осознав свою взбудораженность, я постаралась взять себя в руки, чтобы иметь достойный вид перед любой публикой.
Хоть и не думала я, что после полученной взбучки охранники примутся за прочесывание района в поисках моей машины, тем не менее поставила ее как можно скрытней — загнала в промежуток между деревянными строениями, с виду напоминавшими полуразрушенные сараи.
Старый трехэтажный дом — развалюха с оштукатуренными и растрескавшимися стенами, с земляным, изъезженным тяжелыми машинами, грязным двором и традиционной подъездной вонью. Где и быть притону, как не в этом нищем месте.
Удивительно, но жили здесь даже в подвале. Именно туда направила меня стрелка, синей краской намалеванная на грязной стене с нужным мне квартирным номером поверх нее.
— Никодим? — спросила я босяка, открывшего мне тяжелую и влажную на вид дверь, обитую по краям войлоком.
— Не-а, — отказался он и, переступив босыми ногами, кивнул головой, предлагая входить.
Когда я протискивалась между ним и косяком, он ощерился беззубым ртом, и мне захотелось двинуть его по сопатке.
Здесь они были, слава богу, дождались меня. Ребро, скрестив вытянутые ноги и подложив под голову кое-как свернутую куртку, валялся на матрасе, брошенном прямо на пол. К одной из подошв его тупоносых башмаков прилепился окурок, другая была залеплена подсыхающей грязью. Надюха сидела рядом с Женькой и смотрела на него с блаженной улыбкой. Стол у небольшого окна, уходящего под низкий потолок, был заставлен грязной посудой, а между дверками шкафа, стоящего в углу, торчала белая тряпка. Две деревянные табуретки и мятое ведро с мусором у стола — больше в комнате, освещенной мягким светом неожиданно богатой люстры, не было ничего и, к моему немалому облегчению, никого.
— Частный детектив Татьяна! — поприветствовал меня Женька, приподняв голову и взмахнув рукой. — Рад видеть тебя невредимой. Садись где стоишь или где понравится. Здесь по-простому.
Все тот же басок, да и щетины на вывеске не стало меньше. Блаженная, размякшая улыбка, подобная Надюхиной.
— Что смотришь так, Тань?
Надя оттянула ворот свитера и подула себе за пазуху, будто жарко ей было.
— Тащимся мы друг от друга, понятно?
Женька хохотнул и сел на матрасе, сбросив с себя ее руку.
— Нет, Надюх, она определяет — не под кайфом ли мы. Это нежелательно, правда?
— Нежелательно, — согласилась я. — Уезжать отсюда надо.
— Как, и отсюда тоже? — удивился Женька, а Надежда догадалась:
— Выследили!
— По какому поводу шухер? — сунулся в комнату босяк, открывший мне дверь. — Вас выследили?
— К тебе это не относится, так что лучше сгинь отсюда, — посоветовал ему Женька, и тот нехотя, но сгинул, бурча под нос некрасивые слова.
— Таня, я по-ды-хаю от любопытства! — воскликнул Ребров. — Сейчас поедем куда хочешь, скажи только, что за война, что за облава? Сидели с Надюхой, балдели по-своему, вдруг — звонок в дверь, мордовороты и мордобой! В чем дело? Кто такие и почему? Ничего я не понимаю. А? И у тебя то же самое. Мне она рассказала.
Женька обнял Надежду за плечи и притянул к себе.
— Гореловым не нравятся наши встречи. И они принимают меры, — попыталась я объяснить все сразу и в двух словах.
— А ты знаешь, я думал об этом, — обрадовал он меня.
— Вставайте и едем!
— Куда? — поинтересовалась Надежда.
— Никодим? — Я показала на дверь.
— Абрам, Аввакум! — Женька засмеялся, а в дверях немедленно возникла физиономия босяка.
— Это, Таня, не просто человек, а человек — могила! — Он рассмеялся еще раз, ощерился и босяк. — Проверенный многими и во многих заварушках молчальник.
— Ну и юморок у тебя, приятель! — отстранилась от него Надюха.
— Едем домой к Валерию Рогову. Там поговорим. Там и останетесь на пару дней, если Рогов-старший не будет возражать. А дня через два все образуется.
Как ни успокаивала я себя мыслью о невозможности продолжения преследования, первой во двор мы выпустили все же Надюху. И умно поступили! Постояли, покурили с Женькой в подъезде, пока она осматривала окрестности, потолковали о последних событиях и посмеялись даже, нашли благодаря друг другу во всем этом немало юмора.
Надя вернулась бледной от волнения.
— Здесь они! — сообщила она чуть не плача, дрожащим голосом. — По подъездам ходят. А «Москвич» за углом стоит, незаглушенный.
Я поразилась упорству охранников и в первый момент даже растерялась. Что делать? Бить их, на этот раз уже смертным боем, чтобы впредь неповадно было вмешиваться в жизнь посторонних людей, или удирать по-заячьи? Джазмен смотрел на меня вопрошающе, и это обязывало.
— Я слышала — ты с ножом не расстаешься? — спросила я его как можно более равнодушно, и он не стал отпираться.
— Много ты всего слышала. Откуда? — удивился он, но мы на сегодня стали союзниками и отпираться было бессмысленно. — Какой там нож, так, зубочистка. Ты что, боишься за этих? Отобрать хочешь? Не выйдет.
Он завел руку за спину, под куртку и, недолго покопавшись, достал короткую, но мощную заточку, сделанную из трехгранного напильника, со стальной, гравированной рукоятью.
— Колесо этой штуковиной пробить можно? — спросила я только для того, чтобы не отдавать ему распоряжение, не выставлять себя начальником.
— Свободно, — обрадовался он, — с одного удара! Уже проверено.
Проникающая сила таких клинков мне была хорошо известна, недаром они издавна в почете у уголовников.
— Действуй! А мы с Надеждой попытаемся мою «девятку» увести у них из-под носа.
Все обошлось как нельзя лучше, если не считать того, что от начавшегося мелкого, густого дождя в момент вымокли наши плечи и головы, а Надюха поскользнулась, забрызгав мне джинсы и едва не шлепнулась в грязь. Двор пересекли по прямой, не выбирая дороги, а когда нырнули в машину, я поняла, что пол в салоне придется убирать всерьез, столько грязи мы сюда притащили.
Охранников не было видно. Правда, поворачивая за угол, я краем глаза заметила мелькнувший у одного из подъездов камуфляж. Но это могли быть и не они. Мало ли народа в наше время носит такую одежду.
Женька дожидался нас у выезда на дорогу, тряс вымазанной в грязи ладонью. Он заскочил в машину радостный, как именинник, и по его виду было понятно, что наша затея удалась как нельзя лучше.
— А я не упала, удержалась! — похвалилась Надежда, показав на его грязную руку.
— Смотри! — кивнул он в сторону.
«Москвич», мимо которого мы проезжали, был сверху донизу залеплен грязью. Перевыполнил Ребро план, от души надругался над машиной своими музыкальными руками.
— Черт, жаль, дождем смоет!
Самодовольная улыбка на его лице принадлежала не мужчине, а большому, несколько дней не брившемуся мальчишке.
