9

Утром я доставила себе удовольствие поспать до одиннадцати. Проснувшись, некоторое время потягивалась, лежа в постели и вспоминая вчерашние события. Потом встала, сделала небольшую разминку, умылась, окончательно смыв с лица веснушки, которые мне так не шли. И отправилась в кухню, наслаждаться утренним кофе. Я положила перед собой карточку больной, которую стащила вчера из клиники. Потягивая кофе и покуривая сигаретку, я листала эту карточку, пытаясь понять, почему так внезапно умерла эта женщина. Вот она поступила тридцать первого июля с жалобами на боль внизу живота. Чайников поставил ей диагноз – внематочная беременность, положил ее в стационар, но операцию почему-то делать не стал, а прописал ей антибиотики… так, еще какое-то лечение назначил… а первого августа ночью женщина умерла! Смерть – внезапная. И это произошло три года тому назад… Стоп! А что это у нас с числом? Ну-ка, ну-ка… Я достала лупу и попыталась рассмотреть в нее дату, когда Яловенко обратилась в клинику. Тридцать первое? Нет, здесь явно что-то подтирали… Бумага размахрилась. При беглом прочтении, конечно, это незаметно, но если присмотреться… Так, так, это уже кое-что! Это называется фальсификацией. А зачем кому-то исправлять то, что уже было написано? Только затем, чтобы что-то скрыть. Допустим, больная Яловенко поступила не тридцать первого, а раньше – позже-то уже некуда, последний день месяца. Так, значит, она поступила раньше, а умерла первого августа. О чем это говорит? О том, что доктор Чайников хотел скрыть дату поступления больной. Значит, имелась причина ее скрыть. Значит, Чайников что-то напортачил с этой Яловенко. И почему он сразу не сделал ей операцию? Игорь говорил, что с таким диагнозом оперируют в срочном порядке. А эту женщину Чайников оперировать не стал. Так, и что же мне делать с этой карточкой? Отдать ее моему другу Андрею Мельникову на экспертизу? Похоже, придется именно так и сделать. И еще: надо попросить его узнать об этой женщине все, что можно. Я подошла к телефону и набрала рабочий номер Андрея:

– Андрюша? Привет, это я, Татьяна.

– Здравствуй, радость, давненько я тебя не слышал. Как твое «ничего»?

– У меня все нормально, продолжаю расследование смерти доктора.

– Это того, кто грибочков поел? Еще не закончила?

– Нет, но дело идет к завершению. И в связи с этим у меня к тебе просьба…

– Да кто бы сомневался! Ты просто так не звонишь, все норовишь попросить чего-нибудь.

– Андрюш, так ведь я не за так! Готова возместить материально ваши моральные усилия. С меня – коньяк!

– А споить меня не боишься, мать?

– Мужчины, сильные духом, не спиваются.

– Спасибо за комплимент. Ну, давай, что там у тебя?

– Андрюш, смотри: жила-была некая гражданка, Яловенко Галина Аркадьевна, восьмидесятого года рождения. Три года тому назад она легла в клинику того самого доктора, о котором я у тебя просила сведения всякие… Ну, сколько денег у него лежит на сберкнижке, помнишь?

– А, да, было, было. И что?

– Тридцать первого июля она в клинику легла, а первого августа умерла. В ее карточке имеются исправления, следы от подтирок… и вообще там что-то нечисто. Мне надо знать про эту даму как можно больше, ну, ты понимаешь: ее девичья фамилия, кто ее муж, есть ли дети… все, что можно. И хорошо бы, если бы ее карточку посмотрел эксперт. Эти подтирки мне очень не нравятся! Такое ощущение, что и легла она не в тот день, и при ее поступлении диагноз был другой… Вот такой расклад.

– Значит, Тань, ты была права, считая, что этот Айболит отравился не самостоятельно?

– Андрюша! Айболит был ветеринаром! А наш доктор лечил самую прекрасную часть человечества.

– Кстати, как его фамилия, я забыл? Кастрюлькин, кажется? Или нет, но что-то похожее.

– Чайников.

– А, ну да…Так это он нахимичил с карточкой?

– Похоже, что так.

– Ладно, Тань, привози эту карточку, я покажу ее кое-кому. Есть у меня один мастер по этой части.

– Андрюш, так, может, мне и ему коньяк поставить?

– Он еще званием не вышел, чтобы коньяки распивать! Вот поработает с мое, тогда посмотрим. Давай вези свою карточку.

– Да не мою, а Яловенко! Сейчас приеду, Андрюша, я мигом…

Я положила трубку и быстро начала собираться. Когда я уже стояла на пороге и обувалась, зазвонил телефон. Пришлось вернуться в комнату и взять трубку:

– Я слушаю.

– Здравствуйте, Татьяна. Догадайтесь, кто говорит? Если угадаете, сообщу вам хорошую новость.

Голос был очень знакомый. Да и манера говорить… Но думать некогда, меня Андрей ждет. Я уже собралась сказать: «Сдаюсь!», как вдруг меня осенило: шутник-патологоанатом! Рудых!

– Борис Ефимович, я вас узнала! Здравствуйте!

– И вам не болеть, красавица! Ну, в таком разе скажу я вам хорошую новость. Есть у меня один знакомый, специалист по ядам. Я рассказал ему о загадочном отравлении доктора Чайникова, и он заявил, что, похоже, знает разгадку. Но сообщить он хочет это лично вам. Интересует вас это?

– Да, конечно! Пишу телефон…

Борис Ефимович продиктовал мне номер своего знакомого, его звали Ветровым Геннадием Александровичем. Я удивилась и переспросила, но Борис Ефимович сказал:

– Точно, Ветров, но к юмористу, известному и всеми любимому, он не имеет отношения. Просто однофамилец и тезка. Так что звоните, удачи вам!

– До свидания и спасибо, Борис Ефимович!

Я положила трубку. Неужели?! Повезло?.. Посмотрим!

Меньше чем через час я подходила к кабинету Андрея. Я постучала, и он вышел ко мне.

– Тань… ты… Ты что с волосами сделала?! – Он вытаращил глаза.

– Покрасилась, как видишь.

– С ума сошла! Тебе не идет! Немедленно перекрасься! – завопил он.

– Ладно, как скажешь.

– Так… Пригласить тебя к себе не могу, я там не один… Что, принесла? Давай! А это что, в пакете?

– То, до чего другие званием не вышли… – хмыкнула я.

– Понятно. Ну, давай, а то мне некогда. Я позвоню…

Андрей скрылся за дверью, а я спустилась к выходу. Сев в машину, набрала тот номер, который мне дал Борис Ефимович:

– Алло? Геннадий Александрович?

– Да, я. Слушаю.

– Здравствуйте. Вас беспокоит частный детектив Татьяна Иванова. Борис Ефимович дал мне ваш номер и сказал, что вы – большой специалист по ядам и можете разгадать одну загадку…

– Да, да, конечно.

– Как бы нам с вами увидеться?

– Я работаю в лаборатории, но ко мне вас не пустят. Давайте сделаем так. В половине первого я пойду на обед. Сможете подъехать ко мне?

– Конечно, диктуйте адрес…

Геннадий Александрович продиктовал мне адрес научного института. До половины первого у меня еще было время, и я решила перекусить в кафе. Поедая заказанную пиццу и салат с креветками, я размышляла о том, как все, в сущности, обманчиво в этом мире. Вот, например, был такой доктор Чайников. Все думали, что он хороший специалист и друг просто замечательный. В общем, человек во всех отношениях положительный. И тут – на тебе! Открываются такие подробности из его жизни и работы, что просто – тихий ужас! Криминальные аборты, неправильные диагнозы, приведшие к смерти больных. Ну, во всяком случае, один – это точно. А как он с Ириной поступил! Вот так живешь и не знаешь, кто на самом деле находится рядом с тобой…

Я посмотрела на часы: начало первого, пора ехать. Я села в машину и выжала сцепление.

Ровно в половине первого я оказалась возле научно-исследовательского института. Набрала номер специалиста по ядам:

– Геннадий Александрович? Я возле вашего института, сижу в бежевой «девятке». – Я назвала номер.

Через несколько минут в мою машину сел невысокого роста лысенький человек лет сорока. На нем была летняя рубашка с коротким рукавом и летние «хэбэшные» брюки. Он поклонился и как-то церемонно представился.

– Очень приятно, – сказала я.

– Вообще-то, Борис рассказал мне, какая у вас проблема. Ядовитых грибов в желудке нет, а в крови большая концентрация фаллоидина. Так?

– Да, – подтвердила я.

– Так здесь один ответ: вашего доктора отравили чистым ядом фаллоидином.

– Это яд, добываемый из бледных поганок?

– Да. Порошок светло-серого цвета, без запаха и вкуса, его выделяют из сырых грибов – именно из сырых. Это сильнейший яд, между прочим! В фармакологии используется в смесях с лекарственными препаратами, которыми лечат рак, эпилепсию и другие тяжелые заболевания, но используется он, разумеется, в микродозах. Если кому-либо дать хотя бы два-три грамма чистого фаллоидина, то человек умрет, как от отравления грибами.

– То есть у него появятся боль в желудке, тошнота? – уточнила я.

– Да, и рвота… все симптомы отравления бледными поганками.

– Но наш покойный не мучился, отошел тихо, во сне. Как это объяснить? – удивилась я.

– Это возможно в том случае, если покойный находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Алкоголь оказывает анестезирующее воздействие.

– Да, вы правы, он был сильно пьян… Получается так, что убийца имеет какое-то отношение к фармокологии? – задумчиво спросила я.

– Есть такая наука – микология. Это наука о грибах. Так вот, скорее всего, ваш отравитель связан именно с этой областью. Во всяком случае, в аптеке фаллоидин не продают. Достать его можно лишь в лабораториях, изготавливающих редкие лекарственные препараты.

– Вы знаете такие лаборатории?

Геннадий Александрович прищурился и уставился в потолок моей машины:

– Одну такую лабораторию я знаю. Это в МНЦ.

– Извините? – переспросила я.

– Медицинский научный центр. На улице Серова. В их лаборатории имеются растительные яды, сотрудники МНЦ изготавливают из них лекарства для больных раком. Опыты проводят.

– И что, помогает?

– Насколько я знаю, полного выздоровления не случается, но улучшение состояния больных, а также увеличение срока их жизни наблюдаются.

– Понятно. Спасибо вам, Геннадий Александрович!

– Рад был помочь. – Специалист по ядам вышел из моей машины, галантно поклонился и вошел в здание, смешно размахивая руками.

Я сидела в машине и размышляла. Значит, отравитель – фармацевт? Хорошенькое дельце! А кто у нас фармацевт? И не просто фармацевт, а миколог, если я правильно называю человека, изучающего грибы. И работающего с ядами. И не просто с ядами, а с редкими ядами. Да, ну и задачка! Снова здорово! И где мне теперь взять этого специалиста? МНЦ… МНЦ… медицинский научный центр… Что-то где-то я о нем уже слышала… Только вот что? И где? А вообще, надо ехать туда, в этот центр, и наводить справки прямо там. Ничего другого, похоже, мне не остается.

И я поехала на улицу Серова.

Медицинский научный центр располагался в четырехэтажном старом здании. Большое, просто огромное крыльцо, стеклянная дверь. При входе сидит вахтер, или как теперь называют человека в стеклянной будочке, требующего у вас пропуск? Я сказала, что пропуска у меня нет, но мне необходимо попасть в лабораторию их центра.

– А в какую именно лабораторию? – осведомился пожилой мужчина в пятнистой форме. – У нас их несколько.

– В ту, что занимается ядами, – сказала я.

– Ишь ты! Так она секретная! Туда тебе пропуск только в отделе охраны выпишут.

– Где у вас этот отдел?

Вахтер показал мне на дверь справа от себя. Я вошла. За столом с табличкой «Начальник отдела охраны» сидел человек, тоже в пятнистой форме, и упорно набирал и набирал какой-то номер, пытаясь куда-то дозвониться. Ему было явно не до меня. Я начала было объяснять, кто я и зачем мне нужно пройти в лабораторию ядов, но он отказывался выписать мне пропуск, ссылаясь на секретность объекта. Тогда я попросила показать мне, где сидит их директор.

– Он вас не примет, – заверил меня начальник отдела охраны. – Он этими вопросами не занимается.

– А кто занимается?

– Я. Но я вас не пущу! Зачем вам в лабораторию?

– Мне надо поговорить с заведующим. Возможно, из его лаборатории похищено большое количество яда! – Я начинала злиться.

– Да вы что, девушка! У нас такое просто невозможно. Все яды отпускаются под роспись, – важно заявил он.

– Боюсь, что не все!

– А разве что-нибудь случилось?

– Да. Отравлен человек!

– А почему этим делом не занимается милиция?

– Теперь занимается! И они тоже к вам скоро придут, не сомневайтесь! Просто я опередила их. Я – частный сыщик, выполняю порученное мне расследование обстоятельств смерти отравленного гражданина.

Начальник охраны задумался… Зазвонил телефон, он снял трубку и произнес речь – что-то о пропусках и невыданной форме. Опять задумался… Снова звонил телефон. Я все ждала. Меня безумно раздражала эта канитель, но я хотела во что бы то ни стало проникнуть в эту засекреченную лабораторию. Наконец он поднял голову и посмотрел на меня долгим недовольным взглядом. Он понял, что я отсюда не уйду и со мной придется что-то делать. Он взял у меня удостоверение частного сыщика, поднял трубку, набрал короткий внутренний номер и кому-то доложил обо мне. Положил трубку, выписал мне пропуск и сказал, что до дверей лаборатории меня будут сопровождать.

– Как скажете! – с готовностью согласилась я. Слава богу!

– Антон! – крикнул начальник.

Из боковой двери выскочил молодой парень, лет двадцати с небольшим. Он подбежал к начальнику и чуть ли не встал перед ним по стойке «смирно».

– Проводишь ее в лабораторию ядов. От нее – ни на шаг! Пока она будет в лаборатории, находись при ней.

Антон кивнул и повернулся ко мне. Мы пошли к вахтеру.

Лаборатория находилась на последнем этаже. Парень резво шел впереди меня, я старалась не отставать. Мы поднялись на четвертый этаж и двинулись по длинному коридору. По обеим его сторонам располагались двери с табличками. Нам навстречу попадались люди в белых халатах и в обычной, цивильной одежде. Они смотрели на нас с интересом. Наконец мой сопровождающий остановился перед дверью с табличкой «Лаборатория растительных ядов» и строкой ниже – «Зав. лабораторией Касымов Заур Идрисович». Ишь ты! Надо постараться запомнить. Мы вошли внутрь.

Лаборатория оказалась не очень просторным помещением, где стояли химические столы и какие-то сложные подставки и полки. За столами сидели три человека, двое мужчин и девушка. Они что-то смешивали в колбах. Все это действительно походило на обстановку в химической лаборатории. Полно пузырьков, пробирок, всевозможных баночек, имелся микроскоп и еще какие-то приборы, я не знала, как они называются. Девушка что-то взвешивала на крохотных весах. На лице у нее была повязка, как у хирурга. Эти трое только подняли на нас глаза, не отрываясь от своей работы. Я увидела справа дверь заведующего лабораторией и шагнула к ней. На мой стук ответили: «Да, да!», и я вошла. В маленьком кабинете за старым столом, заваленным бумагами, журналами и еще бог знает чем, сидел старичок лет семидесяти или около того. Он поднял на меня глаза и осмотрел поверх очков с головы до ног.

– Здравствуйте. Я – частный сыщик, Татьяна Иванова…

– Да, мне звонили насчет вас из отдела охраны. Прошу садиться. – Старичок кивнул на стул, стоявший у стола.

Я села. У хозяина кабинета был восточный тип лица. Широкие скулы, узкие добрые глаза, смуглая кожа. Седые волосы и усы с бородкой. Чем-то он напоминал старика Хоттабыча. Но говорил он совершенно без акцента, хотя и по-восточному учтиво. Должно быть, он был родом из Средней Азии. Я подумала, что ему очень пошел бы полосатый халат, какие носят в Узбекистане или Туркмении. Но Заур Идрисович был в обычной клетчатой рубашке.

– Антон, ты так и будешь маячить у меня за спиной? – спросила я сопровождавшего меня парня. Он переминался с ноги на ногу и не знал, как ему быть.

– Подожди за дверью, – сказал заведующий, и Антон, немного помешкав, вышел. – Так что вас привело к нам? – спросил меня Заур Идрисович.

– Понимаете, я расследую одно дело… смерть человека от отравления грибами. Но, поскольку самих грибов в его организме не обнаружили, один специалист подсказал мне такую мысль, что отравить его могли чистым ядом, фаллоидином.

– А позвольте спросить, как зовут этого мудрого человека? – перебил меня заведующий.

– Геннадий Александрович…

– Ветров! Я угадал? – перебил меня Хоттабыч.

– Да. Вы его знаете?

– Гену? Конечно! Это он направил вас сюда?

Я замялась. Не хотелось мне сдавать человека, а вдруг это ему боком выйдет? Хозяин кабинета заметил мою заминку:

– Не волнуйтесь, ничего плохого в его поступке нет. Ну, подсказал, и правильно сделал. Да, у нас есть яды, получаемые нами из грибов.

– И много этих ядов?

– Хотите ограбить нашу лабораторию? – Заур Идрисович улыбнулся. Шутник он, однако!

– Боже упаси! К тому же я совершенно в них не разбираюсь и не знаю, как их применяют.

– Грибных ядов существует в природе достаточно много. Вообще, ими занимается такая наука, как микология, слышали, наверное?

– Да, – честно призналась я.

– Так вот, именно в микологии изучают грибы, а их в природе огромное количество, и ядовитых, и съедобных.

– Добытый из грибов яд хранится в вашей лаборатории?

– Смотря какой яд. Их много. Например, из строчков получают гельвелловую кислоту. Она есть в нашей лаборатории. Из мухомора получают мускарин. Это у нас тоже имеется. Из бледных поганок – фаллоидин. Очень сильный яд! И он у нас есть.

– Эту отраву действительно применяют в медицинских препаратах? Это же яд! – воскликнула я.

– «Порой и яд – лекарство, говорят. Порой обилие лекарства – яд». Это сказал Омар Хайям. Знаете такого поэта?

– Конечно! «Ты лучше голодай, чем что попало есть. И лучше будь один, чем рядом с кем попало», – процитировала я первое, что пришло мне на ум.

Глаза «Хоттабыча» округлились.

– О! Вы знаете наизусть рубаи великого поэта и ученого одиннадцатого века? Похвально! Современная молодежь очень мало читает и еще меньше знает поэзию. Так вот… Яд, вы говорите? Знайте, уважаемая: все есть яд, и все есть лекарство. И тем, и другим его делает доза. Змеиный яд тоже используют в медицине, причем очень широко. А белладонна? В мизерных дозах она прекрасно поднимает тонус, лучше любого кофе. Стимулирует сердечную деятельность. Но, подчеркиваю, в мизерных дозах! Дайте человеку этого препарата чуть больше – и тогда не избежать беды. Так что…

– Понятно. Из вашей лаборатории можно вынести немного подобного яда?

– А зачем?

– Ну, отравили же человека фаллоидином…

«Старик Хоттабыч» посмотрел на меня очень внимательно, с сильным прищуром своих умных глаз:

– Конечно, возможно все. Я допускаю, что яд возможно отсюда вынести, но я всех своих работников знаю уже не первый год. Это проверенные ребята. Порядочные, добродушные, отзывчивые люди, хорошие работники… Понимаете, чтобы пойти на убийство, нужно иметь определенный характер, склонность к криминалу, так сказать…

– Заур Идрисович, бывают такие ситуации, когда человек вдруг забывает, что он – весь такой добрый, милый и очень положительно характеризуется на службе. Если погиб его родственник, например, ребенок, по вине какого-нибудь подонка. Человек в такой момент может не владеть своими чувствами.

– О да, я вас понял. Этот умерший, жертва, очевидно, поступил с кем-то очень непорядочно? Конечно, бывает… Ну, что ж, давайте посмотрим. Милочка! – крикнул старик Хоттабыч.

В кабинет кто-то вошел и остановился за моей спиной.

– Да, Заур Идрисович?

Голос был мне знаком. Женский, чуть с хрипотцой. Где-то я его слышала, и совсем недавно… Я сидела к вошедшей спиной и не решалась повернуться. Хозяин кабинета попросил Милочку принести журнал учета расхода ядов. Женщина вышла.

– Сейчас его принесут, и все выяснится. Но я вам и без журнала скажу: мои работники не способны украсть яд, и уж тем более – кого-то отравить. Я не первый год с ними работаю. Вот Володя, например: работает у нас со дня открытия, то есть уже восьмой год. Пишет диссертацию. Умнейшая голова! А Саша? Еще достаточно молодой человек, но уже подает большие надежды…

В это время открылась дверь. Вернулась девушка, я поняла это, услышав ее шаги. Она подошла к заведующему и положила на стол журнал.

– Милочка, все, спасибо, иди.

Девушка мельком взглянула на меня, кивнула, как бы здороваясь, и вышла. Я застыла, как изваяние. Она! Так она работает в этой лаборатории?! А говорила… Черт возьми! Так Милочка – это ее имя, а я думала, Идрисович так свою сотрудницу ласково называет. Он листал журнал и что-то бормотал себе под нос, не обращая на меня внимания.

– Заур Идрисович, эта девушка… кто она? – спросила я.

– Милочка? То есть Людмила? Лаборант. Хорошая девушка. Тоже давно у нас работает, пятый год, кажется… Нет, шестой. Так, что здесь у нас? Расход: пять грамм… на пробу… на анализ… Что это? Ничего не понимаю!

– Что-то случилось? – спросила я участливо.

– Не может быть!.. – Хоттабыч взял калькулятор, быстро пробежал пальцами по клавишам. Брови его поползли вверх.

– Не хватает фаллоидина? Граммов трех примерно, я права? – Я смотрела на заведующего с сочувствием.

– Но это же… Нет, не может быть! – Его пальцы снова забегали по кнопкам калькулятора.

– Не старайтесь, Заур Идрисович. Все равно – цифры не сойдутся. Пригласите, пожалуйста, в ваш кабинет Людмилу Кочину. Ведь именно она работает с этими ядами, я правильно поняла?

Хоттабыч поднял на меня изумленные глаза:

– Откуда вы знаете? Ее фамилию и то, что она работает с ядами?

Я лишь вздохнула:

– Работа такая.

– Милочка! Зайдите ко мне! – крикнул он.

Людмила вновь появилась в дверях. Конечно, это она! Темно-русые волосы, серые глаза… Взгляд явно испуганный, хотя она очень старалась скрыть это. Не успел Хоттабыч открыть рот, как я опередила его. Я встала, подошла к лаборантке вплотную и строго сказала:

– Людмила, нам надо поговорить! Извините, Заур Идрисович.

Я взяла ее за локоть и вывела из кабинета. Мы встали в коридоре, у окна.

– Людмила, это вы отравили Чайникова, не отказывайтесь! Я все знаю. И о том, что ваша сестра умерла из-за его неправильного диагноза, и о том, что он пытался утаить свой промах от других, – сказала я.

Она молчала и испуганно смотрела на меня. Потом тихо спросила:

– Кто вы? Мне очень знаком ваш голос и… лицо тоже, но я не могу вас вспомнить…

– Я разговаривала с вами на поминках Чайникова, на его девять дней. Помните? В кафе… А помните вы меня плохо потому, что тогда вы немного выпили.

Она закрыла глаза.

– Вы так не похожи на себя…

– Я волосы покрасила, – объяснила я.

– Зачем? Вам не идет. – Должно быть, она сказала это машинально, но тут до нее дошло, в каком ужасном положении она оказалась, и она тихо вскрикнула.

– Людмила, я хочу предупредить вас: Родион заказал мне расследование, и потому я просто обязана сообщить ему о вас.

– Зачем, ну, зачем вы начали копать?! Кто вас просил?!

– Родион. И, честно говоря, я не хотела за него браться. Все выглядело действительно как бытовое отравление. Но Родион настоял на своем. Интуиция или логика подсказывали ему, что хороший знаток грибов никак не мог отравиться именно грибами. Чем угодно, но не грибами! Ирония судьбы.

– Вот у меня теперь будет ирония судьбы! Я сяду в тюрьму из-за преступника, который сам должен был сидеть! А моя племянница? С кем девочка останется? Родители мои уже далеко не молоды… – Она покачнулась на каблуках.

Зазвонил мой сотовый. Это был Андрей:

– Тань, это я. Значит, так: девичья фамилия твоей покойной…

– Кочина, – сказала я.

– А ты откуда знаешь? Проверила или догадалась?

– Или. В общем, Андрюша, спасибо тебе за сведения.

– Да не за что. Ты все-таки нашла убийцу? Все-таки Кастрюлькин твой не сам?..

– Я тебе потом все расскажу, ладно?

– Ну, ладно, пока! – Он отключился.

Я повернулась к Людмиле:

– Я вас предупредила. Родион сегодня же будет знать обо всем! Не обижайтесь, ничего личного… просто он – заказчик моего расследования.

Я двинулась по коридору к выходу.

– Подождите! Как вас… – вскрикнула она.

– Татьяна.

– Татьяна, вы можете выслушать меня? Я так долго носила это в себе, мне надо кому-то все рассказать! Раз уж вы все это раскопали…

Я пожала плечами:

– Почему же не выслушать? Вас с работы отпустят?

– Да. Только вот где нам можно поговорить?

– У меня машина внизу.

Мы спустились на первый этаж, я сдала свой пропуск на проходной, и мы сели в мою машину. Людмила оставила дверь открытой и закурила.

– Как же все-таки получилось, что ваша сестра умерла у такого хорошего доктора, как Чайников?

– Хороший… Какой же он хороший, если не смог поставить ей верный диагноз? Она мне позвонила утром двадцать девятого июля, сказала, что у нее болит живот. Я, дура, и посоветовала ей обратиться в эту клинику! Я часто слышала, как Чайников рассказывал друзьям, какая у них замечательная клиника, какие там опытные врачи, оборудование современное. Поэтому я и посоветовала сестре туда поехать. Она легла к ним в тот же день. Потом позвонила мне по мобильному телефону и сказала, что врач нашел у нее серьезное воспаление, придется ей, мол, полечиться дней пять, поколоть антибиотики и витамины… Я к ней тридцатого с работы заехала. Она сказала, что лучше ей не стало. Боль как будто даже усилилась…

Я говорю – скажи об это врачу. Она: «Да я уже сказала… А он утверждает, что боль быстро не пройдет, надо еще пару дней потерпеть». Ну, и все на этом… А на другой день я заболела. Очевидно, потому, что накануне выпила квасу холодного, со льдом. Жарко очень было, я вспотела… В общем, на другой день я сестре даже позвонить не могла, не то что ехать, так у меня горло заложило! Первого, утром, звонит ее муж, Яловенко, козел, и говорит, что Галина ночью в больнице умерла. Я ушам своим не поверила. Как – умерла?! От воспаления? От этого не умирают! Только потом уже выяснилось, что у Галки внематочная беременность была. А врачи кололи ей антибиотики! Хотя ей требовалась срочная операция. Мы с ее мужем ходили в клинику, пытались выяснить – как такое могло случиться?! Но нам сказали, что она сама виновата, поздно к ним обратилась, наговорили нам с три короба… Я пригрозила им, что разберусь с этим, а Яловенко вдруг отказался, сказал, что ему не до разборок. То похороны, то с дочкой надо что-то решать. В общем, я одна по всем инстанциям ходила. Только ничего не добилась. Не знаю, может, клиника откупилась, может, еще что-то… У нас в стране ведь врача трудно призвать к ответу. Медицина – такая скользкая область… Походила я с полгода по разным кабинетам и поняла, что все это пустое. Галю уже не вернуть. А я и так столько денег потратила на это дело! К тому времени девочка уже жила у меня, Яловенко этот ее хотел в детдом сдать. Я оформила опекунство, взяла племянницу к себе. Но боль в душе не проходила. Я такую обиду на этого доктора затаила… Все думала, как этому гаду за Галку отомстить и за ребенка, она ведь сиротой осталась. В два года – без отца, без матери! Это как?! А наши родители! Как они переживали! Мама день и ночь плакала… Долго я терзалась, думала, может, все же смогу простить, забыть… Нет, это оказалось выше моих сил. На работе вроде забываюсь, а дома, как увижу Алькины глазенки… А она все спрашивала: «Где мама? Я к маме хочу». Ужас!

Людмила вытерла слезы тыльной стороной ладони и всхлипнула.

– И тогда я из нашей лаборатории выкрала яд, фаллоидин. Мы из него одно лекарство делаем, добавляем его туда, в микродозах. Я думала, никто проверять не будет, а вы вон узнали… Как?

– Я вам об этом потом расскажу. А сейчас вы мне обо всем рассказывайте, чтобы я знала, как вам помочь.

– Мне – помочь?! Вы собираетесь… после того, как все узнали… Почему?

– Мне присущ здоровый цинизм. Чайникова уже не вернуть. А у вас на руках маленький ребенок. К тому же, как я поняла, тварью покойный был поистине редкостной! Знаете, один человек даже сказал, что убийцу этого гада вообще искать не надо. Но, поскольку расследование было мне заказано и оплачено… Людмила, что было дальше?

– Я мамино платье старое взяла и платок, положила все это в пакет. Поехала на дачу. Я там была один раз. Когда Роман с друзьями однажды ездили к Чайникову, я за ними следом на автобусе поехала. Название поселка я знала, а там уж найти их было нетрудно. Походила я по дачам, за заборы ко всем заглядывала, так и нашла. Компания была шумная, музыка громко играла, да и сами они на ушах стояли. Я посмотрела, как они веселятся. Такая обида меня взяла! Этот гад жизни радуется, а моя сестренка в могиле гниет! А дочка ее при живом отце сиротой живет! Да если бы он хотя бы повинился! Сказал бы: виноват, мол, простите… А он – нет, больная, видите ли, сама виновата: обратилась к ним поздно! Врет он все, Галя три дня у него пролежала, прежде, чем умереть… Ну, думаю, пусть я сама потом сдохну, но и тебе, тварь, не жить! Так вот, в тот день я поехала на дачу, прихватив с собой мамину одежду. Племянницу с соседкой оставила. Из автобуса вылезла, зашла в лес, мамино платье поверх своей одежды надела, платок повязала, чтоб на старуху походить, на случай, если потом соседей начали бы опрашивать. Подошла к даче. Стояла за забором и смотрела, как они куролесят. Только накануне сестренке моей три года по смерти исполнилось, я поминки справляла… Так тоскливо было на душе… В общем, я выбрала момент, когда они в баню ушли. Калитка у этого гада никогда не закрывалась. Я на участок прокралась – и в дом шмыг! Поднялась на чердак. Села на матрац, жду. Они в бане попарились, у костра уселись, шашлык готовили. А я за ними в окошко чердачное наблюдала. Потом вижу: Чайников в дом зашел, с бутылкой воды. Идет и пьет на ходу. Жарко было в тот день… Я бутылку эту заприметила. Он на веранду вошел, а я потихоньку прокралась на первый этаж и через неплотно закрытую дверь из кухни за ним наблюдала. Он спустился в погреб, бутылку водки достал, прихватил что-то со стола, хлеб, кажется, и соль, вернулся к костру. Бутылку с водой на столе оставил. И я всыпала яд из пузырька прямо в бутылку! На дне ее, правда, осадок остался, но он уже пьяный был, вряд ли внимание обратил бы на это. Поднялась на чердак. Наблюдаю опять за ними. Через некоторое время Чайник хватился, что попить ему нечего, пошел на веранду и взял бутылку с ядом. Я видела, как он из нее пил, а потом, уже пустую, в костер бросил, она скукожилась вся. Я ему мысленно спасибо сказала: он сам сжег улику!..

Я вспомнила, что, когда мы с Родионом осматривали дачу, я заметила в золе кострища остатки почерневшей от жара пластиковой бутылки, съежившейся до размеров пузырька. Я, конечно, не взяла ее, да и что там можно было обнаружить после того, как она почти расплавилась в костре.

– Людмила, Роман знал, что Чайников поставил вашей сестре неправильный диагноз?

– Да, я ему говорила. Только он не поверил. Сказал, что здесь какая-то ошибка, что его друг – хороший врач и чтобы я это дело бросила. Поэтому я по инстанциям ходила тайно, Роману ничего не говорила. Я вообще ему перечить не хотела, думала, мы с ним распишемся. Зачем же семейную жизнь с раздоров начинать?

– Логично. Стразы у вас на шортах были пришиты?

– Какие стразы? – Она удивилась.

– Ну, вы в тот день были в шортах и майке, так? Когда вы сидели на чердаке, у вас с шорт отвалилась одна стразинка. Она у меня.

Людмила вздохнула, помолчала.

– Я знала, что все гладко не пройдет… в глубине души был страх, что все-таки где-то я проколюсь.

– А зачем вы деньги взяли? – спросила я.

– Какие деньги?

– Десять тысяч, из буфета.

– Вы и про это знаете?! Вы, наверное, очень хороший сыщик: до всего докопались! Да, взяла, знала, что деньги ему больше не понадобятся. А на эти деньги я Альке одежду купила и обувь. Осень на носу, а ей надеть нечего. Чайников ее мать убил, так неужели эта маленькая компенсация…

Людмила выбросила окурок и закрыла лицо руками, тихо раскачиваясь взад-вперед всем телом.

– Людмила, – сказала я, повернувшись к ней, – вы насчет этой компенсации помалкивайте, поняли? Не было никаких денег в буфете! Запомните это! Вы насчет денег не в курсе. Вы мстили за сестру и осиротевшую племянницу.

Она отняла руки от лица. Тушь на ее ресницах потекла, по щекам протянулись черные дорожки.

– И еще один вопрос: хаос на кладбище – тоже вы? – спросила я.

Людмила опустила голову:

– Как вы догадались?

– Успокоится не могли? Так наболело? Вы где собачью голову взяли? Я не поверю, что вы сами собачку зарезали, не похоже это на вас.

– Я домой с работы шла поздно вечером, смотрю: трамваем собаку задавило, и голова валяется. Я ее подняла и в пакет положила, никто не заметил. Несколько бутылок кетчупа купила и поехала на кладбище. Выдернула крест… Ну, дальше все понятно. Я – дура, конечно, но я действительно никак не могла успокоиться. На его похоронах у меня аж все кипело внутри, не знаю, как я сдержалась! Его ведь так хоронили! С почестями. А какие речи говорили, мол, и врач хороший, и человек очень порядочный… Это он хороший?! Это он порядочный?! За что ему такие почести? Столько венков, цветов… Не выдержала я, сорвалась… Пусть, думаю, все знают! И написала: «Собаке – собачья смерть». Потом дома уже успокоилась, пожалела, что такое сделала. Да уж поздно было, не исправить…

Людмила достала платок и, глядя в зеркало заднего вида, вытерла глаза и щеки.

– Наверное, это даже хорошо, что вы меня обнаружили. Не смогла бы я долго с таким грузом на душе жить. Я ведь не Чайников, я в своих преступлениях сознаюсь…

Когда Людмила наконец вернулась в лабораторию, я достала мобильник и набрала номер Игоря.

– Татьяна, это ты? А я только что освободился, хотел позвонить тебе. У нас здесь такой переполох! Все только и говорят о том, что ночью из больницы сбежала пациентка, проверяют, что из клиники пропало. Описывают твои приметы: рыжая, в веснушках, манеры развязные. Так что это ты здорово придумала: покраситься!

– Ну, вот видишь, я же говорила, что все будет хорошо.

– Тань, когда мы встретимся? Ты обещала, когда закончишь дело, переехать ко мне.

– Правда? Я обещала?

– Да, тебя жду! Купил шампанское, цветы и огромную коробку конфет…

– Что же делать, не пропадать же добру. Хорошо, сегодня у меня еще два неотложных дела… – задумалась я.

– Как, опять какие-то дела? Тань, я когда-нибудь тебя дождусь, неуловимая?

– Жди меня, и я приду, только очень жди… Игорь, мне правда очень нужно… только два дела, это быстро.

– Хорошо, запиши адрес. Приедешь сама, когда освободишься.

– Света, перекрась меня, срочно!

Подруга даже испугалась:

– Что, пожар?!

– Пожар! На моей голове пожар! Не могу больше по городу ходить с волосами апельсинового цвета.

Светка начала подбирать краску.

– А я говорила: тебе рыжий не идет! – заявила она.

– Свет, это была производственная необходимость.

– Ну, ты хоть сделала, что хотела?

– Сделала! Преступник найден, дело закрыто. А у меня, кажется, новый роман…

– Да ты что? Молодец, подруга, рада за тебя. Пойдем голову мыть.

Через полтора часа я, взглянув на себя в зеркало, сказала только одно слово: «Очуметь!» Светка была волшебницей. С новой прической и новым цветом волос я выглядела просто сногсшибательно. Ну, Игорек, держись!

Еще через час я сидела в квартире Шелестовых. Родион слушал меня очень внимательно, не перебивая. Ирины не было дома, и я даже не стала спрашивать, где она. Может, она бегала по магазинам, делала покупки, готовясь к новому учебному году. Когда я закончила, Родион вздохнул и сказал:

– Меньше всего я хотел, чтобы это была Людмила. Честно говоря, я первое время относился к ней не очень хорошо… Считал, что она хочет женить на себе Слухача, то есть Романа. А потом, когда она удочерила племянницу, я стал относиться к ней по-другому, зауважал ее. Не каждый бы сделал такое! Вон, родной отец – и то пытался сдать девочку в приют. А она… молодец, в общем. Как же это она!.. А Чайник тоже хорош: загнал женщину в могилу, осиротил ребенка и даже не покаялся! Я бы на его месте в ногах у ее родственников валялся, о прощении молил, денег бы им предложил или иную помощь. А он…

Родион покачал головой.

– Родион, давайте решать, что с Людмилой делать? Положение такое, что мы с вами все знаем о преступлении, причем о тяжелом преступлении – об убийстве. Что будем делать: заявим в милицию или?..

Родион молчал. Он думал некоторое время, уставившись куда-то в угол.

– Да, конечно, надо решать… Я грешным делом думаю: Чайника не вернуть. А Людмиле еще ребенка поднимать. И, возможно, в одиночку. По-моему, Роман на ней не женится, так мне кажется. Я, честно говоря, чувствую вину за Чайника, он ведь был нашим другом, а мы его просмотрели… Когда только он успел стать такой мразью?

– Да, жизнь меняет людей…

– В общем, Татьяна, вы как хотите, а я на нее заявлять не буду! Сиротой делать ребенка во второй раз у меня духу не хватит.

– Родион, это ваш выбор, и я его уважаю, каким бы он ни был. Я дело закончила, и, честно говоря, мне некогда…

– Я вас понял, Татьяна. – Родион достал кошелек и отсчитал оговоренную заранее сумму. – Спасибо за проделанную работу. Вы действительно профи! Не зря мне вас рекомендовали.

Я вышла от Родиона и села в машину. Надо еще заехать домой, прихватить кое-какие вещички. А потом – к Игорю. Настроение мое заметно улучшилось. Во-первых, финансовые запасы изрядно пополнились. А во-вторых, меня ждет романтический ужин с шампанским и огромной коробкой конфет. Люблю я этот момент – окончание дела! Можно отдохнуть по полной! И надо намекнуть моему кавалеру, что неплохо бы нам съездить вдвоем куда-нибудь за границу.

Мы с Игорем гуляли по парку и любовались осенним пейзажем. Деревья готовились к зимней спячке. Листья пожелтели, высохла трава, увядали на клумбах летние цветы, а осенние, наоборот, цвели вовсю. Сегодня утром было уже по-настоящему холодно, ноябрь заявил о себе легким морозцем.

Навстречу нам шло семейство: мама, папа и между ними – маленькая девочка, лет пяти, державшая родителей за руки. Когда они подошли ближе, я с удивлением отметила, что это Роман и Людмила. Девочка то скакала, то шла вприпрыжку, вертела головой, смотрела то на одного, то на другого взрослого и смеялась от души. Девчушка была симпатичная: курносая, розовощекая, с большими голубыми глазами. Она была в новой курточке, красивых брючках и синей вязаной шапочке. Заметив меня, Роман и Люда улыбнулись:

– Здравствуйте, Татьяна! – А Игорю они просто кивнули.

– Здравствуйте, – ответила я всем троим.

– Аля, поздоровайся с тетей и дядей, – сказала Людмила.

Девочка воскликнула:

– Здъявствуйте!

Во рту у нее не было переднего зуба. Она дернула за руки Романа и Людмилу. Ей, конечно, хотелось побегать, и она была недовольна этой остановкой. Зачем стоять и разговаривать с этой незнакомой тетей, когда можно прыгать по дорожке и виснуть у взрослых на руках?

– Мам, пойдем, – потянула она за руку Люду.

– Идем, идем, Аля, только не вертись. Извините, нам надо идти, – виновато улыбнулась Люда. Мы попрощались и пошли каждый в свою сторону. Но, едва мы отошли на несколько шагов, как Аля вдруг повернулась к нам и крикнула:

– Мы завтря идем в ЗАГС. Дядя Ёма зенится на маме!

Сообщив нам эту важную новость, она гордо вскинула подбородок и подпрыгнула на месте. Я посмотрела им вслед. Они весело переговаривались между собой. И больше всего в эту минуту я радовалась за девочку Алю, у которой снова появилась семья.

Вот так и закончилась история расследования смерти доктора Чайникова. Конечно, это дело было не из приятных. Чайников из «хорошего доктора и порядочного человека» превратился в полное ничтожество и вдобавок – в чудовище. Но получил он, по-моему, то, что заслужил. В конце концов, Чайников тоже преступник, он преступил черту, нарушив клятву – клятву Гиппократа, которая велит врачам помогать больным, а не делать их инвалидами и уж тем более не отправлять их на тот свет. Вообще, защита человеческого достоинства – самая слабая часть в правовом законодательстве. Как эти две женщины могли бы наказать Чайникова, если законным путем это сделать было невозможно? Многие считают, что убийц подобных бессердечных циников вообще не надо искать. Конечно, это утверждение очень и очень спорно. Но, как бы то ни было, я выполнила заказ Родиона. Разумеется, для него было большой неожиданностью, что вместо одного преступника он получил сразу двоих, особенно тем, что одним из них фактически оказалась его собственная жена! Но что тут поделаешь! Он сам настаивал на этом расследовании. Родион не счел нужным заявлять ни на одну из них. И я его прекрасно понимаю!