Глава 8

Я не заметила, как оказалась на теннисном корте. Стук мяча отвлек меня от невеселых размышлений. То, что я увидела перед собой, заставило меня улыбнуться. Рая и Лена, обе в коротких белых юбочках и кроссовках, со счастливыми лицами по очереди бегали за мячом, который с противоположной стороны корта посылал им их неутомимый партнер. Они и днем продолжали наслаждаться преимуществами «амур дэ труа». Поглощенные друг другом, игроки не замечали никого вокруг.

Я не стала им мешать и покинула спортивную площадку. Проходя мимо бассейна, я заметила в другой его стороне чью-то одинокую фигурку. Мне показалось, что это Лариса, и я окликнула ее. Не услышав ответа, я приблизилась и тут же поняла свою ошибку. Это была Марина. Я собиралась пройти мимо, но выражение ее лица заставило меня изменить свое намерение.

Я думала, мне показалось, но, подойдя почти вплотную, я убедилась, что Марина действительно плакала. Заметив меня, она попыталась вытереть слезы, но только размазала тушь по щекам. Я достала платок и, намочив его в бассейне, помогла Марине привести лицо в относительный порядок.

— Свинья, — сквозь слезы сказала она. — Господи, ну какая же он свинья! Ненавижу!

Я не знала, как утешить ее, и положила ей руку на плечо.

— Да что же, я на помойке, что ли, ему досталась? — еще сильнее зарыдала Марина.

Я села рядом с девушкой и обняла ее за плечи. Выплакавшись, она понемногу начала успокаиваться, но еще всхлипывала время от времени, как ребенок.

— Я ему яйца оторву, если он ко мне еще раз сунется, — сказала она, почти успокоившись. — Так ему и сказала. И ты к нему тоже не ходи, — неожиданно закончила она.

— Не пойду, — согласилась я.

— Он сказал, что ты ему сразу больше всех понравилась и что сегодня он тебя возьмет…

Только этого мне и не хватало. Я ничего не сказала Марине, но, проводив ее до дома, отправилась на поиски своего усатого приятеля.

Я нашла его на том же месте, на котором оставила несколько часов назад. Он сидел на своей кровати в одних трусах и пил вчерашний лимонад из горлышка. Мой приход привел его в радостное возбуждение:

— А я-то думаю, с кем выпить? А тут ко мне гостья! А то, понимаешь, не могу с утра в одиночку… А похмелиться надо.

Ситуация складывалась для меня идеальным образом.

— Если только за компанию, — подмигнув, сказала я.

Обнаружив на столе бутылку сухого «Мартини», он ловко откупорил ее и налил два полных бокала.

— Лучше бы, конечно, водочки, но пьянству — бой, — с сожалением сказал Саша и одним глотком осушил весь бокал.

Некоторое время он прислушивался к реакции организма и, видимо удовлетворившись результатом, бодрым шагом направился к туалету.

— Ты покури пока, а я на минуточку, — сообщил он уже оттуда и прикрыл за собой дверь.

Сигарет на столе не было. Надеясь найти их в тумбочке, я открыла дверцу. Там действительно лежали сигареты. Но не только. Рядом с ними я обнаружила пистолет Макарова. Взяв сигареты, я аккуратно закрыла тумбочку и вернулась к столу.

Через некоторое время ко мне присоединился свежевыбритый, пахнущий дорогим одеколоном Александр. Он был уже в спортивном костюме «Адидас», и если бы не шлепанцы, то очень походил бы на тренера футбольной команды. Он предложил допить бутылку, но, увидев в моей руке почти полный бокал, вылил остатки вина себе.

— Что такая невеселая? — спросил Александр, поднимая бокал.

— Не хотела тебе говорить, но там твой молодой товарищ ко мне клинья подбивает, а мне что-то его морда не нравится. Да и тебя мне оставлять не хочется. Наши нимфы тебя заездят, им только дай волю.

Последний аргумент оказался самым убедительным.

— Это кто же тебя ему отдаст? — захорохорился Александр. — Еще молоко на губах не обсохло, а туда же, поперед батьки.

Результат визита превзошел все мои ожидания. Саша раззадорил себя до такой степени, что, не допив вино, помчался выяснять отношения с соперником.

— Пока я здесь — никто тебя пальцем тронуть не посмеет, — по возвращении заявил он, снисходительно улыбаясь.

В этот момент в дверь кто-то деликатно постучал. Саша вышел на минутку, а когда возвратился, сообщил, что в связи с приездом еще одного гостя он должен переместиться в другой корпус. Потом, немного замявшись, добавил:

— А может, тогда я к тебе? Все равно мы завтра уезжаем. Посидим, выпьем на дорожку… Ты как, не против?

Я была не против и отправилась к себе — подготовить место для постояльца.

Из окна своей комнаты я видела, как все трое постояльцев заповедника один за другим покидали корпус, освобождая его для загадочного нового гостя. Судя по всему, в его распоряжение должен был перейти весь корпус, а это могло означать только одно… А именно то, что гость этот не чета нынешним. И я терялась в догадках, кто же это может быть. Дальнейшие события подтвердили самые смелые мои предположения.

Обслуга бегала из одного помещения в другое, повсюду царили переполох и суета. Шурик на коленках ползал по поляне за озером, в двадцать пятый раз проверяя свою хитрую механику. Марина собрала нас, чтобы еще раз пройти все танцы для вечернего представления. Однако в танцкласс нас не впустили, и мы вынуждены были репетировать прямо на улице. Ни от кого нельзя было добиться толку. Шурик в ответ на все наши вопросы молчал, как партизан на допросе, и только баба Маша частично удовлетворила наше любопытство. За полчаса до обеда она сообщила, что в связи с приездом какого-то иностранца коллективный обед сегодня отменяется, поварам сейчас не до нас, и предложила получить продукты сухим пайком. Такого в заповеднике не было еще никогда, и мне это совершенно не нравилось.

Есть мне пока не хотелось, но я взяла продукты в двойном размере с учетом своего постояльца. Но постоялец, отправив немногочисленные пожитки ко мне в комнату, сам до сих пор не заявлялся. Вместо этого он торчал со своими товарищами на пороге главного корпуса в отутюженном костюме и при галстуке, готовясь к встрече знатного иностранца. Невооруженным глазом было заметно, что все они сильно нервничали и курили одну сигарету за другой.

Напряжение в лагере достигло предела, когда из леса донесся шум моторов. Незадолго до этого охранники убедительно попросили всех девушек разойтись по своим комнатам. Мне это было только на руку. Потому что моя комната представляла собой идеальный наблюдательный пункт.

Я закурила сигарету и неподвижно застыла у окна. К главному корпусу на этот раз подъехали уже знакомые мне две машины и крохотный японский микроавтобус с затемненными стеклами.

Из машин вывалила целая толпа мужчин, среди которых я сразу обратила внимание на Вольдемара в его традиционном белом костюме. Он подбежал к микроавтобусу и помог выйти из него виновнику торжества. Все три машины отъехали, и ничто теперь не мешало мне наблюдать торжественную церемонию.

Мои вчерашние знакомые застыли с улыбками на лицах. Виновник торжества в компании с Вольдемаром по одну сторону и переводчиком по другую выстроились в шеренгу напротив. Для полноты картины не хватало только фотографов и корреспондентов телевидения, а они, я думаю, дорого заплатили бы за возможность присутствовать на этой встрече.

Лица иностранца я не могла видеть, так как он стоял ко мне спиной. Александр сделал шаг вперед и произнес краткую приветственную речь. Знатный гость обернулся к своему переводчику, и я сразу узнала его, хотя и не могла поверить своим глазам.

Это был известный во всем мире террорист, за которым охотились все разведки мира. Я видела его лицо по телевизору всего однажды. Это было уже достаточно давно, но моя зрительная память была надежнее фотоаппарата. Я не запомнила его имени. Длинное и непривычное для европейского уха, оно не задержалось в моей голове, но эту седую ухоженную бороду и черные, глубоко запавшие глаза я узнала бы из тысячи.

Корреспондент в своем репортаже сравнил его с предсказанным Нострадамусом «королем террора». Под этим именем я его и запомнила.

И вот теперь этот самый «король террора», один из главарей международного экстремизма, за голову которого обещали баснословные суммы, стоял напротив моих окон, и вечером я должна была танцевать перед ним в обнаженном виде.

Такого я не могла представить себе даже в страшном сне. И вот теперь мне на самом деле стало страшно. Этот человек, долгие годы водивший за нос самые крутые разведки мира, вряд ли оставляет за собой живых свидетелей. На его совести были десятки тысяч жизней, и он не остановится ни перед чем.

«Самое лучшее средство самозащиты — это вовремя убежать», — вспомнила я высказывание Германа, произнесенное десять лет назад. Эти слова казались мне сейчас самой большой мудростью за всю историю человечества. Надо бежать! Уносить ноги сегодня же, не откладывая.

Тем временем большая часть мужчин перекочевала в главный корпус. У дверей остались только двое охранников иностранного гостя.

Ситуация не оставила мне времени спланировать и продумать все детали побега. Очевидно, у меня не было другого способа покинуть лагерь, кроме того, что использовала несколько месяцев назад незнакомая мне девушка по имени Галина. Но сейчас обстановка была значительно хуже, чем тогда. Присутствие в заповеднике «короля террора» и его охраны делало ее почти безнадежной. И все же у меня перед Галиной было или, во всяком случае, могло быть одно преимущество…

Я бросилась к Сашиным вещам и через несколько минут тщетных поисков убедилась, что пистолета среди них уже нет. Значит, он постоянно носил его с собой, что при его сомнительных знакомствах было совсем не лишним. Но без оружия и в одиночку мне грозил провал.

Опасность подстегнула мое воображение, и через несколько минут в моей голове созрел план. Я немедленно приступила к его реализации.

Я прошла по коридору и постучала в Элину дверь. Пианистка, в отличие от меня, была совершенно спокойна. Видимо, до моего прихода она дремала и теперь выглядела немного заспанной.

— Здравствуй, Таня, проходи, пожалуйста. У меня тут не прибрано, — засуетилась она.

— Я буквально на одну минуточку, — остановила я ее, — мне нужна твоя помощь. Ты видела сегодня Марину?

— Нет, — удивилась Эля, — а в чем дело?

— У нее была очень неприятная ночь, — я тщательно подыскивала слова, стараясь быть как можно убедительнее, — он оказался настоящим садистом. Марина не рассказывала подробностей. Но, судя по всему, она пережила настоящий шок и сейчас, по-моему, близка к нервному срыву. Думаю, что ей необходимо отключиться, поспать… Я утром дала ей снотворное, но оно на нее не действует. Может, у тебя есть что-нибудь… сильнодействующее?

— Да, конечно, я сейчас найду, — опять засуетилась Эля.

Она достала из тумбочки целую коробку всяких снадобий и перебирала их со знанием дела. Наконец выбрала какие-то таблетки и протянула мне.

— Вот эти дают шизофреникам, будет спать как убитая.

Следующим пунктом моего плана была Лариса, и я направилась к ней в гости. Охранники с равнодушным видом проводили меня взглядом до ее коттеджа. Видимо, «комендантский час» для нас уже закончился.

Через пять минут мы сидели с Ларисой на спортивной площадке. Ей, видимо, передалось мое волнение, и она с испугом глядела на меня, ожидая начала разговора.

— Если раньше у меня была хоть какая-то надежда, то сегодня ее уже совсем не стало, — сразу же ошарашила я подругу. — Лариса, наше положение чрезвычайно серьезно. Я не преувеличиваю. Я вынуждена рассказать тебе все, хотя до сегодняшнего дня не собиралась этого делать. У меня просто нет другого выхода. Думаю, ты сама все поймешь и сделаешь собственный выбор. А выбор у тебя, честно говоря, небогатый: или попытаться вместе со мной спастись с большим риском для жизни, или, не рискуя, погибнуть наверняка.

С каждым моим словом глаза Ларисы все больше округлялись. Облизнув пересохшие от волнения губы, она еле слышно сказала:

— Я тебя внимательно слушаю.

— Прежде всего я должна рассказать тебе, кто я на самом деле…

Мой рассказ был недолгим, но произвел сильное впечатление. Завершила я его вопросом:

— Теперь выбирай: ты идешь вместе со мной или остаешься здесь?

— Когда я должна ответить?

— Сейчас.

— А когда мы уходим?

Никогда раньше я не считала себя человеком сентиментальным, но в эту минуту не сдержалась и крепко обняла Ларису. И только после этого посвятила ее в свои планы. Лариса была настроена самым решительным образом, и, договорившись обо всем, мы разошлись по своим комнатам.

За все время, которое я провела у себя, я не заметила в главном корпусе никакой жизни, никто не входил и не выходил оттуда.

На закате нас собрал Шурик и объявил готовность номер один. Он не знал, когда закончится официальная часть, но предупредил, что мы должны быть готовы к представлению в любую минуту. Ужин планировался сразу после представления. И для иностранного гостя Шурик хотел использовать «русский народный интерьер» с песнями и играми. Этот вариант ужина не нуждался в дополнительных репетициях и проходил обычно на «ура». Интересно, что Шурик ни разу не назвал сегодняшнего гостя по имени. Да он, ясное дело, этого имени просто не знал, да и знать не мог.

Мы переоделись и сидели на берегу озера в ожидании команды. Никто сегодня не смеялся и не балагурил. Веселиться никому не хотелось. Девочки тихо переговаривались вполголоса. Красные огоньки сигарет издалека были видны в темноте.

Я сидела рядом с Мариной. После сегодняшней встречи у бассейна мы стали гораздо ближе друг другу, но говорить не хотелось ни мне, ни Марине.

Наконец двери главного корпуса открылись, и оттуда вышел сначала Вольдемар, за ним четыре охранника и только потом гости заповедника. Они заняли приготовленные для них места, и по знаку Шурика представление началось.

Лес наполнился таинственными звуками, невидимые источники света, казалось, открыли окно в иной мир, населенный эльфами и русалками. Отзвучала первая музыкальная тема, и ожившие призраки начали свой медленный танец. Все шло без сучка без задоринки.

Заканчивался второй танец, и в немногочисленной публике я заметила какое-то движение. Со своего места поднялся иностранец и с каменным лицом, не сказав никому ни слова, покинул представление. За ним поспешили его охранники и переводчик. От неожиданности сбившись с ритма, мы прервали танец и в недоумении смотрели в спины уходящим.

— Представление продолжается! — нетрезвым голосом прокричал со своей вышки Шурик.

И мы продолжили представление для троих ошеломленных не меньше нашего зрителей. Однако не прошло и пяти минут, как прибежал запыхавшийся переводчик и громко потребовал, чтобы представление прекратили.

— Хозяин очень устал, а музыка мешает ему спать, — заявил он голосом, не допускающим возражений.

Мы вновь замерли и ждали решения Шурика.

— Все свободны, — тихо сказал он и одним движением руки вырубил всю аппаратуру.

Во внезапно наступившей темноте слышно было, как он, кряхтя, спускается со своей вышки.

— Я буду ждать тебя здесь, — вдруг услышала я шепот Ларисы, — все необходимое я принесла с собой.

— Хорошо, — ответила я и вместе с остальными девушками в полной тишине направилась к своему коттеджу.

— Ни хрена себе, праздничек, — высказала всеобщее ощущение одна из девушек.

Но никто не ответил ей, и мы молча разбрелись по комнатам.

Минут через десять ко мне без стука зашел Александр. Он был растерян и не скрывал своего состояния. Тяжело опустившись на кровать, он уставился в одну точку и не произносил ни слова. Так мы просидели несколько минут, пока не появилась баба Маша. Постучав в дверь, она вызвала меня в коридор и передала мне корзинку с едой и напитками.

— Ужина не будет, так велено передать, — испуганно сказала она и, не прощаясь, ушла к себе в каморку.

Когда я расставила ужин на столе, Александр молча налил себе полстакана водки и выпил, не закусывая. Через некоторое время он посмотрел на меня и снова налил, теперь уже на двоих.

— За что выпьем? — нарушила я молчание.

— Погуляли… — вместо тоста произнес Александр, и мы выпили, теперь уже вдвоем.

Без паузы он опять наполнил свой стакан, ему явно хотелось напиться. Так могло продолжаться бесконечно. Я представила себе Ларису. Одна-одинешенька она сидит на опушке леса, и нетрудно догадаться, в каком состоянии.

— Что-то случилось? — спросила я, чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки.

Александр взглянул на меня и, подумав, сказал:

— Мне кажется, он сошел с ума.

У них явно что-то произошло сегодня вечером. Я наблюдала за моим думцем и никак не могла понять, что именно. Но выглядел он, прямо скажем, неважно. Нетрудно было догадаться, как проклинал он тот день и час, когда согласился приехать в заповедник. Будь Александр в другом состоянии, я давно бы уже вырубила его одним ударом и оставила связанным до утра. Но сейчас у меня на него буквально не поднималась рука.

Александр сидел, уронив голову на грудь, и я рискнула. Плавным, еле заметным движением достала из кармана заветную таблетку и тихонько опустила ее в свой стакан. Александр не шевельнулся, казалось, он ничего не заметил. Самая трудная часть была позади.

Одним движением я поставила свой стакан прямо перед ним и тут же мгновенно подхватила его стакан.

Теперь можно было не торопиться. А заставить его выпить было совсем не трудно.

— За наше здоровье? — вздохнув, предложила я.

Ответ его прозвучал для меня, как гром среди ясного неба.

— За то, чтобы дожить до утра, — сказал он абсолютно серьезно.

Таблетка на самом деле оказалась сильнодействующей, и через несколько минут Александр клевал носом, а я помогла ему принять горизонтальное положение.

Кобура у него под мышкой оказалась пустой. Это явилось для меня еще одной неожиданностью и далеко не самой приятной. Я очень надеялась на его «макаров» и ради этого затеяла весь этот цирк. Но пути к отступлению у меня уже не было. Лариса ждала в лесу, и я поспешила к ней навстречу.

Идти через весь лагерь было опасно, и, завернув за угол своего корпуса, я прошла мимо бассейна и вошла в лес. По самой его кромке, прячась за каждым деревом, я обошла кругом все хозяйство. На это ушло не меньше двадцати минут. Лариса, по моим подсчетам, прождала меня у грота в общей сложности около полутора часов.

Оказавшись на месте, я тихонько позвала ее.

— У тебя все в порядке? — откликнулась Лариса из темноты.

Я рассказала ей о своей неудаче с пистолетом и попросила еще раз как следует подумать. В связи с отсутствием пистолета риск возрастал в несколько раз. Лариса подтвердила свое решение, и мы отправились в путь.

Уже через несколько минут нам стало очевидно, что преодолеть чащобу, не зная леса, без фонарика и компаса, абсолютно нереально. Наш единственный шанс был связан с дорогой. Потому, сделав большой круг, чтобы оказаться подальше от лагеря и от домика охраны, мы все-таки вышли на дорогу.

В результате нелегкой получасовой прогулки мы имели уже довольно плачевный вид. Наша одежда местами была порвана, лицо и руки зудели от комариных укусов, форсируя ручей, мы промочили ноги.

От лагеря нас отделяло не более пятисот метров, и, не останавливаясь, мы поспешили прочь от ненавистного места.

Идти по дороге было значительно легче, и присутствие духа постепенно вернулось к нам. Лариса предложила прибавить шагу, и мы смогли пройти километра два в очень хорошем темпе.

Наконец мы смогли позволить себе остановиться, чтобы немного передохнуть. Мы протерли лица водкой, полбутылки которой я прихватила с собой, и через некоторое время почувствовали некоторое облегчение. Ларисе мешала двигаться большая сумка с продуктами, которые она прихватила на всякий случай. Несмотря на ее протесты, я забрала эту сумку и повесила себе через плечо.

Следующий раз мы остановились у родника и, попив водички, в первый раз за весь путь закурили.

— Одна бы я точно не дошла, — сказала Лариса. — Как ты думаешь, где она теперь?

И я поняла, что она думает о Галине.

— Лучше об этом пока не думать, — ответила я, пытаясь сохранить присутствие духа в Ларисе. Честно говоря, я не надеялась, что Галину оставили в живых. Особенно после событий сегодняшнего дня.

— А что мы будем делать в Тарасове? — неуверенно спросила Лариса.

Эта тема показалась мне более уместной, и, тщательно затоптав сигареты, мы продолжили свой путь.

— Первым делом я позвоню приятелю, он работает в ФСБ, и, думаю, его заинтересует наша информация, — говорила я на ходу. — Главное сейчас — это добраться до шоссе.

— А на чем мы доберемся до Тарасова? — не унималась Лариса.

— Там видно будет, — буркнула я, хотя на самом деле и сама плохо это себе представляла. Я надеялась на деньги, которые сохранились у меня от выигрыша в казино.

С тех пор прошло всего три дня, но мне казалось, что это было чуть ли не в другой жизни. Всего три дня назад я, готовясь к походу в казино, метала наудачу свои волшебные косточки. В это трудно было поверить.

И вдруг мне показалось, что со стороны лагеря послышался какой-то шум. Я остановилась и прислушалась.

— Чего ты? — испугалась Лариса.

— Да вроде машина, — сказала я.

— Это вряд ли, — улыбнулась, судя по голосу, Лариса. — Пока тебя не было — я им все шины проколола.

Мне захотелось ее убить, на худой конец, обозвать идиоткой, но я сдержалась.

— Что ты наделала! — все же сказала я вслух.

— А что? — обиженно поинтересовалась она. — Теперь они не догонят нас.

— Нас могли не хватиться до завтрака, а то и позже, — сказала я, стараясь не повышать голоса. — А теперь… Как думаешь, что будет, если они ночью захотят уехать?

Я не ждала от нее ответа. Его и не последовало. Лишь через несколько минут Лариса тихо сказала:

— Извини меня, пожалуйста, я думала, ты обрадуешься.

За это время я успела сообразить, что если даже они заметят наше отсутствие и пешком бросятся в погоню, то у нас уже есть резерв времени около часа. И я поделилась с Ларисой своими соображениями.

— Ну конечно, — приободрилась она, — а чтобы увеличить разрыв, можно еще пробежаться.

И мы пробежали еще с километр. И могли бы пробежать еще больше, но намокшей обувью уже растерли себе ноги чуть ли не до крови.

Несмотря на все наши усилия, мы отошли от лагеря не больше чем на пять-шесть километров. В лучшем случае до шоссе было не менее четырех часов пути. Между тем небо на востоке уже начинало понемногу синеть.

Я была почти уверена, что на дороге существуют какие-нибудь блокпосты, и меня даже тревожило, что до сих пор мы никого не встретили. Путь к свободе не мог быть таким простым.

В это время мы подошли к развилке дорог и при бледном свете луны пытались разыскать автомобильные следы хотя бы на одной из них. Но это только в кино все бывает так просто. Никакой разницы между двумя дорогами мы не заметили. С одинаковым успехом можно было сказать, что ни на одной следов не было или, наоборот, что следы были и на той, и на другой.

— В конце концов, все дороги куда-нибудь ведут, — философски сказала я.

— Я даже знаю куда, — откликнулась Лариса.

— Куда?

— В Рим.

— Это ты так шутишь? — спросила я.

Это она так шутила. И мне, честно говоря, это нравилось. На ее месте девяносто восемь процентов женщин рыдали бы, а девяносто девять процентов мужчин уж наверняка проклинали бы все на свете. А эта девушка шутила.

Выбрав наудачу одну из дорог, мы бодро двинулись по ней. Но уже через полчаса поняли, что она была тем самым исключением, которое обычно подтверждает правило. Она не только не вела в Рим, но и вообще никуда не вела. Это была дорога в никуда, и постепенно она превратилась в еле заметную тропинку. Расстроенные, мы отправились в обратную сторону.

— Зато мы знаем теперь правильный путь, — заявила Лариса.

Ее оптимизм иногда граничил с идиотизмом. Ровно через час мы были на том же самом месте, с которого начали свою познавательную экспедицию.

На этот раз мы пошли другим путем и через десять минут опять были на развилке.

— Просто какой-то лабиринт, — заключила эрудированная Лариса, — тут без бутылки не разберешься.

— На что это ты намекаешь? — спросила я.

— Я не намекаю, а предлагаю остограммиться для бодрости, — предложила она.

Во всяком случае, вреда в этом никакого не было, и я достала остатки водки. Отхлебнув глоток, я передала бутылку Ларисе. Она допила ее и зашвырнула подальше от дороги.

— Первое, что надо будет сделать в Тарасове, — это вылечить тебя от алкоголизма, — заметила я, прикуривая сигарету.

— Много куришь, — отпарировала Лариса и зашагала вперед.

Я молча последовала за ней.

Немного погодя небо посветлело настолько, что можно было видеть все кругом довольно отчетливо. Мы обратили внимание на то, что дорога стала пошире, а это — верный признак правильно выбранного направления. Наше настроение повысилось, стало казаться, что свобода ожидает нас за первым поворотом. В этот момент я уловила обрывок музыкальной фразы, который донес до нас предутренний ветерок. Мы замедлили шаг. Через несколько десятков метров музыка была слышна уже более отчетливо, и если бы я увлекалась новейшими направлениями в поп-музыке, то наверняка смогла бы определить исполнителя. Подкравшись совсем близко к источнику музыки, мы смогли рассмотреть нечто вроде гаишной будки на обочине дороги. Охранники, сидевшие в ней, оказали нам неоценимую услугу: одуревшие от лесного безмолвия и вынужденного безделья, парни решили, видимо, развлечься музыкой. Не желая того, они предупредили нас о своем существовании.

Мы быстро свернули с дороги и минут пятнадцать пробирались через лес. То ли лес здесь был пореже, то ли стало светлее, но прошли мы этот участок почти без потерь. Если не считать, конечно, новых дырок на одежде. Неунывающая Лариса даже в этом нашла определенные преимущества.

— Теперь мы с таким прикидом доедем до Тарасова бесплатно, — изучив мой внешний вид, заявила она.

— Думаешь, нас примут за нищенок? — спросила я.

— Мы теперь наверняка доедем автостопом. Нас примут за хиппи, а все хиппи — стописты, — объяснила она.

Светало. И настроение наше заметно улучшилось. Элементарная логика подсказывала, что ближайшие несколько километров нам не угрожает новый блокпост. И мы позволили себе роскошь разговаривать почти в полный голос.

— Жалко, что ни одного волчишки не встретили. Когда еще на природу вырвешься, — сокрушалась Лариса.

— Смотри — накаркаешь, — возразила я, но мне и самой подобная встреча уже не рисовалась в чересчур мрачных тонах.

— Эх, пропали мои денежки, — не умолкала Лариса, — десять месяцев, можно сказать, не разгибая спины.

— Умоляю, только без интимных подробностей! — перебила я подругу.

Лариса оценила мою двусмысленность и, судя по ее коварной улыбке, собиралась мне жестоко отомстить. Но не успела.

Перед нами как из-под земли выросли крутые мальчики в камуфляжной форме с автоматами наперевес. Они нагло улыбались, откровенно забавляясь нашей растерянностью. Разрисованные, как у Рэмбо, лица окружили нас со всех сторон.

— Командир, торопись, а то и от нас убегут! — заорал один из них хриплым голосом.

Сопротивление было бессмысленным, и мы стояли, проклиная собственное легкомыслие. Чтобы чем-то занять начинавшие подрагивать руки, я достала сигарету и прикурила ее, стараясь делать это как можно непринужденнее.

— Ты действительно много куришь, Танюха, — услышала я знакомый до боли голос и подумала, что схожу с ума.