Глава 3
Когда я вышла от Купцовой, сквозь разрывы серых облаков продирались робкие солнечные лучи. Со двора пришлось выезжать задним ходом, потому что развернуться было негде. Я неторопливо доехала до кафе-подвальчика, в котором готовили сочных цыплят на вертеле. Гриль был моей давней слабостью, к тому же мой многострадальный желудок уже давно и настоятельно требовал пищи.
Основательно заправившись и стерев с губ томатно-чесночный соус, я продолжила путь. Теперь он лежал к грушинскому офису, чей адрес напомнил мне о некоторых моих предыдущих расследованиях. Дело в том, что офис Артема находился в том же четырнадцатиэтажном здании, где располагались конторы некоторых моих бывших клиентов.
Я приткнула машину на обочине и, миновав проходную, поднялась на лифте на пятый этаж. В коридоре было пустынно, пахло сухой бетонной пылью и провинциальной тоской, хотя за многочисленными дверьми, как нетрудно было предположить, жизнь кипела. Офис Грушина находился в конце коридора. Входная дверь была приоткрыта. Я потянула за бронзовую ручку и очутилась в довольно просторной комнате. За столом, опустив глаза на лежащие перед ней бумаги, сидела миловидная девушка в светло-сером костюме. Густые русые волосы волнистыми прядями падали ей на плечи, почти закрывая лацканы пиджака. Когда я вошла, она подслеповатым взглядом уставилась на меня из-под очков в металлической оправе.
— Добрый день, — вежливо поздоровалась я, — я бы хотела поговорить с заместителем господина Грушина.
— С Яковом Григорьевичем? — спросила девушка, глядя на меня с легким недоумением.
— Да, наверное. Видите ли, я была знакома с Артемом Александровичем…
Она понимающе посмотрела на меня.
— Какое несчастье… — печально проговорила она, качая головой.
— Так могу я увидеть Якова Григорьевича? — сухо спросила я.
Мой вопрос вывел ее из состояния рассеянной грусти.
— Яков Григорьевич сейчас в бухгалтерии, я позвоню.
Она пробежалась тонкими пальцами по кнопкам телефона.
— Свет, пригласи-ка Якова Григорьевича. — И через секунду с мягким подобострастием: — Яков Григорьевич, тут к вам…
— Иванова Татьяна Александровна, — поспешно представилась я. — Скажите, что я знакомая Грушина и пришла поговорить с ним об Артеме Александровиче.
Передав информацию и выслушав ответ, она сказала мне:
— Яков Григорьвич просил вас подождать, он освободится через пять минут и примет вас. — Она указала мне на стул: — Присядьте.
Я села на кожаное сиденье, на котором сменяющие друг друга в неустанном труде ягодицы предыдущих посетителей оставили широкую полукруглую вмятину. Прошло по крайней мере минут десять-двенадцать, прежде чем Яков Григорьевич принял меня в кабинете Грушина.
— Знаю, знаю, — сказал он, торопливо поздоровавшись и испытующе пройдясь по мне маленькими колючими глазками. — Горе-то какое!
Глядя на Якова Григорьевича, я почему-то с трудом могла поверить, что смерть Грушина была для него действительно тяжким потрясением. Может, он имел в виду жену Артема, а может, просто поспешил представить свидетельство своей глубокой человеческой сострадательности. Маленького роста, худощавый, экспансивно-юркий Яков Григорьевич, казалось, с трудом мог усидеть на месте. Он без конца и без всякой надобности поправлял очки с толстыми стеклами, барабанил пальцами по столу и суетливо вертел головой в мелких черных кудряшках.
— Я не просто знакомая Артема, — сказала я, — я — частный детектив, расследую обстоятельства его гибели, и поэтому мне нужна информация.
— Понимаю, — Яков Григорьевич внимательно посмотрел на меня, — что вас интересует?
— Чем занималась ваша фирма в последнее время: договора, поставки, разного рода сделки… Я понимаю: коммерческая тайна и все прочее… Но когда речь идет о гибели человека, все должно отступить на второй план.
Взгляд расторопного зама Грушина представлял собой парадоксальную смесь доброжелательности и подозрительности.
— Так-то оно так, — недоверчиво посмотрел на меня Яков Григорьевич, — дело серьезное… Если вы ищете какой-то криминал, то зря теряете время, — насторожился он, — все операции были законны, с поставщиками мы расплачивались вовремя, ни у кого никаких претензий к нам не было, договора оформлены по всем правилам, заверены печатями и подписями, из-под полы мы не торгуем, налогов не укрываем…
Последнюю реплику он произнес почти обиженно, точно я задела его профессиональную честь. Придите в любую фирму, и везде вам скажут, что все в порядке, налоги уплачены, договора составлены по всей форме. А копнуть поглубже…
— Яков Григорьевич, я хочу только выяснить, не было ли у Артема каких-либо неприятностей по работе. Как вы уже поняли, я не занимаюсь коммерческой деятельностью и не торгую информацией.
— Конечно, конечно.
— В таком случае, не могли бы вы мне показать договора за последние два месяца?
— Это было бы крайне нежелательно, — уклончиво сказал он, и я поняла, что никаких договоров не увижу.
Я решила подобраться к нему с другой стороны.
— Яков Григорьевич, мне известно, что продовольственная база «Самобранка», где директор — некий Анатолий Абрамов, получила от вас не так давно двадцать тонн сахара. Что вы можете сказать по этому поводу?
Могла бы поспорить на свою суточную зарплату, что поставила Якова Григорьевича в затруднительное положение. С одной стороны, он не собирался мне ничего говорить, но с другой — припертый моим вопросом, вынужден был как-то отреагировать.
— Вы правы, — после продолжительной паузы произнес он, — действительно мы передали им на реализацию сахар.
— Не могли бы вы сообщить мне условия этой сделки?
— Я точно не припомню…
— В самых общих чертах, пожалуйста. Когда это произошло?
— В начале февраля. — Он сделал вид, что мучительно напрягает свою память, хотя я была уверена, что зам Грушина прекрасно помнит эту дату.
— Хорошо, — похвалила я его, как ребенка, правильно ответившего на вопрос, вот только конфетки у меня не было. — И когда «Самобранка» должна была с вами рассчитаться?
— Мне нужно это уточнить, но сегодня суббота, и бухгалтерия не работает, если бы вы зашли в понедельник или во вторник…
Не хотелось его расстраивать, но другого выхода у меня не оставалось.
— Может быть, пока мы разговариваем, кто-то уже подошел в бухгалтерию? Вы могли бы позвонить.
— Я попробую, — он потянулся было к телефону, но на полпути рука его повисла в воздухе. — Кажется, я вспомнил, «Самобранка» до сих пор не рассчиталась за товар.
— У вас, конечно, есть накладные, по которым передавался товар.
— Как вам сказать… — замялся он.
— Значит, накладных нет, — подытожила я. — Влипли вы в таком случае, Яков Григорьевич.
Он только вздохнул, нервно барабаня пальцами по крышке стола.
— Ладно, не мое это дело — неучтенный сахар, я только хотела спросить: Грушин пытался получить за него деньги с Абрамова?
— А вы как думаете?
— Грушин ему угрожал?
— Вот этого я не знаю, мое дело — подготовить и экономически обосновать выгодную сделку, а в этот раз Артем все делал на свой страх и риск. И потом, мы давние партнеры с «Самобранкой», скорее всего, если бы Артем был жив, Абрамов с ним бы рассчитался. Теперь не знаю, как все обернется, — Яков Григорьевич пожал плечами.
— Получается, что смерть Грушина избавляет Абрамова от необходимости платить по счетам, так?
— Не знаю, — вяло ответил Яков Григорьевич.
Зато для меня теперь кое-что прояснилось. Я не стала больше отрывать Якова Григорьевича от его расчетов и других важных дел, трезво рассудив, что пытать его дальше бесполезно.
— Желаю удачи, — сказала я, встав с кресла, и через секретарскую вышла в коридор.
Начал падать снег, причем не мокрый — весенний, а пушистый — зимний. Это тихое, вероломное падение как-то мягко, исподволь — и потому особенно обидно — лишало меня сладких весенних иллюзий.
Моя «девятка» сиротливо стояла на обочине, покрытая белым снежным пухом. Редкие прохожие подняли воротники, нахлобучили шапки по самые брови, накинули капюшоны. Запустив движок, я нашла в багажнике щетку и принялась счищать снег.
Сев в машину, я закурила, подводя итог своей поездки в офис Грушина. Яков Григорьевич — та еще Лиса Патрикеевна. Несмотря на все его увертки, мне удалось кое-что из него вытрясти.
Конечно, сто восемьдесят тысяч — сумма немалая, но вот будет ли мараться из-за нее Абрамов? Скорее всего — нет, но чем черт не шутит. Нужно и его проверить.
А что касается Купцовой, у меня были все основания скептически отнестись к ее высказываниям. Может, и есть в ее словах доля правды, но не следует забывать, что эта правда взросла на горькой почве обиды и разочарования.
Понятно, что большую часть информации получаешь от людей, — никуда от этого не денешься, как ни крути. Но никто не застрахован от предвзятых суждений. К тому же добрая половина высказываний продиктована зачастую личными интересами. Моя же задача заключалась в том, чтобы отфильтровывать действительно стоящую внимания информацию от вымысла и всякого рода предвзятостей.
Откровенно говоря, в виновность Беркутова я верила все меньше и меньше. И все-таки я открыла бардачок и достала черный бархатный мешочек, в котором находился комплект магических костей — три двенадцатигранника с числами от одного до тридцати шести на каждой грани. Каждой выпадающей при броске комбинации из трех чисел соответствует определенное толкование. Любой математик может подсчитать количество таких комбинаций, оно исчисляется не одной тысячей, но в моей, не буду скрывать, феноменальной памяти хранилось большинство из них.
Для того чтобы получить ответ по любому жизненному вопросу, нужно было сконцентрироваться на нем, сформулировав его как можно более однозначно, и метнуть кости.
В качестве ровной поверхности я использовала атлас автодорог, пристроив его на коленях.
Я высыпала кости на ладонь, согревая их своим теплом, и сосредоточилась на вопросе: «Виновен ли Беркутов в смерти Грушина?» Затем метнула кости. Выпало 30+16+7. Я покопалась в записях и извлекла на свет божий следующее толкование, соответствующее данной числовой комбинации: «Ошибка не должна повториться снова». Выходит, что первую ошибку совершили те, кто с ходу обвинил Беркутова в убийстве. Это не должно повториться, то есть я не должна идти по этому же пути.
Я спрятала мешочек в одном из многочисленных карманов куртки и решила, не теряя времени, отправиться на продовольственную базу «Самобранка». Конечно, не было гарантий, что в субботу Абрамов окажется на рабочем месте, но ведь оказался же на месте Яков Григорьевич. «Самобранка» располагалась почти в центре Тарасова.
К вечеру улицы заметно оживились, по дороге двигался более плотный поток машин. Снег прекратился, но рыхлое серое небо низко висело над городом, грозя в любую минуту разродиться новым снегопадом.
Из общей плоскости высокого металлического забора ворота «Самобранки» выделялись тем, что были выкрашены в голубой цвет. К ним вели одинокие следы, оставленные на снегу шинами автомобиля.
Без особой надежды я надавила на кнопку звонка. Никакой реакции. Я повторила свою попытку. Наконец я услышала приглушенные снегом шаги, и дверь с металлическим скрипом приоткрылась.
Невысокий коренастый парень с красным широкоскулым лицом появился в проеме.
— Ну че названиваешь, сегодня выходной, — недовольно пробурчал он.
От него пахло перегаром и скукой.
— Мне нужен Анатолий, — уверенно произнесла я, заглядывая во двор.
Парень бесцеремонно прошелся по мне хитрыми глазками неопределенного цвета и, сплюнув на снег, скривил губы в наглой ухмылке.
— А ты кто такая?
— Знакомая, — спокойно ответила я.
— Знакомая, значит, — процедил он сквозь зубы. — Это хорошо, что знакомая, только вот нет Анатолия Ивановича.
— И «Мерседес» во дворе не его стоит? — я хитро прищурилась.
Парень замешкался, в воздухе повисла продолжительная пауза.
— Ну вот что, — взяла я инициативу в свои руки, — если Толя узнает, что я приезжала, а ты меня не впустил, знаешь, что может быть? Ты бы лучше проводил меня к нему. — По напряженному выражению его глаз было видно, что размышление не являлось привычным для него занятием.
— Анатолий Иванович не предупреждал меня о вашем приезде. — На лице парня снова появилось настороженно-недоверчивое выражение.
— Он просто забыл, — широко улыбнулась я, — ты же знаешь Абрамова.
Парень молчал, что-то прикидывая в уме, потом, пожав плечами, посторонился.
— Проходи, только ведь занят он, — на его узких губах заиграла ехидная улыбочка.
Я не стала гадать, что она означает, и уверенно шагнула вперед. Мы пересекли двор, уставленный контейнерами и пустыми пластиковыми ящиками, и вошли в двухэтажное кирпичное здание, по виду напоминающее контору.
— Второй этаж, направо по коридору до конца, — скороговоркой выпалил он и исчез в комнатке под лестницей.
Я поднялась на второй этаж и, пройдя метров десять, уперлась в массивную дверь из светлого дерева, на которой висела пластиковая табличка с надписью «секретарь». Потянув за ручку, я без труда открыла ее и оказалась в небольшой комнатке, где вдоль одной из стен стояло несколько стульев, а у окна — стол с компьютером, над которым приткнулось несколько полок. Прямо напротив меня была еще одна дверь, из-за которой доносились приглушенные голоса и стоны.
Я нащупала шершавую рукоятку «макарова», но, подойдя ближе к двери, поняла, что оружие мне вряд ли понадобится: стоны говорили скорее не о боли или страдании, а об удовольствии.
Вот, значит, чем занят Анатолий Иванович. Теперь мне стал ясен смысл хитрой ухмылки сторожа.
Вскоре из-за двери донесся заразительный женский смех, к которому присоединился низкий мужской голос. Интересная ситуация. Ну что ж, видно, господь призвал меня обломать кайф Абрамову. Я сразу поняла, что его счастливая партнерша — отнюдь не Ерикова, та могла принять его в квартире, да и голос дамы не был похож на Катькин. Во мне взыграло любопытство, и я не могла удержаться от того, чтобы не приоткрыть дверь, осторожно просунув палец в узкую щелочку.
Воздух внутри опять завибрировал звуками поцелуев, стонами и сладкими всхлипами, перекрываемыми частым тяжелым дыханием возбужденного самца. Я подумала, что парочка так увлечена делом, что, по всей видимости, не обратит на меня ни малейшего внимания.
Мне удалось бесшумно расширить проем. Действо происходило явно справа от двери, и вскоре краешком глаза я нащупала теневые волны ритмичного движения. Мне удалось растворить дверь настолько, что я могла свободно заглянуть в комнату, где на желтом кожаном диване поднималась и опускалась мощная голая задница Анатолия Ивановича, ерзавшего на бьющейся в сладострастных конвульсиях брюнетке, ноги которой были закинуты на потную поясницу Абрамова. Волосы брюнетки веером рассыпались по дивану, она была почти полностью скрыта под грузным телом любовника, который, осатанело вертя круглыми ягодицами, по-видимому, приближался к финалу своих трудов.
Я тихонечко вошла и, стараясь не производить лишнего шума, села в кресло и закурила. Судя по их самозабвенному пылу, старания мои были совершенно не нужны. Казалось, что, приземлись посреди комнаты какой-нибудь «МиГ» или «Боинг», это не смогло бы отвлечь парочку от практической «Камасутры». Тем не менее действо подходило к завершению. Я невозмутимо ждала, попыхивая сигаретой.
Испустив ликующий вопль, Абрамов наконец затих. Брюнетка лежала неподвижно, тихо постанывая, одна ее нога безвольно съехала на пол, другая, сверкая розовой пяткой, замерла на спинке дивана. Она склонила голову вправо, и тут ее затуманенный взгляд встретился с моим. Немая сцена. Нижняя челюсть ее отвисла. Она дернулась, словно ужаленная, попыталась вскочить, но не смогла даже приподняться. Массивное тело Абрамова плотно вдавило ее в мягкую кожу дивана.
— Толик, — обретя наконец дар речи, крикнула она слегка осипшим голосом, — кто это?
— Это я, Лелек, че ты дергаешься? — грубовато усмехнулся Анатолий Иванович.
— Да нет же, вон там! — Она смотрела на меня расширенными от ужаса глазами, точно я возглавляла бригаду полиции нравов.
— Успокойтесь, — благодушно сказала я, чувствуя, как мои губы непроизвольно расползаются в улыбке, — я не жена Анатолия Ивановича и не его бывшая любовница…
Абрамов понял наконец, что они не одни. Он неуклюже повернулся на бок и, приняв сидячее положение, посмотрел на меня с живым интересом. Его подружка вскрикнула — видно, вставая, он придавил ее.
— Извини, Лелек. — Он звонко хлопнул ее по бедру, нисколько не стесняясь моего присутствия. — Как ты сюда попала? — обратился он ко мне.
На его лице не было ни удивления, ни досады, он продолжал бесцеремонно разглядывать меня. По его удовлетворенному виду нетрудно было заключить, что я ему приглянулась. Мне не привыкать к таким взглядам, и я без особого напряжения выдержала и этот — оценивающий и одновременно плотоядный.
— Я к вам по делу, — ответила я, выпуская дым через ноздри.
Абрамов, этот чудо-мужик, по словам Ериковой, представлял собой некую смесь Казановы и Гаргантюа. Его лицо было не лишено мужественного обаяния, хотя некоторая припухлость щек, впечатляющих своим детским румянцем, делала его похожим на повзрослевшего «пупсика». Недоверчивость в его взгляде соседствовала с любознательностью. Он имел вид человека, довольного жизнью и смело черпающего из нее все прелести бытия.
Даже в такой двусмысленной ситуации он не растерялся и имел весьма уверенный вид.
— По делу, говоришь? — Он неторопливо натянул трусы и брюки, надел рубашку и, оставив ее расстегнутой, взял со стола пачку сигарет. — Ты же видишь — люди отдыхают.
— Это не отнимет у вас много времени.
— На-ка, оденься, — он кинул шмотки брюнетке, сидевшей на диване с поджатыми ногами, и повернулся ко мне: — Давай, в двух словах, раз уж пришла.
— Меня зовут Татьяна Иванова, я расследую убийство Артема Грушина. Вот моя лицензия, — я протянула свои документы.
— Детектив? — Он удивленно приподнял свои густые брови. Видно, в его представлении частный сыщик должен был выглядеть не иначе, как Эркюль Пуаро или Майк Хаммер. — Может, у тебя и пистолет имеется?
Абрамов весело подмигнул мне.
— Имеется. — Я дернула «молнию» на куртке и немного отогнула полу, так чтобы он мог видеть рукоятку «макарова».
— Так что же ты хотела узнать? — В его голосе поубавилось фамильярности.
— Я хотела бы узнать, где вы находились в тот момент, когда Беркутов обнаружил труп Грушина.
Абрамов не спеша подошел к столу и, налив полстакана водки, посмотрел на меня.
— Будешь?
Я отрицательно покачала головой, сверля его пристальным взглядом. Он выпил не поморщившись и оторвал от массивной виноградной грозди, лежавшей на тарелке, большую черную ягоду. Причмокивая, он разжевал ее и только после этого удостоил меня ответом:
— В раздевалке. — Его лицо хранило полную невозмутимость.
— Что вы там делали?
— Что делал? Пошел за сигаретами и остался там покурить, вот и все.
— О чем вы разговаривали с Грушиным в сауне?
— Да о чем только не разговаривали! — развязно усмехнулся он. — О бабах, о работе, о жизни…
— Меня интересует работа.
— Что конкретно?
— Например, сахар.
Его глаза забегали, а потом удивленно уставились на меня.
— А вот это не твое дело, Танюша, — в его взгляде появилась жесткость и настороженность. — Лучше тебе в это не соваться. Хоть ты и ходишь с пушкой, но и она, случись чего, тебе не поможет.
— Значит, вам была выгодна смерть Грушина, — проигнорировала я угрозу.
— Иди-ка посиди в приемной, — небрежно бросил он брюнетке, которая уже оделась и явно не знала, чем ей заняться, — можешь взять с собой шампусик.
Лелек встала и, соблазнительно поигрывая упругими ягодицами, едва прикрытыми коротенькой юбчонкой, направилась к выходу, держа за горлышко бутылку «Мадам Розе».
— Ты хочешь сказать, что это я его утопил? — с вызовом спросил он, приблизившись ко мне вплотную и дыша на меня свежими водочными парами.
— Я сказала только то, что сказала, — хладнокровно произнесла я, приготовившись тем не менее к отражению атаки, отставив назад ногу.
Он уцепил меня за отвороты «харлейки» и слегка встряхнул. В нем было не меньше ста двадцати килограммов, и настроен он был решительно. Что могла сделать тонкая хрупкая девушка против этой пыхтящей и злобно урчащей скалы? Правильно! Так я и сделала.
Он охнул, разжал свои клешни и, согнувшись, прикрыл ими свои шары. Я отошла в сторону, потирая ушибленное колено.
— Сука, — произнес он через полминуты, когда немного пришел в себя.
— Вот я пожалуюсь на тебя Катерине, что ты невежливо гостей встречаешь, — сказала я, когда поняла, что он может воспринимать смысл моих слов.
Абрамов наконец разогнулся и, сев к столу, налил себе еще полстакана водки.
— Ты знаешь Катьку? — удивленно спросил он.
— Она моя школьная подруга.
— Что ж ты сразу не сказала? — Он ловко опрокинул водку в свое нутро. — Мы с Катькой собираемся пожениться.
— Поздравляю, — усмехнулась я, показав рукой на диван, — а Лелек в качестве репетиции?
— Ты смотри, не проболтайся ей, а то… — он уже не пугал меня, а, казалось, просил.
— А то что? — я решила расставить все точки над «i».
Абрамов сморщился, как печеное яблоко.
— Она мне этого на простит, — страдальчески произнес он.
Вот оно что! Сейчас ты, дружок, выложишь мне все как миленький.
— Мне, конечно, не обязательно ей все рассказывать, — начала я, присев к столу, — но врать, честно говоря, я не люблю.
— Слушай, давай договоримся мирно, а? Тебя что-то интересует? Я готов помочь тебе, чем смогу, а ты не будешь ничего говорить Катьке, идет?
— Мне надо подумать, — нахмурила я брови.
— Ладно тебе, соглашайся, — Анатолий Иванович явно начал мне подыгрывать.
— Если только вы ничего не будете утаивать, — согласилась я.
— Хорошо, спрашивай.
— Собственно говоря, вопрос уже был задан, но я могу повторить еще раз.
— Не надо, — махнул он рукой, — ты насчет Грушина и сахара? Так вот, это все обычные дела. Я, как тебе известно, получил от Артема фуру сахара — двадцать тонн. На полную реализацию. То есть я рассчитываюсь с ним тогда, когда продаю последний мешок сахара. Поэтому и цена — девять рублей за килограмм. Если бы я решил сразу с ним расплатиться, то покупал бы максимум по восемь. И никто никого не собирался обманывать или «крутить» его деньги. На складе есть документы, из которых видно, что принято двадцать тонн сахара, а отпущено девятнадцать, так что, пока я его не продам, деньги будут у меня. Все честно.
— Из-за чего же у вас с Грушиным была стычка в сауне?
— Да это же игра, — усмехнулся Абрамов. — Все всё понимают и ведут себя соответственно негласным правилам. Он должен меня поторапливать, а я должен делать вид, что соглашаюсь с ним, или что-то объяснять ему. Жаль, конечно, что Грушин утоп, но деньги я зажимать не собираюсь, обязательно верну.
Я молча кивала, сделав понимающую физиономию, но не верила ни единому его слову. Вроде бы не дурак, а вешает мне лапшу на уши. Ладно, пусть думает, что убедил меня.
— Мне пора, — сказала я, вставая, — спасибо за откровенность.
— Так мы договорились, Катьке ни слова, — он заговорщически подмигнул мне.
— Могила, — ответила я, направляясь к двери.
— Слушай, — остановил меня Абрамов, — может, поужинаем как-нибудь вместе, а?
— Вместе с Катькой? — лукаво усмехнулась я.
Он состроил кислую рожу, и я, не дожидаясь ответа, хлопнула дверью. Теперь уже никого не вспугнешь. Полупьяная Лелек с тупым безразличием уставилась на меня. Бутылка из-под шампанского одиноко валялась под столом.
Выходя из конторы, я столкнулась в дверях со сторожем. Мне показалось, что его дыхание стало еще более тяжелым и зловонным.
— Иди отопри мне, дружок. — Я отстранилась от него, стараясь не дышать.
Парень вяло поплелся за мной.
