Книга: Чище воды, острее ножа
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

Опрос соседей не принес почти никакой полезной информации. Все спали, ничего не видели и не слышали. Только уборщица Зинаида Петровна, которая вышла на работу в половине шестого утра, сказала, что заметила, как в каком-то из окошек то ли пятого, то ли четвертого этажа погас свет, а потом отдернулась занавеска. Она еще удивилась, что люди так рано проснулись, а раз свет горел, то, выходит, и до того не спали. Но в каком именно окошке она видела свет, Зинаида Петровна была не уверена. Судя по тому, куда она показывала, это вполне могло быть окно кухни интересующей меня квартиры.
Я навестила и соседние с ней квартиры и выяснила, что никто в них рано утром не просыпался, на кухне при свете не сидел и занавесок не отдергивал. В одной квартире на четвертом этаже на мой звонок никто не среагировал. Словоохотливая уборщица, сопровождавшая меня во время хождений по подъезду под предлогом того, что она, может быть, еще что-нибудь вспомнит, а на самом деле наверняка из чистого любопытства, пояснила, что в ней живут двое студентов и что они часто приходят домой среди ночи, а потом до двух-трех часов дня отсыпаются. Так что сейчас они, скорее всего, дома, но или звонка не слышат, или открывать не хотят, к ним нужно вечером заходить. Я решила, что студентов навещу потом, а пока нужно заняться другими делами.
Когда я уже совсем собралась уходить, уборщица мимоходом упомянула, что баба Маша с третьего этажа сказала ей, что рано утром видела незнакомого парня, выходившего из подъезда. Я немедленно пожелала увидеть эту самую бабу Машу, и уборщица отвела меня к ней.
Баба Маша оказалась очень толстой пожилой женщиной, которую я, кажется, видела утром во дворе. Она долго изумлялась тому, что такая молодая и красивая женщина работает в прокуратуре и расследует убийство, и все пыталась узнать у меня подробности происшедшего, да так профессионально, что в какие-то минуты становилось непонятно, кто кого из нас допрашивает. Но с превеликим трудом мне все-таки удалось выяснить, что бабуля всегда просыпается рано и садится к окошку, потому что делать ей нечего, а телевизор включать, пока домашние спят, нельзя. И сегодня она, сидя у окошка, видела, как в начале восьмого из подъезда вышел молодой парень, который тут не живет. Я долго выспрашивала у бабули приметы парня, и в результате получилось следующее: он высокого роста, с темными, коротко стриженными волосами, очень широкими плечами и со спортивной, как выразилась бабка, походкой и фигурой. Одет незнакомец был в светлую рубашку и брюки. Еще бабке показалось, что он слегка прихрамывал, правда, на какую ногу, она не запомнила.
Чем дальше я слушала бабу Машу, тем тоскливее мне становилось. Среди тех, кто был вечером и ночью присутствовал на вечеринке у Димы Лягунова, не было никого, кто бы под ее описание подходил. Значит, мимо цели, не имеет этот парень никакого отношения к моему делу. Да и время, кстати, слишком позднее — в начале восьмого Лисовский был мертв уже как минимум два часа. Ну и ладно, отрицательная информация — тоже информация.
На всякий случай я оставила Зинаиде Петровне и бабе Маше номер своего сотового и попросила позвонить, если они вдруг вспомнят или узнают что-нибудь интересное. Шансов на это, конечно, было мало, но вдруг. Я все-таки опросила не всех жильцов подъезда, а дотошные бабки из чистого любопытства весь дом перетрясут и про соседние не забудут. Вдруг да выяснят что-нибудь, что я упустила. У них ведь произошедшее убийство станет главной темой разговоров надолго.
Я попрощалась с женщинами и вышла из подъезда, гадая, ждут ли меня еще Беляковы или уже уехали, не выдержав.
Они ждали. Не успела я и двух шагов сделать от подъезда, как из белой «Волги» вышел Беляков-старший и призывно замахал мне рукой. Я кивнула и подошла к машине. Беляков услужливо распахнул дверцу, и я села на заднее сиденье, а сам он и его сын расположились впереди.
— Удалось что-нибудь выяснить? — с надеждой глядя на меня, спросил Константин Петрович.
Мне очень хотелось чем-нибудь порадовать клиента, как-никак он ждал меня с половины десятого до… — я взглянула на часы, — до половины первого. Кошмар какой!
— Удалось, — вполне честно ответила я. — Правда, я не знаю пока, что из того, что я выяснила, мне пригодится в расследовании, но информации к размышлению много. Кстати, для дальнейшей работы мне нужно задать тебе, — я посмотрела на младшего Белякова, — несколько вопросов. Только, чур, отвечать честно, это в твоих же интересах, сам понимаешь.
Сергей кивнул и с надеждой посмотрел на меня:
— А вы меня не подозреваете?
— Пока я всех подозреваю, — отмахнулась я. — И тебя тоже. Но есть человек, которого я подозреваю больше, чем тебя.
— Кого? — нетерпеливо спросил Сергей.
— Диму Лягунова. Постой! — Я подняла руки перед грудью, прерывая Белякова, явно собиравшегося разразиться какой-то пламенной речью. — Разговаривать мы будем так: я спрашиваю — ты отвечаешь. Итак, вопрос первый: как ты полагаешь, были у Лягунова причины желать Лисовскому смерти или нет? Еще раз предупреждаю, что отвечать нужно честно. Если ты таких причин не знаешь, но начнешь их сейчас в спешном порядке изобретать, чтобы отвести подозрение от себя, то, поверь мне, добьешься только противоположного результата. Я ведь все равно проверять буду твои слова. Итак?
Сергей был несколько обескуражен моим заявлением, но я ничуть не жалела о сказанном. Не пригрози я ему, он мне сейчас таких сказок наплетет, что не разберусь до пенсии.
— Были у него такие причины, — несколько опомнившись, начал Беляков. — Честное слово, не вру, — он нервно прижал руки к груди, словно давая мне страшную клятву. — Во-первых, Сашку все в группе терпеть не могли, кроме Олега, а во-вторых, из-за Женьки!
— Погоди, не так быстро, — осадила я Сергея. — Еще раз, но медленно, подробно и по пунктам. Сначала про группу и почему его там не любили.
В ответ Беляков разразился пространной речью, в общих чертах повторявшей то, что я слышала от Димы Лягунова. Сначала они все были друзья и единомышленники, а потом в Лисовском проснулся талант организатора, он обнаглел и начал всех «подминать» под себя.
— У него звездная болезнь началась натуральная, — рассказывал Сергей. — Сашка решил, что он самый умный и только он будет решать, что нам играть и как. Мы долго терпели, а потом я его послал подальше.
Я про себя усмехнулась. Судя по тому, что я до сих пор слышала, скорее Лисовский Сергея Белякова послал, а не наоборот. Ну да ладно, это не столь важно. Важно то, что, кажется, я Сергею верю. Глаза у него не бегают, говорит без длинных пауз, руками не машет. И, что мне особенно нравится, не пытается сделать вид, что они с Лисовским были друзьями и все их ссоры — просто мелкие недоразумения. Он честно признается, что Александра не любил, а значит, почти наверняка в смерти его невиновен. Вот если бы он был убийцей, то тогда точно попытался бы создать у меня обратное впечатление, мол, они с Лисовским были друзьями не разлей вода. Конечно, кое-где Сергей в своем рассказе взаимоотношения с Александром по мелочам приукрашивал, а кое-где недоговаривает, но, по большому счету, говорил правду.
Беляков тем временем продолжал:
— Жаль, что Диман с Артемом струсили, тогда бы этот урод вообще вдвоем со своим Олегом остался. Интересно было бы посмотреть, что бы они тогда вдвоем наиграли. До Сашки никак дойти не могло, что, кроме базы и спонсоров, еще талант нужен, а у него самого талант куцый, как заячий хвост, и без нас ему никак не обойтись было. Он, кстати, в последнее время и с Олегом цапаться начал.
— Ясно, — сказала я, оборвав этот словесный поток, полный в том числе и обычной обиды непонятого, который грозил затянуться до бесконечности. — А что за Женьку ты упомянул?
— Ну да Жанну же! Никакая она на самом деле не Жанна, а Женя. Просто ей кажется, что собственное имя звучит не романтично, вот и любит, когда ее Жанной называют.
— А при чем тут она? — удивилась я.
— Как это при чем?! Сашка-то ее именно у Димана отбил в свое время.
— Так, в этом месте поподробнее, — потребовала я.
— Да, пожалуйста. Женька к нашей группе отношения изначально никакого не имела, а когда мы в ДК Маяковского обосновались, Диман с ней и познакомился. Она туда на какие-то танцы ходила, да, по-моему, и до сих пор ходит. Так вот, она какое-то время с ним была, а потом к Сашке перекинулась. Диман, конечно, сделал вид, что ему все равно, типа как же, старые друзья, не будем из-за бабы ссориться, но обиду затаил, точно вам говорю. Диман вообще человек злопамятный.
Я некоторое время молчала. Получается, что у Лягунова был мотив. Тогда его алиби смотрится весьма подозрительно. Решено: сейчас, как только закончу с Беляковым, поеду к Оле Заедаевой, девушке Лягунова, которая подтвердила, что он всю ночь не выходил из комнаты, а пока… Что-то я еще хотела выяснить у Сергея, что-то тоже насчет Жанны? Вспомнила: фотография! Я достала снимок, найденный в кармане Лисовского, тот, что принес мне Венька, и предъявила его Сергею.
— Видел когда-нибудь эту фотографию?
Сергей присвистнул:
— Ядрен-батон… Это же Женька! Выходит, она правда… — Беляков запнулся, но что Беляков имел в виду, и так было понятно.
— Так, значит, не видел, — я сама ответила на свой вопрос. — А вторую девушку знаешь?
Сергей отрицательно помотал головой.
— Первый раз вижу. Надо же, выходит, мне не врали… Слухи-то были, зря я не верил…
— А что за слухи? — поинтересовалась я.
— Ну, насчет того… что Жанна не только парнями, но и девушками интересуется. Я думал, врут все, а оказывается — правда. Интересно, кто их фотографировал?
Мне и самой было интересно, но, в отличие от Сергея, я уже знала, как мне искать ответ на этот вопрос. Думаю, по фотографии хороший специалист сможет определить, в каком именно пункте проявки и печати она сделана. Фотография у меня есть, имеется и знакомый специалист подходящего профиля — мой старый приятель и незаменимый помощник Миша Чекунов. Фотографией он занимается, по-моему, лет с пяти, и в своей области специалист, каких мало. Во времена Советского Союза Мишка работал в фотоателье, а сейчас у него собственное фотоагентство под красноречивым названием «Каприз». Так что с определением пункта, в котором напечатана фотография, проблем не возникнет. А дальше — дело техники. Столь нестандартный кадр — а ведь он, вне всякого сомнения, был не один — наверняка привлек внимание работников пункта, и они должны были запомнить того, кто приносил им пленку. Так что мне нужно будет только вытянуть из них информацию, а уж тут-то я в грязь лицом не ударю, как-никак это моя работа.
Разумеется, Сергею я о своих соображениях не сказала, а просто задумчиво протянула:
— Конечно, интересно. Постараемся выяснить.
Я немного помолчала, собираясь с мыслями, а потом задала Белякову самый классический вопрос:
— Сергей, теперь скажи, пожалуйста, как ты провел вечер и ночь? Только как можно более подробно.
— Да мне и нечего особенно рассказывать, — обескураженно заговорил Сергей. — Только про то, как мы с Сашкой еще за столом поссорились и чуть не подрались.
— Это я знаю. Рассказывай примерно с того момента, как все расходиться начали. Просто о том, что ты делал и что видел.
Беляков кивнул и стал вспоминать. По его словам выходило, что он вчера вечером довольно много выпил, и поэтому его весь вечер сильно клонило в сон. Часов в двенадцать он сел в кресло, стоявшее в дальнем углу комнаты, и уснул. А проснулся только утром, когда уже нашли тело Лисовского. В общем, абсолютно ничего интересного.
Слушая его, я подумала, что если бы убийцей и в самом деле был он, то ему было бы довольно трудно незаметно прокрасться через весь зал мимо тех, кто там спал, а потом так же незаметно вернуться обратно в кресло. Нет, все-таки убийство — не его рук дело. Все мои сомнения на этот счет превратились в полную убежденность. Признаться, я почувствовала облегчение. Как-никак именно Беляков-старший меня нанял, и если бы оказалось, что виновен его сын, то получилось бы, что я в каком-то смысле работала против своего клиента, что категорически расходится с моими жизненными принципами.
Однако теперь, окончательно придя к выводу, что Сергей Беляков невиновен, я тут же утратила интерес к разговору с ним. Нужно было скорее ехать и брать в оборот Олю. Чем меньше у них с Лягуновым будет времени, тем меньше вероятность того, что они придумают какую-нибудь убедительную версию, которую будет трудно поколебать. В этот момент я вспомнила про предсказание своих косточек, что тайные замыслы врагов возмужают, если я буду медлить, и я заторопилась.
— Так, в общих чертах мне все ясно, — торопливо сказала я, едва Сергей закончил свой рассказ. — Если понадобится уточнить какую-нибудь мелочь, я вам позвоню. А сейчас мне нужно идти, дальше работать.
Беляков-старший попросил меня позвонить ему вечером и рассказать, как двигаются мои дела с расследованием. Пообещав, я с ним попрощалась и быстрым шагом устремилась к своей «девяточке», на ходу нашаривая в сумке папку с документами, в которой были записаны и координаты всех бывших на вечеринке гостей. Сейчас меня интересовал адрес и телефон Оли Заедаевой. Я забралась в машину, вытащила папку, бросила сумку на заднее сиденье и стала перебирать листки. Так, протокол, еще протокол, и еще один… Где же список? Ага, вот он, по закону подлости самый последний лист в папке. Я быстро просмотрела фамилии и, добравшись до Оли Заедаевой, выяснила, что живет она на Артиллерийской улице. Домашний телефон указан не был, значился только одиннадцатизначный федеральный номер сотового. Да, видимо, Оля живет весьма небогато. По моим наблюдениям, не имея домашнего телефона, сотовым обзаводятся только те, кому установка обычного телефона не по карману, но при этом хоть какой-нибудь способ связи нужен. Я достала свой мобильник и набрала Олин номер — нужно было выяснить, где она сейчас находится, чтобы не мотаться зря по городу.
— Абонент не отвечает или временно недоступен. Абонент не отвечает или временно недоступен, — забубнил в трубке жестяной голос.
Ну, разумеется, а как же иначе! Закон подлости продолжает подтверждать свое название. Придется ехать к Заедаевой домой. Я повернула ключ в замке зажигания, «девяточка» отозвалась довольным урчанием, и я выехала со двора, на прощание мигнув фарами Беляковым, все еще сидевшим в своей «Волге».
До Артиллерийской улицы я добралась довольно легко, благо ориентируюсь в родном городе немногим хуже профессиональных таксистов, но поиски нужного мне двадцать пятого дома чуть не вогнали меня в гроб. Я ехала от конца улицы к началу, и сначала все было как полагается: с одной стороны — дома с четными номерами, с другой — с нечетными, все по порядку. Но когда я, как мне показалось, была уже почти у цели и проехала мимо дома номер тридцать один, с четной стороны объявился какой-то пустырь, а с нечетной стена, украшенная сверху витками колючей проволоки, — за ней скрывалось артиллерийское училище, которому улица и была обязана своим названием. А после стены с нечетной стороны объявился дом номер… семнадцать.
Я остановилась в полном недоумении. Опрос прохожих дал массу противоречивой информации. Один сообщил, что двадцать пятого дома на этой улице отродясь не стояло, другой уверял, что на его месте и на месте соседних с ним домов как раз и стоит сейчас училище, и только один пожилой дядька с собачкой на поводке дал мне верную наводку. Он сказал, что часть Артиллерийской улицы идет за училищем, но не сразу за ним, а между двумя какими-то переулками. Поблагодарив доброго старичка, я отправилась на поиски. Минут пятнадцать колесила по разным кривым улочкам и переулкам, половина из которых кончалась тупиками, и, только когда я уже было совсем отчаялась, фортуна смилостивилась надо мной, и я, практически случайно, наткнулась на недостающий кусок Артиллерийской улицы и нужный мне дом.
Думая о том, что загадки любых преступлений меркнут по сравнению с логикой чиновников, заведующих номерацией домов и названиями улиц, я вошла в подъезд, поднялась на четвертый этаж и позвонила в дверь квартиры Заедаевых.
Дверь мне открыла полная женщина в длинном бордовом халате и домашних тапочках. Выяснилось, что зовут ее Ирина Всеволодовна, что она мама Оли и что Оля как вчера днем из дома ушла, так до сего момента и не появлялась. Поэтому Ирина Всеволодовна уже вся извелась и не знает, что думать, поскольку дочь обещала, что вернется рано утром. А сейчас уже никакое не утро, а два часа дня. Я поняла, что Ольгина мама еще совершенно не в курсе того, что произошло ночью, и на несколько секунд задумалась над тем, что ей говорить, а что не стоит. Решив, что скрывать от нее случившееся мне совершенно не нужно, представилась работником прокуратуры, вкратце поведала об убийстве и попросила ответить на несколько вопросов.
Бедная женщина была совершенно ошарашена, но, когда я объяснила ей, что ее дочь ни в чем не подозревается, а просто нужна в качестве свидетеля, немного успокоилась и согласилась со мной поговорить. Правда, толку от разговора получилось весьма мало. Меня интересовало в первую очередь то, где сейчас находится Ольга. Ирина Всеволодовна неуверенно предположила, что дочка может быть в медицинском институте, где она учится на четвертом курсе, или у кого-то из друзей. А может быть, и где-нибудь еще. Судя по всему, дочка не очень-то делилась с матерью своими планами.
Я подумала, что ехать сейчас в мединститут без четкой уверенности, что найду там Олю, пустая трата времени. И у меня родилась идея получше. Правда, если ей следовать, увижусь я с Ольгой только на следующий день. Но зато в выгодном для меня месте и в выгодное время, и это позволит мне, в случае необходимости, слегка надавить на девушку. Такого может и не получиться, если мы будем разговаривать у нее дома.
— Ирина Всеволодовна, — сказала я Ольгиной матери перед уходом, — сегодня я, скорее всего, уже не буду искать Ольгу, все равно не ясно, где она и когда вернется домой. Вместо этого я просто пришлю ей официальную повестку. Надеюсь, ее вам уже сегодня к вечеру доставят, я постараюсь ускорить обычную процедуру. Там будет написано, во сколько и куда ей подойти завтра утром. Скажите ей, чтобы она не боялась и непременно пришла.
— Хорошо, — кивнула женщина. — Я обязательно передам.
— Вот и отлично, — бодро сказала я, попрощалась с Ириной Всеволодовной и вышла из квартиры.
Дойдя до своей машины, я уселась на переднее сиденье, положила скрещенные руки на руль, оперлась на них подбородком и задумалась. Идея с повесткой хороша, спору нет, но нужно решить, куда именно Заедаеву вызывать. Проще всего, конечно, к Данилову. Он обещал мне любую помощь, да и Оля наверняка его запомнила, ведь с ней как раз он разговаривал. Но тут возникает одна проблема — у Данилова скорее всего нет собственного кабинета, а посторонние свидетели моего разговора с Ольгой мне совершенно не нужны. В первую очередь потому, что могут поинтересоваться тем, что это делает посторонняя женщина за столом одного из сотрудников. А от ментов липовыми прокурорскими корочками не отмашешься. Значит, Данилов отпадает. Ну и ладно.
К счастью, знакомых у меня в милиции работает много. Самый надежный вариант — Киря. Вернее, Киря он только для меня и еще пары лучших друзей, а вообще-то его зовут Владимир Сергеевич Кирьянов. Вот уж у подполковника-то Кирьянова свой кабинет давным-давно есть. А поскольку своими звездами на погонах этот самый подполковник Кирьянов в немалой степени обязан именно Татьяне Ивановой, то поможет он мне с радостью, как и много раз до сих пор.
Я достала телефон и набрала номер Кири.
— Да? Подполковник Кирьянов слушает, — раздался из трубки знакомый голос.
— Здравствуй, Киря, это я.
— Привет, Татьяна! Наконец-то появилась, а то я уж думал, что совсем забыла старика.
— Когда ты стариком будешь, может, и забуду, — ехидно ответила я, но тут же продолжила: — Только тебе до того времени еще лет тридцать осталось, так что не будем загадывать так далеко.
— Так уж и тридцать, — хмыкнул Киря. Но голос у него определенно был довольный. Мужчины в его возрасте становятся падкими на комплименты не меньше женщин. — У тебя, наверное, опять какая-нибудь маленькая просьба? — осведомился Киря.
— Ага, — отозвалась я. — Слушай, Киря, а как ты каждый раз догадываешься, по делу я звоню или просто так? Сколько тебя помню, ты всего раза два ошибался, не больше. Причем знаешь ты это еще до того, как я тебе сказать что-то успеваю.
— По времени звонка определяю, — серьезно сказал Киря.
— Это как? — не поняла я.
— Очень просто. Если ты звонишь примерно после девяти вечера, значит, тебе просто стало скучно и душа жаждет общения. А если часа в два дня, то, значит, дело есть. Ну и по голосу, конечно, — вялый он у тебя или энергичный.
— Ясно, — сказала я. — Киря, у меня и правда к тебе небольшая просьба. Не можешь ли ты сейчас послать повестку Заедаевой Ольге, живущей по адресу… — я продиктовала Кире адрес, — чтобы она завтра утром явилась к вам в отделение в твой кабинет в качестве свидетельницы? Только нужно, чтобы она уже сегодня повестку получила.
— Повестку-то я послать могу без проблем, — ответил Киря. — Чтобы сегодня же дошла — сложнее, но тоже выполнимо. Но дальше-то что? Она хоть по какому делу свидетельница?
— Ты, скорее всего, не знаешь, это не в твоем районе, — сказала я. — Убийство Александра Лисовского.
— Не слышал. Вот и объясни мне, как я ее допрашивать буду, если я совершенно не в курсе?
— А ты и не будешь, — медовым голосом сказала я. — Я как раз хотела тебе сказать про вторую часть моей просьбы. Уступишь мне свой кабинет минут на сорок, ладно?
К чести Кири будет сказано, он меня понял сразу:
— Ох, Татьяна! Опять официальным лицом прикидываться собираешься? А ты в курсе, что это незаконно?
— Между прочим, я форму милицейскую надевать не собираюсь. И действовать буду не из корыстных побуждений, а во имя справедливости, — прозвучали мои слова несколько высокопарно, но с Кирей так и надо разговаривать. — Так что нечего мне законы в нос тыкать, — продолжила я. — И вообще. Ты, насколько я помню, тоже не всегда их тютелька в тютельку выполнял.
Киря смущенно хмыкнул. Он прекрасно понял мой намек на некоторые наши с ним старые дела, когда ради того, чтобы раскрыть преступление и обезвредить преступника, нам с ним приходилось идти в обход кое-каких писаных законов.
— Ладно, уговорила. Во сколько тебе вызывать эту девицу и освобождать кабинет?
Я быстро прикинула. Встану я примерно в восемь, до половины девятого буду умываться, завтракать и одеваться, а потом мне понадобится около получаса, чтобы добраться до Кириного отдела.
— К девяти утра. Как тебе, нормально?
— Угу, — голос Кири отдалился, и в трубке послышался шелест бумаги. Ага, кажется, что-то себе записывает. Вот и чудненько.
Мы еще немного поболтали с Кирей, и я отключила телефон. Нужно было двигаться дальше. Что у нас теперь по плану? Я прилежно вспомнила, что собиралась заехать в «Вулкан», выяснить про долги Лисовского, отвезти Данилову бокалы и перчатку на экспертизу. Эх, забыла ему их отдать, когда он возвращался в квартиру Лягуновых! А все потому, что потряс меня найденной у Лисовского в кармане фотографией Жанны. Да, а еще заехать в фотоагентство к Мише Чекунову. В «Вулкан», пожалуй, еще рановато, там жизнь активная начинается ближе к вечеру, а вот в «Каприз» и к Данилову можно съездить как раз сейчас, тем более что это в одну сторону.
«А еще, — подумала я, — нужно бы навестить родственников убитого. Может быть, удастся узнать что-нибудь важное. Например, не угрожал ли кто Саше. И вообще, побольше всего о нем следует выяснить, а то сейчас я практически ничего о Лисовском и не знаю, кроме того, что мне его друзья рассказали, а ведь друзья всегда знают человека только с одной стороны, что меня сейчас совершенно не устраивает». Но, это дело можно было немного отложить, тем более что вряд ли сейчас родственники убитого в состоянии членораздельно отвечать на мои вопросы, а пока решено — еду в «Каприз». Можно, конечно, сначала позвонить Мишке, но поскольку все равно придется везти фотографию, то можно обойтись и без звонка.
Я тронулась с места и выехала на оперативный простор, где моя «девяточка» наконец-то смогла показать себя с лучшей стороны. Правда, ехала до «Каприза» все равно почти полчаса. «Вообще, это просто безобразие какое-то, — подумала я, останавливая машину около очередного светофора. — Каждую мелочь приходится делать самой. Даже дела, которые совершенно не требуют ни малейших умственных усилий, а только время занимают. Вот, например, фотографию Чекунову везти — сколько времени угроблю! Какая бездарная трата сил и времени лучшего частного детектива города Тарасова!»
И я задумалась над тем, не завести ли мне какого-нибудь помощника, чтобы поручать ему всякие технические мелочи, но в очередной раз пришла к выводу, что не стоит. Моя гордая и свободолюбивая натура не терпит, чтобы под ногами путался кто-то посторонний, даже если он будет какую-то пользу приносить. В конце концов, до сих пор, работая в одиночку, я раскрыла больше двух сотен дел. И еще столько же раскрою безо всяких помощников!
Так, в размышлениях я подъехала к «Капризу» и тут обнаружила, что единственное имеющееся поблизости удобное место для парковки пытается занять какой-то наглый, как танк, «Мерседес». И это при том, что по всем правилам я имею на это место прав больше! Разумеется, смириться с таким положением вещей было никак невозможно, и я, показывая чудеса высшего пилотажа, умудрилась оттеснить «Мерседес» и встать куда хотела.
С чувством законной гордости я вышла из машины и направилась к дверям фотоагентства, но не успела сделать и нескольких шагов, как заметила, что из «Мерседеса», остановившегося в неположенном месте, выскочили два плечистых парня со стрижками типа «колобок» и устремились мне наперерез.
Я остановилась и с любопытством посмотрела на них. Кажется, ребятки подвержены одному очень распространенному среди подобного рода публики заблуждению: они считают себя круче всех. Что ж, придется продемонстрировать им ошибочность их самооценки.
Парни подлетели ко мне, затормозили и, размахивая руками, начали наперебой издавать звуки, весьма отдаленно напоминающие человеческую речь. Если очень сильно окультурить ими сказанное, то они полагали, что я обнаглела и мне следует немедленно убрать мою машину с того места, которое вознамерились занять они. В противном случае они обещают мне… Дальнейшее окультуриванию уже совершенно не поддавалось.
Я стояла и спокойно, с рассеянной улыбкой на лице слушала «колобков». Такая нестандартная реакция несколько смутила этих павианов, и примерно с середины речи они начали запинаться и заикаться. Потом один окончательно стих, а второй, выдав еще несколько грозных обещаний, закончил свое выступление традиционно:
— Ты что, не поняла?! Я с тобой разговариваю!
— Послушай, мальчик, — совершенно спокойно, не меняя выражения лица, заговорила я. — Если ты скроешься с глаз в течение ближайших пятнадцати секунд, то неприятностей у тебя не будет.
— Да ты вообще кто такая? У тебя что, мужик сильно крутой или папа губернатор? — уже менее нагло спросил тот, что утих вторым. Судя по всему, он глупее. Другой тем временем сделал маленький шажок назад и оказался за спиной своего приятеля.
— Я — Татьяна Александровна Иванова. И чтобы тебе устроить грустную жизнь, мне ни папа не нужен, ни мужик, уж поверь мне. Кстати, у тебя осталось пять секунд.
Парень приоткрыл рот и, кажется, хотел продолжить прения, но тут его благоразумный товарищ ухватил приятеля за рукав и потянул назад:
— Все, все, никаких проблем, все нормально, мы уже уходим, все нормально, Витек погорячился.
Я равнодушно кивнула и повернулась к ним спиной, в полнейшей уверенности, что Витек не вырвется. Что самое забавное, ни тот, ни другой почти наверняка не знают, кто такая Татьяна Иванова — на них подействовал тон. Тон и уверенность в себе. Подобные «колобки», как мелкие хищники, прекрасно такие вещи чувствуют. Хотя, может, и фамилию знают, все-таки в определенных кругах я известна достаточно хорошо.
Миша Чекунов встретил меня на пороге своего агентства с распростертыми объятиями:
— Привет, Таня! Сколько лет, сколько зим! Наконец-то ты у меня появилась! А то я уже забывать начинаю, как ты выглядишь-то, скоро узнавать перестану.
— Не перестанешь, — хмыкнула я. — Кто меня хоть раз видел, тот уже не забудет.
— Это точно, — согласился Мишка. — Эти два парня точно не забудут, хоть и видели тебя минуты две от силы.
— Какие два парня? — не поняла я. Маленькая перепалка с гололобыми «колобками» уже успела совершенно выветриться у меня из головы. Всякие мелочи я не запоминала!
— Да эти, с которыми ты так мило общалась прямо перед моими окнами. Я получил массу удовольствия, наблюдая за этой картиной. Они были похожи на два плохо завязанных воздушных шарика. Сначала такие надутые были, а потом прямо на глазах сдуваться начали и опадать.
— А, вот ты о ком, — равнодушно сказала я. — Такие мелочи…
— Понимаю, что мелочи, но все равно забавно. Да, кстати, что это мы с тобой стоим в дверях. Проходи сюда, сейчас я кофе сварю.
Мне ужасно хотелось согласиться, тем более что есть хотелось все сильнее и сильнее, но я титаническим усилием воли заставила себя думать о деле и о времени, которое стремительно уходит.
— Пройти я пройду, но кофе не надо, а то я у тебя застряну надолго, — решительно заявила я.
— Так я для того и предлагаю, чтобы ты надолго застряла. Я же знаю, как ты кофе любишь! — с улыбкой ответил Мишка. — Сколько уж тебя не видел, рассказала бы хоть, как у тебя дела.
— Миша, я бы с радостью, но, честное слово, совершенно времени нет! Сегодня утром я начала расследование одного убийства, а первый день расследования всегда самый важный. Просто поболтать я к тебе как-нибудь в другой раз заскочу, когда дел поменьше будет, а пока мне от тебя нужна одна маленькая консультация.
— Нет проблем, — сказал Мишка, хитро прищурившись. — Но только при условии, что ты мне торжественно пообещаешь зайти поболтать, как с этим делом закончишь.
— Торжественно обещаю и клянусь, — продекламировала я, прижав правую руку к сердцу.
— Вот, теперь никуда не денешься, — довольно сказал Мишка. Между прочим, он был прав. К своим обещаниям, даже данным в шутку, я всегда отношусь серьезно. — Что нужно-то?
— Мне нужно, чтобы ты посмотрел одну фотографию, — сказала я, вынимая из сумки сверточек и протягивая его Чекунову, — и попытался определить, в каком пункте ее напечатали. Сможешь?
— Обижаешь, Танюша, — отозвался Мишка, начав освобождать фотографию от обертки, которой я ее предусмотрительно снабдила. — Только это будет не очень быстро.
— За сколько справишься?
— Если тебе срочно надо, то часа за полтора-два.
— Вообще-то довольно срочно, — кивнула я. — Давай так договоримся: я заеду к тебе часа через два. Сейчас половина третьего, значит — в половине пятого. Успеешь?
— Постараюсь.
— Ну и прекрасно. — Я задумалась на минутку, потом снова заговорила: — Слушай, а если я вдруг не заеду — кто знает, как у меня дела сложатся, — то пошли, пожалуйста, кого-нибудь, чтобы он мне результаты и саму фотографию домой занес. Если меня не будет, пусть кинет в почтовый ящик. Хорошо?
Мишка наморщил лоб и задумался. Я чуть ли не подпрыгивала от нетерпения и неопределенности, дожидаясь, что он ответит. Наконец тяжкие раздумья подошли к концу, и Мишка сказал:
— Ладно. Только, Таня, постарайся лучше сама зайти, а то мне посылать особо и некого. На крайний случай я, конечно, и сам к тебе заеду, но это будет уже совсем поздно. У меня сегодня несколько важных дел на вечер запланировано.
— Ничего страшного, поздно так поздно, — ответила я с облегчением. — Скорее всего, тебе и не придется утруждаться. Спасибо тебе, Миша, огромное.
На этом месте моя благодарственная речь была прервана удивленным возгласом Чекунова:
— Ничего себе! — Это он наконец-то развернул фотографию и увидел, в каком она состоянии и что на ней изображено.
— Ага, — кивнула я. — Я, когда ее первый раз увидела, сказала примерно то же самое. Понимаешь теперь, почему она меня интересует?
— Еще бы не понять. А дырка на ней откуда?
— Она в нагрудном кармане у одного парня лежала, нож как раз через нее и прошел.
— Ясно. — Чекунов посмотрел на меня с опасливым уважением. — Знаешь, Таня, вот общаешься с тобой, общаешься и как-то словно бы и забываешь, кем ты работаешь. Пока ты вот так, — он потряс фотографией в воздухе, — не напомнишь.
— Что же делать, Миша, частный детектив есть частный детектив, — пожала плечами я. — Ладно, мне нужно бежать, так что спасибо тебе еще раз и пока!
— Счастливо, Таня! Как закончишь расследование, заходи, я буду ждать!
— Обязательно зайду, — сказала я, еще раз попрощалась с Мишкой и вышла из фотоагентства.
Отходя от дверей «Каприза», я с каждым шагом все больше жалела, что не приняла приглашение Чекунова и не попила с ним кофе. Есть хотелось все больше и больше, в животе начало противно ныть, а голова слегка кружилась. Это один из недостатков идеальной фигуры — ни грамма лишнего веса, кроме привлекательности, означают еще и то, что у организма совершенно нет запасов на черный день. Я подошла к машине, остановилась и задумалась, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были неприятными, и я, еще немного поколебавшись, решила все-таки потратить полчаса на подкрепление организма. В конце концов, расследование расследованием, но если я упаду в голодный обморок, то наверняка потрачу времени больше, чем если сейчас зайду в какую-нибудь забегаловку и наскоро чего-нибудь перекушу. А заодно и продумаю свои дальнейшие действия.
К счастью, Мишкино фотоагентство находилось в самом центре города, поэтому никаких проблем с тем, куда зайти, у меня не возникло. Я села в машину, проехала один квартал до угла Московской и Горького и зашла в маленькое кафе под названием «Камелот», где меня за вполне приемлемую цену накормили грибным супом и тушеным мясом с картошкой. Я рассчитывала за едой еще раз обдумать свои ближайшие дела и поразмыслить о том, как мне заставить Олю Заедаеву отказаться от ложных показаний, но, как выяснилось, недооценила степень своего голода. Ни о чем, кроме еды, мыслить я оказалась не способна. Впрочем, наелась я быстро, а наевшись, тут же пришла в рабочее состояние.
— Нужны доказательства, — вслух сказала я сама себе, вытирая губы бумажной салфеткой. И продолжила мысль про себя: «Даже если я добьюсь от Заедаевой подтверждения того, что Лягунов выходил из комнаты, это еще не доказательство его вины. Он скажет, что поговорил с Лисовским, а потом вернулся к Ольге и спал себе спокойно до утра. И как я докажу обратное? Нужны еще какие-то улики, и надо их искать. Так что ноги в руки, Татьяна Александровна, и вперед к Данилову. Отвезу перчатку и бокалы на экспертизу, авось что-нибудь да прояснится».
Я вышла из «Камелота» и отправилась в РОВД Ленинского района. На дорогу у меня ушло минут тридцать, и в половине четвертого я уже заглядывала в дверь кабинета номер двадцать три, располагавшегося на втором этаже четырехэтажного здания сталинской постройки.
Обстановка кабинета была совершенно стандартной: несколько столов, несколько сейфов и четыре человека, занятых своими делами настолько, что мое появление было замечено далеко не сразу.
— Мне нужен капитан Данилов, — сказала я, обращаясь разом ко всем присутствующим. — Где я могу его найти?
— Он покурить вышел, — ответил темноволосый мужик в капитанских погонах, сидевший ближе всех к двери. — По коридору налево, там есть закуток под лестницей.
Я кивком выразила свою признательность и отправилась на поиски закутка для курения. Впрочем, долго искать мне не пришлось. Ошибиться было бы трудно — ориентируясь по запаху табачного дыма, усиливающемуся с каждым шагом, я быстро двинулась в верном направлении.
Данилов и в самом деле был в закутке. Он стоял и с задумчивым видом слушал какого-то чернявого лейтенанта, яростно что-то ему втолковывающего.
— Веня, привет, — вклинилась в их разговор я. — Найдется у тебя несколько минут? Мне тут кое-какая помощь понадобилась.
— Привет, Татьяна, — оживился Данилов. — Извини, Фарид, у меня дела, — он кивнул лейтенанту, потушил сигарету и подошел ко мне. — Что нужно?
— Нужно отнести на экспертизу несколько вещей, — сказала я. — А именно: перчатку, в которой был преступник, на микрочастицы и пару бокалов на отпечатки. И еще мне нужны фотографии Лисовского и прочих ребят. Причем фотографий Лисовского нужно побольше. И чтобы среди них были такие, по которым было бы непонятно, что он убит. Грубо говоря, чтобы были видны только голова и плечи, как на паспорт, — мысль про фотографии пришла мне в голову буквально в самый последний момент, я подумала, что, когда буду расспрашивать разный народ про Лисовского и прочих, фотографии мне очень даже не помешают.
— Не проблема, — моментально отозвался Данилов. — Пойдем. Отпечатки с бокалов можно прямо у нас снять, фотографии я тебе тоже сейчас сделаю, а перчатку оставишь мне, я отправлю экспертам. Кстати, а что за бокалы? И откуда ты перчатку откопала, если не секрет?
— Не секрет. Бокалы стояли в кухне на сушилке свежевымытые, и мне очень любопытно узнать, кто их вымыл и зачем. А перчатку я на шкафу нашла.
Данилов посмотрел на меня с недоумением, и я принялась рассказывать подробнее.
— Ну ты даешь, Татьяна, — с уважением сказал Венька, дослушав мой рассказ до конца. — Я бы не допер на шкаф залезть. Собственно, «бы» тут излишне, я и не допер, обыск-то я со своими кадрами в зале делал. И с бокалами ты правильно подметила. Я ведь, главное, их тоже видел. И видел, что мытые, но не обратил особого внимания. Подумал, ну помыла их та девчонка, которая первой встала, и ладно.
— Может, так оно и было. Но лучше проверить, — сказала я.
Венька кивнул, зашел в лабораторию и минут через десять вышел оттуда с готовыми снимками.
— Вот фотографии, — сказал он, протягивая мне бумажный конверт. — Все, как ты заказывала. Фотографии всех ребят в таком виде, как они на паспорт фотографировались, плюс то, что сегодня наш фотограф нащелкал. А с отпечатками картина следующая. На бокале они есть, и, судя по всему, все одного человека. Но в картотеке у нас таких, разумеется, нет. Кто бы это ни был, он по нашему ведомству не проходил, и его «пальчики» к нам не попадали. Имей в виду, кстати, пока у нас не будет санкции прокурора, снять у кого-то из сегодняшней «великолепной семерки» отпечатки мы не имеем права.
— Веня, кому ты это говоришь?! — возмутилась я. — Я сама в прокуратуре работала, всю кухню не хуже тебя знаю. Но сейчас-то я частник! Так что выяснить, чьи отпечатки, могу и неофициально.
— А откуда отпечатки семерки возьмешь для сравнения? — скептически поинтересовался Данилов. — Так они тебе и позволят их снимать без прокурорской санкции!
Я ненадолго задумалась, но меня тут же осенило:
— Да с протоколов снять можно, например! Ты же им протоколы читать давал? — Данилов кивнул. — И я давала. Вот тебе и отпечатки! Протокол допроса Лягунова — отпечатки Лягунова, протокол допроса Заедаевой — отпечатки Заедаевой. И так далее.
— А потом что? Мне-то будут нужны официальные доказательства.
— Веня, если я найду преступника, то у меня будут доказательства его вины, с которыми ты вполне сможешь пойти к прокурору и получить все нужные тебе санкции. Но сначала мне нужно его найти, а для этого все средства хороши. Кстати, вот еще что. Ты уверен, что все отпечатки одного человека?
— На девяносто девять процентов. Размер, расположение — все совпадает.
— Веня, мне нужно, чтобы была уверенность на сто процентов. Ведь могло быть так, что бокалы трогали два человека, правильно? Нужен анализ на составляющую пота. У вас газово-жидкостной хромотограф есть?
— У нас нет, это тоже нужно экспертам отправлять, — сказал Венька. — Но ты права. Сделаем.
— Тогда договорились. Я тебе оставляю протоколы, ты снимаешь с них отпечатки и выясняешь, чьи на бокале. И перчатку специалистам отправляешь. Когда результаты будут?
— С отпечатками — к вечеру. А с микрочастицами… Это уж как эксперты подсуетятся. Самое раннее — завтра к обеду.
— Отлично. Как будут результаты — позвони.
Я собралась уходить, но перед тем, как попрощаться с Венькой, сделала небольшую паузу, давая ему возможность сделать мне предложение, которого я ждала. Данилов, видимо, понял меня совершенно правильно и предоставленной ему паузой тут же воспользовался. Он посмотрел на меня с усмешкой, от которой у меня по телу вдруг пробежала горячая волна, и сказал каким-то другим голосом:
— Ну ты и даешь жару, Татьяна. Я-то, каюсь, когда тебя увидел, подумал, что преувеличены слухи о твоих детективных способностях, а сейчас смотрю, как бы не наоборот — преуменьшены.
— Ну и что? — спросила я, не понимая, к чему он клонит. Не о деловых моих качествах он сейчас говорить должен и прекрасно это понимает, заметно же!
— А то, что одно дело пригласить вечером в ресторан просто красивую девушку, бывшую однокурсницу, и совершенно другое — лучшего частного детектива города Тарасова, — последние слова Данилов произнес совершенно без иронии, что мне немало польстило. Впрочем, не только это, что греха таить.
— Какой ты, однако, робкий. Ни за что бы не подумала, — ехидно ответила я. — А ты попробуй, вдруг получится. Лучший частный детектив работает все-таки не круглые сутки, и женской сущности этого самого детектива еще никто не отменял.
— И попробую, — почти так же ехидно, как я, сказал Венька. — Приглашаю тебя, Таня, в «Львиное сердце» сегодня вечером. Согласна?
— Согласна, — весело ответила я. — А во сколько? Имей в виду, мне не все равно. Отдых отдыхом, но работать тоже нужно. О! Кстати! Вот туда ты мне результаты экспертиз и принесешь заодно.
— Конечно, принесу. Ну так что, часов в восемь я к тебе домой заеду, идет?
— Лучше в девять, — ответила я, подумав, что к восьми могу еще не вернуться из своих разъездов по городу.
— В девять так в девять, — легко согласился Данилов. — Только адрес свой мне напомни, пожалуйста.
Я продиктовала Веньке свой адрес, и мы с ним расстались.
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5