Когда пришел Павел, я, сделав ему знак, что, мол, нас, возможно, подслушивают, предложила потихоньку выйти из дома и все обсудить. Ему, понятное дело, не терпелось услышать мой рассказ. Мы так и сделали. Я хотела надеть шорты, но вспомнила, что они остались в ванной.

– Черт, – прошептала я, – мне необходимо срочно взять шорты.

– Завтра возьмешь…

– А что, если у них заведено, чтобы Катя стирала наши вещи? Они мне НУЖНЫ, понимаешь? – и я демонстративно похлопала себя по воображаемым карманам. Думаю, что он все понял. Поэтому, едва спустившись на первый этаж, Павел сразу же направился к выходу, а я поспешила в ванную комнату, за шортами. Как я и предполагала, Катя уже собиралась их замочить. Она не успела сунуть руку в мои карманы, чтобы проверить, не осталось ли в них что-нибудь перед стиркой, как ворвалась я и выхватила шорты из ее рук.

– Извини, но там у меня кое-что осталось. – И я, отвернувшись от нее, извлекла оттуда документ, выкраденный мной из карманов Паши. Поскольку я была в халате, мне не составило труда спрятать мой трофей на груди и спокойно выйти из ванной: теперь пусть Катя перестирает хоть весь мой гардероб. Тем более что самой заниматься такими вещами мне было некогда. Я вышла из дома, спустилась по крыльцу на землю и, завернув за угол дома, увидела стоящего на залитой лунным светом лужайке Павла.

– Давай спрячемся поглубже в лес, чтобы нас никто не увидел. Рассказывай, что с тобой стряслось. Я искал тебя везде, даже на дерево забирался, как в прошлый раз.

– Я была у Рюрика, – сказала я самым обыденным тоном, словно речь шла о соседке, к которой я сходила за спичками или солью. Он некоторое время молчал. А потом произнес:

– Ты, похоже, сошла с ума.

А я вдруг похолодела от ужаса: а где же мой пропуск, подписанный самим Рюриком? Неужели он остался в шортах? Я, не говоря ни слова, бросилась к дому, но, вспомнив, что вместе с документом Паши у меня на груди может находиться и пропуск, остановилась, достала какие-то бумаги и, на свое счастье, обнаружила то, что искала. Послышались легкие шаги, кто-то спускался с крыльца. Я метнулась к лесу, туда, где находился скрытый деревьями Павел.

– Ты чего мечешься?

– Ничего. Там кто-то появился.

И вдруг мы увидели высокую белую фигурку. Маша. Она бежала по тропинке прочь от дома. Куда? Может, к Паше? Как интересно.

– Так ты будешь мне рассказывать или нет?

И я, примостившись на сваленном дереве, описала ему в подробностях свой визит к Рюрику, опустив, конечно, время пребывания в доме Паши. Но Павел почему-то даже не спросил об этом.

– Послушай, то, что ты мне сейчас рассказала, – ужасно. Это страшно. Это – явная гражданская война.

– Но что мы можем сделать, когда половина государственного управления находится в руках Рюрика и его единомышленников?

– Ошибаешься. Все это может быть умело спровоцированным шантажом, блефом, да чем угодно… Под землей могут действительно находиться наши военные самолеты, но это еще ни о чем не говорит… Хотя всех людей, работающих здесь, можно купить. С потрохами. Особенно в наше время. И что же ты решила?

– Честно? Мне, конечно, неприятно говорить об этом, я не привыкла сдаваться, но мне страшно… Я боюсь. Как видишь, я вытребовала этот пропуск, вот он, смотри, – я протянула Павлу листок, подписанный Рюриком, – мы можем уйти хоть сейчас. Но я не уверена, что это будет правильно. А ты? Что думаешь ты?

– То, что оставаться здесь бессмысленно, это ясно. Но мы не должны уходить отсюда с пустыми руками. Нам необходимы доказательства подготовки к перевороту: списки членов и участников заговора, может быть, даже бухгалтерская документация, которая позволит вычислить, из каких источников поступали на имя Рюрика и организации средства – причем в течение девяти лет. А это немалый срок. План действий и план расположения военной техники, оружия и войск. Если Рюрик так себя ведет, возможно, за его спиной на самом деле стоят полки и дивизии, готовые по первому же сигналу броситься в бой. Но самое ужасное заключается в том, что солдаты НИЧЕГО НЕ БУДУТ ЗНАТЬ. Им никто ничего не скажет. Ведь они действуют по приказу. А это козырь в руках Рюрика. Был же прецедент.

Мы поняли друг друга. Да, такое случалось, солдаты стреляли в толпу… В своих соотечественников. Я напомнила Павлу о листках с заданием.

– Насколько я понимаю, эта пачка находится у Рюрика. В этих листах содержится информация о том, кто из членов движения, где и когда (с точностью, очевидно, до минуты) будет находиться первого августа и что каждый собирается предпринять, чтобы принести максимальную пользу делу. Чтобы потом сравнить с результатом и, в случае успеха, по достоинству оценить поступок или идею. Дело в том, что одним из важных принципов объединения этих людей является индивидуальный подход к личности, о котором у нас только болтают, а у Рюрика это стало практикой. Это не может не привлечь людей сильных и амбициозных, которые в сложившейся системе не имеют возможности проявить себя. Ты уж извини, что я говорю такими вот штампами, но это все для ясности…

– Пожалуй, эти листы нам нужны больше, чем все остальное. Ведь там указаны конкретные люди с их планами… Если мы раздобудем эти бумажки, то сможем предотвратить цепь готовящихся преступлений.

– Но как добраться до этих документов? В доме Рюрика свора злобных ротвейлеров. Они могут разорвать нас на куски.

– А кто такой Стас? У меня сложилось такое впечатление, что он не последний человек в организации. Может, использовать его?

– Каким образом?

– Да хоть под угрозой смерти.

Мне было сложно что-то ответить, необходимо было время на обдумывание. Ночь редко когда дает ответы на вопросы. Она требует своего. Я чувствовала, как сон постепенно одолевает меня. И сказала об этом Павлу. Он сильно изменился с тех пор, как мы с ним познакомились. Мне он теперь казался значительно старше меня (хотя мы с ним были почти ровесниками), и причина, заставившая его последовать за мной, была как будто забыта. А ведь я так мало знала о нем. Мысль о том, что он может быть убийцей Вика, почему-то больше не посещала меня.

– Пойдем, действительно ты же так устала… – Павел помог мне подняться с бревна и проводил до самой постели. «Почему Крысолов сказал мне, что Худяков охоч до баб?» – в который раз вспомнилось мне перед тем, как я погрузилась в сон.

Я проснулась рано утром. Не было ни тошноты, как в первый день моего пребывания здесь, ни головокружения. Я чувствовала себя превосходно, если не считать вновь охватившего меня чувства голода. Я заметила некую закономерность: если плотно поужинаешь, то к утру организм словно требует порции ничуть не меньше. Повернув голову, я увидела крепко спящего Павла. Мое уязвленное женское самолюбие, которое не могло понять природу этого молодого, полного сил мужчины, заставило себя умолкнуть. В конце концов, это самое самолюбие вчера днем получило подтверждение моей неотразимости и сексуальной привлекательности. Вполне достаточно. И все равно, за столько времени хоть бы попытку сделал приобнять или поцеловать… Решив, что у него все-таки какие-нибудь проблемы, я потянулась всем телом, стряхивая с себя остатки сна и какое-то блаженное оцепенение. Вспомнив ночной разговор с Павлом, я принялась размышлять на тему: как проникнуть в дом Рюрика, чтобы захватить необходимую документацию, и уже с нею потом выбраться отсюда с помощью пропуска и, доехав до Москвы, связаться с кем надо… Я вдруг вспомнила о выкраденном у Паши документе.

Ступая босыми ногами по теплому паркетному полу, я подошла к креслу, на котором лежал мой махровый халат. Документы были на месте. Я вернулась с ними в постель. Открыла красную корочку удостоверения, и у меня все поплыло перед глазами: «Худяков Павел Павлович. ОМОН г. Тарасов, фирма «Восток». И фотография, на которой изображен не кто иной, как Паша, с которым мы вчера превратили постель во фруктовое пюре. Я взглянула на спящего Павла, затем перевела взгляд на фотографию: совершенно разные люди. Их объединяло только одно – об обоих можно было сказать: высокий, светловолосый. Это все. Значит, Крысолов оказался прав: настоящий Павел Худяков падок на женщин. И он с блеском мне вчера это доказал. А кто же тогда сейчас спит на соседней кровати?

Деньги ему, видишь ли, подавай! Ничего себе! Пятьдесят «лимонов». Да чего уж там, все сто пятьдесят! Нормально. Я подошла к нему и, схватив простыню за край, с силой сдернула ее, чуть не вывихнув себе при этом руку.

– А ну вставай немедленно! – зашипела я на него, не желая привлекать к себе внимание обитателей дома. – Быстро!

Павел моментально проснулся и, вращая глазами, закачался, словно на пружинках.

– Что случилось? – спросил он сонным голосом.

– Ты кто? Отвечай немедленно, иначе я тебя сейчас убью. Ну!

– Да что с тобой?

– Ты бы, прежде чем мне лапшу на уши вешать, поинтересовался, а не рискуешь ли встретиться с настоящим Павлом Худяковым. И встретился, черт тебя подери! Вчера. Тот белобрысый тип, с которым я ушла, и был Худяков. И вот его документы. А кто же тогда ты?

Он схватил меня за руки, притянул к себе и поцеловал в губы.

– Это не ответ, – прошипела я, отбиваясь от него и вытирая губы. – Говори немедленно, чего тебе от меня нужно. Зачем ты поехал со мной, зачем выдумал историю с Виком, придумал, будто бы это я его убила. Про деньги откуда-то узнал. Ты ведешь двойную игру? На кого ты работаешь?

– На тебя. На всех. Я ищу этот штаб уже несколько месяцев…

– Ну и искал бы себе на здоровье. А при чем здесь я?

– А до этого я занимался убийством Вика. Я действительно его друг и хотел найти убийцу. Мы с ним в тот день должны были встретиться, но я опоздал так же, как ты… Он лежал мертвый, а ты на своей шикарной машине отъезжала от его дома…

– И ты подумал, что это я его убила?

– Нет. Я уже тогда знал, кто ты такая, и еще знал, что ты никогда нигде не появляешься случайно. А это означало одно – ты знала Вика и, возможно, занималась его делом…

– Каким делом?

– Но ведь он поручил тебе выяснить, кто за ним охотится и что этим людям от него нужно.

– А как ты оказался в том же поезде, что и я?

– Случайно.

– Ты мне не ври. Вы, агенты ФСБ, если ты действительно из этой конторы, нередко пристраиваетесь к частным детективам и ведете двойную игру. Просто ты понял, что у меня в Москве дело, и тебе твое начальство поручило проследить за мной, с тем чтобы выйти на какой-нибудь след. Только я, к твоему сведению, ехала в Москву отдыхать, понятно?

– Тебя искал Крысолов. По всему городу. И мы не знали, зачем ты ему нужна. А если уж в деле замешан Василий Федорович, значит, это серьезно. Но о твоем отъезде в Москву он все равно узнал позднее нас, поэтому, когда ты вошла в купе, я уже ждал тебя.

– Ты думал, что я работаю на пару с Крысоловом?

– А почему бы и нет? Подобное случалось.

– И все-таки ты от меня что-то скрываешь. Объясни, ЧТО так насторожило твоих начальников и заставило их послать тебя за мной? Что такого мог совершить Крысолов, чего бы вы не знали?..

– За комплимент спасибо. Я скажу, тем более что теперь мы как будто в одной упряжке. Только сначала успокойся, отдышись, у тебя такой вид, словно ты собираешься выбросить меня в окно. Никогда еще не видел тебя такой злой.

Я утихомирилась. В конечном счете работать с агентом Федеральной службы безопасности не так уж и плохо. Хотя придется снова думать за двоих, а то и за всю службу в целом. Но, правильно Павел сказал, мне не привыкать. Да, кстати, как его зовут на самом деле?

Я, постояв немного у окна и действительно успокоившись, села на постели, поджав под себя ноги, и с интересом уставилась на сильно поднявшегося в моих глазах агента «007». А он не дурак, так долго морочил мне голову!

– Значит, так, слушай. Мы стали отслеживать крупные суммы денег, которые, вместо того чтобы идти прямиком в государственную казну, по пути словно растворялись в воздухе. Несколько банков, крупные акционерные компании, страховые фирмы, торговля – все местные воротилы как бы приостановили свою деятельность, с одной стороны, а с другой – продолжали в тени крутить, в обход налогов, колоссальные деньги…

– Но так было всегда. Почему вы насторожились. Ты можешь выражаться яснее?

– Хорошо. Выражусь яснее: мы догадывались о существовании некой политической организации, на которую работают все вышеперечисленные коммерческие структуры, но ни ее названия, ни лидера мы не знали. Хотя ситуация менялась на глазах: резко приостановилось забастовочное движение, пресса перестала критиковать правительство. Собственно, с прессы-то все и началось. Не секрет, что каждое наше местное издание выражает интересы структуры, которая является негласно его спонсором. Заказные статьи – это только часть кабальной сделки, заключенной между нищими журналистами и заказчиками, обладающими реальной властью. Главным же в этом деле является основная направленность информационного потока. От этой направленности зависит общественное мнение города. Это аксиома. Поэтому нам сразу бросилось в глаза, что общественная жизнь в городе как бы замерла. Создалось такое впечатление, что все чего-то ждут. Теперь-то я понимаю, куда переправлялись эти деньги. В стране идет грандиозная подготовка переворота, к которой подключены мощные политические и финансовые рычаги, а мы неторопливо изучаем список общественных организаций, чтобы отследить какие-то внутренние связи… Короче, потеряно много времени.

– Но почему ты все-таки поехал за мной? Из-за Крысолова?

– Да, у нас есть сведения, что его люди повезли в Москву оружие и боеприпасы, деньги и продовольствие. А это уже пахнет гражданской войной. И в этот же день нам стало известно, что Крысолов ищет по всему городу Таню Иванову. Как ты думаешь, могли мы связать эти два факта?

– Да уж, вляпалась я по самые уши. Гражданская война и Таня Иванова.

– Так вот, я продолжу. Представь, как я удивился, когда увидел ребят Крысолова, которые сняли тебя с поезда. Мои предположения относительно важности происходящего только подтвердились, когда я понял, что ради вашей встречи ОСТАНОВИЛИ ПОЕЗД! А потом еще раз, чтобы вернуть тебя на свое место.

– Но хотя бы теперь ты понял, что я далека от подготовки гражданской войны?

Он усмехнулся.

– Это тебе только так кажется сейчас. Мы с тобой к этой самой, не дай бог, войне – ближе всех. И мы должны помешать ей развязаться. У нас есть только один козырь, и мы должны им воспользоваться. Только не удивляйся.

– Не поняла. О каком козыре идет речь?

– Да ты проанализируй ситуацию. Неужели ты так ничего и не поняла?

– Ты о чем?

– Ты видела этих людей, которые маршировали под музыку Вагнера? Ты видела эту дичайшую и вызывающую дрожь у миллионов русских людей СВАСТИКУ? Так скажи, разве может человек в ясном уме и твердой памяти приехать в Нагорное к семи часам утра и маршировать? Разве это НОРМАЛЬНО?

– Нет. Но не хочешь же ты сказать, что это народное движение основывается на даунах и шизофрениках? Я понимаю, конечно, их много по стране, но не в таком же процентном соотношении…

– ГИПНОЗ. Больше я тебе ничего не скажу.

Я улыбнулась. Слово, которое я так боялась произнести вслух из страха быть высмеянной, было произнесено Павлом. Это радовало.

Я кивнула в знак согласия.

И вдруг он спросил меня, как бы между прочим:

– А где ты была вчера с этим Худяковым?

– Детям до шестнадцати. Понял?

Я не собиралась обсуждать с Павлом свои любовные похождения.

– По-моему, мы несколько отвлеклись от темы, тебе не кажется? Что ты думаешь о гипнозе? Как говорится, в этом месте поподробнее.

– Рюрик обладает гипнотическим даром, во-первых. Во-вторых, он умен и знает, чего хочет. Люди для него – лишь фундамент, на котором он будет удовлетворять свои амбиции и самоутверждаться…

– В принципе это тавтология, – вырвалось у меня.

– Да, ты права… Он не настолько закомплексован или неуверен в себе, чтобы работать вхолостую, только ради власти как таковой. У него есть определенная цель: захватить власть в стране, а это не одно и то же. Возможно, он искренне хочет возродить страну, но действует слишком рискованно и непрофессионально, а потому опасен чрезвычайно.

– Что-то ты заговорил рифмами. Проголодался, что ли?

– Не перебивай меня. Давай лучше обсудим, как нам привести в чувство тех людей, которых мы видели вчера за лагерем… У меня до сих пор в ушах стоит этот странный, какой-то сюрреалистический марш… Ты только посмотри на Машу, девочку, которая потеряла рассудок на почве политики. Это как вирус.

– Вполне возможно, что и Крысолов вложил свои средства в осуществление этой дикой программы, надеясь на пост в правительстве или что-нибудь в подобном роде… Представляю, как он был удивлен, когда узнал, что его дочь имеет отношение к «России». Он мог предполагать все что угодно, вплоть до взятия ее в заложницы или чего-нибудь похлеще, а тут такое…

– Тогда скажи, вчера во время встречи с Рюриком – до сих пор не укладывается в голове, как ты к нему вообще прошла, – ты ничего не заметила?

– В смысле?

– Я о гипнозе. Обычно человек чувствует, если его гипнотизируют… Провалы в памяти или что-нибудь похожее.

– У меня был только панический страх перед этим инвалидом. И вообще – на него неприятно смотреть. Это же смерть ходячая. Зачем и кому нужен такой лидер?

– Если у него не нарушены мыслительные способности, то он многое может руками других. Это же ясно…

Наш разговор был прерван на самом интересном месте: ведь мы так и не успели выработать план действий. Пришла Катя.

– Маша спрашивает, собираетесь ли вы завтракать здесь или поедете в Москву?

Мы с Павлом переглянулись: нас что, хотят выпроводить отсюда? Катя, словно прочитав наши мысли, махнула рукой:

– Да вы, наверно, не так поняли. Они могут взять вас с собой. Они завтракают в Москве, ходят по магазинам и все такое. Если же вам интересно, как долго вы можете здесь оставаться, то отвечу так: мне поручено заботиться о вас до тех пор, пока вы сами не изъявите желания уехать отсюда. Больше того, я получила инструкцию, из которой следует, что вы в этом доме уважаемые и неприкосновенные гости, слово которых для меня – закон. Так что на этот счет можете не волноваться.

Мне, честно говоря, понравился ее монолог. Все было сказано предельно кратко, а главное, я почувствовала симпатию к этой толстушке. Да и мы ей, судя по всему, приносили не так много хлопот, чем тоже не могли не понравиться.

– Скажи, Катя, а почему они завтракают в Москве?

– Маша говорит, что это ей необходимо «в плане связи с цивилизацией». Это как ритуал, если хотите.

– Катя, мы позавтракаем с тобой, здесь. Можешь так и передать своим хозяевам. Здесь так хорошо дышится, да и удовольствий масса: бассейн, теннисный корт, велосипеды опять-таки…

Катя кивнула и ушла. «Интересно, она что-нибудь знает?» – подумала я и посмотрела на Павла.

– Кстати, а как мне теперь тебя называть? Ты же не Павел.

– Все равно Павлом, раз привыкла.

– А что теперь делать с Худяковым? Мне совершенно не хочется его опекать, ведь я просила Крысолова отсрочить ему возвращение долга и как бы взяла его под свое крыло. А теперь представь, в каком положении я оказалась.

– Свяжись с Крысоловом и дай отбой. Пусть этот Худяков сам выкарабкивается, тем более что его, в отличие от меня, фальшивого, совесть не мучает.

– А тебе не кажется странным его появление здесь?

– Нет. Теперь у него другая «крыша»: более высокая и надежная. Кто знает, возможно, Рюрик оказывает ему покровительство за какие-нибудь услуги.

– Вот именно. Иначе как бы он здесь оказался? И вообще, кем надо быть, чтобы жить в этом лагере?

– Особой, приближенной в Рюрику, это несомненно.

– Значит, он играет в этом деле не последнюю роль. Но КАКУЮ? – Вопросов было так много, что я не успевала осмыслить одну версию, как возникала вторая и третья… У меня даже разболелась голова.

После холодного душа я нашла в спальне уже выглаженные шорты, рубашку и белье. Павел, более благоразумно проведший весь вчерашний день, был и так чист и свеж. На него было приятно смотреть. Казалось, он и не колесил по лагерю в своих голубых джинсах, и не штурмовал деревья в своей майке. Когда мы спустились к столу, Маша и Стас стояли уже на крыльце и ждали момента, чтобы с нами поздороваться и сразу же проститься – почти на весь день.

– Вам нравится у нас? – спросил Стас, разглядывая меня. Он выглядел почему-то немного грустным. Маша же, в отличие от него, чуть ни приплясывала от хорошего настроения. Личико ее сияло, глаза лучились, на красных щечках проступили трогательные ямочки. Представляю, как она провела сегодняшнюю ночь. И вполне понятно, почему такая кислая физиономия у Стаса. Непонятно только, зачем же он все это терпит? Ведь невозможно не заметить, что твоя девушка исчезла из твоей постели на целую ночь. Значит, он знает о ее связи с Пашей, но почему-то мирится с этим. Здесь могло быть только две причины. Первая: он ее любит и будет терпеть ее выходки до того момента, когда любовь превратится в какое-нибудь другое чувство (ненависть, например). И вторая: он каким-то образом зависит от Маши и поэтому просто вынужден терпеть ее присутствие либо отсутствие. Третьего не дано. Может, они просто на пару выполняют какое-нибудь задание.

– Да, мне здесь очень нравится. И, с вашего позволения, мы погостим у вас еще несколько дней, хорошо?

– Разумеется.

Маша во время нашего разговора молчала и смотрела на подъехавший к самому крыльцу «Мерседес». Казалось, ей не терпелось поскорее уехать, а разговаривать из вежливости с навязанными ей гостями у нее не было ни малейшего желания. Оно и понятно.

Взять бы ее за плечи и встряхнуть посильнее, чтобы ее мозги встали на прежнее место!

Проронив еще несколько дежурных фраз по случаю нашего временного расставания, Стас подхватил свою прекрасную спутницу, легко сбежал с крыльца и помахал нам уже из машины. Они уехали.