Глава 10
Хрупкая Светлана Марусич в длинном темно-синем кимоно непринужденно, легко и изящно отрабатывала в своей квартире броски айкидо. Я сначала зажмурилась, а затем медленно приоткрыла глаза, заподозрив у себя психическое расстройство. Но на галлюцинации увиденное мною не походило, скорее это напоминало какой-то фарс. Вряд ли подобным образом скромные и застенчивые учительницы готовятся к грядущим урокам математики, если только не отрабатывают технику защиты от особо опасных учеников. Я так и представила картинку: в школьном коридоре педагог в юбке одолевает сразу трех могучих десятиклассников. Кто бы знал, каких усилий мне стоило удержаться от смеха при этой мысли. Но я заставила себя замолчать и полюбоваться картиной боя с вымышленными противниками.
Кроме всего прочего, меня поразил и цвет волос Светланы — из мышиных они волшебным образом превратились в ослепительно белые. Такое преображение, совершенно очевидно, под силу только опытному парикмахеру. Я подумала, что даже моя подружка — я зову ее ласково Светочем — справилась бы с этой работой с трудом, а уж она-то славится своим искусством на весь Тарасов.
Я осмотрелась в прихожей и обратила внимание еще на кое-какие детали. На полочке у зеркала в потрясающем беспорядке валялась самая дорогая — из известной мне — косметика. Создавалось впечатление, что ею воспользовались совсем недавно и просто не успели или не захотели убрать. А насколько мне было известно, Светлана Марусич не пользовалась ни духами, ни помадой. Более того — по моим данным, она не красилась вообще!
«Неслабая смена имиджа!» — заметил мой внутренний голос, и на этот раз я была с ним абсолютно согласна.
Бросив удивленный взгляд в комнату, я увидела на на золотисто-бежевом деревянном столике у самого окна, прикрытого кремовыми портьерами, сквозь которые пробивался неяркий, чуть приглушенный свет, фотографию в траурной рамке. На ней была запечатлена улыбающаяся женщина на фоне осеннего оранжево-ржавого пейзажа, который в достаточной мере оживлял неброскую, выдержанную в пастельных тонах, обстановку Светланиной квартиры. Близорукостью я никогда не страдала, поэтому мгновенно узнала в красавице на снимке безвременно ушедшую в мир иной Марину, застывшую по воле фотографа среди опавшей листвы. Меня всегда волновало таинство съемки: человек умер, а его образ продолжает жить, словно по мановению волшебной палочки. Но в этот раз я подумала совсем о другом. Когда это Светлана успела узнать о смерти соперницы? Неужели Андрей поспешил оповестить и ее? А черную рамку Света заранее подготовила?
Внезапно сумбурное мельтешение мыслей прекратилось, и они потекли в совершенно конкретном направлении: Светлана Марусич определенно не являлась той женщиной, которой хотела казаться. И сегодня я, по счастливой случайности, застала ее врасплох.
Как раз в этот момент я сделала шаг в сторону и наступила на чей-то хвост. Гортанное «мяу!» очень не вовремя привлекло внимание хозяйки квартиры к моей скромной персоне. В ее светло-зеленых глазах вспыхнула искра негодования, но она молниеносно подавила это чувство, наклонилась и подобрала с пола черную кошку.
— Ну, ну, милая, — убаюкивала Светлана ее, поглаживая по блестящей пушистой спинке. — Успокойся, тетя не хотела тебя обидеть.
Кошка обняла хозяйку передними лапами за шею и принялась облизывать ее лицо, как бы помогая ей прийти в себя и собраться с мыслями.
«Надо же, какая любовь!» — изумлялась я, слегка смущаясь неловкой ситуацией.
— Дверь была не заперта, — разъяснила я, то ли оправдываясь, то ли пытаясь наладить контакт. — Я не оставляла у вас в пpошлый pаз зонтик?
— Вы испугали Жозефину, — наконец произнесла Светлана сквозь зубы.
Теперь я определенно поняла — ангелы так не разговаривают!
— Прошу прощения, — выразила я свое сожаление. Мне действительно было немного жаль, что животное помешало моему молчаливому наблюдению. А уж в том, что дверь оказалась открытой и я таким образом незамеченной попала в квартиру, мне определенно раскаиваться не приходилось.
— Проходите, — недовольно бросила Света, указав мне рукой на стул. — Извините за нерадушие, головная боль мучает, — объяснила она свое поведение, а затем провела ладонью по кимоно. — Вот и решила прибегнуть к нетрадиционному методу лечения, — добавила она, по всей видимости, для того чтобы рассеять остатки моего недоумения. — В айкидо ведь практически не бывает спортивных соревнований. Это боевое искусство, как ни одно другое, лишено агрессивного начала.
В этом вопросе я была солидарна со Светланой. Но кто теперь мог бы убедить меня в том, что она владела только этим искусством? Я кивнула в ответ, будто бы соглашаясь.
— У меня отвратительное настроение, — поведала мне Света. — Вы только взгляните, — она протянула мне Маринину фотографию. Я послушно поднесла ее к свету. Интересно, чем она объяснит появление траурной рамки? — Марина мне это вчера по почте прислала. — При слове «это» моя собеседница сделала огромные глаза, очевидно, для того, чтобы как можно выразительнее передать весь охвативший ее ужас.
— Правда?
— Разумеется, правда. В последнее время она просто бредит идеей самоубийства. Я посоветовала Андрею показать ее моему врачу. Лариса Петровна — прекрасный практик!
— Конечно, конечно, — согласилась я.
Я не спорила ни с чем из того, что Светлана торопилась мне сообщить. У меня появилось ощущение полной нереальности всего происходящего, как будто бывшая жена Андрея Марусича и покойная Марина Калугина поменялись ролями. Теперь уже Светлана уверяла меня в том, что у Марины расшатаны нервы, и в том, что она эмоционально зависима от мужа.
— Вот я и решила поднять себе настроение, — продолжала между тем Светлана. — Даже старинную косметику достала из загашников, ее мне еще Андрей в былые времена подарил. Сейчас такую не потянуть, — загрустила она. — Заодно и волосы перекрасила. Говорят, что и внутреннее состояние иногда зависит от внешности. Это правда? — Светлана обращалась ко мне, изображая из себя святую наивность.
— Наверное, — я пожала плечами.
Светлана тоже предложила мне кофе, от которого я не смогла отказаться. Руки сами собой потянулись за сигаретой — требовалось сосредоточиться, чтобы детально обмозговать сложившуюся ситуацию. Жозефина удобно расположилась на кушетке напротив и смотрела мне в глаза немигающим магнетическим взглядом, как будто старалась заколдовать.
«Не выйдет», — усмехнулась я про себя, не поддавшись кошачьему гипнозу.
«Ты начинаешь бредить», — апеллировал к моему рассудку внутренний голос. Я только отмахнулась от его комментариев.
Кофе мы пили в гнетущей тишине, которая основательно давила на нервы. Наконец я отважилась нарушить молчание:
— Света, а хотите, я вам погадаю?
По-моему, мой вопрос ее ошеломил. Меньше всего она ожидала такого предложения.
— Я думала, что вы занимаетесь розыском, а не практикуете как гадалка, — высказалась она.
— Это мое маленькое хобби, — призналась я в своей слабости. Мне казалось, что очередной сеанс общения с высшими силами пойдет только на пользу. Я немного хитрила, обращаясь к гаданию второй раз за день: подумала, что Судьба не будет сердиться, если я использую кости не для себя. Или как бы не в личных целях…
— Что ж, давайте, — согласилась Света, посчитав такой поворот дела наиболее безопасным. Я прошла в коридор, вспомнив, что оставила свою сумочку на трельяже, и через пару минут вернулась во всеоружии.
— О чем бы вы хотели спросить Фортуну? — поинтересовалась я у Светланы, подождав, пока она отопьет глоток и поставит чашку на стол.
— Об удаче, — очаровательно улыбнулась бывшая жена Марусича. При этих ее словах я вздрогнула — они показались мне подтверждением моей последней догадки. Светлана сама напрашивалась на неприятности.
— Хорошо, — кивнула я и метнула кости на стул, стоявший рядом из-за того, что стол оказался занят. Кошка проследила своими «изумрудами» за броском. Двенадцатисторонние косточки рассыпались с гулким стуком. Судьба говорила с нами языком цифр.
— Двадцать три, восемь и тридцать два, — вслух произнесла Светлана.
Я с легкостью припомнила, о чем говорили эти числа:
— «Не дайте уговорить себя на участие в рискованном деле. Наивность — один из главных ваших недостатков, контролируйте себя, вам это очень пригодится, особенно в решающий момент», — сказала я назидательно, как бы голосом самой Судьбы, чем окончательно вывела Свету из себя.
— Какой бред! — воскликнула она, не скрывая свой гнев. — Неужели вы в это верите? На первый взгляд, Таня, вы производите впечатление рационального человека!
— В некоторых символах скрывается мудрость древних, — я уже откровенно над ней издевалась, но Лаки еще не поняла, что мне удалось ее раскусить. У меня же не оставалось сомнений, что я разговариваю со своей противницей! — Кстати, Светочка, — обратилась я к ней, — а вы не поищете мой зонтик?
* * *
Я приехала домой в полной уверенности, что Лаки не уйти от заслуженной кары и что варяжский щит с гербом абсолютно без труда обнаружу, устроив за ней соответствующую случаю слежку или обыскав с особой тщательностью ее квартиру, а в крайнем случае — гостиничный номер, в котором временно проживает Тадеуш Бартвелл. Но то, что я увидела, едва переступив свой порог, вывело меня из состояния радужной эйфории. Все в комнате было перевернуто вверх дном, вещи валялись как попало, новенький японский телевизор оказался разбитым, а на стене, недавно оклеенной импортными обоями, красовалась надпись, выведенная углем. Она гласила: «Воровка!!!» Причем три восклицательных знака были нарисованы непомерно большими, просто огромными!
Я устало опустилась в кресло, оглушенная мыслями о превратностях судьбы. Невеселые мои размышления прервал звонок телефонного аппарата. Я недовольно покосилась в его сторону, но все-таки протянула руку за трубкой. В этот раз Араб осчастливил меня лично:
— Ты с кем в кошки-мышки играешь, а? — орала трубка. — Уж не знаю, какой из тебя детектив, но новый бизнес ты явно не по своим зубам выбрала! Прихапала арфиста и валишь все на Лаки. Лучше бы потрудилась понадежнее статуэтку припрятать. Чтобы до вечера вернула мне герб, а не то… — он угрожающе засопел, от чего мне стало смешно. Неадекватная реакция, что уж тут поделаешь. — Считай, что я тебе войну объявил, так что теперь не выкрутишься!
— Дрожу от страха! — ответила я в тон и бросила трубку. Угораздило же связаться с такими идиотами!
Теперь я отчетливо понимала, что оставаться в квартире небезопасно, и подумывала о том, чтобы на время перебраться в другую, оставленную мне в наследство бабушкой и используемую обычно в конспиративных целях. Иногда я там проводила особо важные и секретные встречи, а иногда, вот так же как и сейчас, переживала опасные времена. В общем, не жилище, а конфетка для частного детектива! Или, как говорит один мой старый знакомый, — песня!
Тишину снова нарушил телефонный звонок. Я хотела было выдернуть шнур из розетки, но в последний момент передумала. Любопытно, что еще собрался мне сообщить нервный гангстер? Ну, никак не успокоится, до чего обида заела, что его с гербом обошли.
Я подняла трубку и поднесла ее к уху, приготовившись к новому потоку оскорблений и придумывая ответную реплику, однако абонент обманул мои ожидания.
— Таня? — раздался знакомый голос. — Это Ефремов.
Я вздохнула от облегчения и одновременно от некоторого разочарования — очень уж хотелось поставить Араба на место. Ну да ладно, случай еще, надеюсь, представится.
— Привет! — отозвалась я. — Есть какие-то новости?
— Я, кажется, понял, о ком ты меня спрашивала, — произнес он задумчиво.
— И о ком же? — насторожилась я.
— Снова о Грее.
— О ком, о ком? — я сначала не поняла.
— О Радковском, о ком же еще? Это у него подружка — блондинка. Вот только была или есть, не знаю. Вроде она его бросила, так он в запой даже одно время ударился, очень сильно переживал. Едва не разорился совсем. Картину даже написал с алыми парусами, хотя никогда не был маринистом. За это его, в общем-то, Греем и прозвали.
— Имени ее не припомнишь? — поинтересовалась я. Выходило, что и Грей-Радковский замешан в этой истории, иначе зачем бы ему было скрывать от меня свое знакомство с Лаки.
— Как-то на иностранный манер, — ответил Миша.
И я решила ему помочь:
— Случаем, не Лаки?
— Точно! — воскликнул он.
— Сейчас же поеду к нему, — обрадовалась я.
— Не торопись. Его сейчас, скорее всего, нет дома, — предупредил меня Миша. — У него сегодня дансинг-день, вернее — ночь. Он до утра будет торчать на ночной дискотеке.
— На какой именно? — решила я уточнить, надеясь, что получу ответ. Хорошо, что бог иногда посылает таких осведомленных друзей!
— В «Праге», — сообщил Ефремов. — Он там завсегдатай!
Я поблагодарила Мишу и немедленно отправилась на стоянку за машиной, почему-то думая на ходу не о предстоящей встрече, а о том, что «ласточка» моя по-прежнему требует хорошего ремонта, несмотря на то что сегодня с ней уже повозились автомастера. Ерундовские неполадки устранили, а надо бы наконец заняться основательно и всерьез. И я дала себе твердое обещание сделать это. Вот только разберусь с Лаки. И Бартвеллом. И Арабом заодно.
* * *
— Ну что? — осведомился шеф у Виталика. — Как успехи?
— Все, как надо, — откликнулся тот с готовностью. — Телефоны на прослушке.
— Какие? — Араб предпочитал лично вникать во все подробности, чем и объяснял свою легендарную живучесть.
— И Бартвелла, и хозяина галереи, — ответил Виталик. — Он, кстати, сегодня уже нашей подопечной звонил. Она сейчас в «Прагу» направляется разыскивать какого-то Радковского.
— Проследить немедленно! — распорядился Араб. — И докладывать мне о каждом шаге, — строго добавил он.
— Сделаем в лучшем виде, — заверил Виталик.
* * *
Как ни странно, машина завелась моментально, практически с пол-оборота. Я плавно выехала с автостоянки, внимательно наблюдая за дорогой. Темнело, а снег повалил крупными мягкими хлопьями, которые налипали на ветровое и заднее стекла, портя обзор. Я и не заметила, как быстро пролетел этот день, до того он был насыщен событиями.
Я остановила «девятку» у «Праги» — ночного клуба, который расположился в здании бывшего кинотеатра. От прежнего центра проведения городского досуга сохранилось только название. «Для маскировки, что ли», — подумалось мне. Хотя не знаю, уместна ли в данном случае ирония.
В гардеробе я сняла свой супермодный пиджак, пару месяцев назад приобретенный в одном бутике на проспекте на деньги, полученные мною за поимку убийцы дочери судьи. Затем заплатила за вход, взяв в обмен на доллары квитанцию у симпатичной девочки, пожелавшей мне приятного вечера, бросила быстрый взгляд в овальное зеркало и, оставшись довольной от своего вида в черном коктейльном платье при свете неоновых огней, устремилась на поиски гриновского романтика.
Музыка в стиле техно оглушала, лазерные лучи ослепляли, но у меня совершенно отсутствовало желание расслабляться на полную катушку. Почему-то хотелось поговорить с кем-нибудь по душам в тихой приятной обстановке за чашкой кофе и крепкой сигаретой или за бокалом элитного вина. Что-то вопреки музыке и клубно-дискотечному антуражу настраивало меня на сентиментальную волну, в общем-то, мне совсем не свойственную. Может, прозвище Радковского подействовало таким странным образом? Или я просто устала?
«Лень-матушка!» — диагностировал внутренний голос мое состояние. У него на все случаи жизни находились нелицеприятные заявления в мой адрес, всегда отличавшиеся содержательностью и лаконичностью.
«Нет чтобы утешить», — обиделась я.
«Совсем разбалуешься», — парировал он. На этом я решила прекратить свой мысленный диалог, сочтя его бесполезным.
Миновав бильярд и боулинг, я решительно направилась прямо на дискотеку, в эпицентр шума и толкотни. Вот уж где настоящее светопреставление! В гущу народа я пока соваться не стала, выискивая глазами «своего Грея». Но по неведомой мне причине его почему-то не было видно. Местная публика состояла в основном из подростков, более или менее приличные посетители потягивали спиртное в баре напротив. Решив присоединиться к ним, я заказала себе слабоалкогольный коктейль.
— Что вы предпочитаете? — осведомился бармен, холеный высокий парень в специфически элегантной одежде. Создавалось впечатление, что подобных типов выращивают в каких-то особых заповедниках, куда посторонним вход запрещен.
— На ваш вкус, — махнула я рукой, предоставив ему возможность проявить инициативу и осуществить выбор за меня. Он метнул в мою сторону подозрительный взгляд из-под золотистых ресниц, но в перепалку вступать не стал. Очевидно, привык и не к такому.
Я вальяжно устроилась у стойки, наблюдая, как он привычными жестами смешивает напиток, а затем переливает его из шейкера в фужер с сахарной кромкой «инея» по краям и опускает в него шпажки с нанизанными ягодными кубиками фруктов. Протянув мне коктейль, молодой человек занялся салатом. Напиток оказался изумительно легким и сладким на вкус, он таинственно мерцал в фейерверке «пражских» огней, отливая янтарно-каштановым перламутром, и слегка горчил от добавленного амаретто. Едва я успела пригубить нектар богов, вышедший из умелых рук бармена, как он закончил и со вторым предназначенным мне деликатесом.
— Нравится? — заулыбался бармен, довольный произведенным эффектом, и пододвинул ко мне вазочку с фруктовым салатом.
— Очень, — призналась я. В этот момент мне показалось, что и музыка не так уж резка, и мелькающий свет не столь раздражающе ярок.
— «Сицилийский поцелуй!» — чувственно прошептали губы бармена.
Я встряхнула головой, чтобы отогнать наваждение.
— Вы не поняли, — он усмехнулся. — Это всего лишь название коктейля.
Пожалуй, я испытала легкое разочарование.
Потом я попробовала фруктовый салат, вернувшись мыслями к Борису Радковскому. «Милый Грей, сдается мне, что у тебя возникли крупные осложнения!» — обратилась я к нему телепатически, пытаясь полушутя, полусерьезно настроиться на его волну.
Салат обладал оригинальным, я бы сказала, специфическим вкусом. Оценить его по достоинству не помешала мне даже отвлекающая от гастрономических ощущений попытка экстрасенсорного сеанса. Яблоки, грецкие орехи, дольки ананаса в сиропе были смешаны с сельдереем и зеленью под майонезом. Наверное, это и добавило блюду пикантности.
«Жуй! Жуй! — командовал внутренний голос. — А то совсем от рук отбилась, скоро решишь на полном серьезе, что ведьмой заделалась. Нельзя забывать о земных радостях, реальнее надо на вещи смотреть, а не каббалистикой заниматься. Тоже мне, магистр черной и белой магии!»
Девушка по соседству заказала «Тропическое наслаждение», чем привлекла мое рассеянное внимание. Такое название носило другое фирменное творение бармена. А глаза-то у него цвета бронзы, подметила я непроизвольно, внимательным взглядом окидывая все вокруг. Девушка блистала яркой восточной красотой наложницы из гарема. Только вот, правда, поблизости не было султана. Зато с нее не сводил влюбленных глаз бледноватый юноша с копной густых соломенных волос на продолговатой голове. Его узкий подбородок скрывала редкая, прямо-таки козлиная, бородка того же цвета. По всей видимости, это и был ее спутник. Он как-то путано рассуждал о живописи, то и дело вставляя «умные» слова, что-то из профессионального лексикона — всякие там «колер», «ракурс» и «стаффаж».
— Извините, молодой человек, а что такое стаффаж, не подскажете? — обратилась я к нему с оригинальным вопросом.
Юноша оторопело уставился на меня, открыв рот, очевидно не ожидая такого наглого вмешательства в процесс обольщения им роскошной черноглазой девицы с матовой смуглой кожей и пухлым ртом, созданным господом богом словно специально для поцелуев. Она также перевела томный взгляд в мою сторону, и ее губы растянулись во всепонимающей улыбке. Наметанным глазом я определила, что эта красотка в кожаном костюме цвета металлик вовсе не так наивна, как полагает прыщавый юноша, изображающий из себя маститого художника.
— Что-что? — засмущался он, слегка покраснев.
— Веня, девушка интересуется стаффажем, — объяснила брюнетка.
— А, — произнес он со знанием дела, как будто ее слова что-то меняли. Потом пожал плечами и заговорил поучительным тоном: — Если вам это о чем-то говорит, то стаффаж — это изображение людей и животных для оживления пейзажа. Только и всего.
— Весьма благодарна, что растолковали, — усмехнулась я. — Кстати, а правда, что художники все сплошь бедные? — ошарашила я его новым вопросом. — Как там в песне поется, «продал картины и дом»… Или еще про плащ, нелегкую судьбу и душу без гроша…
— Нет, неправда! — возмутился он. — И я надеюсь, что ваши вопросы исчерпаны. — Бородатый Веня отвернулся в другую сторону и вновь обратился к девушке: — Так на чем мы остановились?..
— И не надейтесь, — снова вмешалась я. — Вижу, что от вас ваша возлюбленная миллиона роз не дождется, — выдала я свое заключение, заметив, что девица с трудом сдерживается от хохота. Еще мне показалось, что улыбаться, как Мона Лиза, она не сможет. Не дав юному представителю богемы времени на возражения, я тут же добавила: — По-моему, вы очень нуждаетесь в валюте. Не хотите подзаработать?
Неожиданно Веня сменил гнев на милость, и его взгляд чудесным образом из раздраженного превратился в заинтересованный.
— Каким образом? — спросил парень по-деловому.
— Помогите мне разыскать Грея. Вы ведь, кажется, тоже каким-то образом принадлежите к художественной среде, — предположила я с некоторой долей сомнения.
— Так бы сразу и сказали, что подсели к нему на хвост. А то лезете со всякими заморочками…
Выслушав это замечательное высказывание из уст «художника», мне оставалось лишь удивляться его зашоренному лексикону. Будто имеешь дело не с творческой личностью, а с отпетым уголовником!
— Можно выразиться и так, — ответила я.
— Все зависит от цены, — сообщил Веня, потягивая джин с тоником. — Что поделаешь, рыночные отношения…
«Так вот и пожалеешь о социализме!» — подумалось мне.
— Ваши условия, — усмехнувшись, произнесла я вслух. Маленькие глазки «бизнесмена от богемы» алчно и суетливо забегали. Он судорожно прикидывал в уме, сколько «зеленых» ему удастся с меня содрать.
— Полтинник, — наконец отважился Веня.
— Не слабо для начинающего афериста, — прокомментировала я.
Веня обиделся:
— Не афериста, а информатора.
— Ага, — уточнила я. — Стукача.
Я не боялась разговаривать с ним подобным образом, так как не сомневалась, что он в любом случае все мне выложит, а жадность его когда-нибудь погубит. Отдав деньги, которые начинающий художник пересчитал с особой тщательностью, я коротко и резковато спросила:
— Где?
На что он ответил:
— В карты режется, в соседнем зале. У них там что-то вроде клуба.
Веня сгреб баксы со стойки и спрятал их в солидном кожаном бумажнике, который совсем не вязался с его расхлябанным обликом.
Бориса Радковского я заметила сразу, как только зашла в указанную комнату. Выглядел он все таким же потерянным и на Грея, по моим представлениям, совсем не тянул.
— Сколько лет, сколько зим, — проговорила я, тронув его за плечо. — Как жизнь молодая?
— Что вы здесь делаете? — изумился он.
— Вас разыскиваю, — откровенно призналась я.
— Меня? Зачем? — Радковский отодвинулся.
— Должна заметить, что вы в глубокой… — я заколебалась с выбором слова, — яме.
Грей отбросил в сторону карты. К его счастью, игра еще не началась.
— Что вы имеете в виду?
— Давайте отойдем в сторонку и поболтаем по-дружески, — мирно высказала я свое предложение.
— Ладно, — неохотно согласился он, что-то шепнул своему соседу, который кивнул в ответ, и вышел из-за стола. Однако большого желания разговаривать со мной я в нем не заметила. Мы покинули «клуб» любителей карточных развлечений и вернулись в дансинг, где у стойки уже никого не было. Видимо, «сладкая парочка» решила развеяться где-нибудь в другом месте, надо же было им промотать мои доллары.
Я заказала пару коктейлей все у того же красивого и умелого бармена.
— Так в чем же дело? — нетерпеливо осведомился Грей.
— В Лаки, — ответила я, но художник на этот раз даже не изменился в лице.
— Я не знаю никакой Лаки, — твердо произнес он, уставившись на дно фужера, как будто увидел там диковинную картину.
— И все-таки, — настаивала я. — Неужели вы не понимаете. Она ведь втянула вас в убийство. Связь с этой женщиной добром для вас не кончится.
— Я не знаю никакой Лаки, — повторил Грей упорно и закашлялся, поперхнувшись напитком.
— Лично у меня к вам нет никаких претензий, — продолжала я стоять на своем. — Я даже не буду вникать в подробности Марининой гибели, если вы меня к этому не вынудите и окажете кое-какую услугу. Мне необходимо найти вещь, украденную вашей подружкой, и во что бы то ни стало вернуть ее бывшему владельцу. Я предлагаю вам элементарную сделку!
— Я устал вам повторять, — взорвался Радковский. — Я не знаю никакой Лаки, не участвовал ни в каком убийстве и не иду ни на какие сделки! Ваш шантаж неуместен! Еще вопросы есть?
От досады я резко тряхнула головой. Его слепая преданность Лаки довела меня чуть ли не до настоящего шока.
— Нет, все вопросы исчерпаны.
— Вот и прекрасно! — делано обрадовался Радковский и покинул меня, оставив на стойке недопитый коктейль. Я поняла, что разговаривать с ним абсолютно бесполезно. Однако сомнений в том, что Марина Калугина не покончила жизнь самоубийством и что художник по уши замешан в этой истории, у меня не осталось. Вот глупец! Нашел же… как бы это сказать… объект для своей романтической любви!