Глава 6
Дверь за мной с грохотом захлопнулась, в замке заскрежетал ключ.
Ниночка смотрела на меня расширившимися глазами, губы ее дрожали. Но не успела она и рта открыть, как я твердым тоном объявила:
– Здравствуй, Нина, я твой адвокат, меня зовут Татьяна Александровна. Понятно?
Она кивнула, сглотнула слюну и перевела глаза на окрашенную в темно-зеленый цвет стену, по которой змеилась тонкая трещина.
Выглядела девчонка ужасно. Со щек пропал румянец, глаза покраснели и опухли от слез, волосы выглядели так, словно их уже месяц не касалась расческа. Похоже, она даже не понимает, почему оказалась в этом ужасном месте.
– Постарайся вспомнить все, даже мелочи. Позавчера ты была у Аделаиды Амвросиевны?
– Нет, я же уже рассказывала.
– А теперь расскажи мне. Почему ты к ней не поехала? Вы же договаривались?
– Да. Но я ей утром позвонила сказать, что не смогу, но она не взяла трубку. Может, в туалете была. Или выходила куда. Я хотела потом еще раз позвонить, через полчаса.
– И что? Позвонила?
Не поднимая на меня глаз, Ниночка поводила указательным пальцем по столу и уныло произнесла:
– Я забыла.
– А она тебе не звонила? У нее ведь есть твой номер?
– Да, есть. Но она мне не звонила.
– А почему ты отменила свой визит? Ведь тебе нужно было сделать Белкиной укол. Разве можно было пропускать?
– Один день можно, ничего бы с ней не сделалось. А у меня же свидание!
– С кем?
– С Ромой.
Ну конечно, свидание для молодой девушки важнее, чем какой-то там укол, который нужно делать старой больной женщине!
– И что, свидание нельзя было отложить до вечера?
– Нет. Рома сказал, что вечером уезжает в командировку, надолго, и хотел весь день провести со мной. Я так обрадовалась! Мы ведь не часто с ним встречались, он все время был сильно занят.
– Тебе очень нравится Рома?
– Да, он классный. Красивый. Веселый. Он очень хороший.
– Значит, веселый и хороший. А когда ты ему позвонила, чтоб он подтвердил твое алиби, он не ответил.
– Нет, просто телефон его был отключен. Он ведь уехал.
Резонно. Уехал и телефон отключил, чтоб не тратиться на роуминг.
– А где он работает?
– Не знаю, – вздохнула Нина.
– Сколько ему лет?
Она пожала плечами и посмотрела на меня испуганно.
– И где живет, не знаешь. И фамилию его не знаешь. Сколько времени ты с ним встречаешься?
– Две недели.
– И за две недели ты узнала о нем только то, что его зовут Рома?
Ниночка посмотрела на меня виновато и промолчала. Я потихоньку начала злиться:
– Может, он и не Рома вовсе? Может, он Вася или Петя?
Тут она заплакала, и мне пришлось ее утешать. Носового платка у нее не было, и я отдала свой. Ну что за глупая девчонка – встречаться с парнем целых две недели и даже не поинтересоваться, где он живет, где работает, кто его родители! Не факт, что он бы ей все это выложил, но ведь она даже не пыталась узнать. Все это я хотела ей сказать, но прикусила язык, вспомнив, что вчера провела чудесную ночь с мужчиной, о котором не знаю ровным счетом ничего, кроме того, что его зовут Олег.
– Ну, хорошо. Значит, ты целый день провела с Ромой. И чем же вы занимались?
Шмыгая носом и всхлипывая, Ниночка начала перечислять. Сначала они катались на его машине…
– Номер или хотя бы марку можешь назвать? – вставила я.
Она мотнула головой и назвала только цвет автомобиля – белый. Да, не густо. Прямо призрак, а не юноша!
Потом они приехали на машине в лес и там долго гуляли. Искали ландыши. Не нашли. Поехали в магазин, где Рома купил продукты и шампанское.
– Где этот магазин? – спросила я. – Как называется?
Нина не знала. Она вообще в магазин не заходила, видела его из окна автомобиля. Небольшой павильончик, обшитый белой вагонкой, у обочины дороги. Рома сказал, чтобы она подождала в машине, спросил лишь, какое Нина любит шампанское. Она ответила, что полусладкое. Да, еще рядом с магазином была остановка, но какие маршруты там проходят, Ниночка не знала.
– Район-то хоть какой, знаешь?
– Да. Трубный, – пискнула девушка. – Какая-то окраина.
Жаль, что она не зашла в магазин. Если бы мы его нашли, возможно, продавцы ее бы вспомнили. И тогда у Нины было бы алиби. Ну что ж, не будем отчаиваться, еще не все потеряно.
– Ну а потом куда вы поехали?
– Он привез меня в квартиру.
Я обрадовалась: значит, она все-таки побывала у него дома! Но Нина тут же пояснила, что квартира не Ромина, а какого-то его друга, в новостройке на той же окраине Трубного района. Дом почти не заселен, ремонт не закончен. Штукатурка, линолеум на полу, сантехника, на кухне плита. Газ не подключен, лифт не работает: на девятый этаж они поднимались пешком. Даже обоями стены еще не оклеены. Зато есть электричество. Из мебели – диван, две табуретки да стол.
– Адрес, конечно же, не знаешь, – пробормотала я.
Она кивнула, потом мотнула головой. В квартире они пили шампанское, ели бутерброды с копченой колбасой и шоколадные конфеты. А затем занимались любовью. А что было потом, она не помнит, потому что заснула и проснулась, когда было уже совсем темно. Точнее, она не сама проснулась, это Рома ее разбудил и попросил поторопиться, потому что ему нужно ехать на вокзал: у него поезд. У Нины раскалывалась голова, но она быстро собралась и вместе с Ромой спустилась вниз. Было уже совсем темно, фонари не горели, да и какие фонари возле новостройки? Одна грязь кругом.
Рома довез ее до дома, высадил и сразу же уехал на вокзал. На прощанье он коснулся ее щеки губами и сказал: «Ну, пока, рыбка моя, я тебе позвоню, когда вернусь из командировки». Нина пошла домой и легла в кровать, радуясь, что мама спит, а значит, не станет спрашивать, где это она шлялась до поздней ночи. Она долго не могла уснуть, то ли от возбуждения, то ли от того, что голова все не переставала болеть. Пришлось даже встать и выпить таблетку.
– Значит, он тебя называет «рыбка моя»? – спросила я.
Она удивленно на меня посмотрела и пояснила:
– Да, так он меня зовет, даже когда чем-то недоволен. Он очень ласковый.
Рыбка моя? Очень мило. Неужели парень подсыпал Ниночке что-то в шампанское? С чего бы это она так быстро отрубилась, а потом проснулась с дикой головной болью?
– Вы пили только шампанское? Может, еще что-то было? Коньяк, вино, водка?
– Нет, больше ничего не было.
– Одна бутылка была?
– Да.
– Как он выглядит, твой парень?
Нина улыбнулась мечтательно и принялась описывать Рому. Как я и ожидала, он оказался высоким красавцем. Вылитый Роберт Паттинсон, по мнению Ниночки. Только блондин, в отличие от кумира всех девушек планеты. Глаза? Глаза изумительные, карие.
– Может, у него особые приметы какие-нибудь есть? Ну, там, татуировка какая или шрам на видном месте.
Но ни татуировок, ни шрамов Нина у своего возлюбленного не приметила. А жаль. Высокого красивого парня, похожего на Роберта Паттинсона, мне придется искать до морковкина заговенья.
– Где ты с ним познакомилась? – с надеждой спросила я.
– На улице. Он сам ко мне подошел.
– Ты была с кем-то из подруг?
– Нет, одна. Шла с работы вечером, он подошел и сказал: «Девушка, давайте я вас провожу, такая темень вокруг».
А жаль! Лучше бы она познакомилась с ним в какой-нибудь компании. Тогда был бы шанс этого парня найти.
В замочной скважине заскрежетал ключ. Дверь открылась, и полицейский, который впустил меня сюда час назад, объявил, что наше время истекло. Прощаясь со мной, Ниночка изо всех сил старалась не заплакать.
Не успела я сесть в машину и завести двигатель, как в моей сумке заверещал мобильник. Звонила Ольга.
– Привет, Тань, ты сейчас где?
– В машине, домой еду. Ты уже вернулась из Москвы?
– Ага. Слушай, давай заворачивай ко мне, разговор есть.
Голос у нее был очень напряженный и как будто недовольный. С чего бы это? А-а, понятно: с Виталиком вышел облом. Не выпустила его из своих мягких лапок московская штучка. Или он сам не захотел возвращаться в Тарасов. Потому-то Ольга и злится.
Но я ошиблась. Нет, с Виталиком и в самом деле получился полный облом, но дело было не только в нем. Все оказалось гораздо неприятнее.
Я сидела в стильной Ольгиной кухне и смотрела, как она варит кофе. Судя по кислому виду и странным взглядам, которые она на меня время от времени бросала, настроение у нее было омерзительным. Так как она молчала, я решила начать разговор сама:
– Ты так неожиданно позвонила, Оля, что я только сейчас вспомнила про интервью. Твой диктофон у меня дома. И фотки тоже, и удостоверение твое. Есть еще список гостей, мне его дал секретарь Жучкина. Но знаешь, интервью вышло скомканным, так уж получилось. Но я думаю, ты и сама что-нибудь сочинишь.
Ольга только рукой махнула:
– Да какая теперь, блин, разница, Таня! Теперь меня уж точно с работы выгонят. Подвела ты меня под монастырь.
Я не верила своим ушам. Это я-то, девушка добрая и мягкосердечная, которая поддалась на Ольгины уговоры и поехала в логово олигарха, вместо того чтобы лететь в экзотический рай? Да если бы не Ольга, я бы сейчас лежала на теплом песочке у моря! Тянула бы через соломинку экзотический коктейль и радовалась жизни!
Я терялась в догадках.
– Не понимаю я тебя, Оль. В чем дело-то?
А дело было всего-навсего в том, что из дома Жучкина увели одну из его картин. И Ольгу, которая отдала мне свое журналистское удостоверение, вызвали в полицию для дачи показаний (конечно, не только одну ее вызывали, но от этого пилюля слаще не стала). И, дрожа как осиновый лист, она туда поехала. Не могла же она сказать: «Не было меня у Жучкина, это все Таня Иванова. Я одолжила ей свое журналистское удостоверение. Вот с Тани и спрашивайте, а я тут ни при чем». От ужаса она даже про своего драгоценного Виталика забыла.
– А что Виталик, Оль? – спросила я.
– Да ну его, козла! Думаешь, я его видела? Думаешь, поговорила с ним?
– А разве нет?
– Этот подлец, этот трус сбежал! Я его искала по всему издательству, бегала как… как… – она никак не могла подобрать подходящее слово, и я подсказала:
– Как мадам Грицацуева, да?
Ольга вытаращила на меня глазищи и с обидой произнесла:
– Почему Грицацуева, Тань? Разве я похожа на мадам Грицацуеву?!
– Вообще-то нет. Но ситуация похожая. Помнишь, как в фильме она за Бендером по редакции гонялась?
– Не помню и помнить не хочу, – отрезала Ольга. – Эта шкура…
– Бендер?
Ольга досадливо поморщилась:
– Да Виталик, черт возьми! Спрятался и прислал вместо себя свою гусыню. Видела бы ты ее! Не понимаю, как можно было польстится на такую?
– Да, Оль, я тоже не понимаю. Где ты и где эта гусыня, – поддакнула я, хотя гусыни той и в глаза не видела. – И что, так и не вышел Виталик с тобой поговорить?
– Больше не произноси при мне этого имени! Боже, какая же я дура! Зачем поехала? Лучше бы дома сидела да к Жучкину пошла. Теперь затаскают менты!
– Думаешь, если бы ты поехала к Жучкину, картину бы не украли?
Ольга только плечами пожала. Я спросила:
– А что ты сказала полицейским?
– Что я им могла сказать? Не знаю ничего. У Жучкина была, интервью брала, потом ушла. Кстати, они спрашивали про моего… то есть твоего фотографа. Откуда ты его взяла, этого парня?
– Сам прибился, – и я чуть было не выложила историю нашего с Олегом знакомства, но вовремя сообразила: незачем Ольге знать про балкон. – Приехал в командировку из Красноярска делать репортаж про открытие балетной школы имени Айседоры Дункан. Вот и познакомились.
– Он еще здесь, в Тарасове?
– Нет, сегодня утром укатил, то есть улетел в свой Красноярск. А что?
– Может, это он картину-то и увел?
– Ну-у, скажешь тоже! Это очень приличный парень, даже не сомневайся. На телевидении работает. И зачем она ему, картина? Нет, я уверена, что здесь наши, тарасовские, потрудились. А кстати, что за картина? Лошадь, поди, какая-нибудь?
Ольга минуту-другую думала, потом неуверенно произнесла:
– В ментуре говорили что-то про медиков. Я была в расстроенных чувствах и не совсем поняла.
– Медичи. Портрет герцога Медичи, – догадалась я, недоумевая, кому понадобилось такое плохонькое полотно.
– Наверное, так, – согласилась Оля. – Ты, значит, ее видела, картину? И как? Впечатляет?
– Да ерунда, смотреть не на что! Темная, маленькая. Мужик на лошади, даже и не подумаешь, что герцог.
– Ой, что теперь будет, Тань, что будет, – снова заныла Олечка.
– Да ничего не будет, – утешила я. – Я этого Медичи не брала, ты, по понятным причинам, тоже. Не переживай, обойдется. У Жучкина этих картин – как грязи. Небось не обеднеет. И потом, она наверняка застрахована. Поищут-поищут и успокоятся. Все нормально, никого не убили, не зарезали.
– Ты думаешь?
– Уверена на все сто. Так что забудь про Медичи, да и про Виталика тоже.
– Да пошел он…
– И правильно! Все они козлы! А я завтра заброшу тебе диктофон, корочки твои, список гостей и фотки. И начинай ваять статью со спокойной совестью. Ну, я поехала.
– Да зачем я буду тебя напрягать, я и сама могу к тебе заехать и все забрать. Сегодня.
Вот уж чего тебе делать не следует, так это заезжать ко мне домой! Не ровен час, на Олега наткнешься, которого я успела «отправить» в Сибирь.
Немного подумав, я сказала:
– Очень удачно получается, у меня как раз сегодня встреча назначена в твоих краях. Буду ехать мимо и заброшу все. Ты ведь вечером дома будешь?
– Ага. Сейчас вещи разберу, ванну приму и буду отдыхать.
– Вот и договорились. Буду подъезжать, позвоню.
От Ольги я поехала к Кире, чтобы отдать ему адвокатскую ксиву и рассказать, как прошла встреча с Ниночкой.
Володька сидел у себя в кабинете и что-то писал. Увидев меня, он улыбнулся во всю пасть, отложил ручку и произнес:
– Ну, как успехи?
Я хлопнула адвокатскими корочками по столу со словами:
– Спасибо тебе, Володя, ты очень помог нам. Но пока особенно похвастаться нечем.
Стараясь ничего не упустить, я пересказала Володьке свою беседу с Ниной.
– Вот если бы я могла повозить Нину по окраине Трубного района…
– А смысл, Таня? В магазин она не заходила. Ну, узнает местность, и что дальше?
– Может, машину кто-нибудь из прохожих вспомнит? Тарасов – не пустыня безлюдная.
– А номер? Петрушина твоя ни номера, ни марки назвать не может. На редкость бестолковая девчонка!
– Вовсе нет, – вступилась я за Ниночку. – Любая другая на ее месте тоже не обратила бы внимания на номер, да и марку автомобиля далеко не каждая девочка назовет, если не разбирается. Зачем ей? Она же не догадывалась, во что это выльется.
– Похоже, она и сейчас не догадывается, – проворчал Киря. – Не спорю, ты большая мастерица по разгадыванию головоломок, Танюха, но здесь…
– Буду искать парня, – решительно объявила я. – Думаю, в нем все дело. Уверена, что он подсыпал девушке в шампанское какую-то дрянь.
– Зачем? – скептически произнес Киря.
– Пока не знаю. Но узнаю непременно.
– Да, нелегко тебе будет этого мужика отыскать, если его главная примета – привычка говорить девушкам «Рыбка моя!». А может, ничего он не подсыпал?
– Может, и не подсыпал. Есть у меня еще одна ниточка, – сказала я, имея в виду Валентину, племянницу Аделаиды. – Параллельно буду двигаться и в этом направлении.
– Ну давай, звони, если что.
Я уже собралась встать и распрощаться с Володькой, но вспомнила про Ольгу с Виталиком и Жучкина с лошадьми и спросила:
– Как ты думаешь, Володь, где можно спрятать старинную картину?
– Если небольшую, да из рамы вынуть – то где угодно. Танька, ты взялась за два дела сразу? – Володька сделал круглые глаза. – Ну, мать, ты сильна! Или так деньги нужны? А-а, понял, понял: убийство затеяли, чтобы унести у старушки картину.
Я хмыкнула:
– Ну ты и загнул, Володька! Откуда у небогатой старушки могла быть старинная картина?
– Не скажи. У пожилой дамы может быть все что угодно. Вот моя бабушка, например, хранила старинную керосиновую лампу в жутких завитушках. Мать все пыталась ее выкинуть, а бабуля не давала. А потом оказалось, что лампа – тот еще раритет!
– Не было у Белкиной никаких раритетов. Из картин – только копия васнецовской «Аленушки». Кому она на фиг нужна? Я имею в виду совсем другую картину. И меня не нанимали ее искать. Эта картина очень старая и очень дорогая и наверняка застрахована. Сам понимаешь: ни один коллекционер, если он не сумасшедший, не станет тратиться на частного детектива, если картина застрахована.
– Но если у тебя в этом нет никакого интереса, то зачем ты спрашиваешь меня?
– Интерес есть у одной моей знакомой. Она случайно оказалась у Жучкина в тот день, когда ее украли. И теперь Ольгу подозревают. Не только ее, конечно, у Жучкина в тот день была целая толпа народа, и любой мог взять. Я бы на Ольгином месте даже и не думала об этом (подумаешь, к следователю вызвали!). Но она все равно переживает. Честнейшая журналистка – и вдруг картину стырила! Вот я и хочу помочь. Не мог бы ты узнать что-нибудь об этом деле?
– Значит, украли у Жучкина?
– Ага. Портрет герцога Медичи.
– Да нет проблем, Танька. Сегодня же узнаю и позвоню.
На этом мы с Кирей и распрощались. Он опять уткнулся в свои бумаги, а я поехала домой. Выпила кофе, уселась за компьютер и полезла в Интернет.
В первую очередь меня интересовало страхование картин. Если портрет Медичи застрахован, Ольге волноваться не о чем. Жучина получит свою страховку, потрет руки и забудет о герцоге с толстыми губами и негритянскими кудряшками. Во всяком случае, я сильно на это надеялась.
Оказалось, что надеялась напрасно. Примерно через пятнадцать минут блуждания по Всемирной паутине я узнала следующее.
На западе страхование картин – дело такое же привычное, как у нас, например, страхование машин. Единственный не застрахованный шедевр всех времен и народов – это «Джоконда» Леонардо да Винчи, которая стоит семь лимонов баксов. Так как она бесценна, страховать ее не стали. И, чтобы вандалы и воры напрасно не беспокоились, это луврское чудо обеспечили такими мерами безопасности, что к нему и близко не подберешься. Картине выделили отдельную стену, упаковали в пуленепробиваемое стекло, оградили и выставили возле нее охрану, которая подпускает к ней близко лишь маленьких детей, а остальных зевак держит на безопасном (для дамы с загадочной улыбкой) расстоянии. Живописные шедевры поплоше так не охраняются, зато они застрахованы, и работники музеев и коллекционеры-частники могут спать спокойно.
Иначе дело обстоит у нас. Случаи, когда наши собиратели страховали свои драгоценные картины и прочий антиквариат, можно по пальцам пересчитать. Российские буратины не связываются со страховыми компаниями, потому что не хотят привлекать к себе внимание алчных налоговиков и ушлых мошенников. Страховщики утверждают, что в России застраховано всего-то десять процентов таких коллекций. Но это еще не все. Если вы все же собрались с духом и застраховали свое собрание, это не значит, что после ограбления, затопления или пожара вам вернут полную стоимость утраченного. Опухнешь добиваться справедливости, выуживая свои законные денежки из страхователей. Кроме того, многие страховые компании потребуют, чтобы ты держал всю эту красоту в сейфе и в корне задушил всякое желание похвастаться ею перед друзьями и знакомыми. Кто же согласится на такое? И потом, картины созданы для того, чтобы люди ими любовались, а не для того, чтобы их прятали от мира в железном ящике. И еще: страховщики обязывают владельцев бесценного имущества при пожаре, потопе или ограблении принимать все необходимые меры для его спасения. Это значит, что, если у вас случился пожар или потоп, в первую очередь вы должны выносить из дома свои картины и только во вторую – детей и любимых котов. Если на вашу коллекцию покусились воры, постарайтесь вырвать у них свое имущество и хорошенько отдубасьте воришек. Если вы этого не сделаете, страховая компания сорок раз подумает: стоит ли выплачивать компенсацию человеку, который стоял и смотрел, как огонь или вода пожирают его имущество, или спокойно наблюдал, как грабители выносят его вещи из дома.
Жучкин не держал свои картины в сейфе, напротив, он с радостью демонстрировал их всем желающим. Значит, даже если он и застраховал свою коллекцию (в чем я очень сильно сомневалась), компенсация ему не светит. А жаль, я-то подозревала, что меценат сам организовал кражу, чтобы получить страховку.
Значит, полицейские будут продолжать искать вора. Остается надеяться, что с Ольги они подозрения быстро снимут, если уже не сняли.
Разобравшись со страхованием, я стала искать информацию о самой украденной картине. Познакомилась с биографией Вазари, затем почитала про герцога Алессандро Медичи. Как я ожидала, этот правитель-меценат обладал дурным нравом и пороками, передавшимися ему с генами его предков. Как и его милые родственнички-отравители, он был жесток и деспотичен, подвергал своих недругов пыткам и казням и однажды отравил своего родственника, кардинала Ипполито Медичи, который боролся с ним за власть. Флорентийцы терпеть не могли Алессандро за то, что он устраивал оргии, похищал и насиловал девушек и вламывался в женские монастыри. Однажды другой его родственничек, такой же негодяй с такой же фамилией Медичи, заманил герцога к своей сестре, красавице-вдове, и там прикончил. Горожане встретили известие о смерти своего правителя радостными аплодисментами – так Алессандро Медичи всех достал.
С содроганием прочитав статью об этом типе, я поняла, что ни за что на свете не стала бы вешать в своей квартире его портрет. Каждый день смотреть на его гнусную физиономию – ну уж, увольте! На месте Жучкина я бы порадовалась, что портрет кто-то украл.
Однако меня интересовал не столько ужасный герцог, сколько его прижизненное изображение кисти Вазари. Как оно попало к Жучкину?
Алессандро Медичи кисти Вазари я нашла довольно быстро. К сожалению, это оказался совсем другой портрет. Герцог, закованный в рыцарские доспехи, сидел на деревянном табурете с ножками в виде львиных лап. К зрителю он был повернут в профиль, на заднем плане виднелись городские постройки.
В конце концов я отыскала и Медичи, изображенного анфас на черном коне. Правда, чтобы прочитать информацию об этой картине, пришлось воспользоваться автоматическим переводчиком: статья в Википедии была на немецком языке. Робот-переводчик смешно переиначивал предложения, делая их смысл почти неузнаваемым, но, с трудом пробираясь сквозь дебри нелепых фраз, я все же добралась до сути этой головоломки.
Конный портрет герцога Алессандро Медичи был частью диптиха. На втором портрете Вазари изобразил его жену – Маргариту Пармскую. Впрочем, тогда ее звали Маргаритой Австрийской, Пармской она стала, когда после смерти Медичи вышла замуж за герцога Пармского. У средневековых итальянцев была мода женить своих детей чуть ли не с пеленок: когда Маргарита выходила замуж за флорентийского герцога Медичи, ей было четырнадцать, спустя два года она стала супругой герцога Пармского, которому к тому времени стукнуло тринадцать.
Я вгляделась в лицо юной жены Медичи, восседавшей на белой лошади. Фотография была старая, черно-белая, но достаточно четкая, дающая возможность составить собственное мнение и о творении Вазари, и о модели художника. Высокий лоб, украшенный жемчужной нитью, умное лицо, серьезный, чуть высокомерный взгляд карих глаз. Наверное, если б не родители, этой девушке и в голову бы не пришло выходить замуж за ужасного герцога Медичи. Их совместная жизнь продолжалась всего год, детей в этом браке не было, их герцогу родила любовница.
Но вернемся к истории диптиха. Из немецкой статьи я узнала, что до Второй мировой войны обе картины находились во Франции, в одном из частных собраний. Во время оккупации вместе с другими предметами искусства их вывезли из разграбленного Парижа в Германию. Там творение Вазари попало в коллекцию Геббельса – большого ценителя живописи. После разгрома фашистской Германии след портретов супружеской пары теряется. О том, что они могли попасть в Россию, автор статьи не упомянул. Хотя почему бы нет? В качестве трофеев из Германии солдаты и офицеры привозили все что угодно: одежду, постельное белье, посуду, статуэтки, оружие. Каждый брал то, что ему перепадало. Почему бы кому-то и не привезти картины? Вынул из рам и упаковал холст в чемодан, тем более что размеры их совсем не велики. Возможно, картину привез в Советский Союз прадедушка Жучкина, но более вероятно другое: картину собиратель иппической живописи купил у потомка советского офицера, дошедшего до Берлина. Почему он не купил вторую половину диптиха? Да потому что у продавца ее не было. Возможно, ни продавец, ни покупатель даже не догадывались о существовании портрета юной Маргариты Пармской. И думаю, что Жучкин приобрел портрет отнюдь не за те деньги, которых картина на самом деле стоит. Подозреваю, что он достался ему достаточно дешево. Может, он не станет слишком настаивать на поисках вора?
С этой обнадеживающей мыслью я отправилась на кухню варить себе кофе. А когда вернулась с чашечкой любимого напитка, распространявшего по квартире дивный аромат, позвонил Киря и выложил мне обещанную информацию:
– Картину у Жучкина не просто украли, ее заменили копией.
– Зачем? – удивилась я.
– Чтобы не сразу обнаружили пропажу.
– Но Жучкин-то обнаружил, и сразу.
– Не сразу, а на следующий день, – поправил меня Володька. – Он бы сто лет ничего не выявил, если б не собрался картину продавать.
– Значит, и ему не захотелось всю жизнь лицезреть эту порочную физиономию, – произнесла я. – Даже несмотря на лошадь.
– Чья порочная физиономия? И почему несмотря на лошадь? Ах, да, герцог был на лошади. Кстати, а ты откуда знаешь? – с подозрением спросил он.
– Так в Интернете посмотрела, Володька, – хихикнула я. – Ну не я же ее украла, эту дурацкую картину!
– Понятно, что не ты, – добродушно согласился Киря, но потом слегка повысил голос: – И прекрати перебивать, Танька, когда старшие говорят. Не сбивай меня с мысли.
– Я вся внимание, Володечка.
Киря поведал мне, что копия была сделана так искусно, что Вениамин Альфредович мог бы счастливо прожить с ней всю жизнь, ни о чем не догадываясь. Но так как ему требовались деньги, и не малые, на проведение предвыборной кампании (если вы помните, он собирался баллотироваться в думу), он решил продать одну из своих картин. Жучкин остановил свой выбор на портрете ужасного герцога Медичи. Возможно, ему, как и мне, не нравился этот тип. А может быть, это было самое дорогое полотно, и если б он не решил от него избавиться, ему пришлось бы отказаться от двух других картин. Вот незадача! Жучкину нужны деньги, чтобы избраться в думу, а значит, он будет землю носом рыть, чтобы найти своего Медичи.
– Вот он и вызвал эксперта, ну, чтобы тот оценил картину, – продолжал Киря. – Эксперт его и огорошил, мол, слушай, дружочек, твой хваленый герцог шестнадцатого века – явная липа века двадцать первого.
После этих его слов мне в голову пришла интересная мысль. Я сказала:
– А если эта картина всегда была такой?
– Какой – такой? – не понял Володька.
– Поддельной. Что если Жучкин купил подделку, думая, что она настоящая?
– Э, нет, похоже, что картина изначально была нормальная. Понимаешь, Танюха, копия оказалась совсем свежей. На ней даже краска до конца не просохла. Каков наглец этот вор! Обычно создатели подделок стараются состарить холст, чтобы комар носа не подточил. А этот жулик даже не потрудился состарить картину. Думал, что Жучкин еще сто лет ничего не заметит, коли написано похоже. И без хлопот продал бы картину. Жучкин бы и не заметил, если б не эксперт.
– Наглец, – поддакнула я. – Теперь продать не сможет.
– Ошибаешься. Если крал на заказ, отдаст заказчику – и всего делов-то! Ищи-свищи тогда. Нигде не всплывет. А за Жучкина ты не переживай, продаст другую. Или не выберут его в думу. Может, это и к лучшему, а, Тань?
– Может, и к лучшему, – согласилась я.
Будущее Жучкина меня нисколько не волновало. Мне было важно только одно: чтобы Ольга успокоилась и перестала вспоминать о моем участии в этом странном деле.
Я положила трубку и с отвращением посмотрела на остывший кофе. Сварить новый? Или сначала съездить к Ольге? С герцогом Медичи было покончено (во всяком случае, я на это сильно надеялась). Оставалось только отвезти Ольге диктофон, список, выданный Юрой, и удостоверение.
После недолгих размышлений я решила все же сварить себе новый кофе, а заодно и кости бросить.
Потягивая любимый напиток, я смотрела на выпавшие числа и соображала, что же это может означать: 10+20+27 – «Вас подстерегает опасная пора: ожидают многочисленные трудности и окружают враги».
К многочисленным трудностям мне не привыкать, они меня всегда сначала ожидают, а потом липнут, как репьи к хвосту, стоит только ввязаться в какое-нибудь новое дело. Без трудностей никогда не обходится, и с ними я научилась справляться. Но тут уж ничего не попишешь, надо же как-то зарабатывать себе на хлебушек, а по-другому я зарабатывать не умею. Если б умела – потягивала бы сейчас кофе не здесь, а где-нибудь в уютном офисе. А вот с врагами… С ними сложнее. Кто они, эти люди, сжимающие вокруг меня кольцо?
Я перебрала в памяти всех своих знакомых, с которыми общалась в последние пару месяцев. Затем перешла к тем, кто, не без скромного моего участия, оказался на нарах. Возможно, кто-то из этих типов и лелеет мечту придушить меня собственными руками, но руки коротки – из-за решетки не дотянуться. Может, кости ошиблись? Такое иногда с ними случается.
Рассуждения эти были прерваны трелями стационарного телефонного аппарата, зазвучавшими из комнаты.
Звонила женщина, и голос ее показался мне смутно знакомым.
– Татьяна? – произнесла она, а я соображала, кто это может быть.
– Да. А вы кто?
– Вы меня не знаете. Я родственница Белкиной. Меня зовут Наташа. Мне нужно с вами встретиться.
Наташа? Ни о какой Наташе Валентина мне не рассказывала. Хотя постойте-ка… Может, это та маленькая девочка с фотографии? Дочка погибшего двоюродного брата? Жаль, что я не поинтересовалась у Валентины именами детей. Я спросила:
– Вы дочь брата Белкиной?
После секундной заминки на другом конце провода отчеканили:
– Да, это я. Мне непременно нужно с вами поговорить. Но не по телефону. Давайте встретимся сегодня.
– А откуда вы знаете мой номер?
– Мне его дала Валентина. У меня есть важная информация для вас.
Так и есть, та самая девочка с фотографии, малютка в розовом платьице с пухлыми щечками. Конечно, теперь это уже не щекастая малютка, а, судя по голосу, достаточно взрослая девица. И у этой девицы наверняка есть что мне рассказать. Я почувствовала, как меня охватывает охотничий азарт. Нет, эту свидетельницу никак нельзя упустить!
– Давайте встретимся сегодня, – повторила Наташа. – Потому что завтра, рано утром, меня уже здесь не будет. Я уезжаю.
Я машинально посмотрела в окно, а потом на часы. Сумерки стали совсем густыми, обе стрелки на циферблате, минутная и часовая, слиплись возле десяти. А ведь я обещала заехать к Ольге. И Олега до сих пор нет. Хотя о нем можно не беспокоиться – у него есть ключи.
– Ну так как? – спросила Наташа.
Я сказала:
– Конечно, давайте с вами встретимся. Вам удобно будет в центре? Ну, скажем, возле цирка? В половине одиннадцатого?
Наташе мое предложение не понравилось, она заявила, что живет далеко от центра, а посему подъехать к цирку в означенное время никак не сможет. А тратить деньги на такси глупо, деньги у нее из карманов не вываливаются.
– Сами понимаете, если я и доеду к половине одиннадцатого до вашего цирка, то обратно буду полночи добираться, – обиженно пояснила она.
Тут она права: транспорт в нашем городке по вечерам ходит отвратительно, и после одиннадцати рассчитывать можно только на такси.
– Хорошо, я подъеду к вам, – согласилась я. – Где вы живете?
– У друзей. Не кладите трубку, я сейчас, – попросила она.
Зазвучали приглушенные голоса, один из них был мужским. Мне показалось, что они спорят, но слов было не разобрать. Вероятно, девушка спрашивала у друзей, к которым приехала, адрес.
Потом Наташин голос снова приблизился к микрофону. Жили ее друзья все в том же Трубном районе, к счастью, не на самой окраине. Я записала адрес, сообщила, что буду примерно через час, и положила трубку. Подстегиваемая охотничьим азартом, натянула джинсы и футболку, набросила легкую черную ветровку и сунула ноги в туфли. Потом взяла ключи от машины и вышла из квартиры.
Только внизу, распахнув подъездную дверь, я вспомнила, что не взяла ни мобильника, ни сумочки, которая осталась валяться в кресле. И я совершенно забыла про Ольгу: не позвонила ей, как обещала, и не взяла того, что обещала ей привезти. Возвращаться назад не хотелось – и время позднее, и удачи не будет. Ну, ничего, Олечка потерпит, завезу ее имущество завтра утром.
На улице было уже совсем темно. Черное небо висело совсем низко: кажется, скоро пойдет дождь. Так и есть – крупная капля упала мне на лицо.
Фонарь, освещавший подступы к нашему дому, всегда горел исправно, но сегодня его то ли включить забыли, то ли срок жизни лампочки кончился. Осторожно сойдя со ступенек, ведущих к подъездной двери, я ступила на асфальтовую дорожку, освещенную желтым светом, лившимся из окон первого этажа, и направилась к своей машине. Боковым зрением успела заметить мужчину, возившегося у соседнего автомобиля. Моя «девятка», почувствовав приближение хозяйки, пискнула, на этот раз почему-то не радостно, как обычно, а немного тревожно.
А потом моя голова раскололась на тысячу мелких обломков, и… наступила полная темнота.
