ГЛАВА 10

— Сынок, это Татьяна Александровна, о которой я тебе говорил, — Алексей представил меня Артему, но подросток отнесся ко мне настороженно, даже враждебно. Он не сказал ни слова, только посмотрел на меня исподлобья и тут же ушел в свою комнату, хлопнув дверью. — Вы должны его понять — Артему сейчас очень тяжело.

— Да, конечно, я все понимаю и не обижаюсь, — сказала я, проходя в комнату. — Алексей Евгеньевич, у меня возникло к вам несколько вопросов.

— Внимательно вас слушаю.

— Вы написали, что двадцать пятая квартира пустует.

— Да, так и есть. Там никто не живет.

— Это не совсем так, — сказала я, усаживаясь в кресло. — Хозяин этой квартиры работает в Москве, а сюда приезжает на выходные через два-три месяца.

Демидов продолжал стоять передо мной и, как провинившийся школьник, пожимал плечами.

— Я не знал об этом. Мне Анатолий Сергеев из двадцать третьей квартиры помогал составлять списки. Его теща такая осведомленная! Если она ничего не знает о том человеке, то я тем более.

— Вот как раз-то Анна Александровна в курсе, что двадцать пятая квартира принадлежит Бочарову Александру Васильевичу. Кстати, вам это имя ни о чем не говорит?

— Нет, — сразу сказал Демидов, затем призадумался, но после пожал плечами.

— А ваша жена была с ним знакома, — я заметила на лице вдовца недоумение и поспешила объяснить: — Соседи видели, что недавно она долго разговаривала с ним о чем-то во дворе. У бабушек создалось впечатление, что они знакомы, но этот разговор был Ксении неприятен. Может быть, это натолкнет вас на какие-то воспоминания? Ксения ничего не рассказывала вам?

— Нет. Ну, мало ли о чем они могли разговаривать? Мир тесен, возможно, они когда-то пересекались… Постойте! Уж не хотите ли вы сказать, что это он убил Ксюшу? За что?

— Утверждать это преждевременно. Просто я уточняю кое-какие детали. Я буду вас и о других спрашивать, поэтому не надо сразу делать категоричные выводы.

— Да, я понимаю, — Демидов сел на разобранный диван.

— Скажите, а с Михеевой вы общаетесь?

— Что значит общаемся? Здороваемся, но в гости друг к другу не ходим. Она в винном магазине работает, это здесь недалеко, на параллельной улице. Иногда, к праздникам, я покупаю там спиртные напитки… Какое еще может быть общение? Я даже ее с Тамарой никогда вместе не видел, хотя она тоже там работает. Тамара — это моя соседка, которая тогда с любовником была. Татьяна, а почему Вера такой крик устроила, вы ее обвинили, да? Она женщина резкая…

— Нет, мы разговаривали с Марией Петровной, а она поднялась снизу. Я представилась Михеевой частным детективом и сказала, что хочу задать ей несколько вопросов. Вера сразу же заявила, что не будет ни о чем со мной говорить, и ругаться стала.

— Наверное, она была пьяна?

— Есть немножко.

— Честно говоря, я замечал несколько раз, что она средь бела дня бывает выпившей. Татьяна, я не хочу показаться вам сплетником, но говорят, что муж ее бросил и женился на молодой, почти на девчонке, вот Вера и стала искать утешение в спиртном. Не знаю, почему она так с вами разговаривала. Неужели, — Демидов вопросительно посмотрел на меня, — вы ее подозреваете?

— Алексей, я вам уже говорила, что ничего конкретного пока сказать не могу, но поведение Михеевой заслуживает особого внимания.

— Понимаю. А вот Бочаров? Почему вы им заинтересовались, если в среду его в Тарасове не было?

— Кое-кому из соседнего подъезда показалось, что дверь его балкона открыта. Эту информацию тоже надо проверить. Знаете, я хочу поговорить о Михеевой с Тамарой. Скажите, ее муж уже вернулся из командировки?

— Я не видел его, наверное, нет. Если хотите, я позвоню Евстюхиным по телефону, — я кивнула в ответ, и Демидов взял со стола радиотелефон. — Тамара, здравствуйте, это Алексей Демидов, ваш сосед. Нет… Тут такое дело… В общем, я передаю трубочку.

— Здравствуйте, это Татьяна Иванова, частный детектив. Я хотела бы с вами поговорить.

— Да, конечно, я понимаю, что вам это необходимо. Я согласна, — меланхолично, уставшим голосом проговорила Евстюхина.

— Вы не возражаете, если я прямо сейчас к вам зайду и задам несколько вопросов?

— Да, заходите.

— Хорошо, уже иду.

Евстюхина оказалась очень сговорчивой, я попрощалась с Демидовым и пошла к его соседке.

Дверь открыла женщина лет тридцати восьми — сорока, с темными короткими волосами, до болезненности худая и бледная, но при этом не лишенная привлекательности.

— Проходите, — сказала Тамара. — Муж в командировке, поэтому мы можем спокойно обо всем поговорить. Наверное, вы уже обо всем знаете?

— Что вы имеете в виду?

— Не притворяйтесь, уверена, что вы знаете про мое романтическое свидание, — Евстюхина смущенно улыбнулась. — Я чувствовала, что меня бог накажет за это. Теперь тайное стало явным, но, признаюсь вам как женщина женщине, из-за Миши я совсем потеряла голову. У меня хороший муж, мы пережили с ним смерть сына. Я продолжаю Ивана любить, но Миша — это нечто другое. Он молод, романтичен, а мне скоро сорок… После смерти сына моя жизнь напоминала один длинный пасмурный день, и вдруг появился он… Но за все в жизни приходится платить. Теперь моя семейная жизнь загублена, но и с Мишей нет будущего… Зачем я ему, он младше меня на тринадцать лет. Он говорит, что любит меня, но думаю, что это ненадолго.

Мне нечего было вставить в этот монолог, я ждала, когда она выговорится о наболевшем и можно будет задавать ей вопросы.

— У моего мужа есть один недостаток — он очень ревнив. Боюсь даже представить себе, что будет, если он обо всем узнает. Хорошо, что он задержался в командировке, а не приехал, когда страсти еще кипели. Впрочем, нас с Мишей до сих пор, наверное, все обсуждают и ждут не дождутся, когда Иван вернется, чтобы раскрыть ему глаза на мой моральный облик…

Глаза Евстюхиной искали у меня сочувствия, и я сказала:

— Тамара, по-моему, вы все преувеличиваете. Если страсти и кипят, то совсем по другому поводу. Люди прежде всего боятся за свою жизнь, они опасаются ездить в лифте, пугаются каждого шороха, поэтому заинтересованы в том, чтобы убийца был поскорее пойман. Я имею в виду подавляющее большинство, но есть и исключения. Кстати, вы слышали сегодня шум в подъезде?

— Да, что-то такое было, но я не разобралась, в чем дело. Знаете, а я не боюсь ездить в лифте. Я даже думаю — пусть меня убьют, тогда мне не придется объясняться с Иваном.

— Может быть, он ничего не узнает, а в худшем случае, если все-таки найдутся «доброжелатели», вы попытаетесь убедить мужа, что все это сплетни. Зачем же сразу думать о смерти?

— Уж о чем я только не думала! — всплеснула руками Тамара.

— Наверное, и об убийстве вашей соседки тоже думали?

— Что? — Евстюхина непонимающе воззрилась на меня. — А, да, конечно, о бедной Ксении тоже думала. Я не могу понять, за что ее убили. Вероятно, это был маньяк, который почему-то облюбовал именно наш подъезд. Хотя можно догадаться почему. Был бы на подъездной двери замок, он бы не вошел сюда. А его недавно сломали, потом кто-то замок совсем снял, теперь любой может сюда зайти.

— Кодовый замок — это преграда лишь для очень ленивых. Тамара, я хотела задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, но я, наверное, ничем не смогу помочь следствию. Я ничего не видела и не слышала. Мне тогда не до того было. Вы меня понимаете?

— Понимаю, поэтому мои вопросы будут несколько о другом.

— О чем? — Тамара посмотрела на меня широко открытыми глазами, полными грусти.

— Скорее уж о ком. Расскажите мне о Ксении — что она была за человек?

— Очень милая женщина, неконфликтная. Вот однажды Демидовых соседи с девятого этажа залили, так она так спокойно к этому отнеслась. Знаете, некоторые люди такие скандалы в подобных случаях закатывают, а Ксения очень интеллигентно поговорила со Скворцовыми… Что еще о ней сказать? Она очень хорошая хозяйка… была, — Тамара горько вздохнула. — Пироги часто пекла, такой запах на площадке стоял!.. Я несколько раз к ней обращалась, чтобы одолжить перец или морковку, так она долг никогда не брала, мне даже неловко было.

— А с кем из жильцов вашего подъезда Ксения общалась более других?

— Здоровалась-то она со всеми, двумя-тремя словами могла обмолвиться, но чтоб дружить с кем-то, такого, пожалуй, не было. У Демидовых родни много, все праздники они с родственниками отмечали.

— А вот, к примеру, с Бочаровым из двадцать пятой квартиры она тоже только здоровалась или общалась с ним больше, чем с другими?

— С Бочаровым, это который с седьмого этажа? — изумилась Евстюхина. — Я не знаю. А почему он вас интересует?

— Меня многие сейчас интересуют, до других дойдем позже. Что вы можете рассказать о Бочарове?

— Александр Васильевич — очень интересный мужчина, высокий, симпатичный, на артиста похож. Он, кажется, в Москве работает. Собственно, я о нем ничего толком не знаю.

— А когда вы его видели в последний раз?

— Ой, так сразу не вспомнишь! — Тамара задумалась. — Хотя, кажется, недавно я его видела во дворе, правда, со спины.

— Недавно, это когда?

— Погодите, дайте вспомнить. Знаете, я не совсем уверена, что это был он… Я стояла около окна, мне показалось, что Александр Васильевич идет. Ну, я не придала этому особого значения, даже и не вспомнила бы об этом, если бы вы меня не спросили. Когда же это было? То, что после смерти, в смысле после убийства Ксении, это точно, но вот в четверг или в пятницу?

— Вспоминайте, Тамара, это может быть очень важным.

— В четверг.

— Вы уверены?

— Да, я как раз утром варила суп, подошла на кухне к окну и увидела человека, похожего на Бочарова. Он шел к трамвайной остановке. На нем рубашка была светлая с длинными рукавами, а в руке барсетка кожаная. Он всегда с барсеткой ходит.

— Тем не менее в том, что это был именно Бочаров, вы не уверены? Странно это как-то!

— Ничего здесь странного нет, я видела его только со спины и не очень-то к нему приглядывалась, только обратила внимание, что он что-то бросил в кусты, окурок, наверное… Знаете, у меня глаза от лука слезились, все было как в пелене. Татьяна, а ведь я действительно как-то видела, что Ксения разговаривала с ним, как с давним знакомым.

— Да? Когда это было и где?

— Зимой, потому что Демидова тогда в енотовой шубе была, а точную дату я не помню. Впрочем, вскоре после Нового года. Я вышла из лифта, а они стояли на первом этаже и разговаривали так, будто давние знакомые, на «ты». Это точно, я тогда сразу обратила на это внимание.

— Может быть, вы слышали, о чем именно они говорили?

— Не помню. Хотя… он о чем-то просил Ксению, а она категорично ему отказала. Значит, вы его подозреваете? Такой мужчина интересный, ни за что на него не подумаешь…

— Знаете, Тамара, я подозреваю Александра Васильевича не более, чем других жильцов этого подъезда и их гостей.

— То есть как? Значит, вы и меня тоже подозреваете и Мишу? — Евстюхина улыбнулась совершенно очаровательной улыбкой.

— Пока я собираю факты и характеристики. Еще меня интересует Михеева.

— Вера Михеева?

— Она самая. Сегодня я хотела с ней поговорить, но она категорически отказалась от этого и даже устроила скандал. Скажите, а с покупателями Михеева так же груба?

— Иногда бывает. Вера теряет над собой контроль, когда выпьет, а на работе у нас никто не пьет, уволят в один день. Не удивляйтесь — хоть и торгуем мы спиртными напитками, но у нас сухой закон. С тех пор как Веру муж бросил, она стала потихоньку спиваться, неделю держится, а потом неделю расслабляется. А недавно она встретила своего бывшего с молодой женой и ребенком и как с цепи сорвалась, покупателям хамить стала, — Тамара укоризненно покачала головой. — Вот и вам от нее досталось. Вера, конечно, может крепким выраженьицем огорошить, но на убийство она неспособна, уж поверьте мне. Еще о ком вы хотите меня спросить?

— Пожалуй, на этом мои вопросы к вам закончились, — я поднялась со стула, Евстюхина тут же последовала моему примеру. — Спасибо вам за информацию. Запишите мой телефон, если вдруг что-нибудь вспомните интересное, то позвоните, пожалуйста.

Евстюхина охотно записала номер моего мобильного телефона и пообещала информировать меня обо всем, что покажется ей интересным для расследования убийства соседки. Все бы были такими сознательными! На прощание я дала Тамаре совет — ни при каких обстоятельствах не признаваться мужу в измене, и быстренько удалилась. Дело в том, что меня внезапно посетила одна идея, для претворения в жизнь которой не могла медлить ни минуты.

Я спустилась вниз на лифте, быстро прошла через весь двор к своей машине и стала звонить Андрюше Мельникову.

— Алло, — игриво сказал он, и по одному этому словечку я поняла, что мой бывший однокурсник, находящийся в служебной командировке в Москве, изрядно принял на грудь.

— Андрюша, это снова я, Иванова.

— Танюша, ты где, в первопрестольной?

— Нет, по-прежнему в Тарасове, но у меня к тебе есть дело.

— Извини, золотце, я вернусь только через три дня.

— Андрюша, я хотела, чтобы ты для меня кое-что в Москве сделал, но, наверное, лучше перезвонить тебе завтра с утра.

— Лучше, — согласился Мельников и заплетающимся языком стал оправдываться: — Ты должна понять, я сейчас со своими коллегами из МУРа общаюсь, так сказать, в неформальной обстановке…

— Я перезвоню тебе утром. Надеюсь, ты будешь в форме, — последнюю фразу я сказала уже при отключенном телефоне, повернула ключ зажигания, надавила на газ и поехала домой.

Успокойся, Таня, в конце концов нет никакой разницы в том, когда ты озадачишь Мельникова. Пусть это произойдет завтра утром, все равно ночью он не будет ничего делать. Главное — Андрюша сейчас в Москве, и он сможет выяснить, где был в среду после обеда стоматолог Бочаров. Сможет, если захочет. А разве у него есть причины отказываться от моей просьбы? Мельников знает, что я могу так его отблагодарить, впрочем, не стоит уточнять, как именно…