Глава 5
В четверг я проснулась с ощущением цейтнота. Времени катастрофически не хватало. Еще два дня — и Коготь потребует отчета.
А я даже еще не понимаю главной интриги ситуации.
Передо мной маячил призрак проигрыша.
Хватит играть по чужим козырям. Которых я, кстати, даже не знаю.
А вот это уже идея. Заявиться к Когтю и потребовать раскрыть карты.
Дома у него я уже была. Пустой дом, внутри которого мечется спившаяся женщина. Ясно, что там я Когтя не найду.
Значит, выбора нет. Еду к нему в офис.
Когда я подруливала к шестнадцатиэтажному зданию бывшего научно-исследовательского института с совершенно непонятным труднопроизносимым названием, все этажи которого были теперь сданы в аренду и заняты офисами мелких, средних, крупных и очень крупных фирм, у меня не было ни определенного плана разговора с Когтем, ни даже продуманного повода для встречи с ним. Мне нужно с ним встретиться, и я с ним встречусь, чего бы мне это ни стоило.
«Зона отдыха» занимала половину четырнадцатого этажа, что, по всей вероятности, соответствовало статусу средней фирмы. Крупные занимали этаж целиком, а одна — вероятно, очень крупная — даже два этажа.
Предъявив на входе в здание, охранявшемся нарядом из двух дюжих омоновцев, одну из своих очаровательных улыбок вместо пропуска, я с удовлетворением отметила, что о пропуске застоявшиеся омоновцы забыли.
Значит, я в хорошей форме. Это радует.
Подъем в лифте на четырнадцатый этаж оказался слишком долгим и даже утомительным. Вместительный лифт останавливался на каждом этаже, какие-то клерки входили и выходили, мы ползли вверх еле-еле. Я даже пожалела, что не воспользовалась обычной лестницей. Должна же тут быть, кроме лифта, еще и лестница.
На четырнадцатом я вышла одна.
Следуя по стрелочке указателя, я миновала шесть поворотов, пока не уперлась в сонного охранника, сидящего за высоким барьером и зевающего над кроссвордом.
— Куда? — буркнул он, не поднимая на меня глаз.
— Идиот, — произнесла я с более чем выразительной интонацией.
Не люблю, когда меня не замечают.
Он медленно поднялся и ссутулился, хотя и так был на голову ниже меня.
— Ты че сказала?
— Четырнадцать по вертикали. Роман Достоевского. Шесть букв, первая «и», вторая «д». «Идиот».
Под эту тираду я сделала пять шагов вперед и уже взялась за ручку двери. Он открыл рот, пытаясь меня остановить, но желание проверить, подходит ли в четырнадцатую строку по вертикали слово «идиот», оказалось сильнее. Он снова грузно опустился на застонавший под ним стул и уткнулся в свой журнал.
Но это был, так сказать, только передовой кордон. Главные силы находились за дверью.
Открывшийся передо мною небольшой холл наполовину был заполнен внушительными фигурами двух автоматчиков, напряженно на меня уставившихся, как только я показалась из-за двери. Это несколько сдержало мое стремление вперед. Столкновение с вооруженной охраной не входило в мои планы.
Две арки, справа и слева, вели из холла в соседние комнаты, в которых стояли столы, уставленные компьютерами.
В комнатах никого не было. Ни одного человека.
Прямо по курсу, за спиной охранников, перегородивших мне дорогу, виднелась дверь, явно — в кабинет Когтя.
Перед нею, загородив дорогу и оставив лишь узкий проход, стоял стол секретарши. Сама она, пригнувшись за монитором компьютера, как за пулеметом, устремила на меня встревоженный взгляд.
— Что вы хотели?
Ох уж этот традиционный вопрос затраханных, во всем смысловом объеме этого слова, секретарш «новых русских».
— Почему хотела? И сейчас хочу. Ивана Дмитриевича хочу.
Секретарша еще ниже пригнулась за своим компьютерным пулеметом.
— К Ивану Дмитриевичу нельзя. Он занят.
— А вы напомните ему, что мы с ним договаривались. Во вторник утром.
Она поднялась, как мне показалось, рефлекторно, сделала шаг в сторону двери кабинета, но потом вдруг вернулась, плюхнулась в свое кресло и вновь забаррикадировалась монитором.
— Иван Дмитриевич занят. К нему нельзя, — очень и очень неуверенно пробормотала она.
— Хорошо, я подожду.
В холле не было ни кресла, ни стульев, поэтому ждать я намеревалась, прислонившись плечиком к стеночке.
Охранникам явно что-то не нравилось во мне. Поскольку я не могу допустить, что их не удовлетворяла моя внешность (я о ней достаточно высокого мнения), значит, раздражало их мое поведение, точнее, моя настойчивость.
Тот, что помоложе, сделал шаг в мою сторону.
— Здесь нельзя ждать, — он кивнул мне на дверь.
На анализ ситуации у меня ушло две с половиной секунды.
Я могла бы без особого труда справиться с этими разъевшимися увальнями.
Делаю ложное угрожающее движение левой рукой, подныриваю под вскинутый автомат и, резко дернув ближнего ко мне охранника за локоть правой руки, палец которой лежит на спусковом крючке, заставляю его дать очередь и разворачиваю в сторону его напарника. Одновременно загораживаюсь его телом от выстрелов в мою сторону. Даю стопроцентную гарантию — они сами выведут друг друга из строя. А любителя кроссвордов, который ринется сюда на звук выстрелов, можно было бы просто пришибить дверью, как только он появится в дверном проеме.
Но я не стала поднимать шум. Неадекватное поведение секретарши родило у меня подозрение, что Когтя нет в кабинете.
Но нервы напоследок я им все же потреплю.
— Передайте своему Иванушке, что приходила Ведьма.
Секретарша резко выпрямилась.
Руки охранников легли на стволы.
— И скажите, что я удваиваю стоимость своих услуг: теперь он мне должен по четыреста долларов в сутки.
С удовлетворением отметив выражение тревоги на лицах всех присутствующих, я выскользнула за дверь.
«Кроссвордист» с надеждой поднял на меня глаза.
Я ободряюще улыбнулась.
— Слушай, объясни, че эт такое? Вот, пять по горизонтали: шесть букв, первая «к» — «синоним к семантической основе пункта 14 по вертикали»?
Дружок, да ты тут вообще заскучал… Я кокетливо сощурилась.
— Услуга за услугу. Шеф ваш когда вернется? Стоит мне его ждать или нет?
Он секунду подумал, что-то прикидывая. Наконец решился:
— Не жди. Сегодня не будет. В субботу появится. Утром.
— А ему на сотовый нельзя позвонить? Ты не знаешь номер?
Явно совершив только что одно нарушение каких-то своих инструкций, на второе он решился уже гораздо легче, без поощрения с моей стороны.
— Слушай, я тебе объясню, только ты меня Дмитричу не сдавай. Я хоть третий день у него работаю, слышал, кто он такой.
Вместо ответа я улыбнулась обещающе. Пожалуй, слишком много обещающе. Он даже встал со своего скрипучего кресла.
— Я номер не знаю. Но на хрена тебе этот номер? У нас тут цирк, блин… Его сотка там лежит, у него на столе в кабинете, он его вместо себя оставил. Сам уже дня три не появляется… Коза бегает, вроде бы спрашивает у него самого, а на самом деле звонит ему — не знает, что отвечать, если ее сильно подопрут. Он нам тут в понедельник инструктаж устроил: выстроил вот там, в холле, и давай объяснять с самого начала. Нас же тут всего четверо, и все в понедельник первый день работаем у него.
Я бросила на него недоверчивый взгляд.
— В натуре! Всех своих разогнал.
— За что?
— Ой, он нам лепил тут! Они его вроде бы и подставили, и «лажанулись», кого-то у них там похитили — короче, хрен те че! На нас страху нагонял: если, мол, че — ну… не так, мол, не по его… — скажите спасибо, если просто на улицу выгонит, а то и под землю упрячет.
— Кое-кто, видно, все же испугался, — я кивнула головой в сторону охранников за дверью. — Они меня чуть ли не обыскивать собрались.
— Тебя-то обыскать и я бы не отказался, — он как-то поерзал внутри своих брюк.
Я изобразила на лице непонимание. Не спеши, мол, дорогой, я еще ничего не решила. Он протянул руку и одним пальцем слегка отогнул верхний вырез моего платья.
Я щелкнула его по носу. Выражение такого удовольствия я давно на лицах людей не видела. Так иногда смотрят собаки на ласкающих их хозяев.
— Это они чеченцев ловят, — с иронией и раздражением сказал он о своих напарниках, словно сообщая, что у них белая горячка и «чеченцы» — это такие чертики. — Хозяин нам тут навешал на уши: его, мол, пасут чеченцы за какие-то старые дела; сюда, на контору, возможен налет, смотреть в оба; сам он ныряет на дно, но никому ни слова, чтобы все думали, что он здесь, на месте. Это он чеченцев на живца ловить собрался!
Странно, но этот туповатый и не особенно накачанный парень, похоже, совершенно не боялся легендарного убийцу Когтя.
Может быть, я чего-то не понимаю, но в этих мальчишеских сиротских играх, чтобы не испытывать страха перед угрожающим тебе расправой профессионалом, надо иметь хоть какие-то основания или быть «синонимом к семантической основе пункта 14 по вертикали». Но, поскольку паренек умел делать умозаключения, и притом довольно убедительные, я не могла понять основы его довольно глупой на первый взгляд самоуверенности.
Теперь следовало поддержать его иронию, а заодно выяснить еще один момент интересующей меня обстановки в конторе Когтя.
— И много уже наловил?
— Не, — он засмеялся, — клюет хреново! Им же в каждом, кто приходит, Шамиль мерещится. Только к нам сейчас не ходит никто.
Последнюю фразу он произнес с интонацией, свидетельствующей о том, что ситуация вызывает у него приступ буйного веселья.
Появившийся из-за поворота коридора молодой человек о-о-чень приличной наружности неожиданно помог мне выяснить ответ на последний пункт моего «опросника». Несмотря на тридцатиградусную жару, на посетителе был пиджак, правда светлый, и галстук.
Лицо его мне было совершенно незнакомо, но меня не оставляло странное чувство, что где-то я его уже видела. Вообще-то я встречалась со многими бизнесменами, если всех пересчитать, получится, наверное, что-нибудь порядка тысячи. Ведь люди бизнеса — одни из наиболее частых у меня заказчиков. Я порылась в памяти, но его лицо мне по-прежнему ничего не говорило.
Я, видимо, тоже не вызвала у него никаких подозрений по поводу того, что мы с ним знакомы.
Не сказав ни слова, он вопросительно взглянул на моего выпрямившегося и ставшего серьезным собеседника. Тот молча кивнул головой на дверь.
Я тоже задала вопрос глазами.
— Вот только он один и ходит каждый день. Внучек.
Почему-то этот термин не вызвал у меня недоумения. Речь, конечно, шла не о родственных связях, а о какой-то коммерческой организации, зависящей от фирмы, которая, в свою очередь, зависит от «Зоны отдыха».
— Но ему сам не нужен. Только документы какие-то Когтю, — ударение он сделал на последнем слоге, — таскает. Фирма «Хаус», — разродился наконец-то он, исчерпав тем самым мой к себе интерес.
И опять он меня удивил. Я еще не сделала ни одного движения в сторону лифта, ничем не выдала своего намерения удалиться, но он сразу же уловил, что «близок час разлуки», и ринулся в последнюю атаку.
— Слушай, ты приходи сегодня вечером, когда коза с ребятами уйдут. Кофейку попьем, поболтаем. Я сегодня дежурить остаюсь. Такая скука, блин…
Я слегка к нему склонилась, чтобы расширить ему обзор моего бюста, и мазнула челкой по его носу. Его идея мне определенно нравилась.
Он упал в кресло.
Уже поворачивая к лифту, я услышала его голос:
— А как же с синонимом к пункту четырнадцать по вертикали?
— Кретин, — ответила я и пропала за поворотом.
Выяснить, чем занимается фирма «Хаус», особого труда не составило. Помог все тот же Алексеевский.
Фирма была, оказывается, достаточно известным в Тарасове российским представителем крупной немецкой компании, занимающейся продажей недвижимости. «Хаус» вел дела немцев со всем Поволжьем и Уральским регионом, кроме того, уже, вероятно, самостоятельно, открывал оффшорные счета на Мальте и в Калмыкии, а также предлагал организацию контактов с любым европейским банком.
О связях «Хауса» с «Зоной отдыха» Лешка слышал впервые и чрезвычайно этим заинтересовался. Он сам был не особенно удовлетворен тем, как ему удалось в жизни реализовать свои незаурядные журналистские способности, и постоянно подыскивал какой-нибудь сенсационный материал, который позволил бы ему блеснуть на тусклом тарасовском информационном небосклоне.
Меня «Хаус» тоже интересовал, но только с той позиции, что проливал свет на главные сегодняшние интересы «Зоны отдыха». Не знаю, честно говоря, зачем мне это было нужно, но это была информация, и над ней можно было думать.
Значит, Когтя интересовали недвижимость в Европе и контакты с европейскими банками. Оффшорные зоны на Мальте или в Элисте вряд ли могли вызвать его интерес, по крайней мере, моего внимания они не привлекли. Разве что с точки зрения «ухода» от налогов?
Во всяком случае, связь «Хауса» с «Зоной отдыха» — это уже кое-что. И, главное, добыто не с подсказки Когтя.
Продолжим в том же духе. Какие у меня есть идеи?
До вечера еще далеко. До свидания с любителем кроссвордов, на которое я обязательно пойду, хотя бы только потому, что оно организовано не Когтем, было еще полдня, и надо было употребить его с максимальной эффективностью.
Попробую что-нибудь выяснить о Сапере.
Прежде всего — кто мне может дать о нем информацию?
До рядовых членов группировки Когтя мне не добраться. Менеджеров своего офиса Коготь уволил, охрану и секретаршу поменял. То есть со стороны тех людей, которые сталкивались с Сапером «на работе», возможности получения информации — ноль.
Есть еще «Хаус», с которым Сапер наверняка контактировал, раз уж «все дела вел», как выразился Коготь при нашей первой и единственной пока встрече.
Однако проникнуть в суть отношений когтевского «внучка» со своим «дедушкой» кавалерийским наскоком не удастся. Только нарисуюсь и распугаю всех карасей в луже. Здесь нужна серьезная информационная подготовка, времени на которую у меня нет.
Существует также факт учебы Когтя и Сапера в одной школе и одном классе. Факт любопытный, но не больше.
Возможность копать информацию со стороны школы, расспрашивая бывших учителей и одноклассников Сапера и Когтя, не вызывала у меня никакого энтузиазма. С той поры, как они окончили школу, прошло лет двадцать.
Все это была сплошная ретроспекция, а меня интересовал сегодняшний день.
А сегодня была середина четверга, и флажок на моих часах уже колебался, хотя и не повис еще в отчаянном цейтноте. Но действовать нужно было энергично.
Самые информированные люди на свете вовсе не обладатели почетных красных пиджаков из интеллектуального казино «Что? Где? Когда?», как считают некоторые наивные телезрители, а старички и старушки, сидящие целыми днями у подъездов наших домов.
Они знают все то, что знают телевизионные интеллектуалы, и все то, чего те не знают: тайные пружины политических и экономических шагов руководителей нашего государства, тайную закулисную жизнь всех хоть сколько-нибудь популярных в России людей, тайный смысл всех традиционных примет и нетрадиционных знамений, но главное, они знают все или почти все о своих соседях.
В расчете на последнее обстоятельство я и направилась вдоль саперовского дома к лавочке у подъезда, в котором находилась его пустующая квартира.
На лавочке величественно восседал царственной осанки мужчина неопределенного пенсионного возраста и с видом полного равнодушия следил за моими действиями, для него, конечно же, непонятными.
Подойдя к подъезду, я достала записную книжку, которая, собственно, была девственно чиста и только что куплена мною в газетном киоске, — я никогда ничего не записываю: ни телефонов, ни адресов, ни каких-либо фактов, чтобы навсегда избавить себя от всяких неожиданных проблем, связанных с утерей или кражей записной книжки.
Старательно продемонстрировав, что сверяю адрес со своими записями, я минуты две поизучала список жильцов на дверях подъезда. Фамилии «Сапелкин» я в списке не нашла, что меня не особенно удивило, так как список был ровесником самого дома. Затем прикурила сигарету и уселась рядом со старичком.
— А что, отец, — начала я, сама несколько поражаясь своему подсознательному высокомерию, — богатые люди в вашем доме есть?
Старичок не удостоил меня взглядом, но покосился на кучку иномарок, сгрудившихся на обнесенной сеткой автостоянке посреди двора.
Склероз, слава Богу, уже произвел неизбежную ампутацию его памяти, и он не уловил признаков классического начала в моем вопросе.
«Кому и ларечник — богач», — ответила я сама себе, чтобы избавиться от навязчивых литературных аллюзий.
Помолчали.
Он явно ждал продолжения, и я не стала затягивать паузу.
— Извини, отец, не представилась. Лариса Крейслер, районный налоговый инспектор, — как можно жестче произнесла я, мимоходом посожалев, что жара не позволила мне вырядиться в кожаную куртку. Я встала и резко протянула ему руку.
Он вынужден был ее пожать, хотя сделал это, все еще не глядя на меня и в явной растерянности соображая, откликаться на контакт или нет. Не дожидаясь его непредсказуемого решения, я продолжила вторжение в его сознание.
— Знаю, не любит нас народ. Но кому-то надо и дерьмо вывозить. У вас-то, надеюсь, с уплатой налогов все в порядке?
— Пенсия не облагается, — пискнул он наконец высоким, хорошо поставленным, хотя и по-старчески вибрирующим голосом.
«Да ты, отец, когда-то был оратором», — отметила я про себя, демонстративно записывая номера иномарок в свой блокнотик.
— Зато сверхприбыль облагается, — буркнула я ему в ответ и выразительно кивнула в сторону подъезда. Что я имела в виду, известно было, наверное, только Господу Богу.
Однако старичок прекрасно меня понял.
— Вот к нему и подымись. И спроси, на какую-такую зарплату он себе целый этаж отгрохал…
Через двадцать минут я сунула в карман исписанный совершенно ненужными мне подробностями жизни не только наглого владельца третьего этажа, но и состоятельных обитателей квартир на восьмом, шестом (!) и втором и прервала разошедшегося старичка-обличителя возгласом: «На сегодня хватит. Вызываю опергруппу».
Решительным шагом я отправилась за мифической опергруппой, сопровождаемая выкриками скрипучего тенорка:
— А Уваров из второго подъезда у себя вместо пола аквариум сделал. Говорят, ему этот аквариум дороже самой квартиры встал. Воды напустил, зверья всякого морского насажал. Теперь ходят, а у них под ногами крабы ползают да пираньи какие-то. Тьфу ты, прости Господи…
Еще одно правило работы сыщика: выслушивай все, что интересно твоему собеседнику, а не только то, что нужно тебе. Иначе ты ничего не услышишь.
Среди кучи доносов об уровне расходов своих соседей обладатель старческого тенорка поведал мне, что Димка с шестого этажа тоже деньги тратит не считая.
«И баба у него такая же, и дочь тоже деньгами развратили: в школу на такси ездит, а однажды ее домой рейсовый автобус привез. Прямо к подъезду, вместе с пассажирами. Она водителю его месячную зарплату за проезд кинула. Только они здесь не живут уже, опоздала его за руку ловить. Они теперь по заграницам жить будут. Димка месяц назад и бабу свою, и дочку на какие-то острова увез. Майямские, что ли? А вернулся оттуда один, их там оставил. Сам — квартиру продал, а мебель, там, обстановку баба его еще раньше продала, — и тоже пропал. К ним уехал».
Я не разделяла уверенности моего информатора, что Сапер уехал за границу. Если это так, то Коготь или не знает об этом, или, наоборот, знает, но зачем-то морочит мне голову.
Второй вариант был совершенно необъясним с рациональных оснований, а первый — слишком маловероятен, хотя и имел право на существование.
А что? Может быть, Сапер и вправду «сделал ноги», прихватив у Когтя что-нибудь весьма ценное, а взбешенный Коготь не нашел ничего лучшего, чем поручить его розыски мне? Но зачем тогда вся эта комедия с фотографиями? И явная дезинформация о покупке авиационного завода?
Нет, слишком уж неадекватно в таком случае ведет себя Коготь.
Здесь что-то другое. Но что?
Единственная возможность распутать этот клубок — это понять поведение Когтя.
А имею я такую возможность?
Честно говоря, нет.
Слишком мало информации, чтобы разобраться в ситуации.
«Вот и продолжай ее собирать, пока есть время», — отдала я сама себе приказ, и у меня тут же сложилось решение: поговорить с женой Когтя.
Когда человек страдает от неудовлетворенности своей жизнью, он часто начинает говорить откровенно. А если он еще и пьян, то говорит очень откровенно, совершенно бесстыдно «раздеваясь» перед собеседником.
Как бы цинично это ни выглядело, я рассчитывала, что Людмила Анатольевна окажется пьяна.
На этот раз я решила прийти открыто.
Хотя на лавочках у ворот соседних домов по-прежнему никого не было, меня не прельщала возможность преодолеть решетку ворот когтевского дома опробованным уже способом.
Я уже довольно долго жала кнопку обнаруженного мною на стойке ворот сигнала домофона и даже засомневалась, что он вообще работает, когда заметила, что ворота не заперты, а только плотно притворены.
Что ж, придется и второй раз войти в дом непрошеным гостем.
Обстановка во дворе нисколько не изменилась, только над трупом немецкой овчарки заметно прибавилось жужжащих зеленых мух.
Дверь в дом тоже оказалась не запертой, и это меня насторожило: не лезу ли я в ловушку. Но, поразмыслив, отбросила такую возможность. Просто рано еще устраивать на меня облаву, отведенный мне срок еще не прошел, и куда бы я ни вторгалась, я выполняю заказ самого Когтя.
Я решительно взялась за ручку двери, сделанную в форме двухголовой змеи, одна голова которой торчала вверх, а другая — вниз.
В просторной прихожей, по которой при желании можно было спокойно разъезжать на мотоцикле, я остановилась и громко позвала единственную, как я уже знала, обитательницу пустого дома:
— Людмила Анатольевна!
Мой голос утонул в лабиринтах безжизненных комнат.
Решив начать поиски обитательницы дома с ее спальни, я поднялась на третий этаж в надежде застать ее в стельку пьяной в своей кровати.
Но спальня оказалась пуста, хотя и обнаруживала следы недавнего присутствия ее хозяйки: беспорядок остался беспорядком, но его структура явно изменилась. Память на такие вещи у меня фотографическая. Сотовый телефон, например, оказался уже на полу, метрах в трех от кровати, а его место на подушке заняла вытряхнутая из сумочки косметика. Сама сумочка валялась рядом с кроватью.
Не знаю почему, я вспомнила любителя кроссвордов с его чрезвычайно развитой чувствительностью и совершенно немотивированно пожалела, что затеяла свой второй визит в этот дом.
Выйдя из спальни и намереваясь обшарить последовательно все комнаты и подсобные помещения, рассчитывая в одном из них обнаружить Людмилу Анатольевну Когтеву в бессознательно-пьяном состоянии, я обратила внимание на какой-то предмет, валявшийся на полу в дальнем конце коридора.
Подойдя ближе, я увидела, что это женское платье.
Черные женские трусики, висевшие на ручке одной из дверей, подсказали мне дальнейшее направление поисков.
Я засомневалась, что делать дальше?
Из-за двери слышалось характерное журчание воды.
Ломиться в ванную мне не хотелось, хотя будь на месте жены Ивана Дмитриевича Когтева он сам, я бы именно так и поступила. А ничего другого я придумать не могла.
Я уже настроилась просто подождать какое-то время, как вдруг мной овладело странное чувство неуютного одиночества и даже смертельной тоски от этой своей работы, связанной с непрошеными визитами, преодолением заборов, необходимостью кого-то разыскивать, преодолевать чье-то сопротивление, стрелять в кого-то, самой уворачиваться от выстрелов, быть постоянно настороже, принюхиваться, присматриваться, прислушиваться к своим ощущениям…
Внезапно я поняла, что это мое состояние связано со звуком льющейся воды. Что-то в нем было ненормальное, неправильное. Он был слишком равномерным…
Рванув на себя дверь ванной, я уже была готова к тому, что я там увидела.
Людмила Анатольевна Когтева лежала в ванне, заполненной розовой от крови из перерезанных вен водой.
На лице ее была счастливая улыбка. В глазах, устремленных куда-то в потолок, светилась радость избавления. Вода из крана уходила в раковину с равномерным утробным урчанием. Правая рука свешивалась через край ванны и лежала на горлышке коньячной бутылки.
Абсолютно ни на что не надеясь, я все же приложила пальцы к ее виску.
Височная вена была безжизненна.
Эта женщина решила все свои проблемы.
Я прикрыла ей веки, оставив ее наедине со своей радостью, закрутила кран, протерла его своим носовым платком и прикрыла за собой дверь.
Информация, полученная мною на этот раз, была однозначной.
