Глава 10
Джульетта оказалась совсем не капризной и очень быстро ко мне привыкла. Я гладила ее по шерстке и размышляла, насколько будет оправдан мой творческий подход к своей работе. Нестандартное мышление в начале двадцать первого века только приветствуется, а я им пользуюсь сколько себя помню.
Пообещав своей знакомой вернуть ее коккер-спаниеля через несколько часов, я села в машину, милостиво разрешив Джульетте забраться на переднее сиденье, рядом со мной. Высунув от удовольствия язык, она доверчиво посмотрела мне в глаза, после чего сладко зевнула. Непроизвольно повторив ее зевок, я завела машину и направила колеса в сторону рогатно-копытного института.
Разумеется, Зуйко на самом деле могла панически бояться собак. Не очень часто, но такое все же встречается. Но нельзя относить это обстоятельство к истине, пока оно не будет должным образом проверено. Что, собственно говоря, я и собиралась сделать с помощью Джульетты. В половине третьего у Зуйко должен закончиться семинар по экономической теории, после которого я и рассчитывала провести свое тестирование. А пока, как чеховская дама с собачкой, я прогуливалась вдоль парадного институтского входа, ласково увещевая Джульетту не лаять на кошек.
Девица, с которой Григорий провел вчера весь вечер, появилась в дверях довольно скоро. Вид она имела еще более эпатажный, чем в тот раз, когда я лицезрела ее впервые. На сей раз сильно декольтированная блузка обнажала две округлости, которые грозили вывалиться из формы при каждом шаге ее владелицы. Кожаная юбка еле прикрывала ее мощную заднюю часть. Начес, который был сейчас совсем не в моде, по-прежнему украшал ее малиновые волосы. Думая о Зуйко, я поймала себя на мысли, что более чем неприязненно отношусь к этой особе не слишком тяжелого поведения и что Григорий сыграл в этом не последнюю роль. Вообще-то ханжой я никогда не была и считаю, что все профессии нужны и важны, но к студентке ветеринарного института Светлане Зуйко я испытывала чувство стойкого отвращения. Наверняка Зуйко с легкостью сдавала экзамены преподавателям мужского пола. А вот преподаватели-женщины, я была уверена, ее просто переваривать не могли.
Студентки, как обычно, стайками выпархивали на улицу, тут и там был слышен заливистый смех и бурное обсуждение молодого и, как я поняла, смазливого преподавателя. В одной из таких компаний я увидела Виолетту. Только Зуйко двигалась в гордом одиночестве, все так же интенсивно работая челюстями, как будто со времени нашей первой встречи она так и не выплюнула жевательную резинку изо рта.
Стоя в тени раскидистой липы, я постаралась не быть замеченной сразу. После того как Зуйко отошла на некоторое расстояние, я неторопливо проследовала за ней и пристроилась сзади, чуть ли не дыша девице в затылок. Джульетта была послушной, поэтому вела себя тихо, не привлекая ненужного внимания, что мне и требовалось. Зуйко обернулась только тогда, когда собака, с моего молчаливого согласия, уткнулась ей в малиновые, под стать ее волосам, туфли на высоченных каблуках.
Джульетта была вполне безобидна. Имела миролюбивую внешность и небольшие размеры. Именно поэтому мой выбор и пал на нее. Испугаться кавказской овчарки или добермана может любой нервно не закаленный обыватель. Но шарахнуться от такой лапочки, как Джульетта, может только человек, у которого боязнь собак переросла в комплекс. Здесь самое главное не перепутать элемент неожиданности и испуга от внезапного появления собаки с действительно патологической боязнью наших четвероногих друзей.
Зуйко шарахнулась. Причем не только шарахнулась, но и завизжала так, как взвизгнула бы я, если бы по мне прополз паук. Этот вид насекомых я не воспринимала не то что визуально или осязательно, но даже на слух. Мне бывает плохо при одном их упоминании. Так вот Светлана посмотрела на хозяйку Джульетты, то есть на меня, не сразу, а только после того, как отбежала на достаточное расстояние, сопровождая свой бег истошным криком: «Уберите собаку».
Джульетта как будто поняла весь негативизм отношения посторонней девицы к своей персоне, потому как обиженно затявкала. Я перестала двигаться по направлению к потенциальной жертве, коей являлась Светлана, чтобы дать ей очухаться. Когда Зуйко немного пришла в себя и ее пышная грудь перестала бешено вздыматься, она посмотрела на меня, готовясь в любой момент дать деру, если понадобится.
— Что тебе от меня нужно? — зло крикнула она, несомненно меня узнав. — Я не переношу собак, поэтому иди со своей шавкой куда подальше!
Но поворачиваться ко мне спиной все же не рискнула, желая до конца выяснить мои намерения.
После того как я убедилась в правдивости добытой Григорием информации, касающейся взаимоотношений Зуйко с собаками, мне все же необходимо было выяснить вопрос ее причастности к убийству до конца. Что, если у нее был сообщник? Процент вероятности этого я допускала незначительный. Слишком уж невелика сумма, насильственно изъятая Зуйко у Ксении Даниловны. Если делиться с сообщником, то самой мало достанется. Хотя Раскольников вообще старушку за рупь угробил. И в наше время — какие только дегенераты не попадаются. На откровенного дегенерата Зуйко походила с большой натяжкой, но, может быть, я недостаточно пригляделась.
— Я привяжу сейчас собаку вон к тому суку, и мы поговорим, — предложила я Светлане, не очень рассчитывая на сердечный отклик с ее стороны.
Проходящие мимо студенты замедляли шаг, чтобы полюбоваться на свою сокурсницу, имеющую отчего-то бледный цвет лица, и молодую женщину с собачкой, ведущую странный разговор на расстоянии с бледнолицей Зуйко.
Не зная, что я в следующий момент могу ляпнуть в присутствии ее однокурсников, Светлана дала свое согласие на разговор.
Я привязала Джульетту к ближайшему дереву, как обещала, и подошла к размалеванной красотке. Теперь мы могли разговаривать достаточно тихо, не донося содержание беседы до посторонних ушей.
— Что еще? — сразу же ощетинилась девица с малиновыми волосами, заняв оборонительную позицию. Я предпочла не ходить вокруг да около, а сразу припереть ее к стенке.
— Мне известно о том, что ты своровала у Ксении Даниловны приличную сумму денег. Старушка вычислила, кто это сделал, и грозилась сдать тебя милиции. Именно поэтому у тебя были веские основания для ее убийства.
Теперь скуластое лицо Зуйко стало медленно покрываться красными пятнами. Она боялась и одновременно ждала, что ее обвинят в убийстве своей бывшей квартирной хозяйки. Это было заметно невооруженным глазом.
— Я не делала этого, — пролепетала она. Тон ее голоса резко изменился. Из нагло-уверенного превратился в просяще-умоляющий. — Я не убивала Ксению!
— Как правило, в убийстве никто сразу и не сознается, — невозмутимо парировала я, на сей раз просто упиваясь своей ролью обвинителя.
— Ты не понимаешь. Я могу доказать, что я ее не убивала! — выпалила Зуйко, державшая, оказывается, за пазухой не камень, а припасенный заранее козырь.
— Каким образом? — съехидничала я, почему-то вдруг зримо представив, как она кувыркается в постели с Григорием, и от этого настроившись по отношению к ней еще более жестко и бескомпромиссно.
— Я давно набрала эти двадцать две тысячи и хотела Ксении тогда, двадцать первого числа, отдать. Они у меня до сих пор лежат, я могу показать.
Так, так. Значит, Геннадий Делун был недалек от истины, когда предположил, что украденные у его бабки деньги составляли приблизительно эту сумму.
— Шикарное доказательство, нечего сказать, — продолжала язвить я. — В милиции узнают — обхихикаются. Тем не менее я бы не отказалась взглянуть на деньги.
Общежитие находилось за углом, поэтому, оставив Джульетту ненадолго прикованной к дереву, я последовала за Зуйко.
Еще не видя воочию той суммы, которую назвала мне Светлана, я уже была уверена в непричастности девчонки к убийству Ксении Даниловны Делун.
Свое вызывающее поведение Зуйко сейчас сменила на неоправданную суетливость. Ей как можно быстрее хотелось от меня отделаться, сумев доказать, что в убийстве своей бывшей квартирной хозяйки она не принимала никакого участия.
Виолетта уже находилась в комнате, когда мы, преодолев восемь этажей, добрались до жилища Зуйко. Каморка имела настолько малогабаритные размеры, что здесь помещались лишь две кровати и небольшой шкаф, слишком, на мой взгляд, плоский, чтобы вместить в себя достаточное количество вещей, необходимое для двух человек.
— Выйди на минутку, — с порога выпалила Виолетте Светлана.
И я не хотела бы жить в одной комнате со столь бесцеремонной особой.
Виолетта многозначительно на меня посмотрела и возражать не стала, просто молча вышла. К такому поведению своей соседки по общежитию она, видимо, давно привыкла.
Закрыв поплотнее дверь, Зуйко подошла к кровати, что стояла справа и имела более неопрятный и взъерошенный вид. Приподняв матрац, она извлекла из-под него небольшой сверток, завернутый в бумагу, предназначенную для факсов.
— Всегда ношу их с собой, но сегодня физкультура была, поэтому пришлось здесь оставить, — как бы извиняясь, произнесла Зуйко.
Развернув сверток, Светлана протянула его мне, искренне при этом надеясь, что я тут же поверю в то, что она не может быть убийцей. Деньги я пересчитала. Ровно двадцать две тысячи пятисотенными купюрами.
— Надеюсь, ты понимаешь, что эти деньги тебе придется вернуть родственникам умершей? — задала я вопрос, ответ на который, по-моему, был очевиден.
— Конечно, я все это верну. Хотела Анатолию, сыну Ксении отдать…
— Но что-то тебя остановило, — встряла я опять со своей язвительностью. — Если о деньгах, накопленных старушкой, никто бы не узнал, то можно было бы с чистой совестью их присвоить себе, не так ли?
Держать в нервном напряжении эту Мальвину доставляло мне какое-то садистское удовольствие. Я чувствовала себя приблизительно как оракул, все знающий наперед. Хотя основная причина, почему Зуйко не вернула деньги сразу, была, конечно, в другом. Вернуть деньги — значит, добровольно признаться в краже. Никто ведь не сможет даже предположить, что такую сумму денег старушка дала Зуйко взаймы.
— Не собиралась я их присваивать, — настаивала на своем Светлана. — Скажи, кому мне их вернуть, и я сегодня же отдам.
Ее вопрос застал меня врасплох. Я еще раз взглянула на деньги, которые Зуйко положила на кровать. Если я верну их Геннадию, то часть из них достанется мне. Можно смело запрашивать пятьдесят процентов. Но ему-то как раз мне и не хотелось их вручать. Не хотелось иметь с этим уголовником ничего общего. С другой стороны, если деньги перейдут в руки Анатолия или Евгения Делунов, то никаких процентов мне не видать.
Вопрошающий взгляд Зуйко требовал от меня ответа.
— И ты не боишься, что тебя привлекут к ответственности? — ответила я вопросом на вопрос.
— Пусть сначала докажут, что я их украла, — с вызовом произнесла Мальвина. — Вычислить меня можно, так как это сделала ты, но доказать, что бабка отдала мне их не по доброй воле… Пусть попробуют.
Зуйко на моих глазах завернула деньги и положила их на прежнее место — под матрац. Она вовремя это сделала, потому что в комнату следом за этим влетела рассерженная Виолетта.
— Ну, хватит! Сколько можно! Мне доклад на завтра нужно писать.
С этими словами она глубже запахнула свой пестрый халат до пят и вызывающе на нас двоих посмотрела.
— Ладно тебе! — довольно грубо отозвалась Зуйко. — Ради красного диплома скоро совсем из штанов выпрыгнешь.
— Я-то, может, и выпрыгну, а кое-кому ради шаткой тройки приходится, наоборот, в чьи-то штаны залезать.
От Виолетты я подобных заявлений не ожидала. Она казалась мне слишком воспитанной для таких нападок интимного характера. Зуйко с ненавистью посмотрела в сторону своей соседки по комнате, но в моем присутствии сочла нужным воздержаться от ответных реплик.
Не желая быть свидетелем перепалки, я быстро начеркала на листочке адрес, который протянула Светлане.
— Сюда ты принесешь деньги, — сказала я ей, после чего направилась к выходу. По написанному на листке адресу проживала Татьяна Иванова собственной персоной.
* * *
Если и Зуйко не виновата, то кто? Я ломала себе голову над этим, казалось, неразрешимым вопросом всю дорогу до дома. Анатолий Делун совершенно справедливо хочет знать, кто убийца его матери. А я, к сожалению, не очень-то далеко продвинулась в своем расследовании. Пока только могу указать пальцем на тех из окружения Ксении Даниловны, кто убийства не совершал. Но вряд ли ему это нужно.
Следуя логике, что мы имеем? Раз Зуйко приготовила деньги для того, чтобы вернуть их Ксении Даниловне, то, значит, она не собиралась ее убивать. Можно сказать и по-другому: если бы Зуйко убила свою бывшую квартирную хозяйку, то сделала бы она это из-за того, что ей нечем было вернуть украденную сумму. А сейчас стало ясно: старушка предлагала Светлане вернуть деньги по-хорошему, Зуйко собрала нужную сумму, только не успела отдать.
И собак, как оказалось, эта девица действительно панически боится. Я взглянула на свою помощницу Джульетту, которая шуршала в данный момент печеньем у меня на сиденье, уплетая его и активно потрясывая при этом головой.
— Скоро ты вернешься к хозяйке, — пообещала я ей, потрепав по голове.
Кто же еще мог убить? Подозреваемые, у которых были явные причины для убийства, уже закончились. Проверять их по второму кругу или искать новых? Этот вопрос не давал мне покоя. Нужен прорыв, чтобы приблизить наконец это запутанное дело к логическому завершению.
Вернув Джульетту хозяйке и поставив машину в гараж, я возвращалась домой. Открывая свою металлическую дверь, я увидела, как из соседней квартиры высунулось круглое лицо моей соседки.
— Татьяна, тебе письмо, — сообщила она мне и протянула конверт.
Взяв конверт, я повертела его в руках. Адреса на нем не было, лишь моя фамилия и инициалы красовались на строчке, обозначенной графой «кому».
— Откуда это? — задалась я резонным вопросом, который обратила к соседке.
— Часа два назад ко мне в дверь позвонили. Я открыла, а на полу вот это письмо лежит. Кто принес, не видела.
— Надеюсь, в нем нет спор сибирской язвы, — невесело пошутила я.
— Что ты, Танечка! — воскликнула впечатлительная женщина. — Типун тебе на язык!
— Спасибо на добром слове, — улыбаясь, откликнулась я.
Моя соседка обладала чувством юмора, поэтому улыбнулась мне в ответ.
В конверте находился отпечатанный на компьютере и выведенный струйным принтером текст следующего содержания:
«Я знаю, кто убил Делун Ксению Даниловну. Могу сообщить вам имя этого человека, если вы подъедете сегодня к девяти вечера по адресу: улица Павлова, 39».
Вспомнив дедуктивные методы расследования великого Холмса, я еще раз повертела в руках конверт и листок. К сожалению, я лично о хозяине этого письма могла сказать лишь одно: он вставил в свой принтер совсем новый картридж. В остальном — абсолютно ничего особенного. Кто же этот незнакомец, почему он скрывает свое имя и с чего вдруг вознамерился мне помочь? Или это все же банальная ловушка, которую кто-то хочет за моей спиной захлопнуть?
Хотела толчка в расследовании? Вот и получай. Так или иначе, но придется сегодня ехать на встречу. Странно, что в адресе содержится номер дома, но нет номера квартиры. И где расположена эта самая улица Павлова? Я о ней слышала в первый раз. Нужно будет открыть карту города, которая находится под одним из файлов в моем компьютере, и посмотреть, частный или многоэтажный дом прячется за номером тридцать девять по этой самой улице.
До вечера у меня времени предостаточно, поэтому я сначала приготовила себе ранний ужин — или поздний обед — а затем села за компьютер. Раскрыв и увеличив карту города в нужном месте, я обнаружила, что, во-первых, улица Павлова — это просто конец географии. Самая периферия одного из нецентральных районов города. Сие обстоятельство усилило мою подозрительность. Зачем назначать свидание в столь отдаленном от цивилизации месте, если не замышляешь ничего плохого? Во-вторых, на карте под номером тридцать девять красовалось вполне благополучное строение, не похожее, судя по чертежу, на частный дом. Значит, мне назначили свидание около дома? Интересно, на этой улице Павлова хотя бы есть фонари? Иначе как я смогу этот самый номер тридцать девять отыскать?
Тут мне в голову пришла неприятная ассоциация: я вспомнила разрушенный дом Павлова в городе-герое Волгограде. С чего бы вдруг? Может быть, подсознание посылает мне сигналы предупреждения? Дом номер тридцать девять по улице Павлова… Чушь все это. Просто разыгравшееся воображение. Если все время рассуждать таким образом, то можно и в безобидной улице Мира найти угрожающие признаки.
Я открыла свой файл под рабочим названием «убийца», стерла жирный знак вопроса напротив фамилии Зуйко и перечеркнула ее. Вгляделась в оставшиеся незапятнанными имена людей, так или иначе связанных с Ксенией Даниловной.
Вот дядька-пенсионер, выгуливавший в то роковое утро пуделя. Рядом с ним приятельница и соседка убитой Евдокия Васильевна. Вот Скопцов… Стоп. Как я могла про него забыть? Но какая у него могла быть причина для убийства? О ней я пока не знаю, но, пожалуй, он станет моим следующим подозреваемым. Если, конечно, незнакомец, назначивший мне свидание, не предоставит веские доказательства и улики в пользу кого-нибудь другого.
Так-так, дайте-ка вспомнить… Скопцов утверждал, что в момент убийства находился в Интернет-кафе, но кто может еще подтвердить? Правильно, Ромка. И еще напарник Скопцова, который якобы пришел в половине девятого. Но с напарником я не встречалась и не проверяла, правду ли говорил Виталий или нет. Если Скопцов отлучался, Ромке невыгодно об этом говорить, поскольку в таком случае его собственное алиби окажется под сильным сомнением. Остается основательно побеседовать с напарником Скопцова. Может, удастся узнать что-то интересное.
Теперь жирный знак вопроса перебрался к фамилии консультанта Интернет-кафе. Когда же мне посчастливится выйти на настоящего убийцу?
Примерно в семь вечера в моей квартире раздался звонок. Я уже знала, кто это мог быть. Растерянное лицо Светланы Зуйко, когда она увидела меня перед собой, вызвало у меня подобие улыбки.
— Ты дала мне свой адрес? — изумилась она. — Но зачем?
— Сейчас объясню.
Взяв с собой ключи, я вышла на лестничную площадку и захлопнула дверь.
— Пойдем.
Справедливо решив, что с моей подачи Зуйко будет легче вернуть деньги одному из законных наследников Ксении Даниловны, я решила помочь ей. Но, дойдя до квартиры Анатолия Константиновича, приостановилась. Безусловно, ему сейчас нужны деньги на ремонт, но кое-кому эти купюры принесут гораздо больше пользы. Спустившись вниз, я вывела машину из гаража. Зуйко ничего не понимала, а я не торопилась ей объяснять.
Дверь мне открыла Инесса, которая немедленно, увидев меня, состроила гримасу отвращения.
— И ты осмелилась сюда явиться? — завопила она на радость любопытным соседям. — Это твоими стараниями Женя теперь лежит в больнице! Если с ним что-то случится, я тебя придушу вот этими руками!
Инесса продемонстрировала мне свои костлявые руки, угрожающе потрясла ими в воздухе и даже сплюнула мне под ноги. Надо же, интересно у нее проявляется забота о муже. А ведь она действительно была готова вцепиться мне в горло. Увидев перед собой ненавистного ей человека, Инесса тут же сделала из меня козла отпущения. Вот, оказывается, кто виноват во всех неприятностях, случившихся в ее жизни, — детектив Иванова! Ату ее!
Но что же случилось с полковником Делуном?
В любом случае от этой женщины мне ничего не добиться. Я посмотрела на совершенно растерянную Зуйко. Она морально приготовила себя к волнующему для нее моменту вручения денег, а тут такое… Наверняка ею была заготовлена оправдательная речь, но при сложившихся обстоятельствах она не понадобилась.
Сделав легкий кивок головой, предназначенный для Светланы, я в крайнем раздражении вышла из подъезда. И почему мне всегда больше всех надо? Почему не предоставить Зуйко самой расхлебывать кашу, которую она заварила? Нет же, Ивановой обязательно нужно влезть со своей благотворительностью! Сильно она, видите ли, зауважала полковника, который рьяно защищал свою семью, несмотря на то, что семья совершенно этого не заслуживала. Жалко ей, Ивановой, стало больного Евгения Делуна, захотелось, чтобы он непременно получил деньги, скопленные его матерью, и использовал их на лечение. А то, что этот самый Делун засадил Иванову за решетку с бомжами и проститутками, благополучно забылось…
Я кипела, как разогретый самовар. От волнения Зуйко так часто начала жевать свою вечную резинку, что желваки ее заходили ходуном.
Зная рабочий телефон полковника, я достала свой сотовый и набрала несложный номер. Представилась дежурному дальней родственницей Делуна, объяснила, что по домашнему телефону Евгения Константиновича никто не отвечает и попросила назвать больницу, где находится полковник.
Информацию я получила сразу, без лишних вопросов со стороны дежурного. Еще бы, ведь мой голос по телефону дрожал, был таким взволнованным. Актерские способности всегда выручали меня в сложных ситуациях.
— Объясни мне наконец, к кому мы приходили? Кто эта женщина? — прерывистым голосом спросила меня Зуйко, как только я закончила разговаривать по телефону.
— Жена полковника милиции Евгения Константиновича Делуна, — быстро ответила я, убирая телефон.
Зуйко сделала страшные глаза и прикрыла рот ладонью.
— Сын Ксении — полковник милиции?! — вырвалось у нее.
— Только не говори, что ты этого не знала! — зло бросила я.
— Честное слово. Разве я пошла бы на это, если бы знала…
Я смотрела на Зуйко как на глупенькую. Неужели на самом деле не знала? Хотя неудивительно. Учеба, а по вечерам изнурительная работа… К бабке домой она приходила лишь ночевать. Пришедшее в голову словосочетание «изнурительная работа» вызвало на моем лице язвительную усмешку. Но опять представила Григория в объятьях этой раскрашенной девицы, и мне стало не до смеха. Но несмотря на мое личное неприязненное отношение к Зуйко, придется доводить дело до конца, коль уж решила.
А у моей спутницы началась вторая стадия приступа страха.
— И что, теперь ты хочешь сдать меня полковнику?! — осенила ее догадка, которую нужно было срочно развенчать, а то девица, чего доброго, даст сейчас деру.
— Ты просто вернешь ему деньги, — жестко отчеканила я, надеясь, что на этом тема исчерпается.
— Ты что, меня за дуру держишь? — взвизгнула Зуйко, совсем как истеричная Инесса. — Он же сразу все поймет, а потом начнет копать. Я не хочу за решетку!
— Об этом раньше надо было думать, — все так же сухо ответила я, буквально пригвоздив презрительным взглядом свою собеседницу к виртуальной стене.
— Я никуда не поеду! — вдруг заявила Зуйко, и я поняла, что пришло время принимать контрмеры. Медленно и не без труда уцепив девицу легкого поведения за пышные грудки, я притянула ее лицо к своему и тихо сказала:
— Если ты сейчас со мной не поедешь, то учти — больше я с тобой нянчиться не буду. Лично найду доказательства того, что ты сперла у бабки деньги, и упеку тебя за решетку.
Как она мне надоела! И как только мне могло в голову прийти взвалить на себя такое ярмо.
Моя тихая угроза подействовала на Зуйко отрезвляюще. Еще вчера девица хвасталась тем, будто никто не в состоянии доказать, что она воровка. А сегодня она с легкостью купилась на дешевую уловку — поверила, что я смогу раздобыть эти доказательства. Страх перед тюрьмой затмил ей остатки разума.
Совершенно скиснув и ссутулившись, Зуйко молчала. Не собираясь больше читать ей нравоучения, я села в машину, подождала, пока она последует моему примеру, после чего включила зажигание и тронулась.
Проникнуть в палату без белого халата и тапочек, но самое главное — в неурочное для посетителей время, было лишь делом техники. Зуйко следовала за мной как тень, наконец-то решив для себя, что так для нее будет спокойнее — во всем меня слушаться. Вид Светлана имела преувеличенно обреченный, но я решила помучить ее до конца. Может быть, в следующий раз она сообразит сначала головой подумать, прежде чем прятать чужие деньги себе в карман.
Делун лежал не в онкологическом отделении, как я ожидала, а в кардиологическом. Сердечко, значит, прихватило. Волноваться ему нельзя, с сомнением подумала я, представляя нашу с ним незапланированную встречу. Плохим предзнаменованием казалось и то, что полковник лежит в тринадцатой палате.
Зуйко я не взяла с собой в палату, а приказала дожидаться возле окна, в конце коридора. Она обрадовалась, как ребенок, возможности не «светиться» перед полковником, после чего торопливо отдала мне сверток с деньгами и на всех парах припустила подальше от палаты, где лежал Делун.
Вид полковник действительно имел весьма болезненный. Желтый цвет лица, одышка, ввалившиеся глаза. Когда я вошла, Евгений Константинович лежал под системой. Кроме него, в палате никого не было, остальные «постояльцы» ушли, видимо, на ужин или смотреть телевизор. При виде меня взгляд полковника стал совершенно стеклянным. Делун приготовился к обороне, а может быть, и к нападению, если понадобится.
— Нашлось время, чтобы прийти и позлорадствовать? — адресовал он мне язвительный вопрос.
— Вы слишком плохо обо мне думаете, — проговорила я тихо и спокойно, чтобы не давать ему лишнего повода подозревать меня в чем-то. Зачем лишний раз волновать больного?
Остановившись у него в ногах, я поймала себя на мысли, что негативных чувств у меня к этому человеку не осталось. Мне было откровенно жаль его.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я не просто из вежливости, а действительно желая знать о его состоянии.
— Приблизительно как рыба на суше, — невесело проговорил полковник и покосился на систему. На его правой руке виднелись следы от уколов.
— Что говорят врачи?
Делун проигнорировал мой вопрос и задал тот, который крутился у него на языке:
— Пришла мне сообщить, кто настоящий убийца? И это, конечно, кто-то из моей семьи?
— Нет. Убийцу я еще не нашла, — честно призналась я, после чего услышала его вердикт:
— Плохо работаешь. Вяло.
Однако ему удалось задеть мое самолюбие. С другой стороны, я и сама понимала, что расследование продвигается недостаточно быстро. А если говорить совсем откровенно — просто черепашьим шагом.
— Я пришла сюда не для того, чтобы препираться с вами.
Сверток, который я держала в руке, положила на тумбочку, рядом с бутылкой минеральной воды и пакетом с апельсинами.
— Здесь двадцать две тысячи, принадлежавшие вашей матери.
Делун скосил глаза на сверток, потом посмотрел на меня. На его лице была заметна активная работа мысли. Удивления полковник не обнаружил. Видимо, этого человека, видевшего в жизни многое в силу своей профессии, очень непросто было удивить.
— Как они оказались у тебя?
Вопрос прозвучал жестко, как на допросе. Но я его ждала.
— Один не очень чистоплотный человек стянул их у Ксении Даниловны, а теперь вот решил вернуть.
— Генка? — с хрипотцой и большим сомнением в голосе спросил полковник.
— Нет. У Генки сознательности маловато. Для того чтобы вернуть деньги, я имею в виду. Я не хочу называть имя этого человека. Поверьте, к убийству вашей матери он не имеет отношения.
Неподвижный взгляд Делуна остановился на дверном проеме. Несколько минут он молчал. Я тоже не нарушала тишину.
— У меня к тебе одна просьба, — заговорил наконец Евгений Константинович. — Видимо, коптить землю осталось мне недолго, поэтому я хочу, чтобы до того… — он запнулся, но через секунду продолжил: — …как меня не станет, ты назвала мне имя убийцы.
Полковник сжал челюсти и прикрыл веки.
— Ты должна мне назвать его даже в том случае, если обнаружится, что это все-таки кто-то из членов моей семьи.
Я молчала, думая о том, что если вдруг так и окажется, то мне не хочется «добивать» полковника подобными известиями. Ему ведь совсем нельзя волноваться. Разве недостаточно того, что его жена и сын утоптали ему дорожку к могиле? И у меня совершенно не было желания им уподобляться.
Евгений Константинович будто прочел мои мысли, поэтому повторил еще более властно:
— Ты должна мне сказать, слышишь? Обещаю, что этот человек понесет заслуженное наказание. Даю тебе слово офицера.
— Даже если это Ромка? — вырвалось у меня.
Его рука под капельницей дернулась. Игла выскочила, и капли лекарства стали орошать пол.
— Даже если это Ромка, — эхом повторил полковник за мной. — Убери это.
Он опустил рукав пижамы и отвернулся.
Я закрепила иглу рядом с лекарственным флаконом и всерьез начала опасаться, как бы полковнику не стало хуже.
— Давайте я позову сестру, — предложила ему я и направилась было к выходу.
— Стой, — приказал он таким тоном, что ослушаться оказалось невозможно.
— Сначала обещай мне то, о чем я тебя просил.
Это была его победа над собой. Столько лет он выгораживал Генку и теперь наконец осознал, что сам же вырастил того морального урода, коим Генка являлся. Как престарелый Авраам, полковник готов был принести на алтарь справедливости и другого своего сына. Если потребуется. Если тот действительно виноват. Растить уродов он больше не хотел.
Я колебалась. Дверь внезапно открылась, и в палату в буквальном смысле слова влетел врач.
— Что вы делаете возле больного? — принялся кричать он на меня. — Ему нужен абсолютный покой. Шагайте к выходу, и побыстрее! И будете приходить в следующий раз только в положенное время и только с моего разрешения!
Тут же шустрый доктор переключился на пациента.
— Почему не дали лекарству докапать до конца? Будете нарушать режим лечения, положу под нож, имейте в виду!
Воспользовавшись ситуацией, я так и не дала никаких обещаний полковнику. И посчитала, что правильно сделала. Оказавшись за дверью, облегченно вздохнула. Теперь я и сама с ужасом думала: а что, если убийца Ромка? Если это так и полковник об этом узнает, его сердце не выдержит.
Зуйко на месте не оказалось. Видимо, строгий врач выгнал ее на улицу. Светлана ждала меня около машины.
— Ну как, все нормально? — с надеждой в голосе спросила она.
— Для тебя — может быть, — устало ответила я, проведя рукой по волосам.
А разве ей нужно что-либо иное? Она тут же окрылилась, как страус, размечтавшийся полетать.
— Ну тогда я пошла, — оскалилась она обрадованно, продемонстрировав ровные зубы, и еще более выпятила вперед два колеса, еле сдерживаемые блузкой.
Зуйко уже повернулась ко мне спиной, когда мой окрик остановил ее.
— Стой!
Прозвучало это совсем так же, как из уст полковника. Резко и безапелляционно. На лице, которое Светлана ко мне повернула, я прочла недоумение.
— Вчера вечером у тебя был клиент, любитель собак. Ты с ним спала?
Глаза Зуйко превратились в две большие плошки, а лицо вытянулось.
— Но как ты…
— Отвечай быстро! Спала или нет?
— Мне даже напрягаться с ним не пришлось. Три часа трепались. Побольше бы таких клиентов.
У меня на сердце потеплело.
— Свободна.
Облокотившись на машину и уронив голову на руки, я стояла некоторое время в неподвижности.
— Девушка, вам плохо? — обратился ко мне проходивший мимо светловолосый парень, остановившись.
— Мне хорошо, — успокоила я его. — Все в порядке.
Он еще долго оборачивался в мою сторону, уходя, а я стояла и отдыхала душой и телом.