Глава 11
Проснулась я от звонка. Посмотрела на часы — начало девятого. Опять преступники балуются. Дотянулась до провода и выдернула его из розетки. Перевернулась на другой бок, закрыла глаза. Сон не шел, зато появились беспокойные мысли. Например, о том, что пора посетить квартиру своего «папочки» и поискать анонимку.
Делать нечего, надо вставать. Первым делом я достала вещие многогранники, чудом уцелевшие прошлой ночью. Если бы я бросила сумку на землю, как свой плащ, убийца забрал бы все, и неизвестно, заполучила бы я ее когда-нибудь назад.
Крепко зажмурилась и спросила:
— Что меня ожидает сегодня?
Раскрыла ладони и уронила кости на стол. Они ответили: 33+19+8. «Вас ожидает чья-то ранняя смерть».
— Чья? — переполошилась я. — Уж не моя ли? Нет, милые, потрудитесь еще разок. Каким испытаниям сегодня подвергнется конкретно моя жизнь и мое здоровье?
Кинула снова. Кости покладисто сложились в комбинацию, сначала мне показалось, что в ту же самую. Но нет, у страха глаза велики. 33+19+4. Умирать мне рановато, а вот «возможность пострадать от руки злоумышленника» вполне существует. Вопрос: до какой степени пострадать? До летального исхода? Переспрашивать я не рискнула.
Заварила крепкий кофе, пожарила яичницу — когда еще удастся перекусить в следующий раз?.. За окошком ярко светило солнышко, обещая теплый день. Это хорошо, так как из-за козней моих врагов я осталась без верхней одежды: плащик свистнули на кладбище, куртку испортили животные. Памятуя о предстоящем барбекю, оделась в спортивно-загородном стиле: майка, ковбойка, джинсы и тонкая ветровка. На ноги — кроссовки, на плечо — сумку, на нос — темные очки.
На лестничную клетку вышла с соблюдением всех мер предосторожности, но, как ни странно, ничего не произошло. Спустилась вниз — ничего! Вышла во двор — ничего!
— Только приготовишься пострадать от злоумышленников, — с досадой пробормотала я, ловя такси, — а они про тебя забывают. Неожиданность им подавай, театральные эффекты. Почему другим достаются ординарные враги, использующие пули и ножи, а мне, как всегда, оригиналы и сумасброды? То кирпич на голову, то кошки в лифте, то клюшкой по голове.
— Сама с собой разговариваешь?
Я резко обернулась — метрах в двух сзади стоял Лев и улыбался.
— Привет. Какими судьбами?
— Проезжал мимо, смотрю, сестра голосует. Грех не подвезти. Ты живешь неподалеку?
— Ночую.
— Ночевать надо с женихом, а не то он найдет какую-нибудь симпатичную подушку-подружку.
— Не учи ученого. Сам-то один спишь… или с каким-то другом? С тем, у которого окна на дом Ромы выходят?
— Уела! — Лев поднял руки кверху. — Пошли, красавица, прокачу с ветерком.
Мы направились к синему «Фольксвагену» не первой молодости. Если бы за ним тщательно ухаживали, холили и лелеяли, он выглядел бы лет на десять моложе. Но его хозяин относился к категории людей, живущих по принципу: «использовал — и выбросил», а также «вежливость — выдумка для дураков». Дверцу он передо мной не открыл.
— Собираешься на пикник? — бросил мне «брат», садясь.
— Да. А ты?
— Уговорили, — хмыкнул он. — Мария Сергеевна любого достанет. Знаешь, что я подумал? Было бы забавно, если бы на наше сборище внезапно явилась Виолетта. Вот был бы переполох! Как ты считаешь?
Я вспомнила, что никто из моих «родственников» еще не знает о страшной гибели третьей жены Александра Самуиловича. По крайней мере, если никто из них не имеет к произошедшему вчера ночью отношения. Надо будет сообщить, когда соберемся все вместе, и посмотреть на реакцию.
— Тань! — окликнул меня Лев. — Ты слушаешь, что я говорю? Или опять где-то витаешь? Могу повторить: явилась бы Виолетта — вот поднялся бы переполох. Как ты считаешь? Безобразие, опять не заводится, бензина осталось на пять километров, мне эта увеселительная поездочка за город в кругленькую сумму встанет. Тань, ты слушаешь или опять отключилась?
«Брат» уставился на меня, как баран на новые ворота, потом приосанился, хохотнул и погрозил пальцем:
— Притворщица! Лицо сделала непроницаемое, а сама все на ус мотает. Куда тебя подбросить?
— На улицу Гоголя.
— А точнее? Улица, матушка моя, длинная.
— К кинотеатру.
— Ты не к папане ли на квартиру собралась? — догадался «братец».
— Угу, — неохотно согласилась я.
— Зачем?
— Надо.
— Лаконично. Цель: ограбление — отметаем сразу. Ты скоро станешь законной владелицей каждой безделушки в его шикарной квартирке. Хочешь опись составить, чтобы после поминок сверить наличие и отсутствие ценных мелочей?
Я как-то неопределенно, но больше утвердительно дернула плечом, поэтому Лев решил, что угадал.
— Хорошенького же ты о нас мнения! Почти как мы о тебе!
И громко заржал, вздернув бороду к потолку.
— Смотри на дорогу, — одернула его я. — А то папа лишится своей главной наследницы.
«Братик» лукаво на меня глянул, но промолчал. Притормозил, где я его попросила, отсалютовал и умчался прочь.
Я проводила синий «Фольксваген» взглядом. Чем объяснить своевременное появление Льва? Случай? Или закономерность? Хочет втереться в доверие к будущей богатой родственнице? Или следит за мной? Ведь убийца каждый раз в курсе моих передвижений… Возможно, Лев его добровольный помощник. Машина, которая чуть не сбила меня вчера, была темного цвета. Не потому ли «братец» так на меня посмотрел, когда я посоветовала ему осторожнее себя вести за рулем?
В задумчивости я подошла к подъезду и остановилась. О моей сегодняшней поездке на квартиру Гольдберга знают слишком многие: Петя, Лев, Роман. Любой из них мог рассказать еще кому-то, и по цепочке новость могла достигнуть ушей моего убийцы. Значит, надо ждать неприятностей.
Но ждала я напрасно: ни в подъезде, ни в самой квартире никаких наприятностей не произошло.
Я разочарованно прогулялась по пяти комнатам, уставленным высококачественной техникой и предметами антиквариата. Остановилась в кабинете Гольдберга. Кожаная мебель, дубовый письменный стол, заваленный бумагами, книжные шкафы — все это я уже видела и раньше, когда занималась расследованием покушений на Александра Самуиловича.
С тех пор ничего не изменилось. Я внимательно осмотрелась. Где может быть анонимка?
Поползала по полу, подвигала кресла, диван, перерыла содержимое ящиков и груды документов на столе — ничего! Я уселась прямо на пушистый ковер, чтобы не светиться в большом окне, занимавшем полстены, подперла голову руками и прикинула возможные варианты исчезновения письма. Первое: его забрал Роман или кто-то из домоуправления. Второе: его забрал убийца. Из многочисленных замков заперт всего один, открыть который — раз плюнуть.
Первый вариант легко проверить. Рому я увижу через полтора часа, тогда и спрошу. Остальных разыщу сейчас.
Найти домоуправа оказалось несложно. Она, а это была пожилая женщина, сидела на скамеечке во дворе и выгуливала на коротком поводочке толстого персидского кота. Точнее, он не гулял, а сидел рядом со скамейкой и обнюхивал короткие зеленые травинки.
Я представилась как дочь Гольдберга, рассказала о письме, которое отец получил тем утром, и почти прямо обвинила ее в воровстве.
— Деточка моя! — ахнула управдомша. — Что ты такое говоришь? Ничего не поняла.
Я повторила свою историю слово в слово, но в два раза медленнее.
— Письмо? Какое письмо? — уловила смысл опрашиваемая.
Я терпеливо повторила свою историю в третий раз, делая громадные паузы между фразами.
— Ах, ты про письмо говоришь!
— Так вы его видели?
— Естественно, — обиделась управдомша. — Я же не слепая. Александр Самуилович сжимал в одной руке конверт, в другой саму бумажку.
— Куда вы их дели?
— Кого?
Я вздохнула, досчитала до десяти и выдохнула.
— Конверт и бумажку.
— На диван положила. Они мне ни к чему. Пусть родственники беспокоятся, отчего их папочку удар хватил.
— Но прочитать прочитали.
— Естественно. Я же не слепая.
— Это я уже поняла, — пробормотала я. — Ему угрожали?
— Да нет. Написали, что умрет скоро.
— А здоровья не пожелали? — фыркнула я, но тут же пожалела о сказанном, так как бабуля вспомнила о собственных болячках и собралась подробно мне о них поведать.
— Когда вы уходили, — прервала ее я, — письмо лежало на диване?
К счастью, последний вопрос она поняла с первого раза.
— Куда положила, там и лежало.
— Ни адвокат, ни слесарь его не брали?
— Кого?
— Да письмо!
— Ах, вы про письмо говорите… Нет, не брали. Они понесли Александра Самуиловича вниз, в машину «Скорой помощи». Я последней уходила, дверь за собой заперла.
— Вы мне очень помогли! Спасибо.
Я поспешила ретироваться, чувствуя себя выжатой как лимон. Но главное, я убедилась, что анонимки мне не видать — преступник проявил предусмотрительность, забрался в квартиру Гольдберга и украл улику. Письмо — не телефонный звонок. По конверту, бумаге, манере написания специалист может определить многое. Замок вскрыл без страха: после работы над ним слесаря одна лишняя царапина ни о чем не скажет.
Выйдя со двора, я удивилась спокойствию нынешнего утра. Или обо мне просто забыли, или готовится нечто грандиозное, абсолютно убийственное. Поэтому на мелочи вроде кирпичей с крыши мои враги отвлекаться не желают. Что ж, я не против, готова…
Взглянула на часы. Время есть, успею съездить в больницу к «папочке», сообщу ему о своем решении перестать называться его дочерью.
Путешествие по городу и через парк обошлось без приключений. Может, злоумышленники навели обо мне подробнейшие справки, уточнили, где я родилась и кто мои родители, исключив меня из списка жертв? Версия приятная, однако расслабляющая и потому непригодная. Лучше быть живым пессимистом, чем мертвым оптимистом.
В реанимацию кардиологического отделения удалось проникнуть без проблем. На пути не встретилось ни одной санитарки, не говоря уж про медсестер или врачей. Дверь в палату Александра Самуиловича была приоткрыта. Я зашла. Единственный пациент лежал без движений, с плотно закрытыми глазами.
— Привет! Это Татьяна, — весело поздоровалась я, усаживаясь рядом с кроватью.
Гольдберг открыл глаза и повернул ко мне морщинистое личико.
— Шепотом говори, а то услышит кто.
— Как вы себя чувствуете?
— Получше. Никто пока не добил.
Я помялась, собираясь с духом, но начала издалека:
— Была сейчас в вашей квартире. Анонимку не нашла. Скорее всего ее забрал преступник, чтобы не оставлять следствию улик.
Старик переполошился.
— Больше ничего не украли? У меня много ценных вещей, произведений искусства…
— Какой резон воровать, если они считают, что после вашей смерти все достанется им?
— Но ведь они знают, ты — моя наследница.
Я вздохнула.
— Сегодня я собираюсь развеять их заблуждение по этому поводу.
— Мы так не договаривались!
— Александр Самуилович! За последние двое суток у меня не было ни одной спокойной минуты. На мою жизнь покушались без малого десяток раз, причем изобретательность и жестокость преследователей способна поразить любое воображение. Мое, по крайней мере, поразило. Овчинка не стоит выделки, деньги не стоят того, чтобы из-за них умирать.
— Но у нас с тобой договор!
— Моя репутация пострадает больше, если я не найду убийцу, чем при отказе от выполнения некоторых пунктов нашего соглашения. Или вы полностью хотите отказаться от моих услуг?
— Шантаж, — тонко подметил сообразительный клиент. — Отказаться я не могу, так как не имею ни возможности, ни времени для поиска и введения в курс дела другого детектива… Но заплачу я вам меньше обычных расценок.
— Ну уж нет! — возмутилась я. — Вы меня подставили, заставили солгать, подвергли нешуточной опасности. Я требую надбавки за риск!
Мы с ним торговались минут десять, наконец пришли к компромиссу и успокоились. Если Гольдберга все же убьют, а он считал, что после моего признания его обязательно убьют, я не получу ни копейки. Если его не убьют, а преступник будет схвачен, я получу свое вознаграждение полностью.
— Делов-то всего ничего, — посетовал Александр Самуилович. — Найти Виолетку и приструнить.
— Я как раз собиралась вас огорчить. Или обрадовать. Вы — вдовец! Поздравляю! Или соболезную.
— Как? Когда? Почему?
— Со вчерашнего дня, — выборочно отвечала я на его вопросы. — Ваша жена убита. Так что круг подозреваемых сузился.
Известие, судя по всему, не сильно расстроило моего клиента, скорее озадачило.
— Кто же тогда, если не она?
— Разберемся, — пообещала я. — Меня больше беспокоит ваша вторая жена. Вы о ней давно ничего не слышали?
— Последний раз я видел ее четыре года назад у наших общих знакомых. Тогда она была не замужем, бездетна и малообеспеченна. Работала в какой-то поликлинике. Располнела, подурнела. В общем, ничего интересного. Почему она тебя беспокоит?
— Сама не пойму. Каким-то образом она впутана в наше дело, но вот каким…
— Ладно, держи меня в курсе. А у меня сосед появился, в следующей палате, алкаш какой-то, буйный. Жаль, я даже возмутиться не в состоянии, почему таких личностей рядом с приличными людьми кладут. Нянечки говорят между собой, что больше нигде мест не было, а ему интенсивная терапия нужна.
Я быстренько распрощалась с Гольдбергом и направилась в соседнюю палату. Так и есть! Дядя Вова! Выглядел он похуже, чем мой клиент, но пребывал в сознании. Я подошла и склонилась над ним.
— Дядя Вова! Вы меня слышите?
— Да, — тихо прохрипел он.
— Я хочу найти того, кто вас отравил. Помогите мне! Кто принес вам ту бутылку водки?
Слесарь натужно заскрипел, но понять его было невозможно. Я предложила:
— Давайте я буду задавать вопросы, а вы говорите «да» или «нет». Хорошо?
— Да.
— Водку принес мужчина?
— Нет.
— Женщина? — почти не удивилась я.
— Да.
— Молодая?
— Да.
— Толстая?
На лице дяди Вовы отразилась внутренняя борьба, то ли не мог вспомнить, то ли не был уверен, какую женщину можно назвать толстой, а какую нет.
— Блондинка?
— Да.
— Красивая?
— Да.
Ясно, что у больничного слесаря и богатея Гольдберга критерии красоты были разные. Александр Самуилович не нашел в женщине «ничего интересного», а дяде Вове она показалась образцом женской красоты.
Больше ничего определенного от дяди Вовы добиться не удалось, но и на том спасибо.
Я покинула больницу с твердой убежденностью, что надо немедленно заняться поисками второй жены моего клиента — Дины Пушиной.