Глава 3
– Он скотина!
Алексашка повернулся к Желудеву всем своим грузным телом и поискал в его глазах сочувствия, но те выражали только угрюмое ожесточение. Тогда Пырьев решил попросить поддержки:
– Ну и скотина же он, Серега, да? Нельзя же так с людьми обращаться!
– Можно! – убежденно кивнул Желудь. – А с такими, как мы, даже нужно.
– Почему?
– Потому что гадим не в кустах, а посреди дороги, на виду у всех проходимцев.
– То есть дураки потому что? – уточнил Алексашка.
– А то хер?.. – в знак согласия позволил себе Сергей Иванович непечатное выражение.
Не в его манере было так выражаться, но для подкрепления смысла сказанного, как известно, лучше мата ничего еще не придумано.
– Дураки непроходимые, если допускаем такое. Это, Алексаша, означает искать неприятностей на свои головы.
– Ты как-то странно выражаешься, – удивился Пырьев, привыкший к иному словосочетанию того же смысла. Хотя какая разница. Что ж теперь делать?
Желудев решил, что пауза должна прийтись кстати, и промолчал, скребя ногтями щетину на подбородке.
«Что делать? – думал он, криво ухмыляясь одной стороной лица. – Хорошо, если Трегубов просто предупредит нас, здешних, и оставит все как есть, без последствий. Ведь даже и выгнать-то никого нельзя: все слишком много знают. И хоть все являются участниками, вернее, соучастниками, а значит, ответственны во всем одинаково, где гарантии, что не проговорится кто, ну хотя бы тот же Алексашка, по пьяной, скажем, лавочке? Тогда всему и всем придет конец. А у меня надежда появилась со здешних доходов комнатку купить. Досадно, ей-богу!»
И тут другая часть его ума подсказала иной исход, ничуть не менее вероятный, чем первый. Вспомнил Сергей Иванович слова Трегубова, выплюнутые им в гневном запале:
«Я вас, бичи местные, за это самих псам скормлю!»
«И скормит! – расценил сказанное Сергей Иванович со всей определенностью. – Это для него выход, и еще какой! Стихарь и выполнит, у того вообще сердца нет».
– Ты чего оскалился-то? – спросил Алексашка.
– Что?
– Вот и я про то же. Спрашиваю, что делать будем?
– Молиться! – ответил Желудь, поднимаясь с места.
У Пырьева отвисла челюсть от такого ответа.
Голодные псы в подвале теперь выли уже слаженным хором. Время кормежки наступило и уже прошло, а они с Алексашкой все еще здесь валандались, переливая из пустого в порожнее, занимаясь поисками ответов на страшные вопросы.
– Алексашенька! – ласково произнес Сергей Иванович, возвышаясь над оставшимся сидеть на топчане сослуживцем. – Помнишь, мы с тобой договаривались, что я живу здесь и освобождаю тебя от ночных дежурств, а ты за это ведаешь кормежкой и закапываешь остатки? Где ты их закапываешь?
– В лесочке, Сергей Иванович! – ответил тот с готовностью. – В лесочке! Вот тебе святой крест, все так и делал!
– Откуда в таком случае появился череп со следами зубов на затылке? А? Алексаша! – Желудь угрожающе надвинулся на него. – Не надо мне ничего объяснять. И вообще говорить ничего не надо. Давай молиться, чтобы пронесло беду мимо, и делать дело. Припомни-ка хорошенько, не валяются ли в округе где-нибудь еще такие сюрпризы, и, пока не поздно, пока их не нашли какие-нибудь мальчишки...
– Клянусь, Сергей Иванович! – Пырьев тряхнул отвисшими щеками и седой шевелюрой и, выпятив жирную грудь, широко, истово перекрестился.
– Ладно! – махнул рукой Желудь и отвернулся. – Пора кормить наших подопечных. Слышишь, как заливаются?
– Пойду! – Алексашка с готовностью встал и засобирался.
– Чем сегодня кормить-то будешь? Мясом? – проверил вопросом Желудь Алексашкину память.
– Жратвой! – ответил тот, разведя руками, мол, как можно!..
– Какой?
– Свежей, Сергей Иванович. Ну что ты, в самом деле!
– Много осталось?
– Верх, – Пырьев провел рукой по животу.
– Ну давай, – с усталым вздохом согласился Сергей Иванович.
Алексашка с проворностью виноватого метнулся к выходу.
– Постой! – окликнул его Сергей Иванович. – Пойдем вместе. Поскольку из доверия ты у меня вышел, я все проверю сам.
Приятно было говорить Алексашке такое в глаза и не слышать в ответ его обычной отповеди.
Они прошли к лестнице и спустились вниз, в подвал. Собаки через стену почуяли приближение долгожданных кормильцев и подняли такой скулеж, что хоть уши затыкай.
В помещении холодильника, куда попали сослуживцы через неприступную дверь с блестящим никелированным штурвалом, стоял уличный холод. Три говяжьих туши, подвешенные на крюках к стальной штанге, проходящей под низким заиндевевшим потолком, блестели, покрытые мелкими кристаллами инея.
– В этой? – ткнул пальцем Сергей Иванович по направлению одной из них.
– Вон в той, – поправил его Пырьев, но Желудь уже заглянул в разверстое ножом мясника коровье чрево. – В этой старый! – подсказал ему Алексашка.
Сергей Иванович и сам это понял, потому что разглядел-таки в свете тусклой лампочки, закрытой вместо плафона пол-литровой банкой, часть лба с волосами и глаза, совсем белые под тонким слоем лежащей на них изморози. У свежего ни глаз, ни волос на лбу не было.
* * *
– Татьяна! – в растерянности проговорил Аркадий, и облачко пара из его рта обдало стекло окошка.
Я открыла дверцу и вылезла из машины. Он помог – поддержал под руку.
– Простите меня, я чуть не протаранил вашу «девятку» своим бульдозером. Напугались?
– Конечно, напугалась. Настолько, что, будь мы знакомы ближе, не задумываясь влепила бы вам сейчас пощечину!
– И я принял бы ее как должное. Заслужил.
Он достал сигареты. Я была настолько ошеломлена происшедшим, что приняла от него одну и даже прикурила от его зажигалки.
– Пойдемте в «уазик», – предложил он, – на морозе курить вредно. А там у меня печка – полярный вариант. Не можем же мы разъехаться вот так, не перекинувшись и парой слов... Нет, мы никому не помешаем, – заверил он в ответ на мой жест в сторону машины. – Здесь, кроме своих, никто не ездит.
Да, перепугана я была действительно сильно, потому что без возражений позволила увлечь себя в машину. Но где-то на периферии сознания скользнула-таки мысль о том, что надо бы нам с ним поговорить, есть о чем, и следом за ней – вторая, обернувшись поговоркой: на ловца, мол, и зверь бежит. Правда, выбежал он, этот зверь, чересчур уж резво.
В «уазике» с печкой в полярном варианте оказалось ничуть не теплее, чем в моей «девятке» при закрытых дверях и окнах, а в креслах, похожих на табуретки со спинками, сидеть было совсем неудобно.
– Пустая спешка – страшное дело! – никак не мог успокоиться Аркадий, напугавшись, видно, не меньше меня.
– Эта задержка никак не нарушит ваши планы?
– Нисколько! Спешка-то была пустая. А может, судьба заставляла давить на газ для того, чтобы вас здесь встретить!
Ну, это уже не в меру галантно даже для лица армейской национальности. Требуется контраст для уравновешивания.
– Вы знаете, что пропал Илларион Борисов?
– Знаю, – на лице Аркадия не дрогнул ни один мускул, оно оставалось невозмутимым. – Борисов Илларион – надо бы сказать для соблюдения казенного стиля. – Прозвучало это не очень любезно, и он поспешил извиниться, легко пожал мою руку, накрыв ее своей, с виду не совсем чистой лапой. Оказалось, что мне это не неприятно. – Вы рассчитываете его отыскать?
– Вот так вопрос! – состроив изумленную мину и забыв про его руку, я повернулась к нему. – Вы считаете, что найти его нельзя? Или полагаете, что мне найти его невозможно? И почему думаете, что я этим занимаюсь?
– Едете вы из тепличного хозяйства, здесь дорога одна. Пропал его хозяин, а вы – Татьяна Иванова. Ответил я на третий вопрос? А на второй с первым... Сами рассудите, Ларик более чем на двое суток выпадает из поля зрения родных и знакомых. Это или свидетельство трагедии, или он выехал куда-то из города.
Это «выехал» резануло мне слух. На жаргоне «выехать» окончательно или, как еще говорят, «с концами», означало умереть.
– Но чтобы бросить все и уехать внезапно, – продолжал Аркадий, – надо иметь причину, побудившую бежать от людей или обстоятельств. Обстоятельства, насколько мне известно, были у него нормальные, ему никто ничем не угрожал. Значит?..
Я не ответила, молча ждала продолжения. Ход мыслей Аркадия казался ясным и логичным, я бы сказала, продуманным. Свое мнение по данной теме у него было выработано, и, скорее всего, заранее.
– Значит, надо полагать, несчастный случай, – подвел он без промедления итог. – А что на этот счет думает Татьяна Иванова?
– Татьяна Иванова не исключает такого исхода, – ответила я важно и ему в тон.
– Но не считает его наиболее вероятным?
Что это ты взялся меня интервьюировать?
– Она не считает его единственно возможным.
– Резонно, – согласился Аркадий и высказал почти то же, что я слышала от Натальи: – Ларика бы с собаками поискать.
– В чем же дело? – воскликнула я и даже руками всплеснула. – Вам и карты в руки!
– Между сторожевым псом и разыскником, Татьяна, большая разница. Мои не приучены вести поиск. Они попросту не поймут, чего от них требуется. Да и знать надо, где искать, хотя бы приблизительно, а то, пожалуй, проищешь!
Он улыбнулся, вроде не совсем к месту, и улыбка преобразила его лицо, на короткое время вернув на какие-то пятнадцать лет назад. Хорошая у человека улыбка, жаль только, что улыбается редко. Сколько, интересно, ему лет?
Я вдруг с удивлением поняла, что Аркадий, кажется, начинает мне нравиться не только как собеседник, и тут же оправдала себя за эту вину полностью. А что? Умен, сдержан, вежлив. Уже неплохо. И порядочностью его пока не было поводов огорчаться. Правда, всего второй раз встречаемся...
– Скажите, Аркадий, а для чего лить в ноздри лимонный сок? – спросила я неожиданно для самой себя, а для него и подавно. Он так и замер с приоткрытым ртом, но опомнился быстро, опять улыбнулся.
– Отвлекает. После сока состояние носоглотки мучительное, и водка льется через нее как вода. Спорили же! А проглотить пол-литра воды – проблема небольшая. Ведь не поддаваться хмелю, пока с ног валить не начнет, это всего лишь умение держать себя в руках, не расслабляться. А для того, чтобы глотать напитки крепче водки, вместо лимона можно применить чеснок. Но такое без последствий не остается.
Вот так все просто.
– Еще есть вопросы? – поинтересовался он официальным тоном, заметив, что к теме употребления алкогольных напитков интерес мой иссяк полностью.
– Стыдно, Аркадий! Перемените тон, вы не на допросе.
– К вам, Татьяна, я и на допрос пошел бы с радостью.
Ну, тут уж ты, приятель, лицемеришь! И лицемеришь по-казенному, штампованно. Воистину нет Ивана без изъяна... Что ж, у каждого свои недостатки.
– Вопросы? – проговорила я вальяжно в противовес его казенщине. – Пожалуйста, если напрашиваетесь.
Он весь превратился во внимание, а когда выслушал, куда только подевалась его улыбка.
– За что вы платили Ларику деньги? Что за рэкет такой? – спросила я и запоздало уже пожалела об этом. Не стоило быть настолько прямолинейной во вторую-то всего лишь встречу.
– Вот вы куда!.. – удивленный, он даже не договорил, замолчав на полуслове. – И сразу получается, что я в грязи по самый воротник. Ларик – вымогатель, я – объект, сам рэкетир бесследно исчезает. – Он прикусил губу и тряхнул головой. – Ну что ж, согласен, и такая версия имеет право на существование. Да, я платил Ларику. В последнее время совсем не регулярно, но платил. Но только не рэкет это, что вы, в самом деле! Я задушился бы, наверное, но не потерпел вымогательства никогда и ни от кого. А с Лариком мы к тому же старые знакомые. Нет, Татьяна, здесь вы промахнулись. Дело в том, что моя псарня размещена в гараже, который Ларик арендует у деревенских вместе с теплицами, с территорией... Когда я разворачивался и был еще немощным в отношении финансов, он мне таким образом помог выжить. А теперь я плачу ему как за субаренду, вот и весь криминал. – Аркадий помолчал и заметно разволновался: – Надеюсь, вы не получаете гонораров в налоговой полиции? – Улыбка теперь у него получилась какая-то кривоватая и совсем не обаятельная.
– Успокойтесь. Меня не интересуют регистрационные документы вашей фирмы.
Аркадий призадумался на короткое время, глядя на дорогу сквозь плоское лобовое стекло «уазика». В его лице, повернутом ко мне в профиль, несомненно, было что-то хищное. Короткий прямой нос с подвижными ноздрями, губы, довольно пухлые для такого небольшого рта, хорошо развитые челюстные мышцы и выдающийся вперед подбородок создавали вместе впечатление настораживающее, но я бы не сказала, что отталкивающее. Одно было ясно: шутить при первой встрече с таким человеком мало кому захочется.
– Татьяна! А не кажется ли вам, что мы могли бы поговорить на более приятные темы?
Это прозвучало настолько неожиданно, что я не сразу поняла, куда он клонит, а разобравшись, не смогла удержаться от улыбки. Он, обрадованный, продолжал уже более уверенно:
– Ну, что это такое, машина, запах бензина, заснеженная дорога! Романтика, согласен, но... Как у вас с планами на сегодняшний вечер?
Аркадий пошел в лобовую атаку без всякой дипломатии, и я отступила столь же бесхитростно.
– Согласна! – ответила я, перешагнув еще через один вопрос, который обязательно последовал бы за уже заданным. – Только время и место назову сама, хорошо? Ресторан «Тройка». Девять часов вечера.
Я открыла дверцу «уазика» и вылезла на дорогу, цепляясь плащом за какие-то крючки и выступы внутри машины. Аркадий с другой стороны выпрыгнул тоже.
– Вы удивительная женщина! – одарил он меня комплиментом, открывая дверцу «девятки».
Конечно, расхожая мужская лесть, но слушать приятно. И ему приятно, что я приняла ее без отповеди. Итак, нам обоим приятно. Что дальше? И как? Сейчас продиктую я ему ближайший ответ на этот вопрос. Пусть принимает.
– Аркадий, – обернулась я к нему перед тем, как сесть в свою машину, – хочу предупредить сразу, чтобы вы потом не настаивали и не обижались. – Он погрустнел, а мне стало от этого весело. Быстро же он представил логичный, с его точки зрения, финал наметившегося приключения. – В ресторане не пытайтесь за меня платить, хорошо? Этого я никогда никому не позволяю.
– Хорошо! – улыбнулся он в третий раз за время встречи и взял меня за руки. Не тут-то было, господин торопыга!
– До вечера! – попрощалась я и оказалась за рулем раньше, чем он успел что-либо ответить.
* * *
– Виктор Сергеевич, вас хочет видеть Кутузов.
Слегка измененный аппаратурой интеркома голос секретаря прозвучал мягко, но с четко выделенными шипящими согласными, именно так, как нравилось хозяину кабинета.
Виктор Сергеевич положил ручку на стол, внимательно перечитал последнюю фразу на исчерканном вдоль и поперек листе бумаги и только после этого нажал на кнопку переговорника.
– А Суворов с Барклаем тоже с ним? – пошутил он устало.
– Нет, Кутузов пожаловал к вам один, – доложил секретарь после короткой, с готовностью выданной усмешки. – Евгений Кутузов, так он отрекомендовался.
Виктор Сергеевич переключил интерком в режим постоянной связи, решительно скомкал исписанный бумажный лист и бросил его в корзину.
– Жаль, – отозвался он, откидываясь на высокую, удобную спинку кресла. – Его сиятельство не сообщил, с каким вопросом пожаловал?
– Он попытался, но я, извините, плохо его понял. У него не все благополучно с фразеологией.
– Процитируйте основные моменты, – потребовал Виктор Сергеевич и повертел на безымянном пальце кольцо вороненой стали, инкрустированное золотом – приз кадисского казино за проявленное во время игры рыцарство, полученный им во время прошлогоднего круиза по Средиземноморью.
– Что-то о костяных недоедках, каким-то образом связанных с неким Трегубовым. Простите, но это все, что мне удалось запомнить.
– Где сейчас полководец? У вас в приемной?
– Нет. Он пожелал дожидаться в коридоре.
Виктор Сергеевич надолго задумался, пощипывая кончики седых тонких усов. Его светлые глаза стали похожи на льдинки, четче обозначилась морщина между бровями и выдался вперед острый подбородок.
– О-о, кретины! – прошептал Виктор Сергеевич одними губами и, повернув голову в сторону микрофона, проговорил с прежней насмешкой: – Проводите полководца... – Он представил себе, как привстал сейчас секретарь, готовый мчаться и гнать в шею необычного посетителя, и закончил: —...Ко мне, пожалуйста.
Стихарь вошел в кабинет Генерала на цыпочках, прикрыл дверь, медленно повернулся лицом к хозяину и замер, неловко держа перед собою большие руки.
Виктор Сергеевич быстро оглядел его с головы до ног – темные, неподвластные расческе лохмы, сытое, одутловатое лицо, джинсовая куртка на меху, теплые спортивные штаны с тройными белыми лампасами по бокам, высокие сапоги. Не потрудился Кутузов одеться соответственно месту, куда пришел. Не догадался, что ли? Или не подозревает, что его одежды где-то могут показаться неподходящими?
– Проходите, полководец! – пригласил Виктор Сергеевич и кивком указал на ровный ряд стульев у стола для совещаний. – Обеспечьте мне пять или десять минут покоя, – проговорил он в сторону микрофона и, не дожидаясь подтверждения секретаря, отключил интерком.
– Итак, ты явился в мой кабинет...
Эта простая, произнесенная будничным тоном констатация факта заставила присевшего было на краешек стула Стихаря встать.
– Я не хотел, правда, но по мобильному вы не отвечали, городского номера у меня нет. А дело такое, что...
– Садись, садись, – перебил его Виктор Сергеевич и, дождавшись исполнения, заговорил сам: – Итак, как ты выразился, костяные недоедки? Остроумно. Неожиданно остроумно. Что же это за недоедки такие обнаружились, как я понял, в хозяйстве Трегубова?
От глаз-льдинок и скривившихся губ Генерала Стихаря обдало жаром. Вместо ответа на вопрос языком, ставшим вдруг непослушным, он неожиданно выдал собственное мнение, совсем не интересующее хозяина кабинета:
– Я знал, что рано или поздно мы на этом проколемся.
– Мы? – брови Виктора Сергеевича дрогнули. – Нет. Ты заблуждаешься, полководец. Они – да. В первую очередь – они. Во вторую – вы. Но уж никак не мы.
Стихарь осторожно потянул носом и проклял свою потливость: тяжелый запах пошел из-под куртки. Ему только и оставалось, что потеть и соглашаться. И помалкивать. Не такой уж он дебил, как считает хозяин. Помнит Стихарь услышанное от кого-то умное высказывание, что чем больше молчишь, тем умнее кажешься. Он и сам употреблял его не раз, когда к месту было.
– Кем и когда обнаружены останки? – негромко спросил Генерал.
– Череп, – округло повел перед собой руками Женечка.
– Я не спрашивал – что обнаружено!
Единственный раз проступило раздражение сквозь ледяное спокойствие Виктора Сергеевича.
– Мальчишки нашли, местные, в овражке. – Стихарь деликатно откашлялся, прочистил захрипевшее горло. – А тут я подоспел. Ехал к Губаст... к Трегубову проверить, как там и что... Вы ведь так распорядились. Отобрал, конечно. Хорошо так отобрал, вежливо. Даже объяснил, что он мне нужен – домой, для крутости.
– Заплатил?
Женечка задумался, будто припоминая, и, причмокнув, пожалел:
– Не догадался.
– А я тебе четыре раза в месяц платить догадываюсь? Когда это случилось?
– В субботу, – Женечка опустил глаза. – Поздно в субботу. Снег валил.
– Почему не сообщил сразу? – Глаза Виктора Сергеевича из ледяных превратились в мертвые. – Два дня прошло. За это, малопочтенный, тебя сгноить мало.
Он развернул кресло, поднялся с него и шагнул к окну. Встал так, чтобы кретин на стуле не мог видеть его лица.
– А ты знаешь, как гноят?
– Знаю, – буркнул Стихарь.
– Нет, этого ты знать не можешь. В силу своей мордобойно-прижигательной ориентации не можешь.
Стихарь встал, решив продемонстрировать вежливое возмущение, и заговорил быстро, но по-прежнему виновато:
– Я не один раз звонил вам. Не получалось. Домой к вам приходил...
– Что, не застал меня там? Не застал и ушел?! Ты, Кутузов, у порога должен был лежать, дожидаясь. Как пес.
Виктор Сергеевич медленно подошел к Женечке, встал в метре от него, заложив руки за спину.
– Мне не нужен человек Евгений Кутузов. Как человек, Евгений Кутузов никакой ценности для меня не представляет. Мне нужен пес. Верный пес. Ты способен понять это?
– Так разве ж я не верный? – пролепетал Женечка. – Вы же кормите меня четыре раза в месяц. Неужели мне не понятно, что нельзя кусать того, кто кормит?
– А почему нельзя? – Виктор Сергеевич даже улыбнулся ему, хотя и с неприкрытой брезгливостью.
– Потому что таких перестают кормить и прогоняют.
– Нет. Сначала бьют. А случается, и убивают.
Виктор Сергеевич направился к креслу и предостерег на ходу:
– Трегубова смотри не торопи с поездкой ко мне. Вообще ничего не говори ему на этот счет. Пусть сам явится. Он не просто пес. Он пес умный. Ты все хорошо запомнил?
Стихарь кивнул и, зная порядки, зашагал к двери, а взявшись уже за ручку, вспомнил, обернулся к хозяину:
– Там сосед Трегубова, который с него деньги за аренду брал, пропал в тот же вечер, что я...
– Хорошо, спасибо, – оборвал его Генерал. – Иди.
* * *
Итак, довольно неожиданно выпало мне на этот вечер посещение ресторана. Это не самое знаменитое и не самое заметное заведение размещалось в подвале старого дома на пересечении двух улиц городского центра и было больше похоже на качественную забегаловку, чем на ресторан в высоком понимании этого слова. Приземистые, небольшие залы и аляповатый декор портили впечатление. Да и тесновато было. Но в любую летнюю жару воздух там оставался в меру прохладным и свежим, несмотря на все старания курящей публики. И готовили в «Тройке» качественно. Я и не знала, что это малозаметное заведение облюбовано бандитами в качестве места для деловых встреч за рюмкой водки.
Своим сборам я уделила особое внимание. Требовалось иметь вид простой, строгий и изысканный одновременно. Такой, при котором не всякий осмелится присвистнуть или отпустить вослед соленую шутку. Эти, как их там, Радик Абдулатипов сотоварищи могут оказаться вполне приличными в манерах людьми, ведущими себя достойно, даже пребывая под алкогольными парами. Но не исключено и то, что хотя бы некоторые из них не способны сдерживать зоновскую придурь, прущую наружу после возлияний, особенно когда рядом появляется молодая привлекательная женщина.
Разумеется, за мной авторитет Цибиза, отработанная в спортзалах способность одним ударом сворачивать набок челюсти квадратной конфигурации и репутация Ведьмы, честно заработанная в сотрудничестве и столкновениях с людьми из городской криминальной среды. Но все это, даже вместе взятое, не исключает возможности возникновения неожиданного конфликта. А конфликтов мне не надо. Не люблю я их и поэтому сборам уделила особое внимание. Для того чтобы, даже приветливо улыбаясь, выглядеть чуточку Ведьмой. Но только чуточку, чтобы не произвести отталкивающего впечатления на Аркадия. Непростая задача, и я с ней справилась, хоть потратила на это немало времени. Как говорится, дело того стоило.
Стоило, несомненно, особенно накануне такого мероприятия, еще раз обратиться за рекомендацией к гадальным костям. Прошлый их совет, относительно вражды с другом и дружбы с врагом, прочно сидел в памяти, но хотелось чего-то более конкретного и применительного к моменту.
Мысль о гадании пришла в голову уже в прихожей, когда я совсем оделась и готова была выйти за дверь. Не разуваться же! Можно считать себя пребывающей в полевых условиях и, вместо того чтобы лезть в книжный шкаф за томом расшифровок, в очередной раз напрячь память.
Я встряхнула над ладонью развязанный замшевый мешочек и... Вот она, судьба, в своих знаках! Два из трех граненых шарика невесть каким образом полетели мимо и с мягким звуком раскатились по линолеуму в разные стороны. Признак не из благоприятных. А где два, там и третий! Третий упал тяжелым камешком и всего лишь раз перевернулся.
Вдобавок к потолочному светильнику я включила бра возле зеркала, завернув полы плаща, встала на колени и вгляделась в цифры. Ма-амоньки!
8+16+26! Да уж, вот они, знаки судьбы! Прошлый раз было 8+16+28. Почти то же самое второй раз подряд. Невероятно! И расшифровки схожи. Только на сей раз более категорично:
«Бывают случаи, когда осмотрительность изменяет даже умному. Лучше проявить недоверчивость к другу, чем поверить врагу».
– Да, Танечка, вокруг тебя варится какая-то каша, а тебе пока некогда подумать о ее рецепте, – сказала я своему отражению в зеркале. В ответ оно скорчило кислую гримасу и потребовало обещаний. Пришлось послушаться.
– Обещаю паинькой провести сегодняшний вечер, а возвратившись, не ложиться, пока не обдумаю все, что удалось собрать по делу за день, – дала я слово отражению, но оно не удовлетворилось, беззвучно шевельнуло в ответ губами.
Не мастерица я читать по губам произносимое, но сейчас показалось, что зазеркальная Татьяна назвала имя: Аркадий, по-моему.
Вечер, по зимним меркам, уже наступил, можно и отправляться. А до прихода Аркадия в ресторан еще около полутора часов. Есть возможность уладить дела до его появления.
От моего дома до ресторана недалеко. Вышагивая по улицам, уклоняясь от спешащих пешеходов, ожидая зеленого света на перекрестках, я думала о том, что предстоящее, случайно назначенное свидание хорошо скрасит мне общение с Радиком Абдулатиповым.
Была я в «Тройке» раза два, не больше, но, если память не изменяет, а это почти невозможно, ничего здесь не переменилось со времени моего последнего посещения. Разве что швейцар. Его я не помню. Осанистый, подтянутый дед в черном смокинге с блестящим шелковым воротником поднялся навстречу, едва я вошла в вестибюль.
– Добро пожаловать. Ваше пальто, пожалуйста.
Отдав ему пальто, я поинтересовалась, как и было велено:
– Скажите, где ждет меня Радик Абдулатипов?
Как он на меня посмотрел, надо же! Презрение вперемежку с жалостью! И ты, мол, из тех же, и ты туда же! Но только взглядом и обозначил свое отношение ко мне и к тому, о чем я спросила.
– Проходите, пожалуйста, располагайтесь, – предложил он, однако, гостеприимно и протянул руку в сторону зала. – К вам подойдут.
Надеюсь, что подойдут скоро, потому что до появления Аркадия остается уже куда меньше часа. Не устояла я перед соблазном, прогулялась по вечерним улицам.
Стоило мне усесться за свободный стол в уютном уголке, откуда хорошо просматривался весь зал, и сразу же подошла ко мне официантка. Я посмотрела на нее с надеждой, которой не суждено было осуществиться – она не обмолвилась ни словом об ожидающих меня здесь людях.
– Что будете кушать? – дежурно-приветливо осведомилась она, улыбаясь чересчур ярко накрашенными губами. – Могу предложить...
– Секундочку! – прервала я ее. – Предложите чуть позже, когда появится мой представитель сильного пола. А пока кофе. Желательно покрепче. Желательно с коньячком.
– Кофе двойной с коньяком – повторила она для памяти и упорхнула в проход между столиками, бросив напоследок дежурное: – Секундочку!
Ошиблась я, подумав с насмешкой насчет дежурной «секундочки», – кофе появился передо мной действительно быстро. Принесен он был, правда, не прежней яркогубой, а молодым пареньком, ловко балансировавшим на ходу маленьким подносом.
– Ваш кофе, – объявил он, ставя передо мной чашку с дымящимся, черным, как смола, и очень ароматным напитком.
– Вы позволите? – раздалось сзади, когда официант не успел еще и разогнуться.
Молодой человек приятной наружности, ничего более этого про него сказать невозможно, не дожидаясь позволения, сел рядом.
– Вы Татьяна Иванова, если я правильно расслышал имя. Мне его Цибиз назвал по телефону. Все правильно?
По лицу и речи он был на все сто славянином.
– А вы Радик Абдулатипов? – спросила я с сомнением, и он, подтверждая, наклонил голову.
Да, меняются времена. На смену задрипанным адидасовским униформам, которые еще в недавние времена «крутые» таскали «и в пир, и в мир, и в добрые люди», да стрижкам наголо пришли дорогие строгие костюмы, светлые рубашки и галстуки, завязанные итальянскими узлами. И это в группировке Цибиза, пользующейся репутацией уголовно-зоновской! Быстро же времена меняются! Поэтому, если хочешь хотя бы удержаться на своем месте, приходится соответствовать изменениям.
– Я Радик Абдулатипов. Хочу помочь вам, насколько смогу.
Произнося слова, он как-то странно приподнимал верхнюю губу, отчего речь его приобретала особую выразительность. Когда это произошло в первый раз, я заметила в ровном ряде зубов желтый блеск старомодных протезов. Фиксы. И не меняет их на пластмассу.
– Приступим к делу? – предложила я.
– Сейчас.
Он вгляделся в глубину зала и сделал рукой подзывающий жест, на который от самых дверей направился к нам косолапой раскачивающейся походкой тощий, как жердь, мужик в болтающихся вокруг ног брюках и сером пуховом свитере. На ходу он медленно пережевывал что-то такое же вечное, как жевательная резинка из телевизионной рекламы, и тени на впалых щеках делали его лицо похожим на череп, небрежно обтянутый темной кожей.
– С вашего позволения, – повернулся ко мне Радик и распорядился: – Садись, Вадим.
– Это Вадим, – пояснил мне Радик на тот случай, если я не расслышала имя с первого раза. – Теперь приступим.
По мне – было бы сказано, и я начала:
– Илларион Борисов. Для родных и близких – Ларик. Владелец тепличного хозяйства в Кировском районе, на самом выезде из города. С субботнего вечера считается пропавшим.
– Борисов. Ларик, – медленно повторил Абдулатипов. – Пропал с субботы. А? – Он глянул на Вадима, но тот, двинув вбок челюстью, только пожал плечами.
– В Кировском районе, – повторила я.
– Ехать надо, – тихим хриплым голосом подсказал Вадим.
– Постой.
Радик вытащил из кармана коробочку сотовика, выдвинул короткую антенну и нажал несколько кнопок.
– Кто? – спросил после минуты ожидания и, получив удовлетворивший его ответ, заговорил быстро и невыразительно, и только теперь прорезались в его речи национальные интонации. – Давай, спроси там у своих... Ларик Борисов. Теплицы у него на выезде из Кировского, запомнил, да? В субботу пропал. Ага. Да! – Он весело рассмеялся. – И мне позвони, хорошо? Смотри, я ждать буду. Ну давай, давай! Что? Нет, Вадима я тебе не дам. Вадим занят, – он лукаво глянул на скривившееся в улыбке лицо товарища. – Занят, говорю, Вадим. Дело делает. Давай!
Он нажал кнопку отбоя и, сложив аппарат, убрал его в карман.
– Ждать придется, – Радик повернулся ко мне. – Если не получится, поедем. У вас есть время?
– Буду ждать, – ответила я.
– Вам нужна компания?
От их компании я отказалась, в двух словах объяснив, что ко мне сюда скоро придут и не дадут умереть со скуки.
– Ну, тогда отдыхайте! – радушно позволил Радик. – Мы подойдем сразу, как только что-нибудь выяснится. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась я и осталась в одиночестве, с чашкой безнадежно остывшего кофе на столе.
Вот так все на этот раз было непросто. А времени, кстати, уже девять, и Аркадия все нет.
Стоило мне по этому поводу позволить чувству досады овладеть собой, как вот он, собственной персоной, в дверях появился.
Я невольно улыбнулась его виду – насупленно-самоуверенному и настороженному одновременно. Отыскав меня взглядом, Аркадий расцвел улыбкой, а подойдя, удивил комплиментом:
– Татьяна, вы сейчас словно снежная королева в субтропиках!
Неужели настолько заметно, что я чувствую себя здесь не в своей тарелке? Как под бдительным присмотром. Радик с Вадимом, вон они, у двери, за столиком, загруженным снедью, как самосвал мусором. Посматривают в нашу сторону мельком, но с интересом.
– Хорошее вы место выбрали, спокойное. – Аркадий продолжал улыбаться. – И не слишком людное.
– Это место мне назначили. Здесь я рассчитываю получить информацию по обстоятельствам исчезновения Ларика.
– Вот как? – он удивился и, как мне показалось, слегка огорчился. – А я думал, что у нас с вами здесь свидание.
– Одно другому не мешает.
– Верно, – быстро одумался он и обижаться не стал. – Чтобы не совать нос куда не надо, вопросов не задаю, кроме единственного: как мне себя вести, чтобы не помешать делу?
– А вы можете быть сдержанным и нелюбопытным?
– Запросто! – воскликнул Аркадий, довольный тем, что задачу я перед ним поставила не чрезмерную.
– Будьте!
В подкрепление сказанного я дотронулась до его руки, и он, не теряя удобного момента, завладел моей и проговорил, подавшись вперед:
– В отношении вас я тоже согласен быть нелюбопытным и сдержанным!..
– Чрезмерная мужская сдержанность обидна женщинам, но и развязность нам не по сердцу.
– Вам такое не грозит, обещаю!
– Что будете кушать? – вмешалась в наш разговор все та же официантка, дождавшаяся прибытия моего представителя сильного пола.
Радик с Вадимом рассматривали нас во все глаза. Что, интересно, их так заинтриговало?
– Кушать? Не-ет! – запротестовал Аркадий. – Мы будем есть! Это не одно и то же.
Вскоре перед нами появился салат из свежей зелени, великолепно приготовленное мясо и овощи в светлом соусе. Бутылка вина и ваза краснобоких яблок довершили убранство стола, придав ему вид праздничного натюрморта. Стало даже немного жалко разрушать такую красоту.
Аркадий налил вина и поднял бокал со словами:
– Рад нашему знакомству, Татьяна!
Я была с ним солидарна и поддержала действиями – все оказалось очень вкусным.
– Мартини, елки-палки! – Аркадий посмотрел на свет свой бокал и отхлебнул из него. – Мартини идет у нас за престижную выпивку, чуть ли не на одном уровне с настоящей «Метаксой», и мало кто знает, что это всего лишь готовый коктейль в литровой таре. Неплохой коктейль, надо сказать.
Знаете, Татьяна, не так давно я был в Питере, гостил у друга, так он с гордостью потчевал меня настоящим сидром двадцатилетней выдержки. Подал он его как уникальную вещь. И невдомек было бедолаге, вашему покорному слуге, что сидр – это просто слабенькое яблочное вино, причем не подлежащее длительному хранению.
Знакома я и с мартини, и с сидром, и с настоящей «Метаксой», но не настолько хорошо, чтобы щеголять эрудицией. Вообще, надо признаться, в отношении еды и выпивки мои интересы чисто потребительского свойства. К гурманам я себя не причисляю. Так Аркадию и объявила, не демонстрируя, однако, отсутствующую заинтересованность.
Отчасти еще и потому, что Радик за своим столиком пересел к нам спиной и приложил к уху сотовик. Некоторое время он слушал, кивая, потом, прикрыв телефон ладонью, коротко что-то обсудил с Вадимом и вновь занялся переговорами. Вадим же привстал и бросил на нас взгляд, который мне на этот раз совсем не понравился. Заинтересованным и оценивающим получился у него этот взгляд. Так покупатель в мясном отделе не сводит глаз с приглянувшегося куска говядины. Кивая в ответ на болтовню Аркадия, я насторожилась – за столом бандитов явно что-то происходило.
Аркадий, проследив за моим взглядом, осекся чуть ли не на полуслове, и лицо его словно окаменело.
Для того чтобы встревожиться, не хватило времени. Радик положил сотовик на стол, пристроив его между тарелками, и, повернувшись, поманил меня рукой.
– Это те самые люди, благодаря которым вы собираетесь получить информацию о Ларике? – спросил Аркадий, и мне вдруг захотелось попросить его не волноваться так. – Ничего путного они вам все равно не скажут.
Ну это, приятель, выходит за рамки твоей компетенции! Откуда они тебе известны? Этот вопрос, пожалуй, будет поинтереснее, чем история происхождения сидра.
– Татьяна, давайте я переговорю с ними сам.
Пришлось вежливо, но решительно напомнить ему о сдержанности. На большее я не располагала временем, потому что Вадим окончательно поднялся и, раскачиваясь, направился в нашу сторону.
– Надо полагать, вы знаете, что делаете.
Так напутствовал меня Аркадий, оставаясь в одиночестве. Но ненадолго – как я ему пообещала.
Вадим прокосолапил мимо, не удостоив и взглядом, а Радик уже приготовил для меня стул.
– Садитесь, Татьяна, – хлопнул он по нему ладонью, а увидев, как я оглядываюсь, поспешил успокоить: – Ничего вашему другу не грозит, никаких неприятностей. Пусть потолкуют, уверяю, им есть что обсудить.
Вот тебе раз! А Аркадий говорил, что скорее задушится, чем окажется под башмаком рэкетиров.
– Да ничего, Татьяна, ну!.. – Радик рассмеялся. – Вадим захотел поговорить с ним об одном их общем знакомом, которому мы сделали одолжение, а благодарности так и не дождались. Нет, не о Ларике Борисове, – уточнил он и привлек произнесенным именем мое внимание. – Да, прояснилось дело. Попал как-то Ларик в наше поле зрения. Но это было давно. Так что не имеем к нему никакого отношения. Чисты и праведны, как минарет! Не верите?
Свежо преданьице, как говорится, да верится с трудом...
– Подробности, Радик, ваших дел с Борисовым узнать можно? Или, – я кивнула на его сотовичок, – на это нужна санкция Цибиза?
– Зачем Цибиза? – удивился он. – Разве не он попросил меня вам помочь? Если что – Цибиз отвечать будет. Да ладно! – воскликнул он, тут же опровергая свои слова. – Мы что, Ведьмы не знаем? И дело прошлое, давнее, и кончилось ничем. Но ты сначала скажи, вот этого, который здесь с тобой, давно его знаешь?
Ну наконец-то! Знакомый разговор начинается! Ты – мне, я – тебе... И на «ты» как-то незаметно съехали. А то я уж начала было думать, что эти люди поменяли не только внешний имидж.
– В субботу впервые, а сегодня второй раз увидела, – ответила я как на духу.
– Поня-атно, – у Радика приподнялась верхняя губа, приоткрыв на мгновение в оскале желтые фиксы. – Хорошая «крыша» у этих ребят. У этого... как его звать? – Он замолчал, посмотрел на меня выжидающе, но ничего не дождался, я ему не ответила. – И у того, о ком ты хлопочешь... Мы с твоим Лариком договориться пытались еще год назад. Может, чуть больше. Времена-то какие были тогда, помнишь? Ну и не вышло ничего. Ах, черт, ничего не получилось, Татьяна! Не я этим занимался, другой, но знаю точно – пришлось бросить. Вступились за Ларика большие люди. Кто? Не могу сказать, не знаю. Сказано было только, чтобы отстать от него, в покое оставить. Отступились! – Радик с досадой и удивлением хлопнул себя по колену. – С тех пор и Ларик, и Трехгубый живут спокойно. Перестали мы ими интересоваться. – Он дотронулся до сотовика. – Совершенно все точно. Меня в те времена в городе не было, но сказал мне сейчас знающий человек, будь уверена.
– Нет, Радик, в твоих словах я не сомневаюсь, – успокоила я его. – Спасибо тебе.
– Мне-то за что? – заскромничал он. – Цибиз просил, его и благодари.
– Обязательно, – пообещала я, вставая. – Не помешаю им? – спросила я, кивнув на мирно беседующих Аркадия и Вадима.
– Нет, нет! – заверил Радик, протестующе взмахнув рукой. – Иди, не опасайся.
Опасаться? Странные речевые обороты встречаются у людей азиатских национальностей.
Из того, что мне удалось расслышать, подойдя ближе, понять можно было только одно: между Аркадием и устроившимся на моем месте за столом уголовником миром и не пахло. Расслышать, правда, удалось немного.
– Короче! – прихлопнул ладонью по столу Вадим, набрал в грудь воздуху и злобно прошипел: – Ты, Трехгубый, не у дел, ладно, пользуйся положением, но скажи этому своему Стихарю, что, если он не поспешит расплатиться, как обещал, получит паяльник в задницу. Или ты за него!
Вадим, завидев меня, порывисто поднялся, сверху вниз глянул на сидевшего с опущенной головой Аркадия, сунул руки в карманы чересчур свободных для него штанов и, сердито сопя, проследовал мимо, к своему коллеге.
Народу в зале заметно прибавилось, стало шумно и людно. Несмотря на оставшийся до закрытия час, люди шли парами и компаниями, занимали свободные места за столиками, подзывали официантов, заказывали и поглощали еду. Не веселиться сюда шли, а плотно и хорошо поужинать. И за наш столик яркогубая девица попыталась подсадить сотрапезников. Я согласилась, но Аркадий ублажил ее хорошей купюрой, и остаток времени мы провели в относительном одиночестве.
Аркадий залпом опрокинул бокал мартини, пытаясь стряхнуть с себя уныние, в которое впал после неприятного разговора, оживился, вплотную занялся выпивкой, остывшим мясом и байками, которые заинтересовали меня намного больше истории происхождения сидра, а чуть позже стали забавлять и даже рассмешили. Мог он, лицо армейской национальности, управиться по желанию со своим настроением. Мог и развлечь разговорами симпатичную ему женщину.
Бандиты быстро испарились из памяти, и стало хорошо настолько, что, выйдя на снежок и воздух, мы чуть ли не в обнимку отправились по пустеющим улицам в сторону моего дома и говорили без умолку о всякой беззаботной всячине, даже дурачились, хохоча и швыряясь снегом. А чуть позже, у моего подъезда, стали прощаться, без обид и чуть ли не чопорно.
– Не следует гнать лошадей? – спросил Аркадий, проницательно уловив мое нежелание видеть его сегодня в своей постели.
– Не сегодня, Аркаша, ладно? – попросила я. – Ты не обидишься?
– Нет так нет, – пожал он плечами. – Перенесем на будущее? Буду надеяться, что на ближайшее...
В ответ и в подтверждение я поцеловала его, а он ответил так искусно и энергично, что я чуть было не изменила своего решения, с трудом удержалась, чтобы не пришпорить нашу «пару гнедых», едва не взяла его за руку для того, чтобы втащить на свой этаж и не потребовать повторения в более подходящих не только для поцелуев условиях. А когда он, погладив меня замерзшими пальцами по щеке, махнул на прощанье рукой и пошел, не оглядываясь, к углу дома, ругнула себя за свою строгую последовательность и неспособность легко отказываться от заранее намеченных планов.