Книга: Еще не все потеряно
Назад: ГЛАВА 2
Дальше: ГЛАВА 4

ГЛАВА 3

 

Я заехала домой, переоделась и привела себя в порядок. Затем, вместо того чтобы подготовиться, хотя бы в общем, к встрече с неведомым мне пока председателем ТОО «Изюм», я, под сигарету, погрузилась в размышления о везении и случайностях. Логическим завершением этих умствований стали гадальные кости — средство, к которому я прибегаю в ответственных моментах своего существования, когда требуется принимать решения, влияющие на мои действия в ближайшее время.
Я не утверждаю, что открыла в гадальных костях универсального оракула, дающего надежные рекомендации для любых жизненных ситуаций, напротив, человеку, лишенному способности активно пользоваться собственным умом, когда это необходимо, я не советовала бы заниматься гаданием вообще, в любой его форме. Но в условиях, когда принятие решения связано с осознанием его ответственности, даже самый деятельный ум приходит в состояние легкого ступора и начинаются колебания. Порождаемая ими нерешительность мешает жить. Гадание в этом случае помогает выбрать вариант поведения, наиболее подходящий к случаю.
Из замшевого мешочка выкатились на ладонь три костяных двенадцатигранника с числами на каждой плоскости.
Количество возможных числовых сочетаний при гадании на костях очень велико, но я помню значения большинства из них. Практика.
8+18+25 — «Помогая блуждающим в лабиринте неудач, вы закладываете основы своих будущих успехов».
Вот так емко! Здесь и совет, и оценка, и возможное вознаграждение. Все сразу.
И разве можно утверждать, что это не относится к случившемуся с Верой Филипповой? Если и были у меня сомнения относительно помощи ей, в конце концов за это мне никто не заплатит, у меня задача иная, то сейчас от них не осталось следа. В первом приближении вознаграждением мне будет ее благодарное расположение, а это, имея в виду возможность того, что касса покойного Аркадия находится в ее руках, не так уж мало.

 

Правление ТОО «Изюм» находилось в цокольном этаже хрущевской пятиэтажки, рядом с громадой районного универсама, в конце проходящей через центр города улицы. Неподалеку от входа в эту контору, обозначенного навесом, подпираемым столбиками и скромной, едва различимой с проезжей части улицы табличкой, у торца дома расположился небольшой полудикий базарчик — смесь коммерческо-ларечного великолепия с молочным, пирожковым и семечково-сигаретным бизнесом местных жителей. Место людное, но не деловое. Одно из двух: или фирма, расположившаяся здесь офисом, едва сводит концы с концами, или деятельность ее не зависит от вопросов престижа. Впрочем, мне это безразлично.
Машина, припаркованная на широкой кочковатой обочине, никому не мешала, и я уже готова была ее покинуть, когда с другой стороны несильно стукнули в дверцу и кто-то попросил приглушенным голосом:
— Таньк, пусти погреться!
В окошко заглядывала заросшая по самые глаза седой щетиной физиономия с надвинутой на лоб шапкой, состоянием своим напоминавшая о содержимом мусорных баков. Я выбралась из машины, выпрямилась, через ее верх разглядывая подошедшего, готовая послать его куда подальше.
— Я серьезно, Тань! Замерз что-то сегодня, а деться некуда. Я не испачкаю, не думай, на мне все чистое.
Я узнала его. Венчик. Вениамин Аякс. «Веселый бомжуха» — так он себя называет. Да что-то невесел он сегодня.
— Садись, Венчик!
Он, пыхтя от нетерпения, ввалился в салон, поспешно захлопнул дверь. Взялся за шапку, снимая, провел ею по лицу.
— У-ух, хорошо! Тут хоть ветра нет! Я завела двигатель, включила печку — теплый воздух пошел на его обутые в рваные постолы ноги. Он, скособочась, смотрел на меня слезящимися умными глазами.
— Здравствуй, Таня! Какая ты сейчас красавица! Как у тебя здесь хорошо, тепло и пахнет приятно!
Знаю его давно. Иногда, когда не спешу и он не в балагурном настроении, удаются нам интересные беседы. Человек он необычный, со своей бом-жовой философией. Кроме того, обитая в слоях мне недоступных, бескорыстно, бывает, делится со мной слухами и новостями оттуда.
— Аякс, ты что, сменил район обитания? Это место в твою территорию не входило.
— Я свободный человек. Где хочу, там и гуляю.
Он покрутил замерзшими пальцами у решеточки на панели, откуда дуло теплом, сильно потер ладонь о ладонь.
— Что-то не ту погоду ты выбрал для прогулки.
Одет и впрямь он был чище обычного, но и легче поэтому. Последний раз я видела его в бараньем кожушке, зашитом под мышкой тонкой веревочкой, в этой же шапке и обрезанных валенках. Причем весь в целом он производил впечатление собранного в ком коврика, о который тщательно вытерли ноги только что выбравшиеся из болота люди. Тогда он был грязен, весел и болтлив. Сейчас он относительно чист и серьезен до немногословности.
— Я здесь спичками торгую. — Он достал из-за пазухи бумажную упаковку. — Вот и оделся, чтобы люди не шарахались. Да не по погоде, видать. А тебя каким ветром?
Он улыбнулся, и в его глазах на секунду загорелись обыкновенные для него лукавые искорки.
— Красавица ты моя! — преодолел свою мерзлую унылость и опять посерьезнел, почти замкнулся.
— Мне вот сюда, — кивнула я на вход в контору Жукова.
Аякс облизнулся по-звериному и, отвернувшись, невнятно проговорил:
— Танюх, не ходи туда, не надо, как друг советую. Не шучу нисколько. Веришь, нет?
— В чем дело, Вениамин?
— Не мое это дело, как я скажу? Меня попросили — я делаю. Вот, спичками торгую.
И все мусолил в руках бумажную десятикоробочную упаковку. Советом он меня заинтересовал, а увертками начинал злить.
— Конь ты пропитой. — Я, против воли, почти пела, столько елея вдруг оказалось в голосе. — Ты помнишь случай, чтобы я использовала сказанное тобою тебе во вред?
Он, поняв, куда сейчас ветер дует, смотрел на меня с опаской.
— Тоже мне, друг!
Венчик затолкал спички за пазуху и, покопавшись, выудил оттуда картонный прямоугольник, сложенный пополам.
— Смотри!
Бомж и фотоаппарат — сочетание невозможное, но в способностях этой публике, как и населению мест не столь отдаленных, не откажешь.
С белой картоночки на меня смотрел с легким прищуром асимметричных глаз человек, основными чертами характера которого могли быть цинизм и упрямство, упорство или же недоверчивость и целеустремленность. И он был умный, тот, кого нарисовали на этой карточке.
Рисунок был любительский, угловатый, но на удивление живой.
— Кто это?
— Начальник тамошний. — Вениамин указал на изюмский вход. — Сидор Лютый!
— Говори, Венчик, выкладывай! — подхлестнула я его, замолчавшего было, продолжая рассматривать рисунок.
— Бабенке одной нашей повезло вернуться из юго-восточного борделя. Полтора года там откорячила и сумела вернуться. Ну как в сказке! А переправил ее туда в свое время этот вот изюмщик. Слышно, и сейчас этим занимается. Вербует баб и сдает какой-то фирме. А те их — туда. Читала, поди, в газетах: «Требуются девушки для престижной работы за рубежом!»
Аякс, забывшись, сделал ныряющее движение, но вовремя удержался от плевка.
— Так вот, есть люди, которые решили крупно нагадить ему на нос. Только, Танька, никому! Поняла?
Аякс, вытаращив глаза, свел потрескавшиеся губы в куриную гузку.
— Отстань! — сказала я, возвращая портрет.
Вот, дожили! Бомжи против мафии воевать начинают. Или не бомжи? Разбираться в этом сейчас не время. Тем более что Аякса всегда найти можно. Найти и вытянуть подробности, если уж невмоготу от любопытства станет.
— А для начала меня попросили узнать, как он здесь приходит-уходит. Вот и дежурю. А ты зачем туда лезешь?
— Хочу, чтобы он помог одной девахе справиться с накатившими на нее трудностями, — отвечаю ему в тон.
Аякс с сомнением покачал головой. Надел шапку, взялся за ручку дверцы:
— Ну, ладно, ты меня не видела, я тебя не заметил, чава!
Уже выбравшись наружу, обернулся, заглянул ко мне:
— Я все там же кантуюсь. Найдешь, если нужно будет. — И аккуратно прихлопнул дверцу.

 

Приемная председателя ТОО «Изюм» была обставлена мебелью середины восьмидесятых — сплошная полировка и никакого евродизайна, модного в наше время. В углу, между окном, непрозрачным от морозных узоров, и дверью в кабинет босса, сидел в кресле молодой человек с цепким и быстрым взглядом. Миловидная секретарша примерно одного со мной возраста сосредоточенно щелкала клавишами компьютера.
Жуков отсутствовал, и мне было предложено место на видавшем виды диванчике.
— Вы по какому делу? — прощебетала секретарша, не прерывая своего занятия.
— По личному, — буркнула я не совсем любезно.
Она пожала плечиком и не заинтересовалась. Мало ли по каким делам приходят посетительницы в эту организацию.
— Чаю хотите?
Вопрос типа «наше дело — предложить, ваше — отказаться».
Охранник не отводил от меня изучающих глаз. Это мне надоело, и я ответила ему тем же. Он долго не выдержал — отвернулся, сжав побелевшие губы. Я расстегнула куртку и, откинувшись на покатую спинку, терпеливо приготовилась к ожиданию. Как оказалось — напрасно, потому что вскоре бухнула входная дверь, в коридоре раздались шаги, невнятный разговор и на пороге появился пожилой и грузный аристократ с лицом, изображенным на Аяксовой картоночке, в сопровождении самого, как я поняла, Жукова.
Я поднялась с места, и наша встреча состоялась посередине приемной. Они разглядывали мою визитку, я — их персоны, и несколько секунд было тихо настолько, что слышалось лишь сопение охранника за моей спиной.
— Это что же, Валерий, тобой милиция интересуется? — с иронией спросил аристократ голосом, подходящим для диктора телевидения прошлых времен.
— Не понимаю, — медленно проговорил Жуков, готовый и в улыбке расплыться, и ожечь холодным взглядом.
Все они понимают. Особенно пожилой. Еще немного, и начнут издеваться. Жлобы!
— И не милиция, и не интересуется, — отвечаю так же медленно и с тем же выражением. — Дело частное, финансовое.
— А милиция? — осторожно спрашивает пожилой.
— А милиция по таким делам визитами не занимается.
— Пошли в кабинет, — предлагает Жуков вроде бы мне, но соглашается его спутник:
— Пошли, Валерий.
Огромный сейф пепельно-белого цвета, установленный на специальных балках, проложенных поперек просторной комнаты. Вдоль задней стены — длинный, узкий стол с телефоном, возле него — несколько стоящих кое-как стульев — и все. Странные вкусы у председателя! В сейфе вполне можно человека держать неопределенное время.
— Присядем, господа! — Валерий по-хозяйски пригласил всех к стульям.
— Да, конечно, — в момент став старчески немощным, пропыхтел аристократ и, ссутулившись, зашаркал через комнату.
«Актеры, черт бы вас побрал!» Я почувствовала подступающую злость; необходимость удерживать себя в руках добавляла самоуверенности.
Они сели рядом, напротив меня. Двое против одной.
— Частный детектив Татьяна Иванова, — проговорил Жуков, двигая по столу мою визитку, — Александровна.
— Нет, Валерочка. — Улыбка старика стала кривой и хищной. — Татьяной пусть она будет для фраеров, а у нас здесь сидит, — он глянул на Жукова прищуренными глазами, — Ведьма! Знаешь ты такую?
— Наслышан! — ответил Жуков, и они оба недобро уставились на меня.
Я откинулась на спинку стула, сложила руки на коленях и, приподняв слегка подбородок, ответила с издевкой:
— Это радует!
— Вот как! — отреагировал Жуков.
— А у вас, надо полагать, визитки нет? — обратилась я к пожилому.
— Верно! — согласился он. — Зачем мне она?
Мне очень хотелось быть наглой, но давить на них было нечем — не юго-восточными же борделями и не имеющимся в моем распоряжении единичным случаем рэкета Филипповых. Вот здесь они надо мной посмеются, затей я это. Уйти-то я после отсюда уйду, но несолоно хлебавши, а это недопустимо.
— Учись, корешок, учтивости у нашей гостьи. — Пожилой назидательно обратился к Жукову. — На «вы» обращается, не хамит, не стращает. Нет, не мент она, хоть и разит от нее «конторой».
— Мы слушаем вас. — Жуков предлагал перейти к делу. — Что за забота такая, по которой милиция визита не нанесла бы? Да еще и финансовая? Вы собираетесь предложить нам новый источник доходов?
— Я полагаю, вам и имеющихся достаточно для безбедного существования.
— Не ошибаетесь? Мы не богаты. — Жуков развел руками. — Фирма занимается куплей, оборудованием и продажей помещений под склады и офисы. На этом много не заработаешь.
— И еще продажей безопасности отдельным гражданам, — дополнила я, — а это, при надлежащей постановке дела, обеспечивает солидный доход.
Мои собеседники молчали. Не знаю, о чем они думали с такими серьезными лицами. Наверняка могу сказать одно — скучно им не было.
— У нее богатое воображение, — оставив приблатненное ерничество, сообщил результаты наблюдений пожилой.
— Или кош-шмарный источник информации! — дополнил его Жуков.
— Люди вообще многогрешны по природе своей…
— Но в этом мы не повинны! Слаженный у них дуэт.
Жаль, очень жаль, но имя Кирьянова я использовать не могу по двум причинам: после высказанной ими неприязни по отношению к милиции это было бы неразумно, и потом, Володя, разрешая назвать его, упоминал одного Жукова, а кто этот с ним, неясно.
Поняли они меня, однако, с полуслова.
— Валерочка, какой-то разговор у нас происходит странный, ты не находишь?
Аристократ поднялся, задвигался от стены к стене, заложив руки в карманы расстегнутого пальто. От его сутулости и шарканья не осталось и следа.
— Живем мы с тобой сегодня с утра совершенно спокойно, даже правила дорожного движения по пути сюда ни разу не нарушили. И вот в родном тебе офисе встречает нас частный детектив Татьяна Иванова…
— Ведьма! — кивает Жуков.
— ..и ни с того, ни с сего приписывает тебе, Жукову Валерию…
— Скарабею! — кивает Жуков.
— ..и мне, Ивану Ивановичу, — они, улыбаясь, смотрят друг на друга, — Петру Петровичу, — сообщает мне, приподняв брови, — Сидору Сидоровичу, статью дохода, в которой мы с тобой ни ухом, ни рылом…
— Рэкет! — кивает Жуков. «Сидор Лютый!» — вспоминаю я Аякса.
— И при этом остается совершенно неясным, что ей от нас нужно. Как ты это расцениваешь?
— Приятно беседовать с хорошенькой женщиной.
У Жукова в глазах прыгают веселые искорки.
— Но давайте все-таки перейдем к вопросам, просьбам и пожеланиям.
— Да вы же мне не даете рта раскрыть! — Я рассмеялась, на него глядя. — Особенно Иван Петрович Сидоров старается.
— Ну, наконец-то! — Сидор дружески похлопал меня по плечу. — Так-то лучше! А то мне все кажется, что у детектива нож за пазухой.
Ладно, будем считать, что они меня одолели и тон беседе задали сами, хоть и не доверяю я дружелюбности этого сорта предпринимателей.
— Ножа за пазухой у меня нет, — я оттянула куртку на груди, — и мне чрезвычайно необходима ваша благожелательность, потому что пришла я с пустыми руками и с просьбой, с которой обычно к предпринимателям не обращаются.
— Она нас интригует, Петр Петрович! — продолжает валять дурака Жуков.
— Да как умело! — соглашается с ним Сидор и обращает ко мне ясный взор свой:
— Мы благожелательны, вы же видите. К вам. Излагайте, не сомневайтесь.
— Вера Филиппова, — начинаю я со вздохом, — дочь недавно преставившегося Аркадия Филиппова, — слежу за ними внимательно, но ничего, кроме заинтересованности, в их лицах не нахожу, — пережила посещение продавцов безопасности прошлым вечером, которые вместо ее отца, не заинтересованного больше, по понятным причинам, в их товаре, решили сбыть его ей, за ту же сумму.
— Так-так-так! — протараторил Иван Иванович. — Приготовили папе, папа выехал, дочке вваривают. Ну, дочке — проще. И что же она? Отказывается?
— Как можно! — протянул Жуков. — От безопасности-то?
— Дело в том, — продолжаю излагать, — что Аркадия, отца ее, спровадили в мир иной, а не сам он выехал, а деньги, приготовленные в уплату за товар, забрали, взломав квартиру.
Конечно, дочь — иное лицо, безопасность и ей нелишней будет. Но сумма! Ведь у нее и доходы иные.
— Какие? — интересуется Сидор, склоняя голову набок.
— Обычные. На чай с колбасой, не более. Счет в банке, благодаря стараниям папаши. Живет на проценты. Бизнеса — никакого. Счет неприкосновенен по условиям вклада. Как же ей быть?
— М-да! — Сидор Сидорович потер подбородок. — По этой картине выходит — она и так в безопасности. — И, обращаясь к Жукову:
— В чем тут, Валера, дело, ты в курсе?
— Да, — отвечает тот с неохотой. Так обычно возвращаются к неприятной теме. — Это ювелир.
— Вот оно что!
Жуков привалился боком к столу и подпер ладонью подбородок,
— Мы в ба-альшой претензии к авторам этого беспредела. Татьяна, видишь ли, люди сварили кашу, а сожрали ее отморозки, подошедшие слева,
Жуков усмехнулся, и его рука, лежащая на колене, сжалась в кулак.
— Найди их, Татьяна, и назови нам. Сами мы пытались, не можем! Сделаешь это — решится вопрос с наездом на Филиппову. Я прав? — обратился он к Сидору.
— Да! — ответил тот после глубокого вздоха. — Пожалуй! Хотя ты, — глянул на меня, — передергиваешь. У чада такого папаши деньги должны быть — от отца остаться. Ювелиры — они народ мудрый. Такие, как этот, конечно, И деньги ни в банках, ни дома не держат. Иначе обдерут их, шкуру снимут, сама понимаешь. Или государство, или отморозки. Люди же попросили его самой малостью поделиться, И не задаром! Поэтому не такая уж овца стриженая Вера эта, и безопасность ей надобна. Если ты не найдешь для нас отморозков, пусть платит, я так решаю! И это правильно! И пожалуйста, не пытайся представить дело так, будто у сироты последнее отбирают!
В корень зрят эти господа, и интуиция у них не хуже моей, правда, направленная в одну сторону. В принципе я с ними согласна. Эти-то деньги мне и надо искать сейчас со всей энергией, а я вынуждена с бандитами переговоры вести о безопасности людей, которые эти деньги прячут.
— Обещать я вам, господа, ничего не буду, — говорю им очень серьезно, — и специально розысками грабителей заниматься мне сейчас не с руки — в этом направлении уголовный розыск трудится. Сами понимаете, частнику вроде меня явно конкурировать с ними означает ставить под угрозу свою лицензию. Но если вдруг, суетясь по-своему, я нападу на след этих ухарей, не сомневайтесь, извещу вас тотчас.
— Вот и отлично! — Жуков хлопнул в ладоши. — Как? — обратился к аристократу.
— Принято! — одобрил он.
— Но я прошу у вас аванс.
Они недоуменно воззрились на меня.
— Какой?
— Хотя бы отодвиньте срок расчета с Филипповой.
— Людям надо помогать. Как ты, Валера, думаешь?
— Попробуем, — согласился Жуков, и я уже поздравила себя с успехом в почти безнадежном деле, но то, чем он закончил, лишило меня повода к самодовольству.
— Любой аванс должен быть отработан, иначе дающий его останется в убытке. Если Татьяне не удастся раздобыть интересующие нас сведения, пусть она возьмет на себя ответственность за уплату Филипповой обговоренной суммы.
— То есть поручится за это, свое слово даст, — уточняет для меня Сидор Сидорович. — Это справедливо.
Такого оборота я не ожидала. Попалась в сети, как синичка-пуночка. Цену подобным поручительствам знаю, и отступать некуда. Поздно отступать-то!
— Хорошо, — согласилась решительно, сомневаясь — хорошо ли на самом деле, — быть по сему!
— Быть, так быть! Теперь, Татьяна, слушай внимательно.
Жуков подался вперед, налег грудью на скрипнувший стол.
— Мы не кривили душой, когда утверждали, что наша фирма этими делами не занимается. Но на людей, работающих помимо прочего и по этому профилю, мы влияние имеем.
В одном из гаражных кооперативов организована мастерская автосервиса. Заведует ею молодой, но очень способный и по способностям уважаемый человек. Паша. Если его Явой назовешь, отзовется тоже. Имей в виду, парень он умный, но вспыльчивый и со своими причудами.

 

Когда я наконец вышла из офиса ТОО «Изюм», солнышко уже перевалило через высшую точку своей зимней траектории на голубом небосводе.
Людей на базарчике заметно поубавилось, и теперь он производил впечатление организма по-прежнему сложного, но существующего в большей степени для себя самого. Лоточники грелись чайком из термосов и ходили друг к другу в гости, угощались сигаретами.
Аякса поблизости не было видно.
На капоте моей машины, по тонкому слою припорошившего его снежка, чьим-то пальцем было криво выведено короткое матерное слово. Пришлось сметать его щеткой.
Я запустила мотор и покинула это место.
На ходу набрала номер телефона Веры. Она подняла трубку сразу, будто дежурила у телефона.
— Татьяна! — только и произнесла.
Опять пришлось ее успокаивать. Обнадеживать особо я ее не стала. Подробно объяснила, куда и к какому времени ей следует подойти, чтобы мы смогли встретиться.
— Разговор может оказаться не простым, а я пока не знаю, буду ли располагать достаточным для него временем после встречи с компаньонами твоего отца. Может быть, разговаривать придется в машине, на ходу.
— Лучше бы, конечно, у нас дома, — робко предложила она.
— Лучше. Если не будет ничего срочного, то мы так и поступим.
Я не стала с ней прощаться и посоветовала не опаздывать, напомнив, что встреча наша нужна ей больше, чем мне.
…На стыке двух безымянных улочек, криво и горбато спускавшихся вниз, к самой Волге, я наконец отыскала въезд в ряды нужного мне гаражного кооператива, затратив на это уйму времени и нервов.
Два двухэтажных дома с черепичными крышами и потрескавшимися, облезлыми стенами, подслеповатыми окнами смотрели на белый свет со старческим равнодушием. Сбоку одного из них, под прилепленной к углу огромной красно-белой сигаретной пачкой, дверь дощатой, свежевыкрашенной пристроечки открывала ход вниз, в подвалы, в подземелье. Рядом с ней — намалеванная по трафарету призывная надпись; «БАР!» — для привлечения жаждущего контингента, в котором, судя по утоптанности снега в том направлении, заведение недостатка не испытывало.
Вторая и последняя достопримечательность места — пивной ларек, расположившийся вплотную к кооперативным воротам. Прислонясь к нему плечом и прижав к замызганной телогрейке кружку со вспененным пойлом, равнодушно рассматривал мою машину работяга с отечным лицом.
— Болезный, где здесь машины ремонтируют? — спросила я у него, приспустив стекло.
Выдержав паузу, сообразную его мерке собственного достоинства, болезный объяснил:
— Там! — Ткнул большим пальцем в сторону ворот и сдул в мою сторону пену с кружки.
Я направила машину «туда» и, миновав ворота, оказалась на кооперативно-гаражной улице со множеством темно-красных однообразных ворот.
Безлюдье в прямом смысле этого слова.
Черным по белому — стрелки с надписью «ремонт» были хорошо заметны на стенах. Следуя им, я раза два свернула и, отвлеченная мыслью о глубинах этого лабиринта, едва успела остановиться, когда мне наперерез из какой-то щели вылетела белая «семерка».
Ее водитель, испугавшийся не менее моего, ударил по тормозам. Под их визг машина пошла юзом, глубоко вильнула и, подняв облако снега, едва вписалась в противоположный створ гаражного перекрестка.
Я разжала пальцы, отпустила руль, перевела дух.
«Чтоб тебя!..» — пробормотала я, глядя на невысокого, белобрысого, по-летнему одетого паренька, спешащего ко мне явно не для того, чтобы сказать пару комплиментов в мой адрес. Машину он оставил с открытой дверцей. Ветер трепал его волосы, надувал пузырем рубаху. Я вылезла ему навстречу, готовая ко всему, кроме извинений. Он подошел почти вплотную, встал, засунув в карманы замерзшие руки.
— На ремонт? — спросил, вцепившись в меня голубыми наглыми глазами.
— В мастерскую.
— Поезжай за мной. «Семерка», завывая, задним ходом попятилась в ту же щель, откуда появилась, и я двинулась следом, наблюдая, как она на полном газу рыскает из стороны в сторону.
«Лихачество на небольшой высоте даст возможность друзьям и близким отнести цветы на вашу могилу» — фраза из пособия для пилотов начала века. Ее надо писать на ладонях таких вот любителей рысистой езды.
— ..Будешь загонять? — спросили меня о машине.
— Нужды пока нет, — ответила я.
После снежного блеска глаза не сразу привыкли к освещению мастерской, а когда это произошло, оказалось, что она освещена неплохо — люминесцентными светильниками на стенах и потолке.
— Ну и хорошо. Работяги все уже ушли.
Говоривший со мной был недомерком — по плечо мне, не более. Толстый свитер из серой ангорки мешком отвисал с его впалой груди, а рот был полон стальных, блестящих зубов.
Три или четыре стандартных гаража, объединенные в общее помещение сносом перегородок. Серомозаичный пол, стены, выложенные белым и черным кафелем. Смотровая яма, два станка, автоподъемник и рабочие столы вдоль стен. В торце крутая и узкая металлическая лестница ведет вверх, на крышу или неведомо куда. В мастерской не холодно и чисто, как в больнице.
— Похоже, о ней Валерка звонил? Этот имел остриженную наголо, с выпирающим вперед лбом голову. Кожаная безрукавка, надетая на голое тело, подчеркивала объемы накачанных до безобразия мышц.
«Паша Ява?» — подумала я, но, взглянув на его дебиловатое лицо с крошечным вздернутым носом и пустыми глазами, усомнилась.
«Бык!» — определила я и не ошиблась на сей раз.
— Да, Лобан, о ней!
Мой лихач в углу, у раковины, держал руки под струей теплой воды. Отогревал?
Подошел Фиксатый, подал вперед и вверх треугольную голову и пристально, как-то даже пронзительно глянул мне в глаза и тут же отвернулся.
— Ве-едьма! — протянул он с издевкой.
— Иванова! — поправила я его, почувствовав подступающее раздражение. — Татьяна!
Не этому недомерку вот так, запросто, называть мою кличку.
Сбоку всхрапнул коротким смешком Лобан.
— В сауне у Геннадьича вчера новую шлюшку пробовали. Тоже Татьяна.
В поведении этих людей возможны самые неожиданные выверты, и звонок Жукова, при всей высказанной им благожелательности, мог иметь характер, противоположный нужному. Тогда по-казушная злоба Фиксатого и издевка Лобана не просто проверка на прочность, традиционная в мелкоуголовной среде, а нечто большее. В самом деле, хорошенькая женщина, в уединенном месте, без свидетелей.
Я медленно расстегнула куртку, стеснявшую движения рук. Хорошо бы еще от сапожек избавиться, чтобы при необходимости пустить в ход ноги, без опасения покалечить противника.
Противник здесь — Лобан, если Фиксатый не специалист по использованию в сшибке жестких, острых или гибких предметов, способных компенсировать его физическую хилость.
К Лобану я и повернулась. Все трое с интересом наблюдали за мной.
— Не всех Татьян можно пробовать в качестве шлюшек в сауне у Геннадьича! — проговорила я назидательно, перемещаясь так, чтобы Фиксатый тоже был в поле зрения.
— А если не в сауне? — Лобан с готовностью воспользовался предоставленной мной возможностью для обострения ситуации,
— Где же? — спросила я, делая легкий шажок к нему.
— Здесь! — вкрадчиво ответил он и растянул рот в мерзкой ухмылке.
Еще движение — и пальцем в ямку между ключицами, потому что его солнечное сплетение можно пробить только пяткой, а я пока не знаю скорости его реакции.
Краем глаза вижу, как пятится от нас Фиксатый.
— Атас!
Лихач отряхнул воду с рук и закрутил кран.
— Не дело, мужики!
— Ну, почему же? — Лобан лениво протянул бревнообразную руку к моей голове, я отклонилась на сантиметр, не более, но этого оказалось достаточно, чтобы его пальцы прошли мимо.
— Атас, я сказал!
Вовремя он сказал, потому что палец мой уже достаточно окаменел для прободения щитовидки этого качка.
— Ла-адно! — протянул он с сожалением и, повернувшись, направился к верстаку, на котором, как я заметила только сейчас, среди разбросанного на газете рыбьего мусора, стояла батарея пивных бутылок.
— Ява! — обратилась я к Лихачу.
— Почему не Паша? — ответил он.
— Хорошо, Паша, если я Татьяна, а не Ведьма.
Расстегнутая рубаха позволила увидеть татуировку на его груди — собор с куполами, а на пальцах правой руки синели три «зоновских» перстня.
Вот тебе и паренек!
— Ты откуда со Скарабеем знакома? Он позвонил и попросил за тебя, как за родную. Таких, как ты, у него отродясь не было. А? — Его негромкий голос гулко звучал в пустом помещении. — Пива хочешь?
Я, отказываясь, покачала головой.
Ява подошел к соратникам, занятым запрокидыванием бутылок донышками кверху.
— А чайку? Только чифирь у нас. Разбавить?
— Немного.
Я подошла к ним, уселась рядом с Фиксатым на предложенную Явой табуретку.
— Ты что, Паш, она же долг ювелира снять требует! — пробубнил Фиксатый, вороша рыбьи очистки.
— Да нет, мужики, — Ява слил в стакан заварку, добавил кипятка из стеклянной, накрытой фанеркой банки, протянул мне, — не долг, а срок отодвинуть.
— А на фиг нам это надо? — спросил Лобан.
— Сейчас Татьяна объяснит.
Ява шумно глотнул пива из горлышка.
— Она детектив, объяснять умеет.
Чай здесь заваривали хорошо.
— Филипповой платить сейчас нечем, — сообщила я, прихлебывая обжигающий, слегка вяжущий во рту напиток.
— Иди ты! — возмутился Лобан.
— Это так! — глянула я на него. — А платить она не отказывается. Имущество продаст и отдаст долги.
— Бардак! — не верил Лобан. — Скажи?
— Ага! — согласился Фиксатый, разглядывая меня с прежней неприязнью. — Имущество продаст и из города смоется.
— Хватит вам дуру гнать! — Судя по выражению лица, пиво Лобану попалось кислое. — Денег у ней больше, чем у нас всех вместе! С таким-то папашей! Что? Грабанули их, ах ты, обездолили!
— Не отказывается она платить! — прервал Ява его косноязычное возмущение. — А то, что из города может дернуть, так пусть! — Он поставил опустевшую бутылку на стол и потянулся за следующей. — Пусть! Ведь бабки тогда Татьяна отдаст. Да?
Я кивнула:
— Рискну.
— Чем же она отвечает, непонятно мне! — не унимался Лобан.
— Чем? — спросил меня Ява. Хорошо, что я обдумала этот вопрос заранее, по пути сюда, а то сейчас быть бы мне в растерянности. Не сбылась надежда, что минет меня чаша сия.
— Машиной, — ответила я.
— Оно тебе надо? — чуть не через плечо глянул на меня Ява.
— У меня свой расклад в этом деле. Это было сказано удачно — на их языке, и они меня поняли. И страсти улеглись сами собой, между двумя очередными глотками, и я успокоилась, отставила в сторону свою психологическую ширму — стакан с недопитым чаем.
— Эх, если б не Скарабей! — закуривая, мечтательно промолвил Лобан.
Фиксатый, будто включили его, опять взъерепенился:
— И какой же срок ты назначишь? Ява положил ему руку на плечо, сдерживая, но не сказал ничего, ждал, что отвечу.
«Срок я определю, мужики. Но приложу все силы, чтобы вам с меня ничего не обломилось!» Вспомнила выпавшее на костях, подумала: «Да, срок я назову!»
— Так как? — спросил Ява, на этот раз не оборачиваясь, и добавил:
— И не говори, что мы на тебя давим, да? Сама все решаешь.
— Да! — отвечаю я. — А срок… Как мой расклад выпадет? Неделю — мало, месяц — много. А может, вообще несколько дней.
Ну и дела, сама в кабалу к бандитам лезу! К Лобану — свинье уголовной!
— Филипповой два дня дали, сегодня — первый.
— Неделя, — подытоживает Ява, — семь дней, и не больше.
Что мне оставалось, ходатаю по чужим делам?
— Согласна.
— Подписалась! — поставил точку Ява. — Заметано!
Дело было сделано, задерживаться не имело смысла, удовольствия от общения с этой компанией я не испытывала, поэтому поспешила откланяться. Возражений не последовало.
Я взялась уже за ручку двери в воротах и вдруг услышала сзади:
— Проводи, будь вежлив! Сволочь Паша. Ведь знает, что добром это провожание не закончится. Его что, досада разобрала за собственную вежливость?
Вышла на улицу, слушая медвежьи шаги за спиной. Расстегиваться вторично пришлось на ходу.
Хоть я и не спешила, Лобан догнал меня уже у самой машины.
— Погоди, Ведьма!
Я повернулась к нему. Сзади — машина, маневра — никакого. Его голые руки и грудь под незастегнутой безрукавкой на морозе смотрелись странно.
— Чего тебе, Лобан? Все обговорили.
— Не все!
Он смотрел на меня сверху вниз, искоса и явно намеревался играть, как кот с мышью.
— Так что ты там против сауны-то имела? Или святую из себя корчишь, девочку нетронутую?
Он, до предела самоуверенный от сознания своего мужского превосходства над моей женской слабостью, рисуясь изо всех сил, любовался моим несуществующим страхом. Что же еще, позвольте, может испытывать женщина, находясь в опасной близости к этой горе агрессивного мяса?
— Против сауны я ничего не имею. У него шевельнулись ноздри, рот приоткрылся и из глаз исчезла, какая ни была, осмысленность. Быстро он возбуждается!
Верите, мне даже интересно стало — надолго ли этого бычка хватит в деле? Едва ли. И, отбросив это, ненужное, я продолжила провокацию:
— Я только против интима с такими ублюдками, как ты!
Он сморгнул от неожиданности, лицо перекосилось, поднялась рука.
Когда он ею промахнулся по моей щеке, я, справедливо рассудив, что грубость моя теперь оправдана, с удовольствием перешла к активным действиям.
Быстро присев на одной ноге и вытянув в сторону другую, как ртуть перетекла на новое место и, выпрямляясь, оказалась вне его досягаемости на мгновение, достаточное для осуществления крепкого хлопка ладонью по его уху. Пока он мотал головой, я переместилась еще и, оказавшись почти сзади, провела хороший удар носком сапога по копчику. Это толкнуло его вперед, а боль отключила рассудок. Он уперся руками в машину и слегка прогнулся, расставив ноги. Положение было настолько удобным, что я не сдержалась — той же ногой, сзади, достала его промежность.
Не издав ни звука, он лицом и голой грудью лег на капот. Колени подогнулись, тело обмякло.
Я спокойно, без спешки, завела его руку ему за спину, просунув под ней свою, заломила до легкого хруста в локте.
Пришлось-таки ему охнуть. Терпеливый бычок, ничего не скажешь. Злой, наверное. Нажав еще, вытребовала от него задыхающийся стон и, сбросив усилие, резко рванула конструкцию из наших переплетенных рук вниз и в сторону. Легкое растяжение связок ему теперь обеспечено.
Довольно!
Стоя рядом, подождала, пока он отделится от машины и примет вертикальное положение. Это получилось у него неважно — на раздвинутых, подрагивающих ногах. Но глаза метали искры, сверлили дыры.
— Теперь я твои подлянки знаю! — прошипел сквозь зубы. — И в следующий раз я тебя отдеру! Отдеру как отстираю, где бы ни встретил, а там посмотрим, что дальше!
Я заткнула его оплеухой, стараясь, однако, не разбить в кровь нос и губы.
С него достаточно для триумфального возвращения к братьям по оружию. А мне пора удаляться, пока проводы не приняли еще более вежливый характер. Стартуя на полном газу и со второй передачи, я залепила снегом из-под колес его лицо и голую грудь. Не хотела, ей-богу! Само получилось. Даже неудобно стало. Как собачонка визгливая в брехливом припадке швыряет землю задними лапами. За это при встрече извинюсь перед ним.
Назад: ГЛАВА 2
Дальше: ГЛАВА 4