Глава 5
Спустя полчаса я уже сидела дома, в тепле, в своем уютном кресле, поджав под себя ноги. Я пила горячий кофе с ванильным печеньем и думала о том, что мне довелось услышать и увидеть сегодня. Возьмем работников фабрики. Все как один твердят, что у каждой из пропавших женщин был прямо-таки золотой характер. Но тут же выясняется, что золотой-то он золотой, да вот не совсем. Или, по крайней мере, не у всех. Алла, например, взяла и увела у Лукошкиной кавалера, не смотрите, что нос длинный и рот до ушей – «хоть завязочки пришей». И то, что сама Анна Ивановна расхваливала своих сотрудниц, меня не обманет: если у нее увели любимого – пусть и такого заморыша, как Огурец, – обида должна была засесть в ее сердце. И тут Андрюша был, пожалуй, прав: тетка она и впрямь подозрительная. Мне по опыту известно: раз глазки у человека бегают, то совесть у него нечиста! Во всяком случае, это должно насторожить. Пожалуй, за Лукошкиной стоит последить с завтрашнего дня.
Я отхлебнула еще глоток горячего напитка. По телу разливалось приятное тепло.
Так. И еще сестра Аллы… Что-то не понравилась мне эта Соня. Сонька – Золотая Ручка, как сказала ее соседка Евдокия Поликарповна. Из-за чего же ругались сестры Овчаренко? По словам той же соседки, в споре неоднократно упоминалась какая-то квартира. Какая именно? Если бабушкина, то это не есть хорошо. Может, старшая сестра действительно решила прибрать к своим «золотым ручкам» и бабушкину хатку с высоким потолком? А что, старый жилфонд, он хоть и старый, а все равно такая квартирка, думаю, не хило будет стоить! Значит, придется еще покопаться в отношениях между сестрами. Расспросить соседей, сослуживцев Сони. Может, она кому-то проговорилась насчет конфликтов с сестрой?
Что касается самих потеряшек, то пока никаких их следов и даже намеков на следы я не обнаружила. Вот черт! Может, их инопланетяне украли? Говорят, они любят воровать землян для своих экспериментов. Но почему именно швей? Им что, похитить больше было некого? Или они разучились шить себе одежду? А может, они ходят нагишом, как папуасы, а увидев на землянах тряпочный прикид, решили перенять наш опыт в этом вопросе?
Внезапно телефонный звонок прервал мои размышления.
Я сняла трубку:
– Алло?
Это был мой друг Андрей:
– Тань, в общем, дело такое… Мы нашли убитую женщину примерно лет пятидесяти. Она сейчас у нас в морге. Мы вызвали господина Королькова на опознание завтра утром. Он обещал подъехать часикам к десяти. Ты, если хочешь, тоже можешь подрулить.
– Да, Андрюш, я обязательно буду! Спасибо, что сообщил. А что там с трупом?
– Все плохо просто до безобразия! Женщина, как определил наш патологоанатом, была убита примерно пять или шесть дней назад. Какое-то время она находилась на стройке: на ее одежде и коже обнаружены следы цемента, щебеночной пыли и какой-то строительной смеси. Потом ее, очевидно, перетащили в ближайший лесок и бросили на опушке.
– Что, даже не удосужились прикопать?
– Представь себе, нет.
– Торопились… Что еще можешь сказать?
– Знаешь, я переживаю, как наш предприниматель из Пензы будет завтра опознавать этот труп.
– А что такое?
– Понимаешь, там лица вообще нет!
– В каком смысле нет?
– В прямом. Женщину изуродовали. Не то долго били чем-то по лицу, не то уронили с большой высоты…
– Скинули с балкона?
– Возможно. Но тогда не ниже, чем с пятого этажа. Лицевые кости раздроблены, нос, губы – все разбито так, что… В общем, я даже не представляю, как этот Корольков будет опознавать свою мать, но уж точно не по лицу.
– Будем надеяться, что он в курсе, где у нее родинки или шрамы… Что-нибудь еще можешь сказать про женщину?
– Нет, эксперты все еще работают над ней, а это так, предварительное заключение. Но к утру обещали дать окончательное.
– Ладно, Андрюш, до завтра. Давай!
Я положила трубку и задумалась. Ну вот, завтра все и выяснится. Возможно, Юрий опознает свою маму, будет плакать, и патологоанатом будет отпаивать его успокоительным… А может, скажет, что найденная женщина по комплекции близко не стояла с его мамой, и мне придется продолжить поиск. Так что нечего сейчас ломать голову. Вот когда будет известно что-то определенное, тогда и покумекаем.
Я поставила пустую чашку на журнальный столик. Завтра, все выяснится завтра. А сейчас – спать! Я заслужила отдых.
* * *
Утро следующего дня выдалось дождливым. Серые тучи затянули небо, из них сыпал мелкий и противный дождик. Он залил оконные стекла и так гаденько шуршал по карнизу, что, если бы не врожденный оптимизм, настроение мое упало бы до нуля.
Но я не из тех, у кого настроение зависит от внешних факторов. Полчаса я позанималась с гантелями, потом приняла контрастный душ, завершив его, как обычно, холодным, и вышла из ванной, чувствуя себя в тонусе. Чашка горячего бодрящего кофе с бутербродом и выкуренная сигаретка довершили дело.
Надев плащ и джинсы и сунув ноги в любимые удобные кроссовки – что называется, и в пир и в мир, – я вышла из квартиры и спустилась во двор.
Моя мокрая «девятка» сиротливо стояла на площадке перед домом. Многие соседи уже уехали на работу. Я села на водительское место и выжала сцепление…
Через сорок минут я остановилась возле здания морга, которое относилось к бюро судебной экспертизы. Выскочив из машины, я быстро добежала до двери с табличкой «МОРГ. ВЫДАЧА ТЕЛ С 10 ДО 15 ЧАСОВ». На пороге меня встретил Мельников. Волосы его были мокрыми, от них шел легкий пар.
– Привет! Корольков еще не прибыл.
– Что ж, подождем! Под дождем… Что-нибудь новенькое твои эксперты обнаружили?
– Да обнаружили…
– А что таким тоном?
– Тань, я даже не представляю, как все это говорить и показывать нашему потерпевшему. Я имею в виду Королькова.
– Давай не тяни, что там еще?
Андрей отвернулся и помедлил какое-то время.
– Одним словом, – начал он, наконец, – эта найденная дамочка была жестоко изнасилована. И не просто, а, так сказать, извращенным способом. Промежность порвана, во влагалище нашли… тьфу, черт!.. небольшую бутылочку из-под жидкости «Роял». Знаешь, конченые алкаши и бомжи пьют такую отраву. В крови жертвы – дешевый суррогатный алкоголь того же типа.
– Она что, пила вместе с убийцей?
– Убийцами. Их было несколько, так сказал эксперт. Один бы не справился со столь крупной и сильной женщиной. Да, похоже, она пила или ее напоили насильно. Теперь сказать точно уже трудно: лица-то нет! Синяки на губах уже не найдешь…
– Да, печальная история!
– Я не представляю, как все это сказать сыну…
– Андрюш, а ты пока ничего не говори. Пусть он сначала опознает труп. Может, это еще и не его мать.
– Понимаешь, возраст, как назло, подходит, да и тело, судя по описанию. Я видел ее фотографию, где она на пляже с подругами. Может, похитители начали подкидывать нам трупы?
– Сплюнь!
В это время во двор морга въехал темно-зеленый «Мицубиси Лансер» и остановился недалеко от нас. Из него вышел Юрий. Он был в плаще с потемневшими от дождя плечами и кепке.
– Здравствуйте, – сказал он, увидев нас.
Юрий снял кепку и протянул руку Андрею. Выглядел он растерянным.
– Здравствуйте, Юрий Геннадьевич, – Мельников пожал ему руку, – давайте пройдем сюда…
Мы зашли в дверь с табличкой «МОРГ», сделали несколько шагов по коридору и остановились возле белой двери без опознавательных знаков, с двумя дырочками от гвоздей чуть выше уровня наших глаз. Мельников постучал в нее костяшками пальцев.
– Да! – послышалось из-за двери.
Мы зашли в комнату, выложенную зеленым кафелем. На металлическом столе посередине лежало тело под простыней. К нам подошел Сергей Иванович, патологоанатом. Я знала его, приходилось встречаться не раз.
– Пришли? – Сергей Иванович внимательно посмотрел на Юрия.
– Вы готовы? – Андрей повернулся к Королькову.
Тот растерянно похлопал ресницами:
– Готов… к чему?
– Вам предстоит увидеть тело жертвы… как бы это сказать?.. Не совсем в хорошем состоянии, что ли. Пожалуйста, возьмите себя в руки. Будьте готовы к… О господи! Разве можно быть к такому готовым?! Ладно, Сергей Иванович, открывай.
Патологоанатом аккуратно убрал с тела простыню.
Да, зрелище еще то! Тело жертвы было серовато-синего цвета. Голова обезображена, лица, как Андрей и говорил, практически нет – сплошная лепешка, месиво. Я отвернулась и взглянула на Юрия. Его глаза расширились от ужаса. Он покачнулся, Андрей с Сергеем Ивановичем с готовностью подхватили его с обеих сторон и усадили на стул.
– Мы понимаем, что все это довольно… того… – забормотал Мельников, – но вы можете сказать: узнаете ли вы в этой женщине вашу мать? Вы говорили, у нее была особая примета: большая родинка…
Юрий закивал:
– Да, да… родинка между грудей… вот здесь… большая, размером с десятикопеечную монету…
Он задышал часто, и Сергей Иванович дал ему ватку, смоченную нашатырем.
– Нет у нее никакой родинки, – сказал он Андрею, – зато есть два передних верхних зуба – второй и третий – из белого металла.
Юрий замотал головой:
– Нет, у мамы никогда не было зубов из металла… у нее свои…
Больше он не мог говорить. Ему стало плохо, и Андрей вывел его из комнаты в коридор.
– Вы мне только подпишите протокол опознания и можете быть свободны, – сказал он Юрию, – идите на свежий воздух, подышите глубоко…
Корольков, нюхая ватку с нашатырем, сидел с закрытыми глазами.
– Тань, ты как? – спросил Андрей.
– Я в порядке, – сказала я.
– Тогда подпишись как свидетель.
Через пару минут мы с Юрием вышли из морга. Дождь перестал моросить, но воздух был влажный и прохладный.
– Может, вас подвезти? – спросила я.
– Что? А, нет, не надо… Мне лучше.
Мы подошли к его машине.
– Татьяна, но если это не мама, значит, она жива? – Он смотрел на меня с надеждой.
– Возможно, что жива, – кивнула я, – хотя я бы не стала радоваться заранее. Бывали случаи, когда человека находили мертвым спустя несколько месяцев после исчезновения, причем иногда выяснялось, что убийство было совершено сразу, как только человек пропал, а бывало, что убивали некоторое время спустя.
Юрий сразу сник. В это время из морга вышел Мельников с черной кожаной папкой под мышкой.
– Я вам больше не нужен? – спросил Юрий.
– Нет, вы можете быть свободны.
Корольков попрощался с нами, сел в свою машину и уехал. Мы с Андреем стояли и смотрели ему вслед.
– Я вот что подумала, Андрюш: если трупы наших швей-мотористок до сих пор нигде не всплыли, то, может быть, все-таки есть надежда, что они еще живы?
– Хочешь сказать, были бы трупы, от них бы избавлялись?
– Естественно! Хранить у себя разлагающееся тело – задача не из легких.
– А если их просто хорошо запрятали? Например, сбросили в погреб, а крышку залили бетонным раствором? Как тебе такое, мать? – Андрей, прищурив глаз, посмотрел на меня.
– Да кому нужно замуровывать в бетон каких-то теток со швейной фабрики?! Это же не мафиози, не наркобароны!
– Честно говоря, мне самому эта версия кажется бредовой. Зато я вот что, Тань, подумал: а может, их продали в рабство?
– Ты что мелешь, Мельников? Куда продали? В Чечню? Тогда давно бы запросили у родственников выкуп. Или, может, в Турцию, в сексуальное рабство? Но тогда опять прокол: Королькова и Бейбулатова явно не подходят по возрасту. Кому там нужны сорока– и пятидесятилетние женщины? А Овчаренко не проходит по внешним данным.
– Ну, насчет возраста, это, знаешь, вопрос спорный. А может, в Турции есть любители «экзотики»?! Я как-то по «ящику» по НТВ видел в одной передаче исповедь пятидесятитрехлетней проститутки. И представь себе: она до сих пор работает! Трудится, так сказать, не покладая рук… или ног? А может, какого другого места… Но ведь трудится! А что касается внешних данных Аллы Овчаренко, тоже вопрос спорный. Я в прошлом году был в Италии, так там в стриптиз-баре выступала одна негритянка… Тань, я, как ее увидел, на неделю аппетит потерял! Я не расист, но тут, извините!.. Не то что с такой за деньги переспать – я бы отказался, даже если бы мне заплатили! А местные там в открытую говорят: плати, мол, и на час девочка твоя! Так что внешность Овчаренко – это еще, знаешь…
– Слушай, Андрюш, а ведь существуют еще подпольные цеха, где шьют одежду, а? – вдруг осенило меня. – В Москве уже несколько таких нашли и разогнали. Там азиатки работали без визы нелегально за нищенскую зарплату. Ты телевизор смотришь, сам, поди, знаешь!
– Хочешь сказать, Тань, у нас тоже кто-то организовал такой подпольный цех?
– А почему нет? Заметь: похитили именно швей! Не поварих, не врачих, не моделей, в конце концов…
– Да брось, мать! Подпольный цех! Ну ерунда, честное слово…
– Да подожди ты, Мельников! Ты видел, сколько у нас на вещевых рынках дешевого ширпотреба с этикетками дорогих брендов? Кто-то же все это где-то шьет!
– Ну не знаю, Тань, не знаю… Подпольный цех – это, как ни говори, такой геморрой! Нужно большое помещение, оборудование – машинки там и все такое… К тому же женщины должны где-то спать, что-то есть, то есть для них надо готовить… Чтобы они не завшивели, им надо мыться… нет, что ни говори, столько проблем! А еще надо организовывать похищение женщин, и еще как-то надо удерживать их в этом помещении! А значит, нужна еще и охрана, которой надо платить… Нет, нет, не думаю, чтобы наших мотористок похитили именно для этого.
– Тогда зачем, Андрюш?
– Кабы знать!..
Мы расстались с Мельниковым, и я поехала было на фабрику, чтобы продолжить такой интересный опрос работниц, но по пути решила завернуть к Светке в салон. Он расположен на одной из центральных улиц нашего города, совсем недалеко от фабрики. В просторном зале на пять кресел находились администратор и два мастера, одна из которых – моя подруга – как раз заканчивала делать укладку клиентке, вторая девушка-мастер от нечего делать перебирала бигуди в корзинке.
Светка кивнула мне на дверь, ведущую в комнату отдыха:
– Посиди там пару минут, ладно? Я скоро…
Я зашла в маленькую комнатку, где стояли стол, холодильник и пара стульев, сняла курку и повесила на напольную вешалку.
Вскоре Светка освободилась и зашла в комнату отдыха.
– Видала? Вдвоем с Ингой работаем: дождь, клиентов нет. Валюшка отпросилась… А ты чего чайник не включаешь? Давай чайку, что ли, попьем? Все равно следующий клиент – если, конечно, появится – Ингин.
Светка включила чайник и достала с полки две кружки и пакетированный чай.
– Только я ненадолго, – предупредила я. – Завернула по пути…
– Ой, Тань, а мы с Ростиком были вчера в японском ресторане! – Подруга поставила передо мной кружку и сахарницу.
– Ну и как?
– Наелись суши – до отвала! Я взяла тай и магуро, а Ростик ел сяке и киото. Такая вкуснятина! А еще я заказала жареные роллы. Это что-то!.. А потом до часа ночи мы катались в машине по городу…
– Чувствуешь себя счастливой?
Подруга вздохнула и улыбнулась:
– Чувствую… Да и много ли нам, женщинам, надо для счастья?! Романтический ужин в ресторане и обнова… Ой, Тань, к слову про обнову… Ты представляешь, Машка Иконникова себе такую юбку оторвала! Отпад! Я ее на днях видела. Такая длинная, почти до щиколоток, материал такой… не то тонкий драп, не то шерсть. Впереди складочка вот так, сама юбка узкая, книзу вот отсюда немного расклешенная… Цвет такой… почти терракотовый, но немного шоколадного оттенка. Знаешь, Тань, я, как увидела, просто обалдела! Я тоже себе хочу что-нибудь эдакое… гламурненькое…
– Так в чем дело? Пойди и купи.
– Ну ты даешь! – Светка разлила по кружкам кипяток и положила на стол несколько карамелек. – Да разве в магазине увидишь такое? Машка призналась, что в ателье юбку шила, по индивидуальному заказу. Нет, Тань, если уж обзаводиться новой юбкой, то только так – верняк! Чтобы, знаешь, ни у кого больше ничего подобного не было.
– Что ж, сходи в ателье…
– Обязательно схожу! У меня на днях калым был, так что денежки имеются… Слушай, а давай вместе сходим! Может, ты себе тоже что-нибудь закажешь? – Светка положила в рот конфету и шумно отхлебнула горячий чай.
– Свет, да я все больше в джинсах и брюках, ты же знаешь. И тепло, и удобно. Под них и кроссовки можно надеть…
– А вот и зря! Тебе юбки очень идут! Короче так, Тань: ты давай подумай, и если надумаешь, звони. Сходим в ателье, Машка дала адресок…
Через несколько минут администратор позвала Светку к клиентке, и та убежала. Я допила чай, надела курку и вышла на улицу.
Дождик заморосил снова. Я села в машину и задумалась. А может, и вправду сходить в ателье, сшить себе какую-нибудь юбку, ведь давно я ничего такого не делала. Будем щеголять с подругой в обновах и цеплять кавалеров! Вернее, цеплять буду я одна, Светка, кажется, прочно зависла со своим Ростиком. Ладно, вот как только закончу это дело, получу окончательный расчет – и сразу в ателье!
Я выжала сцепление, включила «дворники» и поехала на фабрику добывать новые сведения.
…Она сидела передо мной, маленькая и хрупкая. Это была уже пятая на сегодняшний день работница фабрики. Что она могла сказать мне нового? Женщина тридцати с небольшим лет, представившаяся Ларисой, поправляла рукой пышные волосы под зеленой косынкой и говорила, чуть заметно заикаясь:
– Я-то на фабрике всего пять месяцев работаю, так что женщин пропавших, считай, и не знала. Видела Королькову на Доске почета… Один раз с Бейбулатовой в очереди к кассе стояла. Я тогда еще удивилась: русская на вид женщина, глаза голубые, волосы русые – и на тебе! Бейбулатова. Это мне потом сказали, что у нее муж не то туркмен, не то татарин…
Я рассматривала стены столовой за ее спиной, рекламный плакат, призывающий пить «Фанту» и обещающий «неземное наслаждение». Лариса рассказала мне то же самое, что и остальные, даже меньше: на фабрику она пришла недавно, почти ничего не знает, о пропаже сотрудниц слышала не больше других.
– Лариса, а вот вы сказали, что работаете здесь всего пять месяцев, да? А до этого где работали? Если не секрет, конечно.
– Да какой секрет?! В одном ателье работала.
Я сильно удивилась:
– Что? Вы ушли из ателье на фабрику? Странно. Насколько я знаю, все стремятся сделать как раз наоборот. Ведь в ателье, насколько мне известно, заработки значительно выше, чем на фабрике.
Женщина горько усмехнулась:
– Выше-то они выше, это точно, и сама бы я из этого ателье никогда не ушла. Коллектив у нас был отличный, а хозяйка Элеонора – просто золото! Пахарь и талантливый модельер и закройщик. Нам она платила хорошо и не обижала, а тем, кто рацпредложения вносил, еще и премии щедрые выписывала. Все ее любили, и она нас, по-моему, тоже любила. Только Элеонора, к великому несчастью, умерла, и в ателье стала хозяйничать ее родственница – такая мразь, что у меня просто руки чесались дать ей в морду. Новая хозяйка вскоре нас всех уволила, оставила всего одну швею…
– Странно, – удивилась я, – как же она собиралась с одной швеей держать ателье?
– Не знаю, – поморщилась Лариса, – я туда больше никогда не ходила.
– Что так?
– Понимаете, обидно мне стало: я там без малого семь лет отработала, у прежней хозяйки на хорошем счету была, зарабатывала неплохо. Мы с Элеонорой почти подругами были, и тут на тебе! Эта идиотка всех разогнала! Тварь! Аферистка!..
– Почему аферистка? – уточнила я.
– Она мне зарплату не отдала, двенадцать тысяч, между прочим!
– Да, двенадцать тысяч – деньги немалые. Я представляю, как вам обидно.
– Да уж… До сих пор не могу успокоиться. Одно утешает: не только со мной так поступили. Нас троих уволили.
– Лариса, давайте вернемся к нашим, вернее, вашим пропавшим сотрудницам.
– Да я честно ничего не знаю! Мне самой девчат жалко. Говорят, нормальные они были бабенки, одна сама была несчастная: не так давно мужа похоронила. Как подумаю, что и я так могла пропасть… Я ведь тоже одна после вечерней смены домой ездила… Ну, теперь-то я одна не езжу, мы с двумя женщинами из нашего цеха объединились. Нам в одну сторону. До трамвайной остановки мы втроем идем, а там уж нас мужья встречают…
– Ну что ж, если вам добавить больше нечего…
Я встала. Лариса тоже встала.
– Спасибо вам за беседу…
– Да если бы я хоть чем-то вам помогла!
– Зато попытались!
Женщина, поправив косынку, пошла к себе в цех, а я отправилась в бухгалтерию. Здесь я еще ни разу не была, и мне хотелось разузнать про финансовые успехи потеряшек: например, сколько они получали. Но перед самой дверью в бухгалтерию я столкнулась с наладчиком Огурцовым. Он только что вышел и, увидев меня, обрадовался так, словно встретил старую добрую знакомую.
– О! Здрасьте! Я, конечно, извиняюсь, мадам. – Наладчик Петюня, как и в прошлый раз, окинул меня оценивающим взглядом.
– И вам не болеть.
Я уже собралась было пройти мимо, как вдруг поняла, что эта встреча неслучайна. С Огурцовым я еще не говорила, и надо это сделать, причем не откладывая.
– Простите, а вы не уделите мне несколько минут?
– Я? Вам?
Низкорослый Петюня преобразился прямо на глазах. Он выпятил грудь и расправил плечи, отчего стал казаться выше на целый сантиметр. Если бы ему еще плечи пошире…
– Отчего же? Такой красотке можно и уделить… Я, конечно, извиняюсь, мадам. Куда изволите-прикажете пойти?
– А есть здесь у вас укромное местечко, где можно было бы спокойно поговорить?
– Укромное? Дак ведь их здесь того… на это не рассчитано…
Я прямо опешила:
– На что не рассчитано?
– Я, конечно, извиняюсь, мадам, – Петюня засмущался, – можно пойти ко мне в каморку, но там в вашей чистой одежде неудобно будет…
– Тогда давайте отойдем хотя бы вон к тому окну, – кивнула я на самое дальнее в этом коридоре. Напротив него не было дверей, и нам никто бы не помешал поговорить.
– К окну? – кисло скривился Огурцов.
А на что он, собственно говоря, рассчитывал?
Мы встали у окна. Петюня облокотился было локтем о подоконник, но, сообразив, что стал намного ниже меня ростом, сменил позу. Теперь он стоял, неестественно выпрямив спину, стараясь вытянуться во весь свой небольшой рост, и преданно смотрел на меня.