Глава 15
На подъезде к нужному мне перекрестку все чаще стали встречаться представительницы древнейшей профессии. Погода позволяла им стоять около самой дороги, не беспокоясь за свой внешний вид, — дождь давно прошел. Яркие цвета курток, как ночная иллюминация, бросались в глаза. Девочки все больше группировались небольшими компаниями по три-пять человек, курили, поеживаясь, окоченев на холодном ветру. Порою встречались и одиночки. Они, как на витрине, стояли на самой обочине, выставив одну ногу вперед и задумчиво уставив взгляд в даль.
Шрамированную я не сразу узнала. Увидела еще издали на углу Казачьей и Горького группу из пяти человек и подъехала прямо к ней. От группы сразу же отделилась самая яркая, с огромными стрелками на глазах и с ярко-красной помадой на губах. Она открыла дверцу, оперлась на нее одной рукой, нагнулась и присвистнула.
— Ни хрена себе! С бабой будет дороже. Мы по мужикам специализируемся.
Мне интересно стало, сколько стоит такая любовь. Вдруг в последующих делах пригодится, да и просто любопытно.
— Сколько? — спросила я.
Проститутка отвернулась от меня и спросила у своих подруг, на какую сумму они согласятся. Все обернулись ко мне лицом, и я узнала Шрамированную. Она была в ярко-голубой куртке, настолько длинной, что из-под нее юбки совсем не было видно. Колготки в крупную сетку зрительно искривляли ноги.
Девицы наперебой назвали суммы, каждая свою. Кто-то из них отказался.
— Четыре сотни в час, — выбрала среднее разговаривающая со мной.
— Три, — поторговалась я.
Проститутка недовольно сморщила лицо.
— Но хата твоя, — сказала она.
— Ладно. Только девочку я сама выбираю, — согласилась я.
— Валяй.
— В голубой куртке.
— Лилиана, тебе повезло. — Старшая отошла от машины и обратилась к одной Шрамированной: — Потом расскажешь, как с бабами. Может, и переквалифицируемся.
Все громко рассмеялись, а девица, с которой мне однажды пришлось вместе ночевать в КПЗ, непечатно съязвила. Она подошла к открытой дверце и нагнулась что-то спросить. От неожиданности ее лицо вытянулось удивленно, а потом просияло — она меня узнала.
— Я так и думала, что ты девка умная и от больших бабок бегать не будешь. Решилась все-таки?
— Нет, — я протянула ей отсчитанные заранее три сотни. — Наоборот: это я хочу тебе предложить работу. Вот задаток. После дела еще столько же.
— Упакованная, что ли? — удивленно спросила она. — В чем работа-то заключается? Если группешник, то я пас. Не люблю эту скученность в постели.
— Я тоже, если честно, предпочитаю что — нибудь традиционное. Так что не бойся, в этом плане работа более простая. Но творческая: одной телке нужно будет по ушам поездить и изобразить влюбленность в ее кренделя.
— Крендель прилагаться будет?
— Да, он должен присутствовать. Он, ясное дело, станет отпираться, а ты прыгай на него и изображай любовь. Согласна?
— За шесть сотен и на него прыгну, и на нее тоже. И тебя расцелую, если надо будет.
— Нет, меня не стоит, — усмехнулась я. — Ограничимся кренделем. Теперь слушай, куда ты должна завтра прийти…
* * *
Следующий день я начала с того, что отправилась к Гарику домой. Было воскресенье, а значит, на работе его не найти. Пришлось ехать в гости. Сидя на государственной службе, Папазян за свою сознательную жизнь так и не сумел заработать на квартиру и, будучи уже в солидном возрасте, проживал в коммуналке.
Старая пятиэтажка красного кирпича, на которой некогда висела вывеска, рассказывавшая прохожим, что это не квартирный дом и не общежитие, а самая настоящая коммуналка. Со временем вывеску украли, по принципу: что плохо лежит, то мое, и не важно, нужно ли это мне. Теперь на ее месте остался только темный след, так и не выгоревший на солнце.
Грязная, захватанная руками дверь в подъезд впустила меня внутрь. У самого входа стояло нечто вроде будки, отгороженной стеклом. Некогда в ней сидела вахтерша, а теперь, за неимением таковой, будка стала убежищем для дворовых котов в дождливую погоду.
Я поднялась по лестнице на четвертый этаж. Около звонка висел клочок от тетрадного листка, на котором было написано: «81 кв. — один звонок, 82 кв. — два звонка, 83 кв. — три».
Я позвонила три раза и стала ждать. Дверь долго никто не открывал. Обратно ехать, не узнав, где Гарик, я не собиралась и позвонила еще.
— Кто там рвется?! Неужели не понятно, что человека нет дома, — донеслось из-за тонких стен, пропускающих сквозь себя даже шум воды, вытекающей из крана.
— Не терпится кому-то, — поддержал беседу старческий голос.
Все замолчали, но открыть дверь никто не попытался. Я попробовала по-другому и нажала на звонок два раза. Тяжелые шаркающие шаги медленно поплелись по коридору в мою сторону.
— Кто? — спросила старушка, которую я слышала последней.
— Вы не скажете, скоро ли Папазян вернется? — спросила я, глядя на закрытую дверь.
— Скоро, он за хлебом пошел.
— А подождать его можно?
В замочной скважине загремели ключи. Они долго, около минуты, никак не могли повернуться. Наконец старушка открыла дверь и провела меня на кухню, по углам и высокому потолку с желтыми потеками оккупированную пауками. Помещение давно требовало капитального ремонта, но здесь, по всей видимости, это никого не беспокоило.
— Можете за его стол сесть. Вон он у окна, — сказала соседка Папазяна, взяла голыми руками с плиты кастрюлю и понесла к себе в комнату.
Я проводила ее взглядом до самой двери, ожидая, когда же старушка почувствует ожог и выронит кастрюлю из рук. Но она как ни в чем не бывало толкнула ногой дверь и вошла в нее. Я осталась одна.
Около стола, который показала мне бабка, стоял один хромоногий табурет, на который я и примостилась. Ждать пришлось недолго, пару минут.
И удивился же Гарик, войдя к себе домой и увидев там меня!
— Вай, какие люди! Тебя ко мне могло принести только в двух случаях: либо случилось землетрясение, в эпицентре которого находился твой дом, и тебе жить стало негде, либо вновь понадобились мои связи в милиции. Отгадал?
— Про землетрясение? Нет. А вот связи нужны. И очень срочно.
— В выходной день, Танюша, отдыхать нужно. Давай завтра.
— Нужно проверить пальчики. Сегодня.
— Что мне за это будет?
— Благодарность от начальства за своевременно раскрытое дело.
Папазяну это понравилось.
— Ладно, давай свои пальцы.
— Зачем свои? Возьми лучше эти, — протянула я ему пакет с бутылкой.
Гарик взял его, посмотрел.
— А твои мне больше нравятся.
Мы договорились, что Папазян позвонит мне на сотовый, как только ему что-то станет известно, и разошлись каждый по своим машинам.
Пока Гарик будет рыться в компьютере участка, я не стала терять время и поехала к Датской, чтобы еще раз посмотреть фотоальбом Аркадия. Меня все-таки не покидало ощущение, что на одном из снимков я видела Сердюка.
* * *
Алла Леонидовна, увидев меня, просветлела лицом.
— Боже мой, как быстро вы их нашли. Неужели все? — обрадованно воскликнула она.
Пришлось разочаровывать женщину и мягко намекать, дабы не случилось нового приступа, на то, что следствие пока не завершилось. Датская вздохнула, усадила меня за стол и предложила чаю. Сегодня она была более собранная и не расстраивалась так сильно, как в прошлый раз.
К чаю Алла Леонидовна снова принесла печенье домашней выпечки. Меня поражала эта женщина, которая, волнуясь за сына, страдая болезнью сердца и бессонницей, была еще способна печь печенье. Я бы так не смогла.
— Алла Леонидовна, не могли бы вы еще раз принести тот альбом, который показывали мне? — попросила я Датскую, как только она перестала суетиться с чашками, накрывая на стол.
— Да, конечно.
Она вышла, и минуту спустя на моих коленях уже лежал раскрытый фотоальбом. Я медленно его перелистывала, внимательно изучая каждое лицо, стараясь найти черты, знакомые мне после последнего посещения кафе «Каштан» и общения с двумя оболтусами-Карлсонами. Первые снимки были совсем детские, сделанные еще в садике и в начальных классах. Можно было бы их просто пролистать, но я все равно не торопилась. Не хотелось что-нибудь упустить из виду. Над каждой групповой фотографией заботливой рукой было написано, в каком классе был сделан снимок. Я дошла до шестого, когда заинтересовалась одним лицом.
Конопатый мальчик с ссадиной над скулой и хохолком вместо прически стоял на классной фотографии у самого края во втором ряду, высоко подняв подбородок, отчего взгляд казался надменным и вызывающим. Глаза… Они могут быть юными и задорными, окруженными морщинами, опытными и впавшими в детство… Но в любом возрасте их разрез будет оставаться одинаковым. Вот и сейчас я увидела знакомые мне глаза.
— А это кто? — спросила я у Аллы Леонидовны.
— Это? — Она всмотрелась в снимок. — Этот мальчик недолго учился в классе с Аркадием. Но затем его перевели в другую школу. Как же его фамилия? — Женщина задумалась. — Вспомнила: Сердюков. Да, Сердюков Олег.
— Тот самый Сердюк, — вслух подумала я.
— Что? — не расслышав, переспросила меня Датская.
— Сейчас он поддерживает с вашим сыном знакомство? — ответила я вопросом на вопрос.
— Нет, не думаю. Аркаша тогда часто приходил из школы с синяками. В этом мое упущение: я не научила своего мальчика давать сдачи. Думаю, отчасти поэтому он впоследствии замкнулся в себе, стал малоразговорчив. Он рос безобидным, а Олег этим пользовался. С возрастом, правда, их открытая война перешла на новую стадию. Аркадий перестал дичиться, научился с ним общаться на людях, но лишь настолько, насколько этого требовали правила приличия, не больше.
Я была довольна. Одного из искомых людей я уже более-менее знала. Он действительно оказался одноклассником Датского. Второй же мог быть просто знакомым. Видимо, Агапов не совсем правильно понял разговор ребят. На всякий случай я пролистала альбом до конца. Димы в нем не было.
— Скажите, с какого класса Олег учился с вашим сыном и когда он перешел в другую школу? — спросила я.
Если Гарику не удастся что-либо отыскать, придется идти в школу и по классному журналу искать адрес Сердюкова. И если за годы тот не успел смениться, то один преступник будет у меня в кармане.
— Я точно не помню, — сказала Алла Леонидовна. — Но можно посмотреть по групповым снимкам. Над каждым из них у меня подписано, в каком классе там Аркаша. — Она заново перелистала альбом на начало и открыла его на одной из первых страниц. — Здесь ребята только что поступили в школу. Олег вон там, третий справа. Дальше…
Мы вместе искали на общих снимках Сердюкова. Нашли его и среди второклассников, и в третьем классе. Дошли до шестого, где я и обнаружила его. А вот дальше класс стройными рядами стоял уже без него.
— Значит, до шестого класса он был в пятнадцатой школе, а куда потом перешел, я не знаю, — сделала вывод Датская.
— Хорошо. Даже с этой информацией, думаю, возможно будет найти Сердюкова, — сказала я, поднимаясь со стула.
— Найти? — переспросила заказчица. — Так вы думаете, это он, Сердюк? — Мой кивок послужил подтверждением ее догадки. — Не зря все-таки мой сын его недолюбливал. Но кто же второй?
Этого я не знала и честно о том сказала. Уже на пороге Алла Леонидовна пожелала мне скорейшего продвижения в расследовании. И я хотела того же. Мы распрощались, и я обещала позвонить на следующий день, чтобы сообщить о ходе дела.
* * *
В школу я собиралась ехать только в том случае, если не будет никакой информации по пальчикам на бутылке. Оставалось только ждать.
Я приехала домой и решила отдохнуть. Села перед телевизором, взяла в руки пульт и стала переключать с канала на канал. Практически везде шли американские боевики, похожие как братья-близнецы. Не люблю я их смотреть. Тем более что хорошо вижу, где режиссер перегнул палку.
На одном из каналов шла фантастика, и я решила на ней остановиться. Свиноподобные инопланетяне полфильма ходили по какому-то космическому кораблю и пытались его спасти от неминуемой гибели, коварно подстроенной другими инопланетянами, злобными и похожими на угрей.
Звонок Гарика вывел меня из полусонного состояния, навеянного низкопробным фильмом.
— Считай, тебе повезло, — сразу заговорил о деле он. — Пальцы твоих подозреваемых отыскались в нашем компьютере. Они привлекались на десять суток за мелкое хулиганство. Записывай или запоминай, как хочешь: Сердюков Олег Романович и Анохин Дмитрий Игнатьевич. Адреса нужны?
Адреса мне были очень нужны, и Папазян их продиктовал.
— На этом все, — закончил он.
— Нет, Гарик, это еще не все, — возразила я. — Не мешало бы этих ребятишек припугнуть немножко. Спросить, где они были в то время, когда убили Шадрухину, знакомы ли они с Романом Шкодой и все такое прочее.
— Ты думаешь, это они убийцы?
— Не думаю, а знаю.
— Давай-ка, Татьяна, рассказывай, что тебе известно: кто такой Шкода, почему ты подозреваешь этих двоих, и все такое прочее, что есть. Иначе как же мне допрос вести?
Чтобы Гарик на меня не обижался, да и для пользы дела тоже, пришлось поведать ему часть из того, что я знала.
— Значит, с Датским здесь подстава? — размышляя, произнес он. — Ты права, надо бы ребят попугать.
— Только сделай это сейчас же, — попросила я Папазяна.
— Солнце мое, ради тебя хоть сию минуту. Вот положу трубку и сразу же пошлю за ними участкового.
— Спасибо, Гарик. И помни, что ты можешь мне еще понадобиться сегодня.
— Уломала. Покой нам только снится, — ответил Папазян и пообещал посидеть в участке на телефоне.
После этого разговора я постаралась вернуться к фильму, но мысли все время уходили от него, переключаясь на другую тему. Смотреть стало бесполезно. Я выключила телевизор и, подумав, что любое действие будет лучше ожидания, снова собралась оставить свой дом скучать без хозяйки.
На всякий случай я взяла пистолет, чтобы было чем обороняться, если у Сердюкова и Анохина расшалятся после допроса нервы, и положила его в сумочку. Затем еще раз прослушала запись разговора Улановой с Романом, нашла интересующий меня момент и поставила на него пленку.
Все дальнейшие мои действия тормозили только двое, которых допрашивал сейчас Папазян. Хотелось прийти к Роману во всеоружии, зная о нем все, что только можно узнать из чужих рук. А для этого обязательно нужно поговорить с мальчиками. И если ребята будут порядком перепуганы вызовом в ментовку — а у Папазяна, я не сомневалась, это должно получиться, хорошенько напугать парней он сумеет, — мне будет легче с ними говорить.
Первоначально я предполагала дождаться, когда ребят отпустят из участка, и только потом поехать самой с ними беседовать. А затем подумала, зачем время терять? Подожду их около входа и тепленьких, не оправившихся от испуга, обработаю по-своему.
Машина впереди меня резко затормозила, попав в яму, успешно прикрытую лу-жей, появившейся после прошедшего дождя. Я чуть не чмокнула ее носом в багажник. Нужно было быть более осторожной, или придется до участка добираться пешком. Сбавив скорость, я поехала медленнее.
Добравшись до места, я припарковала «девятку» на противоположной от участка стороне дороги и стала ждать. Время тянулось медленно, будто с неохотой. Стрелки часов словно кто-то удерживал на одном месте. Дверь участка открывалась редко: в выходной никому не хотелось заходить туда. Час сорок пять, что я просидела в машине в томительном ожидании, показались мне пыткой, достойной инквизиции. Наконец дверь открылась и выпустила нужную мне парочку.
Сердюков и Анохин, не заметив меня в машине, направились в сторону остановки. Я немного подождала и, заведя машину, двинулась им вслед.
— Подбросить? — притормозила я прямо около мальчишек.
— Это же наша Танюха! — обрадованно воскликнул Дима.
Сердюк же напряженно сдвинул брови, вспоминая, кто я такая. От тяжелого умственного труда на его лбу заложились две горизонтальные морщины.
— Куда ты вчера пропала? — спросил Анохин.
— Срочное дело.
— Да ладно, — недоверчиво протянул он, изображая из себя бывалого ловеласа. — Все вы, бабы, мозги мужикам пудрите: то скрываетесь, то неожиданно появляетесь. Так и скажи, что цену набиваешь.
Возражать я не стала и предложила загладить свою вину, например, подбросив «мужиков» до дома. Сердюк замялся, все еще не вспомнив, где мог меня видеть.
— Давай, пошли, — подтолкнул его Дима.
Ребята сели: Сердюков на заднее сиденье, а Анохин рядом со мной.
— Куда ехать? — спросила я пассажиров, отъезжая от остановки.
— На Провиантскую.
— Не близко, — заметила я. — Что вас занесло в такую даль?
— Так, дела, — неопределенно ответил Сердюк. В трезвом виде он оказался разговорчивее, чем вчера.
— По работе?
Сердюков удивленно посмотрел на меня. Явно он не помнил, о чем накануне вечером шла беседа, и теперь не мог сообразить, о какой работе я говорю. У Димы же с памятью дела обстояли лучше. — Ага, из-за нее.
— Новый заказ? — съязвила я.
— Скорее по старому доработку проводили.
— Хотят вас с Датским местами поменять?
Расчет мой был верен. Одной этой фразой я основательно ошарашила ребят. И увидела, что Дима, сидящий рядом со мной, а потому находящийся в поле зрения, непроизвольно потянулся рукой к карману джинсов. Так, возьмем это на заметку. Огнестрельное оружие вряд ли у него найдется, не того полета птица, а вот ножичком помахать он сможет. Перед одной уже домахался. Словно невзначай я пододвинула к себе поближе сумочку и раскрыла ее.
— Ты это о ком? — первым взял себя в руки Сердюк.
— О том, кого вы подставили.
Ребята поняли, что мне все известно.
— Ты смотри, такая красивая и такая мусорная, — заметил Дима. — Выходит, это ты на нас накапала в ментовку.
— Нет, не я. Ты же, сам помнишь, ничего лишнего мне вчера не говорил.
— Да ладно, не гони. Кто же тогда дятел?
— Шкода.
Парни переглянулась. Сердюков недоверчиво окинул меня взглядом. Дима сделал ему знак головой.
Это было сигналом к действию не только Сердюку, но и мне. Взяв под контроль каждое движение сидящего за спиной парня, наблюдая за ним в зеркало заднего вида, я на всякий случай поставила ногу на тормоз.
Все произошло за доли секунды. Сердюк вдруг надвинулся на меня, попробовав сделать захват шеи. Быстро опустив голову вперед, я нажала на тормоз, юркнув рукой в сумочку. Дима выхватил из кармана складной нож и, щелкнув кнопкой, выпустил лезвие. Но что-либо сделать они не могли, потеряв из-за резкого торможения точку опоры.
— Спокойнее, ребята, — наставила я на них пистолет. — Не стоит суетиться.
Все это происходило на довольно оживленной трассе. Сзади послышались нетерпеливые гудки автомобилей и нервные выкрики водителей. В мгновение ока образовалась пробка. Моя машина перегородила движение.
— Будете так нервничать, ненароком сделаете меня не совсем живой. Сразу в КПЗ упекут. Свидетелей вон сколько, оглянитесь.
— С-стерва, — выпустил пар Сердюк и откинулся на спинку сиденья.
Анохин тоже успокоился, повернулся к окну, но нож из рук не выпускал. Так и сидел с ним, играясь: то выпуская лезвие, то убирая его обратно.
— Так мне больше нравится, — удовлетворенно заметила я, вновь заводя машину.
Медленно, на второй скорости, чтобы на всякий случай успеть притормозить, я повела «девятку» дальше. Шум за спиною стих, и движение восстановилось. Некоторое время мы ехали молча.
— Зачем мы тебе понадобились? — спросил Дима.
— Для погон, — солгала я. — Раскрою дело — погоны получу.
Ножик в руках у Анохина защелкал чаще.
— Но заложила вас не я. Откуда мне было про вас узнать? Вы ребятки умные, следов не оставили.
— Да ладно уши компостировать, — не поверил мне Сердюков.
Я молча включила запись, которую сделал мне «жучок».
«— Эти нарики ничего толком сделать не могут. От них требовалось только попугать, содрать деньги с Шадрухиной и быстро слинять. А они перестарались, убили ее, идиоты».
Дождавшись этой фразы, я сразу же нажала на «STOP». Еще полслова, и парни догадались бы, что Шкода говорил это не в милиции, а своей любовнице у нее в квартире.
На мальчиков запись подействовала безотказно. Голос каждый из них узнал сразу. Сердюк выругался:
— Я думал, он подъюбник, а он еще и стукач.
— Подъюбник? — переспросила я.
— Живет за счет баб.
— Заткнись, дятел, — попытался остановить его Анохин.
— А че, он нас заложил, а я лысый, что ли? Пусть тоже в дерьме поваляется. Бизнес у него такой: находит богатых телок, желательно постарше. Такие в любви обделенные, кидаются на него, как нарик на косячок. А дальше тянет с них деньги. Квартиру себе обставил на бабьи средства. И нас-то че он нанял? Бабу, что ль, свою пожалел? Закатай варежку в трубочку. Бабульки на это дело он с нее взял, а нам не все из них заплатил. Себе процентик — и не маленький! — оставил.
Так вот оно что. Выходит, это «профессионал» за меня взялся. То-то я расслабилась рядом с ним. Ладно, милый, на нас ты зарабатываешь, на нас же и прогоришь.
Я свернула на Провиантскую и припарковала машину на обочине. Повернулась к ребятам.
— Шкода и мне кое-что неприятное сделал. Потому и хочу вам помочь, чтобы ему срок больше достался. А для этого вам нужно самим признаться в ментуре. Сообразили? Вроде как чистосердечно. Тогда вам срок скостят, зато ему достанется на всю катушку.
— Так он и тебя подоить успел? — удивился Дима. — Такую бабу обуть смог!
— Профи, — подтвердил Сердюк.
Я не стала возражать, пусть думают, что на мне Шкода подзаработал.
— Одного, ребята, я понять не могу: зачем вы тетку-то убили? От вас ведь что требовалось — припугнуть и свалить.
— Сглупили, — безнадежно махнул рукой Сердюков. — Перед делом для храбрости косячок забили. Это-то нас и подвело: тетка упорная попалась, деньги никак отдавать не хотела. Вот одного из нас со злости и зашкалило.
У Анохина руки чуть дрогнули, и он скорее спрятал ножик в карман. Стало ясно, кого именно «зашкалило».
— Шкода, сволочь, говорил, просто с нею будет. Мол, у любовницы он все про нее узнал: и муж в командировке, дома одна сидит, и дверь открывает не спрашивая, уверенная слишком в себе, и в ментуру не побежит, у самой рыльце в пушку. Короче, бери тепленькую, и пусть не жужжит.
— А Принца как догадались подставить?
— Спонтанно. Как только увидели, что тетка трепыхаться перестала, вмиг в мозгах просветлело. Думаем, линять пора и на люди, чтоб, если че, алиби, ента, предъявить. Ну, в кафешку и забурили. А там этот сидит, в зюзю пьяный. Думаем: то, что надо, пусть с теткой ночь полежит, отпечатки наоставляет. У меня кокаинчик с собой был, предложил Принцу. Для верности, чтобы утром наверняка ничего не вспомнил и раньше времени не проснулся. А тому, пьяному, все было до фени, согласился.
Последние пробелы в деле Шадрухиной стали ясны.
— О разговоре со мной лучше не говорить, — предупредила я, когда мальчики выходили из машины. — А то чистосердечного не получится.
— Не гоблины, понимаем, — заверил меня Сердюк и обратился уже к другу: — Рванем прям щас?
