Глава 7 ЛЮДИ ТИПА «ЖИВ»…

Спалось мне, сами понимаете, неважно.

Вопреки всяческим методам самолечения болел затылок, ныла рука. Заснуть я не могла очень долго и проснулась рано.

Ночью я продолжала стрелять в кого-то, с размаху бить в чьи-то прищуренные злые глаза и задыхаться под тяжестью огромных липких туш.

Потом тяжесть мгновенно исчезла, и я словно взлетела над серой печальной равниной. Подо мной медленно проплывала оцепенелая земля, жуткая в лившемся откуда-то сверху мертвящем фиолетовом свете. В ушах сначала шумел только ветер, а потом к его монотонной песне присоединился уже привычный голос:

И снова резко, без всякого перехода, я очутилась где-то в очень душном месте. Мне стало жарко, очень жарко, нестерпимо жарко! «Чен, — попросила я мысленно, — налей мне настоя твоих трав!» Но никто не ответил. Я позвала еще: «Алеша, у тебя пиво осталось? Плесни немножко!» Но и Лешка не дал мне напиться. Я снова обратилась к старому китайцу: «Учитель, ведь ты добавлял пиво в тесто, неужели не осталось нисколько?!»

Соленый пот заливал глаза, но не было сил поднять руку и утереться. О-о-о… Ох, как жарко…

Потом я еще долго-долго куда-то ехала в открытом автобусе по зимней дороге, промерзая до костей, а шофер в кепке, нехорошо ухмыляясь, оборачивался и ехидно подбадривал, картавя и обращаясь ко мне почему-то как к мужчине: «Ничего, ничего, батенька, надо потегпеть, а пгидет вгемя — так и жагко станет, да-с!» С этими словами ехидный водитель отворачивался и щелкал кнутом свой автобус, норовя попасть заодно и в меня…

Еще мне грезились клубы желтого дыма, поднимавшиеся над какой-то развалюхой. Я зачем-то входила в эту хибарку, и валявшийся в углу оборванец, тощий, как скелет, говорил, не открывая глаз: «Попробуй, деточка, косячок!» Я с отвращением пятилась и проваливалась куда-то во тьму…

А под утро мне приснилась старая-старая песня, слышанная в детстве:

Помнится, вчера, у Чена, я мысленно заглянула куда-то в небо, а вот теперь как будто гляжу туда снова и ищу ответа: где же Игорь?

И тут я наконец проснулась. Влажные волосы прилипли ко лбу, смятая простыня валялась у кровати…

Ни расширенный утренний комплекс, ни контрастный душ, ни погрешности в диете — за завтраком после каши умяла аж два шоколадных батончика с орехами — не помогли обрести хотя бы относительное душевное равновесие. Я не находила себе места.

Попробовала помедитировать у картины Ольги Кусковой (почти Кустодиевой!). Когда-то мы дружили вчетвером — Ольга, Галя, Марина и я. Мы трое довольно скоро забросили кисти и холсты, Оля же долго и с переменным успехом пробивалась в ряды «продающихся» художников. А потом ее творчество стало пользоваться спросом, и она уехала в Москву «за длинным баксом».

Оля писала необыкновенно поэтичные, хоть и несколько однообразные, картины. Многим — в том числе и мне — кажется, что, созерцая ее работы, можно что-то подправить в своей душе.

Но сегодня мне не удавалось погрузиться в цветные радостные миры.

Что же делать?

Спросим у верных друзей.

Кости подбодрили: 3, 28, 15.

«Желание непременно исполнится, но нужно еще немного подождать».

Ну что ж, будем ждать, когда мой бородатый клиент вернется из непостижимого и, честно говоря, не очень правдоподобного — прости, Чен Чжу! — «фань шу» (или «фань ши»? не помню…).

Меня выволокла из кухни какая-то непонятная сила, потащила в гостиную.

И я достала из дальнего угла книжного шкафа старые письма Олега.

Да что это меня все на князей тянет? Сначала Олег, потом Игорь.

Однажды я увидела эти листочки у Олега на столе во время очень напряженного нашего разговора. Он перехватил мой взгляд и сказал: «Ладно, бери, раз уж увидела. Это все равно предназначалось тебе».

И теперь я частенько перечитываю эти его послания…

«Ну вот и началось. Кажется, я все же сделаю, как задумал. Сейчас мне представляется, что получится хорошо. Я хочу написать тебе много-много писем. И когда-нибудь ты их прочтешь. Может быть.

Что на дворе? Ночь, естественно. Нам ведь с тобой сейчас не до сна, верно?

Лежал я вот только что, а в голове складывались строчки… Жалко, нет под рукой компьютера. Но не разучился же я писать авторучкой?!

Не пойму, хорошо мне или нет. Любовь, однако! Самое горько-сладкое чувство. И самое непостижимое. Для которого нет ничего невозможного.

Плохо, что я не могу тебе писать так, как принято: написал — отправил… Придется, как непризнанному гению, — в стол. То есть в файл. На магнитный диск.

Писать тебе вот так — судьба? Возможно. Однажды я не умер только потому, что на свете есть ты.

Я не сочиняю музыку, не снимаю кино. Может быть, эти строчки и есть мое земное предназначение? Фу, как высокопарно. Ты еще вспомни, что рукописи не горят (это я себе). Зашел недавно в дружественное издательство и увидел набираемые на компьютере машинописные страницы. Причем набираемые, видимо, давно и с отвращением. «Рукописи?» — спрашиваю. «Да, — отвечают, — не горят, сволочи!»

Эх, и штормит у меня в голове, правда?

…Ты помнишь, какое было у нас необыкновенное небо? Аквамариновая полоска на сине-черном. И огни города внизу… И фонарь в листве… И поцелуй… О-о-о, куда меня несет… Вот ведь странно: не думаю о тебе — и никаких эротических мыслей.

Я бы лежал с тобою всю ночь и весь день, не размыкая объятий. Сегодня я вдруг понял, что все эти годы заблуждался: думал, без тебя плохо. Неправильно. Очень плохо.

Ну да ладно. Нет, все-таки непостижимо. Говорил тебе уже или нет? Во мне где-то глубоко живет существо, которое тоскует по тебе ежесекундно. Рыдает, не переставая. Скулит, воет от горя. И не иссякают у него слезы, не садится голос. Это существо любит тебя, как любят растения — воду и солнце. Разве может забыть дерево, что ему необходимо солнце? А я, который снаружи, осознаю это лишь время от времени. (Впрочем, с течением лет все чаще.) В остальном живу, как все. Порой шучу, порой пью пиво, слушаю музыку, треплюсь со знакомыми. Работаю еще иногда. Довольно редко вспоминаю о тебе. А потом внезапно — х-л-лоп! Тот, внутренний, выныривает на свет из своих глубин, и…

И я понимаю, что не выпускал тебя из рук все эти годы. Не переставал целовать. Что я дышу в этой жизни не воздухом, а запахом твоих волос. Что греют меня в холода не пальто и шапка, а воспоминания о тебе.

Любимая! Может быть, ты не спишь сейчас? Спи, родная моя. Пусть отдохнут твои глазки, пусть наберутся сил твои руки…

Ты ведь еще будешь со мной?

А пока у меня есть память. И небо — одно на двоих. И город — один на двоих. Ну почему не пишутся стихи? Мужчины вообще-то народ более склонный к соловьиным трелям. Никто ведь не слышал, как поют соловьихи. Значит, так положено. Я говорю, ты молчишь… но все равно ты рядом со мной. Всегда. (Однажды написал: «всегда — насмешливое слово».)

Светлая мысль пришла в голову, хоть и не новая. Не буду больше отсчитывать мгновения с того часа, как видел тебя. Буду считать секунды до следующей встречи. Мне было с тобой так сладко! Жить надеждой на повторение такого счастья — стоит…

Сейчас я буду говорить с тобой мысленно и засыпать. А потом для нас обоих взойдет солнце.

Пусть скорей наступит утро.

И будет новый день.

Чем холоднее осенние дни, тем ближе лето.

До встречи, моя единственная.

Всего тебе самого доброго».

Нет, поистине странное существо человек. Тоскую по одному мужчине и… читаю письма другого.

Вдруг меня слегка замутило и тут же отпустило. Качнулись занавески на окнах, воздух в комнате словно встрепенулся.

А еще скрипнули пружины дивана.

Я мысленно «посмотрела» сквозь две стены и… увидела лежащего на диване Игоря.

Меня буквально сдуло с кресла.

Да, он лежал на диване и тяжело дышал, закрыв глаза.

— Игорь, что с тобой?! Где ты был?!

Он пожевал губами и ответил — явно через силу:

— Я просто устал… все нормально…

Я не стала терять времени и попыталась «слиться» с его мыслями, сев рядом и плотно прижавшись к его лицу. Но на этот раз мне не удалось пробиться через серый туман «прихожей» его подсознания. То ли меня уже слегка укатали крутые горки, то ли его кто-то на совесть обработал…

Пришлось идти медленным и трудным путем. Для начала я решила просто накормить парня. На то, чтобы признаться в обуревавшем его чувстве сильного голода, моего недавнего нежного любовника, к счастью, хватило.

Мы переместились на кухню, и я пожалела, что брала у Чен Чжу уроки дао и прочей философии вкупе с прикладной психологией, а не училась, как все нормальные бабы, основам кулинарного искусства. Эх, Танька, тебе бы все астрология с метафизикой! Чем мужика-то кормить будешь — бутербродами, что ли?

А кстати… С китайской кухней взаимоотношения у меня чисто потребительские, но вот мои гренки с сыром и яйцами гражданин Исаев, кажется, однажды уже уплетал да похваливал.

Сказано — сделано, как говаривали еще в Древнем Риме. Я всегда имею аварийный запас хлеба и молока, а масло, яйца и сыр у меня и вовсе не переводятся. Молоко с яйцами взбиваем, хлеб режем, смачиваем в только что полученном коктейле, посыпаем сыром, поджариваем — и все!

Игорь зачарованно следил за процессом приготовления этого нехитрого блюда, и я с облегчением ощутила, что его биополе «расправляется».

И во второй раз мои гренки имели полный успех — уплетал он их с явным энтузиазмом. Доев последнюю, насытившийся бородач поднял взгляд от тарелки, и я увидела в его глазах уже более осмысленное выражение. Воистину, через желудок лежит путь не только к сердцу мужчины, но и, как я только что убедилась, к его разуму.

Но процесс следует довести до конца. Чего желали в свое время жители вышеупомянутого Рима, кроме поджаренного с яйцами, молоком и сыром хлеба? Ну, конечно, зрелищ!

Так, что же ему показать? Это избалованное знакомством со мной существо не удивишь чтением мыслей. Да и вообще человек — тем более клиент — на роль театрального реквизита не очень годится. Ну, и?..

Ну, и… я вспомнила про мышей.

Дело в том, что у меня в квартире совершенно нет тараканов (вывела паршивцев, применив биоблокаду), но зато частенько захаживают шустрые и наглые мыши. Их я изводить не стала: гнезд они у меня не вьют, а еду я храню в совершенно недоступных для этих бесцеремонных топтушек местах, так что серым остается только досадовать.

А еще я на них охочусь!

Такая «мышиная охота» — прекрасная разминка перед серьезными упражнениями. Я вхожу в состояние «меня здесь нет», то есть замираю и «втягиваю» биополе. Мышь, глядя прямо на меня, меня не видит! Остается только не спеша взять ее и выставить за дверь.

Но сейчас нужны внешние эффекты, зрелища! Придется мобилизоваться и продемонстрировать живость рефлексов.

— Игорь, хочешь, я мышь прямо сейчас голыми руками поймаю?

— Да? А сможешь?

Смотрите-ка, он уже заерзал, глазки загорелись… Ребенок, и все тут.

— Еще как смогу! Только сиди тихо и не мешай.

Я стала смотреть на сыр (изрядный кусок которого еще оставался после нашей трапезы) и вспоминать его запах и вкус. Все, что от меня требовалось для привлечения грызунов, — «открыть люк» в биоброне почти неуязвимого «танка», каким обычно является детектив Татьяна Иванова при исполнении. Мыши почувствуют, увидят и услышат то же, что и я. А потом побегут сюда.

И вот она, первая представительница хвостатого племени. Мы с Игорем сидим неподвижно. Мышь выбегает на середину комнаты и… не успевает осмотреться: я бросаюсь к ней и ловлю левой рукой.

Поймав серую, я обернулась и поглядела на парня. Кажется, он едва не захлопал в ладоши, но сдержался и просто сказал:

— Какая же ты ловкая, кошка Таня!

— Мур-р-р! — ответила я и почувствовала: все, он в норме.

Но потом едва не вышла из нормы я.

— Не знаю, где был, — твердил он на все мои расспросы. — Помню большой белый дом с яркой красной отделкой, как на праздничной открытке. Помню склоненные ветви плакучей ивы в палисаднике. Помню дубы и орешник, и что в тени под ними было прохладно и спокойно… А еще я помню жилой купол на Луне. И… там была какая-то девушка. И все время я знал, что надо поскорее вернуться… и встретиться с Богом.

— Каким еще Богом? Ты ничего не путаешь?

— Не знаю я ничего, Таня. Все как в тумане…

Я еще раз попыталась чего-то добиться своими эзотерическими методами, но ничего не помогало. Игорь был прав: туман, туман заволакивал его подсознание, как бывает, когда человеческая суть укрывает какое-то недавнее страшное потрясение. Какой-то удар… например, от падения с Луны на Землю.

Но это вряд ли. А вот то, что моего клиента обработали каким-то галлюциногеном, очень и очень может быть…

Наркомафия? Вполне возможно. Эти любят короткоствольные автоматы и часто используют «легионеров» из Азии. Конечно, пока у меня в руках одни умозаключения да еще кое-какие намеки подсознания. Тем не менее…

Раньше я в таком положении стала бы сосредоточенно, до головной боли вгрызаться в неподатливый орешек тайны. Но мы все-таки мудреем год от года, как пел многоуважаемый Владимир Семенович. Теперь я спокойно передоверила черную работу подсознанию, решив трудиться над проблемой «в фоновом режиме».

А тем временем бросим-ка мои любимые двенадцатисторонние камушки!

Выпало: 6, 26, 23.

«Только нерушимое спокойствие даст вам истинную силу».

Я огласила для моего друга нумерологическое предписание.

Игорь воспринял совет магических камней благосклонно и стал веселиться:

— Замечательно, старушка. Предлагаю немедленно начать набираться сил… ну, например, вот на этом диване!

— Я тебе покажу старушку, дед бородатый! И потом, ты что-то путаешь: надо успокоиться, то есть расслабиться — а ты напрягаться хочешь, чудило!

— Ты что, забыла принцип хатха-йоги? Сила — В ЕДИНСТВЕ «ха» и «тха», напряжения и расслабления. Эх ты, а еще мистическая женщина! Впрочем, не возражаю — можно сначала и расслабиться.

— Молодец, послушный мальчик. Ну-ка, попробуем окончательно успокоиться после твоего возвращения, блудный лунатик… Хорошо, а как успокаиваться будем? Что там по телеку?

По телеку на разных каналах шли дурацкие мультфильмы с мордобоем, какой-то импортный боевик все с тем же мордобоем, новости под девизом «все дураки, кроме нас, журналистов» и детская передачка: юное поколение на этот раз выбирало не напитки и жвачку, а музыкальные клипы.

Мордобоя, честно говоря, в нашей жизни и так хватает, а новости давно уже можно свести к одной бессмертной фразе: «Спад пошел в гору». Значит, посмотрим и послушаем детишек.

Детишки бойко давали оценки просмотренным клипам. Причем порой невозможно было понять, одобряют они то или иное произведение современного искусства или наоборот, поскольку большинство фраз представители новейшего поколения строили, начиная с «не»:

— Не, меня это не прикалывает… — говорил отрок лет десяти, кривя губу.

— Не, поет она ниче, только, короче, слова не цепляют и прическа у нее не катит, — то ли спорила с ним, то ли соглашалась девчонка с зализанными волосами, глядя куда-то в сторону.

— Не, я прикололся конкретно! — радостно сообщал, дергая себя за ухо, еще один юный ценитель прекрасного.

Довольно скоро меня затошнило от всех этих «короче» и «конкретно» — я и так слишком часто слышу подобные речи где угодно, только телевизора не хватало!

— Игорь, может, давай просто музыку послушаем?

— Давай, только что-нибудь медитативное!

Есть у меня жутко медитативный поздний Жарр, только вот сомнительно, что его следует слушать именно сейчас. Надо чего-нибудь умеренно потустороннего, а то Игорь еще, чего доброго, опять в свой туман нырнет…

И я поставила диск с индейскими танцами и песнопениями в современной обработке.

Мы с Игорем любим эту музыку. Он переводит название диска так: «Дух Святый». Действительно, музыка мистическая. Если как следует вслушаться, можно напрочь забыть все заботы и тревоги. А нам сейчас как раз этого и надо.

Но не успели мы в полной мере насладиться искусством североамериканских шаманов, как в раскатистое гортанное пение ворвался мой отвратительный дверной звонок.

Пришлось тащиться в коридор и вопрошать:

— Кто там?

— Танюша, у тебя случайно водочки нету, ста граммов? — сипло простонали за дверью.

Это сосед, Николай Иванович, мысленно прозванный мною Нелакаем Ивановичем за беззаветную преданность спиртным напиткам. Хороший дядька, только уж очень старается снизить риск инфаркта миокарда путем поддержания стабильно высокой концентрации алкоголя в крови.

Я открыла дверь и улыбнулась при виде безупречного костюма, увенчанного аккуратно причесанной, но опухшей, красновато-синюшной и пышущей перегаром физиономией. Николай Иванович всегда тщательно одевается, обращаясь ко мне за «экстренной наркологической помощью». Вот он, полгода сидящий без зарплаты интеллигент конца нынешнего столетия.

— Дядя Коля, водки нет. А пива баночка тебя устроит?

— Устроит, красавица моя! Еще как устроит! — просиял адепт спиртотерапии.

Через полминуты Нелакай Иванович получил искомое лекарство и с реверансами удалился.

А потом лунный скиталец Игорь выключил индейцев и, чуть улыбаясь, сказал, медленно и неотвратимо приближаясь ко мне:

— Тебе не кажется, что уже хватит расслабляться?

Я не нашлась, что ответить.