Глава 1
Черт побери всех, кто собрался сегодня в том месте, откуда мне наконец-то удалось уйти с соблюдением правил хорошего тона. И почему считается у нас едва ли не благодеянием присылать приглашения на мероприятия, которые людям моего круга интересными не могут быть в принципе? И почему неприлично взять эти завлекалочки и спровадить их в мусорное ведро?
Поводов для раздражения хватало. Но не могла не поехать на этот занюханный светский раут, если получила приглашение от человека вполне достойного и заслуживающего моего уважения.
Приглашение прислал Игорь Малышев, для друзей и близких просто Ганс. Он позвонил накануне, дабы убедиться, что я точно там буду.
Этим летом я помогла ему приобрести дом, сделка никак не выплясывалась из-за особой строптивости владельцев, пока я не взялась за дело. Дом, правда, тут же сгорел, но не по моей вине. Да и Гансу было наплевать, потому что на месте пожарища он тут же развернул строительство вполне приличного современного особняка.
Удаляясь с презентации, я так и не знала названия фирмы, в честь которой был устроен этот шикарный междусобойчик. Не знаю, так ли за «бугром» или в наших столицах и насколько типична программа пережитого мной мероприятия для Тарасова, но на меня этот сабантуй местного купечества произвел впечатление праздника глаз и желудка — именно так бы я назвала его.
Дамы радовались удобному случаю выставить напоказ себя, свои туалеты и драгоценности. Джентльмены общались с ними и друг с другом при помощи междометий, гогота и разнообразных, не всегда приличных жестов. Едва же последовало приглашение к столу, вернее, к столам, накрытым в отделанном цветным мрамором холле, все общество, бывшее уже изрядно навеселе благодаря предварительным возлияниям, начинавшимся для каждой пары сразу по прибытии и стимулируемым дюжими бритоголовыми официантами в белых смокингах, ринулось туда, как… стадо баранов. Раскованность и непринужденность создавали впечатление, что все присутствующие находятся между собой в ближайших родственных, в крайнем случае теплых, дружеских отношениях.
В момент посадки публики за помосты с вином и кормом я культурно сбежала оттуда, успев повидать и Малышева, и его протеже, ради которого, оказывается, он меня и пригласил.
Удаляться пришлось в свободной манере, по-английски, не прощаясь.
Тем не менее время я провела не без пользы — получила возможность рассмотреть вблизи нескольких неизвестных мне доныне торговых и финансовых воротил нашего города. Это могло пригодиться в будущем. Диапазон интересов сыщика широк — от содержимого помоек до разгадки тайн банковских вкладов, от бомжа до финансового воротилы. Сегодня неизвестно, что может потребоваться завтра.
Если уж быть откровенной до конца, то чувствовала я себя там не в своей тарелке из-за повышенного интереса к моей скромной персоне — как же, Татьяна Иванова, частный детектив, которой постоянно и сногсшибательно везет во всех ее делах. Знала бы эта расфранченная публика цену такому везению. Мне эта известность совсем не по душе, да и роду занятий совершенно не способствует. Считаю более полезным держаться в тени, но популярности не избежать, если сумела многим в нашем Тарасове помочь, а многим помешать в осуществлении не совсем чистых и честных планов. Поэтому отношение у людей ко мне разное.
А тут еще господин Малышев со своим приятелем. Я прямо-таки увяла, как услышала от Ганса:
— Татьяна Александровна, я знаю, вы избегаете дел, связанных с уголовными преступлениями, которыми занимаются милиция и прокуратура, но, как мне кажется, тут случай особый…
Выслушала я его приятеля по имени Василий Дмитриевич Крапов и ничего особого, а уж тем более интересного в его рассказе не обнаружила.
На улице уже совсем по-сентябрьски похолодало и было то самое мое любимое время суток, когда день уже выгорел, а вечер еще не вошел в свои права. В такие часы, послав к черту заботы и хлопоты тяжелого трудового дня, хорошо пройтись пешком по дороге домой, подышать воздухом и отдохнуть душой перед ужином и телевизионными неприятностями. К сожалению, мой рабочий день границ не знает, поэтому отдыхать душой под желтолистыми кронами каштанов, вдыхая аромат увядания, пришлось по дороге к жилищу Крапова В. Д.
Пожалела я его чисто по-человечески и только поэтому не отказалась от дела сразу, пообещав переговорить с его дочерью. Но для себя решила твердо — это все, что я для них сделаю.
Ларису Симонову, дочь Крапова, было жалко еще и сугубо по-женски. Как отвратительно и страшно подвергнуться насилию целой группы самоуверенных подонков, может представить только женщина, мужчине это не под силу, если, конечно, он не отец потерпевшей. У меня язык не повернулся объяснить Крапову, отцу Ларисы, что по закону я не вправе проводить сыскные действия по преступлениям, относящимся к разряду особо тяжких. Да и вообще не могу конкурировать с милицией и прокуратурой.
— Дело в том, что моя дочь Ларочка около недели тому назад была изнасилована по дороге к нашей даче тремя молодыми… я даже не могу назвать их людьми, извините.
Не во хмелю еще, но уже с запахом спиртного, Крапов был бледен, взъерошен и угрюм — типичное состояние человека, много пережившего за последнее время.
— Не понимаю, зачем я вам понадобилась? — спросила осторожно, чтобы не задеть его равнодушием.
— Я хочу попросить вас о помощи.
— Вы же знаете от Ганса или, если хотите, от Малышева, что чисто уголовными делами я не занимаюсь, — сказала и прикусила язык, такая досада отразилась на его лице. Крапову явно изменяла выдержка.
Он, не придав значения возражению, отвел меня к окну, полуприкрытому сборчатыми шторами, подальше от праздничной суеты и посторонних ушей.
— В милиции открыли уголовное дело, но сколько времени прошло — а воз и ныне там. — Он безнадежно махнул рукой. — Все они поют на один лад, твердят, мол, приметы Лариса запомнила только самые общие, без особых. Городской район, по которому можно было бы вести поиски, тоже неизвестен. Да и попутчики этих парней не запомнили, так что и свидетелей тоже нет. А фотороботы получились невыразительными. Раздали, говорят, их милицейским патрулям по городу, да что толку! Я уж и деньги предлагал неплохие. Можете себе представить — не берут! Значит, сами не верят в то, что найдут этих подонков. Вы согласны со мной?
Я ответила, что согласна, но случай для следствия действительно трудный. Он глянул зверем, но сдержался и продолжил прежним, скорбно-спокойным тоном:
— Игорь мне посоветовал обратиться к вам. Он вас хвалил, очень, да я и сам слышал об Ивановой. Поймите, не могу я оставить это происшествие без последствий. Готов заплатить любые деньги…
Посочувствовав, я спросила, чего же он ждет конкретно от меня, уж не помощи ли милиции в ее розысках, но получила не ответ, а его соображения о причинах случившегося. Это действительно могло быть очень полезным для расследования.
— Татьяна Александровна, это месть. Некто, желая отомстить мне, организовал надругательство над моей дочерью.
Ну да, конечно, ни больше ни меньше. Хотя, как говорится, для первого приближения…
— У вас есть предположения на этот счет?
Вопрос глупый, но необходимый, ибо настраивает собеседника на краткость. Конечно же, они у него есть, раз он предположил подобное.
— В делах я бываю неуступчив и безжалостен, особенно с недобросовестными партнерами.
Ему захотелось пуститься в описание своих деловых качеств, но я остановила его.
— При всем моем сочувствии к вам и вашей дочери не могу дать согласие сразу. Вникать в подробности ваших взаимоотношений с партнерами считаю преждевременным, а вот с Ларисой поговорить обещаю.
— Сделайте это сегодня! — попросил он таким голосом, что я согласилась и взяла его визитку, на обратной стороне которой он написал свой адрес и номер сотового телефона.
Повертев ее в руках, я пропустила мимо ушей многое из того, что он говорил о недобросовестных партнерах, и сочла необходимым перебить, обращая его внимание на одну странность:
— Вы действительно сильно насолили кому-то, если даже здесь не можете обойтись без телохранителя.
Подействовало хорошо — он запнулся на полуслове.
— Без телохранителя, — повторила я, не дожидаясь недоуменного вопроса. — Тот молодец у соседнего окна, за моей спиной…
— Не-ет! — замотал головой Крапов. — Никаких телохранителей. У меня их отродясь не бывало.
Молодец, заметив, что мы внимательно разглядываем его, поспешил удалиться. Во мне даже проснулся слабый интерес к происходящему.
— Тогда поздравляю вас. Наш разговор почти от начала и до самого конца был внимательно прослушан вон тем человеком.
— Для вас это важно?
— Это может оказаться важным для вас. Ну и для меня, если я решу покопаться в вашем деле. Кто он?
Крапов этого не знал, я ему поверила и поспешила поскорее отделаться от него, заявив, что здесь не место для подобных переговоров. По-видимому, слова мои прозвучали весомо. Вскоре я уже мчалась оттуда с визиткой Василия Дмитриевича в сумочке, слегка раздраженная всем и всеми.
Теперь надо было выполнять обещание. Встретиться с Ларисой я решила не откладывая, чтобы уже утром иметь возможность позвонить и вежливо отказать им в своей помощи. Тут важную роль играло еще одно обстоятельство — если краповские предположения окажутся справедливыми и мне удастся докопаться до косвенных виновников — вдохновителей преступления, — то еще неизвестно, какая в результате этого начнется война и с какими жертвами и последствиями. Нет, к черту!
Хотя как знать. По силам ли мне окажется не допустить широкомасштабных военных действий, ограничив их локальным конфликтом — достаточным, но не чрезмерным.
В общем, к Ларисе я пришла, склонная отказаться от этого почти безнадежного дела.
Ей едва исполнилось двадцать, и больно было видеть на совсем еще девичьем лице столь грустные и усталые глаза.
Несмотря на то что разница в нашем возрасте всего каких-то семь лет, мне не сразу, но все же удалось разговорить ее, преодолеть сковывающую ее настороженность. Но когда дело пошло на лад, проговорили мы долго. Беседовали о разном, но и о ее беде тоже. Как я и ожидала, ничего такого, что послужило бы стоящей зацепкой, на которой можно строить хотя бы первоначальную версию, она мне не сообщила. Хоть и ужасный, но вполне заурядный случай такого рода. При расставании она попросила меня прийти еще. Не по делу, а просто так, как к подруге. Я даже оставила ей свой телефон.
Когда ушла от нее, вечер был уже в самом разгаре. Народу на улицах прибавилось. Молодежь веселыми табунками дефилировала по проспекту. Среди мужской ее половины встречались и белобрысые, и коренастые, и вообще — на любой вкус народу хватало.
Не скоро к Ларисе вернется желание так же беззаботно тусоваться в дружеской компании.
Закусила я в кулинарии, не желая тратить дома время на стряпню, пусть даже самую простую, и к концу трапезы бесповоротно решила встречать сегодняшние сумерки дома. И непременно одна. Сейчас я испытывала чувство, какое бывает у ребенка, которому пообещали новую игрушку.
Был в рассказе Ларисы момент, абсолютно незначительный на первый взгляд, но заслуживающий внимания. Милиции она о нем не сообщила. Не сумели те в расспросах до него докопаться. Как знать, порой незначительная мелочь может послужить ключом… Но не будем пока об этом.
— Расфрантилась, расфрантилась, мамзель! Вот она, посмотрите-ка, каблучками цокает, одной ногой пишет, а другой зачеркивает!
Ольга Олеговна, моя соседка по лестничной площадке, энергично пихая локтями в бока престарелых подружек, усиленно привлекала их внимание к моей персоне. Все правильно. Идет традиционное ежевечернее заседание дворового парламента на привычной трибуне — лавочке у подъезда. Насколько компания бабок приятней общества подгулявших дельцов!
Улыбчиво поздоровавшись со всеми и коротко, но любезно ответив на неизбежные вопросы типа: когда же мужик такой найдется, что сможет меня под венец затащить и до каких пор буду бросать машину посреди двора, когда гараж под носом. Я постаралась как можно тише стучать каблуками, чтобы не вызвать новой серии сатирических замечаний, и сунулась было в подъезд, но услышала сзади:
— Подожди, подожди, Танечка!
Оторвав от скамейки могучий зад, Олеговна торопилась за мною. Я дождалась ее в дверях. Ухватив за локоть, соседка потянула меня вовнутрь, подальше от посторонних ушей, приговаривая таинственным полушепотом:
— Ты вот что, душа-девица, не мое, конечно, это дело, но все же мужиков своих к порядку приучай хоть немного. А то что же это получается? Тебя дома нет, а они в дверь ломятся, в замках ковыряются…
После такого сообщения мгновенно включилась голова, и я сообразила, что это не Костя. У Чекменева ключи есть, и ковыряться он в замках не станет. Кто? И когда? И зачем? Домушники-взломщики? Так те без предварительной разведки, не определив, есть ли в доме что-нибудь ценное, трудиться не будут, несмотря на, казалось бы, многообещающую бронированную дверь. У меня же, кроме телевизора и старенького компьютера, в квартире ничего представляющего для них ценность, за исключением, конечно, тряпок, хорошей косметики и дорогих моему сердцу книг. Не то!
— Что ты, Олеговна, — очень искренне удивилась я. — Ты всех моих женихов наперечет знаешь, никто из них на такое не способен.
— Вот и я подумала, лезет к тебе посторонний! Ну, а зачем — понятное дело.
«Совсем не понятное», — возразила я про себя, слушая ее во все уши.
— Это ведь я так про твоих-то, начать чтобы, ляпнула. Так что, гляди, поопасись.
— Когда это случилось?
— Только что! — возмутилась она моему спокойствию. — Хорошо, если час прошел. Я как раз во двор собралась выходить, и он тут как тут. Ничего, одет прилично, при галстуке, хоть и без пиджака. А в руке у него сумка, небольшая, черная. Знаешь, такая, через плечо которую носить можно. Крепенький мужичок, хороший и молодой. У него еще усишки под носом пробиваются. Видно, отпускать только начал. Я, говорит, здесь по просьбе Татьяны. Она, мол, попросила кое-что отремонтировать в квартире, вот я и сделал. И сумку мне раззявил, показал, что в ней. Инструменты там были всякие, и то — немного. Я еще подумала, что за такими железками по квартирам не лазят, поэтому шум поднимать не стала, но спровадить его спровадила, ты мои способности знаешь.
Я поблагодарила ее и попыталась узнать что-нибудь еще о внешности гостя, но Олеговна больше не смогла вспомнить ничего такого, по чему можно было бы попытаться хоть приблизительно определить личность этого «жениха».
Не скажу, что новость встревожила или сильно озаботила меня, но мыслям новое направление дала, и по нему-то они и двигались все время, пока я поднималась на лифте до своего шестого этажа. Настораживало одно — точно выбранное злоумышленником время, когда меня точно не было дома. Впрочем, это могло быть и совпадением. Но опять же, никого ни о каком ремонте я не просила, тем более не благословляла на него в мое отсутствие.
Дверь открылась с трудом. Один, самый хитроумный из всех, замок, ворча, принял в себя ключ и поддался с неохотой. Это вполне могло говорить о взломе.
В квартире были деньги. Сумма, не способная обогатить кого бы то ни было, но и такую потерять за просто так досадно.
Деньги оказались на месте. И вообще следов визита посторонних я не обнаружила ни при беглом, ни при детальном осмотре квартиры. Должно быть, никакого визита и не было. Не состоялся из-за бдительности Олеговны. Надо еще раз поблагодарить ее при встрече. А теперь надо успокоиться. Были здесь посторонние, нет ли, какая разница, если ничего не пропало. Не стоит волноваться попусту.
Открыв настежь балконную дверь и сдвинув в сторону тюль, я распахнула халат и уселась в кресло напротив нее, совершенно расслабившись. Меня овевал легкий сквознячок. Мурашки, побежавшие по коже, вскоре сменились приятным ощущением здоровой, спокойной бодрости. Медленные волны внутреннего тепла двинулись к поверхности тела, навстречу прохладе. Две равные противоположности породили почти блаженство. Опустив голову на верх спинки, я с удовольствием приняла это ощущение вместе с воздушной ванной. На редкость теплый сентябрь выдался в этом году. Я снова вспомнила о Ларисе.
Насильники, наглумившись досыта, сфотографировали свою жертву, перед тем как бросить ее в перелеске. А орудовавшего фотоаппаратом остальные поторапливали, называя Архивариусом.
Что-то настораживало меня. В самом деле, трое парней в ясном уме и твердой памяти утром погожего дня едут к черту на кулички, за тридевять земель от города, имея при себе один только фотоаппарат. На простую вылазку к природе это не похоже. К кому-нибудь на дачу, где их ждут и где и так есть все, что нужно? Но даже при такой беззаботности должны же были они прихватить хоть пару пива? Хоть хлеба свежего, в конце концов! Нет. Один фотоаппарат. Да еще Архивариус какой-то!
А если допустить невозможность такого и отбросить разом весь скепсис, то есть встать на противоположную точку зрения, то можно сказать, что троица вышла на охоту и охота оказалась удачной. И такое предположение имеет право на существование. Архивариус, черт их побери!
Жаль, что не имею доступа к милицейским архивам. Полезно было бы посмотреть, нет ли в недалеком от сегодняшнего времени прошлом подобных случаев. И если б таковых не оказалось, но предположение оставалось верным, то они последовали бы, и в самом скором времени.
Но доступа к архивам у меня нет.
И еще. Лариса накануне злосчастной поездки побывала у гадалки. Та предсказала ей несчастье и, чтоб отвести беду, посоветовала обратиться к специалисту по снятию порчи. К гадалке она обращалась не впервые и по простоте душевной вполне доверяла ей. И здесь послушалась бы наверняка, не заломи ворожея несуразную цену за сомнительную услугу — аж пять тысяч отечественными! У отца Лариса денег просить не стала и оставила все как есть. А сейчас, дурашка бедненькая, жалеет.
Кстати, о гадании! Самое для этого время. Когда колеблешься, выбирая решение, нет ничего лучше.
Пришлось подняться. Я достала из книжного шкафа замшевый мешочек и вытряхнула из него на ладонь три костяных двенадцатигранничка. Они легли цифрами:
3 + 16 + 28.
«Сомневаясь в чем-то, рассмотрите крайности затруднившего вас вопроса, а решение его ищите посередине. Середина всегда золотая».
Крайности я уже рассматривала, а в середине побывать не успела. Сделаю это под хорошую сигарету.
Быстро сменив халат на спортивный костюмчик, я выбралась на балкон, чтобы не портить дымом атмосферу квартиры на ночь глядя.
«Архивариус, — подумала еще раз. — Вот пластинку-то заело!»
Оглядела привычную панораму крыш и древесных крон с уже успевшими пожелтеть листьями. Городской центр. А вот на этом доме, ближайшем, через улицу, раньше кошка по утрам вытаскивала на ненагретый еще металл кровли котят для моциона. Дом старый, крыша на три этажа ниже, и мне хорошо были видны все ее мучения по сгребанию в кучу бестолково разбредавшегося потомства. Вот через это слуховое окошко она их и выводила. Сейчас в нем чья-то рожа маячит, на меня пялится и стеклышком блестит. Хорошее у него стеклышко.
Человек вылез на крышу, осторожно положил рядом с собой фотоаппарат с телеобъективом. Интересно. Не молодой же месяц он фотографировать собрался. Обнаженную натуру в незашторенном окне напротив? Очередной экзот-страдалец? Так рано для этого. Люди не только спать не готовятся, но даже и света еще не зажигали. И сам хорош. В белой рубашке, при галстуке и в спортивных штанах, засученных до колен. Господи, сколько уродов появилось в последнее время!
Ба-атюшки, голову поднял, ручкой мне машет. Здравствуйте, здравствуйте! Нет, не здоровается он, вниз показывает. На меня и — вниз. В оригинальности не откажешь. Так мне еще свидания не назначали.
Слегка облокотившись, свесилась через перила, чтобы рассмотреть поподробнее этого оригинала…
Хрустнула деревяшка, кусок балконного ограждения легко откинулся наружу, вываливаясь с шестиэтажной высоты, и я нырнула вслед за ним, лишившись опоры. Уже падая в пустоту, рефлекторно расслабила ноги, тело изогнулось, рука выбросилась назад и пальцы мертвой хваткой вцепились в стальной прут неповрежденной загородки. Все произошло настолько быстро, что лишь теперь сердце ушло в пятки болтающихся в воздухе ног. Но это лишь заставило меня зажмуриться, сжать зубы и крепче стиснуть пальцы вокруг спасительной железки, невзирая на боль в почти вывихнутом плече.
Долго мне в таком положении не продержаться, и помощи ждать неоткуда.
— Не-ет!
Подтянувшись сколько могла на одной руке, я забросила вторую на балконную плиту, но не достала до прутьев, и через секунду рука сорвалась. Все! Сил хватит только для того, чтобы повторить такой номер еще раз. И опять до прутьев я не достала, но рука легла на плиту удачнее. Вздернув пальцы кверху вдоль по железке, я успела ухватиться за спасительный пруток. Через короткое время слизнем по отвесной стене вползла на балкон, сжалась в комочек, задохнувшись от чрезмерных усилий и страха. Но стоило удачно вздохнуть два или три раза, как вернулся голос.
— Не-ет! — подняла я голову.
Где тот фофан с фотоаппаратом, что приглашал меня в свободный полет?
Этот наглец оказался на месте. Спокойно сидел на заднице и целился в меня стеклышком. Без него я полежала бы еще, но вид этого наглеца пробудил во мне ведьму. Подчиняясь злому куражу, я медленно поднялась, косясь на прогал в ограждении. Ноги держали меня, хоть и дрожали в коленках. Тот, внизу, отложил фотоаппарат и глумливо зааплодировал, после чего опять указал на землю.
Что, требуется повторный выход, на бис? Ладно. Я продолжу представление, только с другим номером. Приложу все усилия, чтобы получить возможность расспросить тебя о причинах, по которым засел ты на этой крыше. И пленку отберу обязательно. Вот только скорее бы прошло головокружение.
Осторожно, не торопясь, я добралась до двери и ввалилась в комнату, зацепив и наполовину сорвав с багетки тюль. Прошлепала в ванную, открутила воду и долго хлебала ее большими глотками. Это сильно помогло мне — вернуло силы настолько, что я даже причесалась, рассмотрела в зеркале свое лицо и оценила его бледность. Глубоко подышала и взяла себя в руки, так что в кроссовки воткнула ноги уже без всяких проблем и, не забыв пояс с сумкой, ключи и деньги, выскочила в коридор. Дверь запирать не стала, пожалев и без того драгоценное время, защелкнула только на язычок французского замка. Надеюсь, во второй раз за сегодня в квартиру не полезут.
Взломщик, значит? Взломщик и подпиленные перила на балконе? Ах ты, дьявол!
