Эпилог

Я настаивала на ресторане, но Константин чуть ли не силой привел меня в этот бар, расхваливая его до небес, и не ошибся — даже с первого взгляда тут было неплохо. Неожиданно просторное помещение, с десяток столиков вдоль стен, мягкое освещение и солидная, изогнутая дугой стойка темного полированного дерева. Когда мы вошли, звучал джаз, работал телевизор, и бармен, поглаживая усы, отсалютовал нам рукой, как старым и добрым знакомым. Публики собралось немного. Вечер, правда, был еще не в самом разгаре.

Костя подвел меня к стойке и подержал за пальцы, пока я усаживалась на высокий, с вращающимся сиденьем стул. Сам остался стоять, чтобы быть ко мне поближе.

Не спрашивая, бармен из блестящего миксера наполнил густой рубиновой жидкостью два высоких бокала, бросил в каждый по кубику льда и черной черешенке и ловким движением кисти с удивительной точностью отправил их к нам по гладкой поверхности стойки. В ответ на благодарность важно качнул головой, прищурив маленькие добрые глазки, и шевельнул усами:

— На здоровье.

— «Карменсита», — ответил Константин на мой вопрос о названии коктейля. — Селедочки бы к ней…

Я рассмеялась — такой у него сейчас был наивный и вместе с тем уверенный вид.

— А в самом деле, поесть здесь нам удастся?

— И очень вкусно, — обнадежил он. — Только заказать надо заранее. Чего изволите?

— Мя-аса! — изволила я. — Большой кусок хорошо прожаренного мяса. С острым соусом, специями и зеленью. А гарниром пусть накормят здешнего кота.

Бармен зааплодировал мне, похлопал кончиками пальцев одной руки по ладони другой и прошептал что-то на ушко невесть откуда взявшейся официантке. Та упорхнула, бросив на Костю заинтересованный взгляд через плечо. Я ее понимала.

Сэнсэй был великолепен если и не более чем когда-либо, то уж, во всяком случае, и не менее.

Мужественное худощавое лицо, твердый и вместе с тем ласковый взгляд больших, глубоко посаженных глаз из-под густых бровей, высокий лоб, четко очерченные губы большого рта и зачесанные назад волосы, необычно длинные для профессионального спортсмена и тренера. Фигура безо всяких мышечных, а уж тем более жировых излишеств, идеально сидящий на нем черный костюм. О легкости и точности его движений говорить излишне.

— Этой кошечке глазки выцарапаю! — промурлыкала я, заметив, что и он не обделил официантку вниманием.

В качестве извинения он коснулся губами моего виска и обласкал недавно придуманным и вошедшим у нас с ним в моду прозвищем:

— Нефертити! — прошептал на ухо.

Это мне тоже было понятно.

В дальнем конце зала зажгли свет поярче, и несколько человек с выпивкой в руках обступили бильярдный стол. Молодая пара попросила бармена поставить что-нибудь медленное и прибавить звука. Под первые аккорды бессмертного «Отеля „Калифорния“» они слились в долгом поцелуе и замерли между стойкой и столиками, чуть покачиваясь в такт музыке.

— Пойдем за столик, — предложил Костя и проводил меня в такой уютный уголок, что я только диву далась.

Маленький светильник с зеленым абажуром почти ничего не освещал, показывал только, что место занято, светлячком маяча в полумраке и добавляя очарования месту.

Костя взял себе коньяку, а мне по моей просьбе принес еще одну «Карменситу», и мы принялись коротать время в ожидании горячего.

Коротать его нам было несложно, потому что не без повода решили мы именно сегодня пройтись по увеселительным заведениям. День рождения и поминки — вот какие подкатили даты. И обе — в один день.

Когда Костя взялся за свой коньяк, я напомнила о них и потребовала речь.

— Выпьем, — сказал он смиренным тоном христианского проповедника, выступающего по телевидению, — за упокой твоей красавицы, помогавшей в делах и сберегавшей время, многотерпеливой и безропотной труженицы девятой модели Тольяттинского автозавода, убиенной врагами ее хозяйки, казненной через сожжение.

— Аминь! — подвела я черту, и мы сделали по доброму глотку из наших бокалов.

— А, кстати, от ментов так и не было ничего по ее поводу? — спросил Костя, отбросив пафос.

— Ни-че-го! — ответила я, покачав головой. — Даже после того, как я заявила об угоне.

— Зато регистрация новой состоится безболезненно.

— Уже состоялась, — объявила я. — Иначе какой же это день рождения!

— Ну давай и за это.

— Может, за «просто так»? А то «во здравие» без закуски пить не принято. Подождем горячего.

— Под горячее мы вообще обновим напитки и еще раз приложимся, — не согласился Костя. — А закуску я сейчас организую.

Он быстро вернулся с тарелкой лимонных кружочков, посыпанных сахаром, и мы выпили по глотку за именинницу.

— Храни ее автосервис и противоугонные системы, — пожелала я.

Свет в зале совсем потушили. Светилась одна стойка, ничего толком не освещавшая, кроме себя самой. Все так же ненавязчиво звучала музыка. Сидели теперь за всеми столиками — на каждом горел зеленый светлячок.

— Ты так мне и не рассказала, как господин Крапов раскошелился на машину.

— Без ликования, Костя, но с достоинством. Выслушал с неподвижным лицом, записал номер моего счета и, не говоря лишних слов, позвонил в свой офис и распорядился перевести деньги.

— Достойно! — одобрил он. — Ничего не скажешь.

— Достойней не бывает. Вместе с моим гонораром это составило кругленькую сумму.

— Он не обеднеет.

Теперь уже несколько пар покачивались в такт музыке между столиками и стойкой, и я подумала, что, как только дождемся заказанного, Костя обязательно пригласит меня.

Нет, неплохо здесь было, определенно неплохо.

Хоть и не «обеднеет», но Крапова Костя пожалел, потому что счел нужным сказать слово в мою защиту:

— С какой стати тебе убытки терпеть? Не по своей же воле ввязалась ты в драку с авгурами! Купи ты машину на свои — от твоего гонорара остались бы рожки да ножки.

— Зря стараешься, Константин, — улыбнулась я ему. — Когда мы с Василием Дмитриевичем обговаривали условия, то решили, что им будут возмещены возможные убытки. А вот ты зря не взял денег. Сколько стоил ремонт душевой?

— Нет, нет, не много! — уверил он. — Все было сделано на общественных началах. Родители учеников помогли.

И тут нам принесли мясо. На круглом подносе, в глиняных обливных жаровенках с толстыми дном и стенками. Боже, как оно пахло! Можно было не есть, а только нюхать и пить под этот запах до бесконечности — хоть «Карменситу», хоть коньяк. Как-то сами по себе стали неуместными разговоры о деньгах и делах, и очень скоро мы стали только дамой и кавалером, мужчиной и женщиной, празднующими свою молодость и влюбленность.

Происходило это ровно через тридцать девять дней после сожжения авгурами моей «девятки». И, слава богу, все они, включая отморозков, сидели под необычайно жестким следствием. А с Красиным я договорилась. Согласился он, хотя и не сразу, исключить меня из списка свидетелей. При этом вся честь ликвидации банды авгуров ложилась на его плечи очередным званием.

Ввиду неотвратимо приближающейся пенсии эти лавры пришлись ему весьма кстати.

А мне они зачем? В нашем Тарасове нет больше никаких комнат страха с темными зеркалами вдоль стен.

И слава богу!..