Глава 10
По дороге моего спутника основательно развезло, и только после двух больших чашек моего фирменного кофе Вениамин начал понемногу приходить в себя. Только теперь я сообразила, что непьющим он был не всю жизнь. И скорее всего стал трезвенником именно потому, что в свое время отдал дань если не алкоголизму, то, как минимум, крутому пьянству.
Его признание подтвердило мои слова:
— Я ведь уже несколько лет капли в рот не беру, особенно после встречи со Светланой. Сам не понимаю, что на меня нашло.
— Ничего страшного. Вы уже в норме.
— Как-то по-дурацки все получилось…
— Мы остановились на том, за что с вас берет деньги Хрусталев.
Я специально конкретизировала вопрос, чтобы направить словесный поток Вениамина в нужное русло. От него не укрылся этот нюанс, что свидетельствовало о радикальном отрезвлении. Потому что еще полчаса назад он был, что называется, «готов».
— Можно я закурю? — спросил он меня, видимо, позабыв, что, войдя в мою квартиру, сразу выкурил две сигареты подряд, и их окурки до сих пор лежали в пепельнице у него перед носом. В трезвом виде он становился чрезвычайно деликатным.
— Разумеется, можно, — милостиво разрешила я.
Вениамин закурил и, глубоко затянувшись, продолжил свой рассказ.
— Я очень тяжело переживал те события. Месяца два… — он жестом алкоголика щелкнул себя по шее. — Но это, в конечном итоге, и помогло мне выжить.
«Нет, до окончательной трезвости ему как до луны„, — подумала я, услышав сие до неприличия драматичное выражение и особенно «патетическую“ интонацию, с которой оно было произнесено.
— Тогда я дал обет никогда в жизни не заводить семью. И шесть лет соблюдал его. Но… — Зеленин выразительно развел руками. — Вы видели Светлану… Когда я встретил ее, показалось, что господь послал мне ангела в утешение. И я забыл про свой обет.
«Еще немного, — мысленно вздохнула я, — и он перейдет на стихи».
— Больше всего на свете я боюсь, что она узнает про мой первый брак. Иногда я просыпаюсь среди ночи в холодном поту, представив, что ей стало известно о Шурочке и особенно о ребенке. Именно поэтому в нашем доме не бывает никого из наших прежних знакомых. И поэтому я запретил Светлане появляться в цирке… Я боюсь потерять ее.
«Так вот почему ты не взял ее с собой в командировку, — чуть было не вырвалось у меня. — А я-то голову ломала».
По изменившемуся выражению его лица я поняла, что он готовится перейти к самой неприятной для него части повествования. И не ошиблась.
— Хрусталев появился у меня сразу же после свадьбы, хотя мы не встречались несколько лет. Я подумал, что это простое совпадение, и поначалу не придал его визиту значения. Просто попросил пока не бывать у меня, ничего не объясняя. И он поначалу сделал вид, что понимает меня. Попросил немного денег и тут же ушел. Но через неделю пришел снова. На этот раз Светлана была дома, и он, казалось, наслаждался моим страхом, все время заводя разговор о прошлом. Я отослал Светлану в магазин и еще раз по-хорошему попытался договориться с ним. Александр снова согласился, но опять попросил у меня денег. После смерти сестры он так и не вернулся в цирк и не нашел себя в другой профессии. Он во всем обвиняет меня… И в этом есть доля правды.
— Значит, Хрусталев шантажирует вас? — не выдержав, возмутилась я. — И сколько же он с вас берет за свое молчание, если не секрет?
— В последнее время довольно много… — уныло сказал Вениамин и с тоской посмотрел мне в глаза, сразу став похожим на больную собаку. Я видела перед собой глубоко несчастного, запутавшегося человека, которого много лет подряд так гнусно обводили вокруг пальца.
Теперь мне было известно все. За небольшим исключением.
— Как же вы представили Хрусталева Светлане? — спросила я.
— Никак, — недоуменно пожал плечами Вениамин. — В этом не было никакой нужды. Она видела его один раз в жизни и, надеюсь, никогда больше не увидит. Это все, что вы хотели узнать?
— Можно сказать, да, — неохотно ответила я, понимая, куда он клонит.
— В таком случае расскажите, что здесь произошло в мое отсутствие. Я должен все знать, прежде чем увижусь с женой.
Настал мой черед прятать глаза. Ну разве могла я вот так с бухты-барахты взять и выложить Вениамину всю правду… Человек много лет жил в выдуманном им мире, и лишить его теперь этой сказки у меня не поднималась рука, не поворачивался язык. Расскажу, что выяснила, и кто знает, не захочет ли он после этого повторить поступок своей жены?
В поисках выхода из сложившейся ситуации я посмотрела по сторонам, и мой взгляд упал на табло электронных часов. Сочетание светящихся зеленых цифр свидетельствовало о том, что ни о каком визите в больницу сегодня уже не может быть и речи. Я не поверила собственным глазам. Но, поглядев еще и на наручные часы, убедилась, что действительно очень поздно. За всей суетой я и не заметила, как наступил вечер. И решилась если не на «святую ложь», то по меньшей мере на «ложь во спасение».
— После вашего отъезда… вы же помните, в каком она была состоянии… Светлана практически не выходила из дома, — не очень уверенно произнесла я, но, сообразив, что это в общем-то правда, заговорила уверенней: — Поэтому затрудняюсь сообщить что-то принципиально новое. А вчера к ней вызвали «Скорую помощь» — она перерезала себе вены.
— Я так и знал, — устало и как-то обреченно проговорил Вениамин, — я чувствовал, что-то должно произойти…
— Теперь вас к ней не пустят. Но я узнавала, ей уже ничто не угрожает. И завтра утром вы сможете в этом убедиться. А сейчас вам нужно отдохнуть и прийти в себя. Извините, уже поздно…
Я недвусмысленно выпроваживала его, потому что у меня на эту ночь были свои планы. Вениамин посмотрел на часы и нехотя направился к выходу. Я прекрасно понимала его состояние и невеселую перспективу провести ночь в залитой кровью жены квартире. Но ничем не могла ему помочь.
— Если позволите, последний вопрос… — остановила я своего гостя на пороге. — Впрочем, не стоит. До свидания.
Я хотела уточнить некоторые финансовые подробности его взаимоотношений с Хрусталевым, а заодно узнать, много ли денег он дает своей жене, но решила не бередить лишний раз его душевные раны, поскольку мне и так все было достаточно ясно. Еще утром я удивлялась тому, на какие деньги живет «красавчик». Модные тряпки, дорогая парфюмерия… Он нигде не работал, но по его виду было заметно, что нужды бывший гимнаст ни в чем не испытывает. Теперь мне был известен источник его доходов.
Очевидно, что львиная доля зеленинских гонораров переходила в карман Хрусталева. Как ловко парень устроился! Покупая наркотики на деньги мужа, он снабжал ими его жену. Кроме того, оставалась приличная сумма на собственные расходы.
Еще днем я не понимала, что толкнуло Светлану совершить попытку самоубийства именно вчера, сразу после визита к ней Хрусталева. Да, ее жизнь благодаря ему превратилась в сплошной кошмар. Но должна была быть какая-то капля, переполнившая чашу ее терпения. Должно было произойти что-то такое, что заставило ее взяться за бритву. Что же?
Скорее всего Хрусталев потребовал вернуть ему деньги. Те суммы, которыми он снабжал ее все это время. А при сегодняшней цене на наркотики можно предположить, что долг Светланы достиг астрономической цифры. А в случае неуплаты… На этот случай «красавчик» наверняка припас угрозу разоблачения и «видеодокументы».
Итак, Хрусталев шантажировал и мужа, и жену, играя на их чувствах и страхах. Однако в изобретательности ему не откажешь.
Мое положение оказалось странным и двусмысленным. Все зная и понимая, я не осмеливалась передать эту информацию Вениамину. Но и оставлять ситуацию, как есть, тоже нельзя. Хрусталев явно не остановится и вполне сможет довести Светлану до новой попытки самоубийства. Что не удалось вчера — удастся через месяц. Или найдет другой, еще более изощренный способ мести.
Сделать подарок ментам и передать им пленки и всю имеющуюся у меня информацию? Тогда Зелениным придется не просто узнать друг о друге массу нового и отнюдь не приятного, но и поделиться этими знаниями со многими посторонними людьми. Известно, что зачастую даже жертвы изнасилования не хотят обращаться в органы, только чтобы не участвовать в унизительных процедурах и не делать свою беду достоянием гласности. А тут я имела дело со столь интимными фактами, что одна мысль об их публичном обсуждении вызывала у меня внутренний протест.
«Взорвать бы эту гадину вместе с его музеем, — подумала я, отправляясь на кухню, чтобы освободить от окурков пепельницу. — Сам по-человечески не живет и другим не дает жить спокойно».
Проветрив квартиру, я совсем было собралась лечь спать. Но в этот момент у меня появилась неожиданная идея. Чтобы не передумать, нужно сразу же приступить к ее реализации! Я еще плохо представляла все ее детали и тем более последствия, но других идей у меня не было.
Короче говоря, я снова ехала в цирковую гостиницу.
На этот раз мне повезло еще больше — Эдуард ругался на проходной с вахтершей. Видимо, это занятие ему давно надоело, и он доругивался от нечего делать, потому что, увидев меня, моментально позабыл о вахтерше и, не обращая внимания на ее гневные взгляды, поволок меня к себе.
— Ты куда пропала? — хитро прищурившись, спросил он. — Гоша тут ночей не спит, грустные песни поет. А ты о нем и думать забыла? Поматросила, понимаешь, и бросила?
Он чуть было не вогнал меня в краску, напомнив о моих недавних шалостях. И чтобы не заостряться на этой теме, я сразу же взяла быка за рога.
— Кстати, он еще не спит?
— Говорю тебе, совсем сна лишился. Это вам, бабам, что с гуся вода, а мы — народ серьезный. Не даем поцелуя без любви.
— Я серьезно. Где он?
— В шахматы с Гурамом играет, — сморщил потешную рожицу Эдуард. — Нашел с кем играть.
Гурам был иллюзионистом, и Эдуард намекал на ловкость его рук и склонность людей этой профессии к мошенничеству.
— Зови.
— А что у нас в рюкзаках? — с надеждой спросил Эдуард, и глазки его забегали в два раза быстрее обычного.
— На этот раз ничего. У меня важное дело.
— Тем более надо было взять чего-нибудь.
— За мной не пропадет, — пообещала я, но особого восторга на лице старого алкоголика и скандалиста мое обещание не вызвало.
— Мне выйти? — кокетливо прогнусавил лилипут, когда привел своего громадного друга.
Видимо, в шутках и намеках Эдуарда была доля правды, потому что Гоша при этих словах смутился и показал ему кулак размером с голову вундеркинда.
— Мальчики, у меня к вам серьезный разговор. Очень серьезный, — напомнила я. — Я пришла к вам посоветоваться…
И рассказала им все без утайки.
* * *
— Я его с дерьмом съем, — было первой реакцией лилипута по окончании моего рассказа. — Поехали.
— За такие вещи надо… — произнес немногословный Гоша и покачал головой. — Пойду оденусь.
Через несколько минут мы ехали по ночному Тарасову в сторону Четвертой Дачной.
Я надеялась именно на такую реакцию моих цирковых друзей. Они ведут совершенно безалаберный образ жизни, слишком много пьют, но при этом сохранили удивительную порядочность и не прощают подлости. За что я их люблю и уважаю. И поэтому именно к ним поехала за советом и помощью.
Оба моих спутника оделись в строгие темные костюмы, и если бы не глубокая ночь, мы бы представляли собой весьма любопытное зрелище. Эффектная блондинка в компании карлика и великана. Было в этом что-то от свиты Воланда.
Мы несколько минут безуспешно давили на кнопку звонка, прежде чем Хрусталев, в халате и впервые со спутанными волосами, открыл нам дверь. Но бы-ло заметно, что, несмотря на поздний час, он не спал. А судя по едва слышной музыке из квартиры — мы вытащили его из «музея», и одному богу известно, чем он там занимался.
Увидев нашу троицу, он совершенно обалдел и, потеряв дар речи, бормотал что-то невнятное.
— Здравствуй, Шурик, — проверещал Эдуард и, разбежавшись, ударил его головой в живот. Удар, видимо, был отработанный, потому что у Хрусталева подогнулись коленки, и он наверняка бы упал на спину, если бы Гоша не подхватил его своими огромными ручищами и не внес в квартиру.
Все это произошло почти бесшумно и не потревожило мирного сна хрусталевских соседей. Гоша брезгливо швырнул хозяина квартиры на музейную кровать, и Хрусталев с размаху ткнулся лицом в живот своему идолу.
— Не вздумай подымать шум, говнюк, — предупредил его Эдуард и плотно прикрыл за собой дверь.
Гоша взял единственное музейное кресло и, поставив перед дверью, опустил в него свое тяжелое тело, перекрыв тем самым вход и выход. Эдуард, скрестив руки, встал у стены, а я пристроилась на подоконнике — другой мебели для сидения в комнате не было, делить же с Хрусталевыми их супружеское ложе у меня не было никакого желания.
— Что вам от меня нужно? — предчувствуя недоброе, завопил Хрусталев срывающимся голосом.
— Не торопись, сынок, — густым басом ответил ему Эдуард. — Всему свое время.
Лицо Хрусталева блестело, то ли от пота, то ли от крема, но это производило мерзкое впечатление. Особенно в сочетании с выражением лица. На нем были страх и ненависть. Ненависть зверя, загнанного в угол. От былой его самоуверенности не осталось и следа.
— Да пошли вы, — крикнул он и попытался прорваться к двери.
Легким движением руки Гоша вернул его на место, но в результате из губы Хрусталева потекла тоненькая струйка крови, а на глаза навернулись слезы.
— Что я вам сделал? — прерывающимся от подступающего рыдания голосом спросил он.
— Ты, оказывается, сволочь… — задумчиво проговорил Гоша. — А я тебя человеком считал. Мы все знаем.
— Что вы знаете? Я ничего не понимаю.
— Сейчас поймешь, — с ненавистью пообещал Эдуард и двинулся к нему.
— Не надо, Эдуард, с этим мы еще успеем, — остановил его Гоша, и лилипут неожиданно успокоился. — Говори, Таня.
— Хорошо бы выключить эту… — Я показала рукой в сторону кровати, имея в виду фонограмму, потому что говорить под аккомпанемент страстных стонов мне почему-то не хотелось.
— Слышал, что тебе сказали? — снова разозлился Эдуард.
Хрусталев повернул какую-то невидимую ручку на стене, и звук исчез. Оглянувшись на Гошу, он прикрыл обнаженные «прелести» своей куклы, накинув на них съехавшую на пол простыню.
— По некоторым причинам, — начала я, обращаясь к «красавчику» строго, едва сдерживая раздражение и отвращение, — мне не хотелось бы передавать это дело в руки правоохранительных органов, хотя ваши действия подпадают под несколько статей Уголовного кодекса. И вы, безусловно, заслуживаете тюрьмы. Я бы с удовольствием упекла вас туда на несколько лет, но, повторяю, не хочу давать этому делу официальный ход.
— Да кто ты такая…
Хрусталев назвал меня очень грязным словом, и повторять я его не хочу, тем более что он тут же получил за это от Гоши такого тумака, что некоторое время пребывал в нокауте.
Чтобы привести бывшего гимнаста в чувство, Эдуарду пришлось сходить за холодной водой.
После того как он немного очухался, я продолжила свою «душеспасительную» беседу, и парень оказался не дурак. В том смысле, что очень быстро понял: деваться ему некуда, и хочешь не хочешь, нужно навсегда забыть его идею-фикс — привести в исполнение план мести Зеленину. Правда, сначала он немного посопротивлялся для виду и даже попытался прикинуться несправедливо оклеветанным. Но, догадавшись, что я располагаю документальными подтверждениями всех его деяний и знаю все его секреты, быстренько пошел на попятную. А когда я будто невзначай взяла в руки «семейный альбом» и сделала вид, что собираюсь его полистать, вовсе расклеился и разревелся, как пацан.
Я заставила его написать официальное признание во всех совершенных им преступлениях, причем с использованием таких жестких формулировок, как «доведение до самоубийства» и «шантаж». Так что одной этой бумаги было бы достаточно, чтобы засадить его на всю оставшуюся жизнь. А учитывая его внешность и наклонности, судьба его в тюрьме ждала незавидная.
После того как с «официальной частью» было покончено, я попросила своих друзей ненадолго оставить меня наедине с Хрусталевым. Им эта идея явно не понравилась, но спорить со мной они не стали и удалились. Но лишь на том условии, что все это время будут сидеть на кухне и явятся при первом тревожном звуке. А подписанный Хрусталевым документ «на всякий пожарный» забрали с собой.
— Это еще зачем? — скривившись, спросил хозяин квартиры, как только дверь за моими «телохранителями» захлопнулась.
— Если позволишь, несколько вопросов «не для протокола», — пояснила я.
— А если я не захочу отвечать? — с улыбкой спросил он. В отсутствие Гоши к нему вернулась часть его былой наглости.
— Не хочешь — не отвечай. Но может быть, это твоя единственная возможность облегчить душу.
— Ты, кажется, предлагаешь мне исповедаться? — ухмыльнулся он.
— А если бы даже и так… Неужели никогда не возникало такого желания? — ответила я вопросом на вопросом, и на этот раз он воспринял его без иронии.
— Может быть, и хотелось. Только не перед тобой.
— Чего ты все-таки добивался? Неужели тебе стало бы легче, если бы Светлана умерла?
Мне показалось, что впервые Хрусталев посмотрел на меня с интересом.
— У тебя есть сигареты? — подумав, спросил он. — Мои на кухне.
Я дала ему закурить и закурила сама.
— Вообще-то я здесь не курю… — он с сожалением оглядел «музей», словно прощаясь с ним, махнул рукой и достал из одного из ящиков блюдечко, которое заменило нам пепельницу. Помолчал. А потом неожиданно предложил:
— Если хочешь, я расскажу тебе все сначала.
— С какого начала? — не сразу поняла я.
— С самого.
— Попробуй.
— А не пожалеешь? Это страшная сказка.
— Не думаю.
— Ну, как знаешь. Мое дело — предупредить…
И он поведал мне историю своей страсти.
* * *
Не могу назвать его рассказ таким уж страшным. Чаще он вызывал у меня отвращение. Но местами поднимался до настоящей трагедии. Именно страсть владела «героями», и все их действия были продиктованы ею.
Наш разговор продолжался почти до утра, и мои друзья несколько раз с тревожными лицами заглядывали в комнату, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает. Начиная с какого-то момента их глаза приобрели некий яркий блеск, и я поняла, что они добрались до хрусталевского коньяка. Но я не осуждала их. Сидеть всю ночь на чужой кухне без дела — занятие не самое веселое. А уйти без меня они не могли.
Когда мы садились в машину, на небе уже загоралась заря, а когда подъезжали к моему дому — было уже совсем светло. По пути я купила в работающем круглосуточно ларьке две бутылки водки, и не только потому, что хотелось отблагодарить этих замечательных парней. Мне и самой был необходим допинг, чтобы смыть с души тот противный липкий осадок, что остался после хрусталевского рассказа.
За столом мы говорили о чем угодно, только не о событиях прошедшей ночи. Эдуард смешил нас до слез и пел свои лучшие песни. Потом я уложила их на свою кровать, а себе постелила в соседней комнате на диванчике. И несмотря на бессонную ночь и приличную порцию алкоголя, долго не могла заснуть, вертелась с боку на бок. А заснув, проспала до самого обеда.
Мои цирковые друзья не стали меня будить и ушли за пару часов до моего пробуждения, оставив трогательную и смешную записку.
Вот, собственно, и вся история.
Мне не хотелось бы пересказывать то, что услышала от Хрусталева, потому что ничего принципиально нового из его исповеди я не узнала. О многом догадалась и без него, а какие-то вещи просто не хочу вспоминать.
Хотя нет, кое-что все-таки я узнала именно от него. И это кажется мне важным.
Впервые увидев Светлану, Хрусталев сразу же решил ее погубить. Он приложил все усилия, чтобы произвести на нее впечатление, и, надо сказать, в этом преуспел.
Нет, она не полюбила его. Хотя его внешность не оставила ее равнодушной. Можно сказать, что до определенного момента она любовалась им, как совершенным произведением искусства, не более. Когда же он попытался перевести их отношения «в другую плоскость», то вежливо, но твердо заявила ему, что изменять мужу не собирается.
Но именно это не позволило ей рассказать о своем новом знакомом мужу — боялась, что он усомнится в ее верности и начнет ревновать. А потом стало уже поздно.
Некоторое время Хрусталев прикидывался смирившимся с ролью тайного воздыхателя и друга, но на самом деле только ждал удобного случая. И таковой скоро представился.
В то время он приторговывал наркотиками, и это было единственным источником его доходов. И однажды Светлана имела неосторожность согласиться попробовать пресловутого зелья. Глупая девчонка. Она даже не подозревала, с каким коварным врагом имеет дело.
Кроме того, Хрусталев обманул ее: вместо обещанного слабенького наркотика он ввел лошадиную дозу героина, после чего практически изнасиловал ее, воспользовавшись тем, что Светлана не могла адекватно воспринимать происходящее. Тогда он объяснил случившееся тем, что не смог сдержать своих чувств, и свалил все на действие наркотиков. Хотя себе вколол обычную глюкозу.
Он признался мне, что никогда в жизни не пробовал наркотики, и страшно переживал, когда к этой гадости пристрастилась его сестра.
Светлана простила его и во всем винила лишь себя. Потом были еще встречи — под тем или иным предлогом, мольбы и угрозы.
Однажды у Светланы с мужем произошла крупная ссора, которая настолько потрясла ее, что она сама попросила у Хрусталева наркотик, чтобы забыться или отомстить.
Дальше — больше. Он не торопился и ждал, когда наркотики станут ей необходимы, как воздух. И дождался.
Сначала Хрусталев охотно дарил, а потом одалживал Светлане дозу. И постепенно ее долг достиг невероятной величины, а отказаться от наркотиков она была уже не в состоянии.
Когда я впервые увидела Светлану, она приходила к нему за обещанной дозой, но он, поиздевавшись над ней, выгнал ни с чем. Он уже тогда все точно рассчитал. И нанес удар на следующий день.
Он пришел к ней домой, хотя это было ему строго-настрого запрещено. Но пришел не с пустыми руками — принес столь необходимый Светлане препарат. И она не смогла устоять и даже танцевала перед ним в голом виде в качестве расплаты за «товар». А перед уходом он дал ей три дня, чтобы расплатиться с ним полностью.
Дальнейшее известно.
* * *
Через несколько дней Хрусталев из Тарасова исчез. Я до сих пор не знаю, куда он уехал. Но у меня такое ощущение, что в нашем городе он не появится никогда.
С Зелениным я повстречалась на следующий день и после тщательной подготовки рассказала ему все. О его первой жене, об ее отношениях с братом и о том, чьего ребенка он считает своим. Сообщила и то, что его теперешняя жена тоже наркоманка. Но об этом он уже знал, поскольку побывал у нее в больнице. Об отношениях Светланы с Хрусталевым рассказывать я не стала.
Огромный камень свалился с плеч. Вениамин узнал, что не виноват в болезни «своего» ребенка. И тут же радостно сообщил, что теперь обязательно разрешит Светлане родить. После того, естественно, как она выздоровеет и с его помощью переборет пристрастие к наркотикам, которое длилось, к счастью, не слишком долго.
Кстати, оказалось, что та роковая ссора произошла именно по этому поводу. Светлана очень хотела иметь ребенка, а Вениамин не просто ее отговаривал, а категорически запретил даже думать об этом.
Через несколько дней я побывала в больнице. Светлана чувствовала себя сносно, и я рискнула рассказать ей ту часть истории, которая предназначалась ей. О том, что такое Хрусталев и какие цели были у него с самого начала. О том, что он никогда больше не появится в ее жизни и ничего от нее не потребует. Ведь в ту ночь, когда мы с циркачами побывали у него, он подписал еще один документ, в котором говорится, что у него нет материальных претензий к Светлане. Я захотела иметь его на всякий случай, хотя, по сути, он дублировал его признание.
Таким образом, я честно отработала свои деньги, хотя и утаила от клиента тот факт, ради которого он меня нанимал. Но совесть меня не мучает. Пусть радуется, что я избавила его от шантажиста, хоть об этом в моем задании на упоминалось.
За одно это он должен был меня озолотить, потому что недавно, встретившись со мной на улице, все-таки назвал мне сумму, которую передал бывшему шурину за время их «деловых отношений».
Я, по сравнению с Хрусталевым, обошлась Вениамину бесплатно. А ведь при этом, в отличие от «красавчика», работала на него. И еще как!
Кстати, во время той нашей встречи я посоветовала Зеленину рассказать жене всю свою жизнь, ничего не утаивая. Он сначала испугался, но скорее по привычке. И обещал подумать.
Если он воспользуется моим советом, то, думаю, и Светлана расскажет ему свою печальную историю.
И если после этого они сохранят любовь друг к другу (на что я надеюсь), то вот тогда станут действительно настоящими мужем и женой.
И проживут долгую счастливую жизнь.
Назад: Глава 9
На главную: Предисловие
