Глава 6 Мои друзья — скорпиончики
— И где же? — были первые слова, которые я услышала, когда с трудом открыла глаза.
«Действительно, и где же я?» — задумалась я, потому что никак не могла ничего вспомнить.
Но как только услышала вдалеке гудок локомотива, тут же припомнила: поезд, Костик, вынужденная остановка, тракторист, удар по голове…
Наверное, в чай все же подсыпали сильного снотворного. Не могла я без чьей-то помощи отключиться так надолго, чтобы все на свете проспать. Вот балда! Купилась на чай в подстаканниках, который с детства вызывал у меня особое доверие и симпатию!
Ведь я даже сопротивляться как следует не смогла, потому что и руки, и ноги были словно тряпичные. Да и сейчас они еще порядком дрожали.
— Товар здесь, — отозвался хриплый мужской голос: его обладатель был либо сильно простужен, либо с перепоя. — Только немного другой.
— А на кой ляд мне другой? — разозлился первый. — Стоило разве из-за этой мелочовки весь огород городить? Опять облом.
«Интересно, о чем они говорят? — прислушалась я к диалогу. — Но в любом случае хорошо, что товар здесь. Глядишь — не пристукнут сразу».
Кажется, я потихоньку возвращалась к жизни, потому что начинала соображать: ага, значит, тот нерусский, который прорвался все-таки в купе, вез с собой что-то, что этим сейчас нужно. Или, наоборот, другое? Явно наркотики. Или еще что-то? Бр-р-р, меня определенно стукнули слишком сильно. Как бы вообще не начался ранний склероз!
— Баб стали посылать, — прохрипел голос за стенкой. — Что-то новенькое.
— А чего? Так даже лучше, — возразил ему второй тонким неприятным голосом. — Сроду не подумаешь. Хитрецы. Во всем хитрят, сволочи. Думают, мы тут вообще самые последние идиоты собрались, что ничего не понимаем.
— Русских баб, — с тоской прибавил хрипатый. — Заметь: молодых русских баб. Своих, черномазых-то, берегут, а наших, значит, можно. Везде можно — и в бордели американские, и в пустыни.
— Да ты чего такой сегодня? — удивился собеседник. — Не о том думаешь. Ты лучше скажи, что с королем делать, а потом про баб можно будет говорить.
— А сильно я ей по голове засандалил, девчонке-то, — помолчав, сказал хрипатый. — И как только жива осталась?
— Ничего, женский пол — живучий, — засмеялся его товарищ. — Не то что мы. Как ты думаешь, может, нам Ваську теперь лучше кинуть?
— Не надо. Жалко. Все же старался…
— Тебе, я вижу, всех сегодня жалко, это не к добру, — заметил писклявый.
Послышались шаги. На всякий случай я прикрыла глаза, но когда кто-то затряс меня за плечо, решила спящей больше не притворяться, а преспокойно уставилась на моих похитителей.
Два мужика были настолько не похожи друг на друга, что казались представителями разных цивилизаций.
Один был земной, дремучий и огромный, весь покрытый черными густыми волосами. Второй — маленький, с большим блестящим черепом, на котором не было ни единого волоска, и длинным носиком-хоботком на гладком розовом лице.
— Жива, что ли? — прохрипел дремучий.
Маленький, которого я про себя назвала «инопланетянином», смотрел на меня, скептически поджав губы.
— Чего молчишь, когда я спрашиваю. Немая, что ли? — продолжал допытываться хрипатый.
Я подумала, что в этой ситуации хорошо было бы мне и правда побыть немой. Ведь я же совершенно ничего не понимаю, что происходит, и в любой момент могу что угодно брякнуть невпопад. Уж лучше, пожалуй, молчать.
Поэтому я приложила палец к губам, изображая рот, закрытый на замок, и закивала головой: мол, правильно догадались, немая я, ребята, тут уж ничего не поделаешь.
— Вот бред, она еще и увечная, — поразился жалостливый хрипатый и сказал: — Чего мы с ней делать будем? Есть-то хочешь?
— Какое есть? Ты лучше скажи, что с королем? — злобно сверкнул в мою сторону глазками лысый.
А я подумала: «Какой еще король? Про что они все толкуют?»
Уж если я теперь немая, то нужно стать заодно и глухой. Пусть они при мне спокойно треплются. И на вопросы отвечать не надо. Может, я постепенно хоть что-нибудь пойму, а тогда уж ясно будет, как вести себя дальше?
Поэтому я улыбнулась придурковатой улыбкой, пожала плечами и показала себе на уши, давая знать, что не понимаю, о чем он говорит.
Кроме того, есть, честно говоря, мне совсем не хотелось — во рту после подозрительного чая остался привкус, как будто я железку пососала или облизала весь вагон с внешней стороны.
— Черт! Ну это вообще! — отчего-то расстроился бородач. — Она же глухонемая, слышь?
— Вот работают! — оглядел меня с прищуром лысый. — Ясное дело, что с такой возьмешь? Только одно. Идеальная женщина. Сама ничего не говорит, не слышит, ничего не соображает и делает только то, что ей скажут. И в деле, и в койке. Учись, как надо.
Была бы моя воля, я бы показала сейчас «инопланетянину» идеальную женщину.
Но я сдержалась.
Рисковать было нельзя. Нужно было сначала понять, что происходит, а потом уже начинать действовать.
Я огляделась вокруг. Мы находились в странном, очень даже странном месте. Назвать жилым помещением эту комнатенку было никак нельзя, хотя в углу стояли топчан, на котором я лежала, какой-то кривобокий стол и деревянная табуретка. В комнате царило дикое запустение. Но самое главное — запах! Я могла поклясться чем угодно, что это был не запах человеческого жилья. В атмосфере дома было что-то звериное, опасное. Мне даже показалось, что возле стола пробежала зеленая ящерица.
Мужики снова заговорили между собой, и я напряглась, чтобы понять, о чем они вели речь. Но, вообще-то, мне казалось, что они просто-напросто бредили или я сама снова заснула под влиянием долгоиграющего зелья.
Потому что теперь они громко говорили о тридцати восьми мертвых черепахах. Я даже подумала: а может быть, они имели в виду тридцать восемь попугаев? Но нет — своим тонким голоском лысый обвинял хрипатого в смерти тридцати восьми красноногих черепах, а тот лишь слабо оправдывался в ответ.
Господи, да что же мне такое намешали в чай? Почему у черепах красные ноги?
Кроме того, лысый повторял какие-то загадочные слова, похожие на заклинания: Доносо-Барроса, Доносо-Барроса, Доносо… И это еще больше делало его похожим на инопланетное существо.
— И все же, ведь мы тогда не могли ничего перепутать, так? — нахмурился лысый, поглядев в мою сторону. — Куда мог подеваться король? Нам передали совершенно точно: клиент должен ехать в пятом вагоне на месте номер двадцать пять с королем. Так? Все как обычно. Если вдруг сорвется — связь железно через три дня. Но прислали снова какую-то мелочь. На фиг нам эти тараканы?
— Да ладно ты, пригодятся, и это неплохо, — пытался утихомирить маленького вздорного товарища хрипатый. — Ты уже посчитал, сколько в сумочке ребяток?
— Ну, конечно! — разозлился отчего-то лысый. — Сам считай, если ты такой умный. Ахмед придет и сосчитает, когда с девкой будет расплачиваться.
В углу комнаты стоял большой ящик, накрытый какой-то тряпкой, который я сначала не заметила. Хрипатый подошел, отдернул покрывало… и я еле-еле сдержалась, чтобы громко не заорать — там кишмя кишели змеи. Это был самодельный, очень грубо сделанный террариум. Ужас! Зрелище было поистине жутким.
Все ясно — мои похитители, похоже, были торговцами всяческой экзотической живностью, на которую в наше время появился особый спрос. Интересно, знала ли Ксюша, что именно в ее вагоне приладились перевозить различных гадов? И какое отношение Погорельцев имеет к этим делишкам?
Только теперь мне стало понятно, почему вокруг лежали пучки какой-то травы, коряги, прутья — ведь эту живность, прежде чем перепродать, нужно было худо-бедно как-то содержать! А то ведь всех и переморить недолго, как тридцать восемь черепашек.
В комнату тихими шагами вошел мужчина с восточными чертами лица, которое выглядело совершенно непроницаемым.
— Ну что, Ахмед, пересчитывай! — сказал ему лысый, который, по всей видимости, был за главного. — Принимай товар.
Ахмед кивнул, пододвинул к себе клеенчатую сумку квадратной формы — внутри нее явно была запрятана коробка.
Хрипатый с готовностью поставил возле ног Ахмеда какой-то ящик из оргстекла, и Ахмед с чувством собственного достоинства, как лорд, натянул на руку одну перчатку, затем вытащил из сумки коробку, а из нее большого скорпиона.
Если бы я не должна была быть немой как рыба, я бы наверняка ахнула, потому что впервые видела скорпиона так близко.
Но сейчас его можно было рассмотреть во всех подробностях — членистый гибкий хвост, крепкие клешни, глазки, усики… Меня прямо передернуло от отвращения!
А Ахмед, наоборот, удовлетворенно улыбнулся, перевернул скорпиона брюхом кверху и близко поднес это страшилище с шевелящимися лапками к своему лицу.
— Норма! — подсказал хрипатый.
Но Ахмед подробно, со всех сторон, осмотрел насекомое и только потом опустил его на дно пластикового ящика.
Так же молча осматривал он каждого скорпиона, вынимая одного за другим из коробки, после чего одних перекладывал к себе, а других швырял обратно в сумку.
Два скорпиончика оказались вовсе «не кондиционными», и Ахмед, не меняя выражения своего по-восточному невозмутимого, словно нарисованного лица, бросил их на деревянный пол и с хрустом раздавил, демонстрируя, что его в этом вопросе обдурить невозможно.
Черт побери, что за мерзкий был звук!
Потом Ахмед положил на стол деньги, взял ящик самых отборных страшилищ и спокойно удалился прочь.
В другой обстановке я спросила бы: «Ребята, кому же такая пакость нужна в таком количестве?», но сейчас я только молчала, сжав зубы.
В ушах у меня по-прежнему стоял хруст панциря, раздавленного каблуком ботинка Ахмеда.
— Мне говорили — один наш тараканчик недавно мышь на спор завалил, большие бабки разыгрывались, — сказал хрипатый, когда Ахмед вышел. — И когда уж эти новые русские и нерусские наиграются!
— Молчи уж, и так дела паршиво идут, а тут ты еще под руку каркаешь! Им всем крокодилов подавай да игуан. Черепахи на рынке еще кое-как идут, да и то вяло, сам знаешь, — сквозь зубы проскрипел лысый.
На столе передо мной лежало несколько зеленых бумажек — доллары. Верхняя купюра была сотенная.
Однако ядовитые букашки стоили не так уж дешево. Интересно было бы посчитать.
Однако уже в следующую минуту в нашу более чем странную хибарку забежал парень, который выглядел так, как будто его драли на куски бешеные собаки.
— Все! Баста! — закричал с порога паренек. — Чтобы я еще хоть раз так подставлялся? Да ни в жисть! Гоните деньги, а не то…
— Кончай, Васек, не буянь, — остановил его лысый — Вот тебе, как обещали! Что тебе, колхозного трактора, что ли, жалко? Ну, скосил под дурачка, зато смотри какую денежку заработал…
И лысый с хитрым видом покрутил перед носом Васька купюрами — как я успела заметить, это были уже рубли.
— Вообще-то, проблемы у нас возникли серьезные, — с озабоченным видом проговорил лысый. — Можно сказать, что отлаженная система поставок полностью развалилась. Наши отказались останавливаться на этом километре. Говорят, это стало подозрительно и опасно. Особенно с тех пор, как пропал тот мужик. Только поэтому мы к тебе и обратились.
— Не можем же мы всякий раз на рельсы трактор загонять? Да столько тракторов не напасешься! — вскричал Васек. — Там всего на селе три осталось, да и те вот-вот сами развалятся! Мне отец сказал, что последний раз глаза закрывает на такое дело, сейчас как-нибудь спишет, а уж потом и не знаю…
— А потом и не надо, — сказал лысый. — Придется менять всю систему. Ничего не попишешь.
— А чего это вы мне денег так мало дали? — быстро пересчитал Васек бумажки в руке. — Мы по-другому договаривались.
— Хватит, — махнул рукой лысый.
— А я говорю — мало! — вскричал Васек. — Вон сколько недоплатил!
— Так ведь и товар пришел другой! Если бы король был — это один расклад. А на тараканах больших денег не сделаешь! Ведь как было сказано — если вдруг все сорвется, повтор через три дня…
— А мне плевать, что у вас там — тараканы или пауки! Хоть куски говна! — заорал что есть мочи Васек. — Давайте столько, сколько обещали, а то я тут весь ваш змеюшник комбайном с землей сровняю!
Лысый сделал какое-то движение бровями, и его хрипатый друг набросился на тракториста и быстро скрутил ему руки за спиной. Так сказать, обезвредил.
Я тихо сидела в сторонке, стараясь сохранять на лице непонимающую улыбку и уговаривая себя, что я ничего не слышу. Как поется в какой-то старой песенке: «ничего не слышу, ничего не вижу, ничего никому не скажу».
Неплохо было бы сейчас потихоньку смыться. Так сказать, по-английски, не прощаясь. Но в разговорах этих странных, взбалмошных людей мелькало что-то, несомненно, имеющее отношение к Погорельцеву. И мне казалось: вот сейчас они скажут что-нибудь такое, что я сразу пойму, в чем дело, тут же мне откроется вся картина его исчезновения. Вот сейчас…
И потому я не двигалась с места, а сидела, как истукан, с улыбочкой переводя взгляд с одного на другого.
Про себя же я пыталась сообразить: значит, так, получается, что Васек специально загнал трактор на рельсы, чтобы поезд сделал вынужденную остановку, так как машинист или начальник поезда отказались «играть в эту игру». Но игроки явно ждали какой-то более серьезный груз, чем ядовитые «таракашки», и, похоже, потерпели фиаско. Черт знает что такое! Что-то у этих ребят не складывалось и потому они были сильно не в духе. Особенно маленький начальник со своим фосфорическим черепом.
— Пошли, в другом месте поговорим, — сказал он Васе, и хрипатый послушно затолкал тракториста в соседнюю комнату.
А я подумала: как бы тебе, Танечка, не стать свидетелем преступления. Сама знаешь, что потом бывает со случайными свидетелями!
— А мое какое дело! — закричал за стенкой лысый. — Мы предоплату сделали? Сделали! А где король? Что я теперь, из своих тебе платить должен? И что мне с тобой и с этой дурой делать прикажешь?
«Нет уж, я как-нибудь лучше сама с собой разберусь», — решила я, вставая.
Возле окна стоял стол, под которым оказался большой ящик — на дне его ползали чуть живые черепахи.
Создавалось такое ощущение, что в каждом углу кто-то шуршал, копошился, сидел, притаившись. Да и сам лысый сильно напоминал мне какое-то насекомое. Может быть, твердого клопика?
С того момента, когда мне пришлось полюбоваться на скорпионов, по телу почему-то продолжали беспрестанно ползать мурашки.
Бежать, скорее бежать! Из этого логова нужно было побыстрее выбираться.
Я подошла к окну, глядящему на лес, чтобы прикинуть, как бесшумно его открыть.
Момент был удобный — за стеной слышалась крики. Вася с лысым на повышенных тонах пытались выяснить свои финансовые отношения.
А мне пора было отсюда «делать ноги». Как говорится, погостила — и будя. Тем более про денежки на столе хозяева насекомых и прочей нечисти, видимо, в горячке забыли, и можно было их прихватить с собой.
Вдруг Вася или кто-то из спорщиков что-то горячо заговорил на незнакомом языке, а потом перешел на ломаный русский.
«Чего это они вдруг? Вот полиглоты», — подумала я рассеянно, борясь с непослушным шпингалетом.
Сейчас бы выскочить — и незаметно в лесок, в кусты.
— Он сам сказал, — повторял Вася нечто невразумительное. — Сам сказал, когда водка пил, много пил, а эту Алик усыпил, а тот сказал…
Я на мгновение замерла, прислушиваясь.
— Он сам сказал, что этот — сыщик, и я тоже подумал что-то нехорошее, когда он не соглашался. А потом парень сказал, но я вдруг ничего не помню, как было, а Крапивинск я проехал, и потом меня Алик разбудил, а уже никого нет, сумка нет, я сразу сюда бежать…
Все ясно, пришлось менять свои планы буквально на ходу.
Когда через несколько секунд в «опочивальню» ворвались мои похитители, я была уже наготове.
Не успел лысый открыть свой крикливый рот, как я схватила в руки сумку и вытряхнула ему в лицо всех — не самых отборных, но зато многочисленных — скорпионов, которые препротивно скреблись по дну.
Раздался визг почище бабьего — от такого голоса вся экзотическая нечисть запросто могла бы передохнуть! Нападающие непроизвольно отскочили в разные стороны, и этого мне хватило, чтобы пулей выскочить за дверь, пробежать через сени нашей деревянной хибарки и оказаться на улице. Боковым зрением я отметила, что в соседней комнате был уже не Вася, а тот самый прилипала из поезда, который вез, оказывается, весьма ядовитый груз. И как он посмел затащить своих скорпионов в мое купе! Ну, Костик, до тебя я тоже доберусь, если, конечно, выберусь из этой паутины живой. Впрочем, сейчас скорпиончики явно сослужили мне хорошую службу!
— Хватайте ее! — тонко закричал лысый.
— Только попробуйте! — не выдержала я и подала голос, перемахивая через плетень. — Я тебе покажу тогда идеальную женщину!
Я помнила, что с другой стороны дома из окна виднелся лес или посадки, и опрометью бросилась туда — заросли были моим спасением!
— Не стреляй, мы ее и так догоним! — услышала я за спиной голос хрипатого и поняла, что мелкий достал пистолет и наверняка целится мне в спину.
На всякий случай я начала бежать не прямо, а резкими зигзагами, чтобы он не попал в меня наверняка, если уж действительно вздумает стрелять.
Не успела я об этом подумать, как у меня над ухом просвистела первая пуля.
С этим торговцем нечистью шутки были плохи. За мной бежали трое, включая попутчика из поезда, а заросли, в которых я надеялась укрыться, оказались, как назло, хилыми посадками вдоль железной дороги, в которых невозможно было спрятаться.
Поэтому надежда оставалась только на ноги.
Я бежала так, что, казалось, подо мной сотрясается земля, но обскакать троих вооруженных преследователей все же было непросто.
А земля под ногами и правда подрагивала — приближался поезд.
Мгновенно набравшись решимости, я резко вывернула на насыпь. Сейчас в меня попасть было особенно легко, но эту минуту бандиты упустили.
Железная морда локомотива была уже совсем близко, когда я шустро, как заяц, бросилась ему наперерез и успела проскочить на другую сторону железной дороги.
Машинист дал такой оглушительный сигнал, что у меня заложило уши. На какое-то время не стало слышно ничего — ни криков преследователей, ни стрельбы. Только громкий стук колотящегося в груди сердца да железное: чу-чу-чух-чух, чу-чу-чух-чух…
Вскочив на ноги, я оглянулась вокруг, и сердце мое сжалось. Черт побери, вокруг была бесконечная равнина. На много метров и даже километров вокруг — ни деревца, ни кустика, где можно было бы укрыться. И куда же дальше бежать?
К счастью, состав оказался длинным, собранным из деревянных вагонов и платформ с песком. Но вот сейчас он все равно прогромыхает мимо, и что тогда?
Выход один — и нужно было решаться. Сначала я зажмурилась от ужаса, но потом широко раскрыла глаза и прыгнула, вцепившись на ходу обеими руками в край открытой платформы с гравием. Хорошо, что поезд слегка сбавил скорость.
Отлично получилось! Но теперь надо было как-то подтянуться на руках, а на ходу это было сделать нелегко.
«Но возможно, — приказала я себе, глядя на побелевшие пальцы. — Тоже мне, Анна Каренина! Хочешь оказаться под колесами? Не хочешь? Значит, давай!»
Еще один рывок, и мне удалось перевалить ногу за борт и плюхнуться на кучу с гравием.
Руки и ноги мелко дрожали от напряжения, но я все же нашла в себе силы высунуться и успеть прочитать цифры на придорожном столбе: «860». Так, восемьсот шестидесятый километр.
Надо же запомнить, где находится хата звериных душегубов и мучителей! Вдалеке я увидела фигурки моих преследователей, которые теперь перебежали на другую сторону насыпи и озирались по сторонам, не понимая, куда я могла исчезнуть. Потом маленький первым опомнился, припустился за составом, но было ясно, что ему поезда уже не догнать.
— Слабо, — заметила я вслух удовлетворенно.
— Ты чего говоришь? — вдруг поинтересовался кто-то у меня за спиной.
Я вскочила, словно меня ужалил скорпион. Это еще что за новости?
В углу платформы на куче тряпья лежал какой-то старичок, который глядел на меня с лучезарной улыбкой, и длинная борода его красиво развевалась на ветру.
— Ты кто? — прокричала я ошарашенно — здесь поневоле приходилось громко орать. — Вы чего здесь?
Старичок помахал мне рукой, подзывая подойти поближе.
— Как чего? Катаюсь, — засмеялся старичок мне в ухо. — Путешествую. Мне, дочка, в Тарасов надо.
— А здесь чего?
— Здесь-то? Да у меня, дочка, на билет денег нет, а вагоны опечатанные сейчас ходят, там тоже проверяют. Это тебе, дочка, не в войну, когда мы в теплушках ездили. А тут ничего, не гоняют. Едешь себе спокойненько, даже на солнышке греешься.
Ничего себе, солнышко! По платформе гулял пронизывающий ветер.
— А ты накинь фуфаечку, не стесняйся, — предложил старичок, видя, как я вся дрожу в своей тонкой водолазке, надетой прямо на голое тело. — Хорошо, что ты подсела, вместе не так скучно. Яичко хочешь? У меня, дочка, ничего другого нет. А у тебя что, тоже денежек на билет не хватает?
— Тоже, — кивнула я и тут же нащупала в кармане «скорпионьи» доллары.
Знал бы этот дедуля, какая я бедная! Впрочем, в такой обстановке его телогрейка и вареное яйцо имели куда большую ценность, чем вся моя валюта.
Я закуталась в дедовскую телогрейку и только теперь почувствовала, как устала. Да и какая разница, как добираться до Тарасова — в купейном вагоне или на этой груде щебенки в компании с хорошим человеком?
Второе было гораздо безопаснее. Только вот наш «вагон» был слишком «жестким» — острые камешки так и впивались в тело. Лишь на подстилке деда ехать было более-менее сносно, и я подсела к нему поближе.
— Сейчас многие так ездить приспособились, у кого денег нет! — прокричал мне на ухо дед. — Пешком-то долго! А так на поезде к ночи будем уже на месте…
Проехали мимо Крапивинска — это был маленький городок с деревянными домами, водонапорной башней и пустынным вокзальчиком со сломанными часами. Я боялась, что поезд сейчас остановится и начнется все сначала. Вдруг «друзья насекомых» по каким-нибудь своим каналам связи успели сообщить, что меня нужно отлавливать?
Но состав возле Крапивинска только немного сбавил ход и без остановки поехал дальше.
Мой дедуля оказался прав — примерно в час ночи мы уже добрались до Тарасова, и, как только состав остановился в каком-то тупике, мы тут же собрали свои вещички и покинули платформу.
Ну и видок у меня был после такого путешествия! Кажется, после нескольких часов, проведенных на куче щебня, смешанного с углем, я ничем не отличалась от моего спутника — бомжа дедушки Миши, который тем не менее был в превосходном настроении, даже насвистывал что-то еле слышно! Рядом с ним было как-то стыдно унывать из-за своего трубочистного вида.
— Счастливо, дочка! — сказал на прощание дедок. — Я тут прямо помолодел лет на пятьдесят.
— Вот, в подарочек, — сказала я, протягивая дедульке десятидолларовую бумажку. — Спасибо за яичко.
И не дожидаясь лишних вопросов, побыстрее нырнула в темноту, надеясь сделать вынужденную остановку по пути домой у Ксюши, по крайней мере — умыться и переодеться.
— Ты откуда такая чувырла? — всплеснула руками Ксюша, когда я предстала перед ней во всей своей угольной красе. — А ко мне этот прибегал… сынок Погорельцева, сказал, что ты тоже пропала из поезда, и еще милиционер твой, такой на лицо весь из себя интересный…
— Володька, что ли? — догадалась я сразу. — Ерунда! Никуда я не пропадала, просто была на задании. У тебя вода горячая есть? Душ бы принять.
— Есть, все есть, — засуетилась Ксюша. — Сейчас мы тебе все устроим в лучшем виде. А водочки хочешь?
— Из железяки? — спросила я, вспомнив, с чего началась наша последняя встреча. — А, давай, а то промерзла я что-то на ветру…
— На каком ветру? — удивилась Ксюша. — Так ты как, нашла нашего пропащего?
— Давай сейчас не будем о делах, что-то совсем пока сил нет, — попросила я свою троюродную сестрицу, втянувшую меня в это дело.
— Давай, и черт с ним, — мигом согласилась Ксюша.
Моя родственница действительно постаралась проявить себя в лучшем виде — наладила душ, накормила ужином, напоила водочкой и даже уговорила лечь у нее спать, приговаривая, что утро вечера мудренее. Впрочем, я не особенно сопротивлялась.
Но уже через час сильно пожалела о том, что согласилась остаться. Ксюша с сыном спокойно спали, а я все лежала и слушала за окном гудки локомотивов, шум колес, и казалось, что снова куда-то ехала, ехала и никак не могла приехать.
Это был не сон, а сплошное мучение.
«Господи, и с какой стати раньше я так любила железные дороги и поезда? — вспоминала я, ворочаясь с боку на бок. — И чего в них хорошего? Уж куда приятней летать на самолетах. А еще лучше — преспокойно плыть куда-нибудь к берегам Америки на океанском комфортабельном лайнере, чтобы в каютах были маленькие зеркальные бары, музыка, мягкая постель… И, главное, никаких тебе гудков и лязганья колес…»
— «Восьмой», вызываю «восьмого», — раздался у меня прямо под ухом голос диспетчера. — Какого черта ты где-то мотаешься?
— Да на подстанции был, — отозвался на всю ивановскую, а точнее, на всю Аткарскую улицу «восьмой». — Не ругайся…
— Да как же не ругаться? — возмутилась в диспетчерской женщина. — Смеяться мне, что ли? Здесь не только я одна…
— Слушай, а хочешь, я тебе историю расскажу, недавно было с моим сынком, — примирительно перебил «восьмой». — Ты же знаешь, он у меня в дорожной милиции работает, вечно что-нибудь такое случается.
— Ну давай, — помолчав, согласилась дежурная в диспетчерской, которая, видимо, готова была слушать любые басни, лишь бы скоротать длинную трудовую ночь. — По-быстренькому.
Я прямо-таки заскрипела зубами от злости — хоть бы у них взорвалась вся их идиотская связь, чтобы наконец-то был повод установить что-нибудь более цивилизованное. Устроить, что ли, диверсию?
— Так вот, делали они на днях шмон очередной насчет наркоты, — стал рассказывать «восьмой» — Ну, чисто для профилактики, как всегда. А мужик один отказывается чемодан открывать. Ты же знаешь, всегда такой попадается — начинает про свои права говорить и прочую муть. Мой Санька ему говорит: тогда вылезай из вагона! Мужик тот с гордым видом хватает свой чемодан и выходит, говорит, что в ООН будет жаловаться. Но ты моего Саньку знаешь: он его все равно догоняет, чемодан вытряхивает, а там… Угадай, что там было?
Над ночным городом повисла долгая пауза.
— Баба, — наконец высказалась дежурная.
— Какая еще баба? — удивился «восьмой». — Надувная, что ли?
— Ну, труп, — выдвинула предположение слушательница. — Да ладно, говори, не томи!
— Ха, ни за что не догадаешься! Там была змеюка, представляешь? Удав или еще кто. Санька говорит — сроду такой страсти не видел, в две руки толщиной. Он от неожиданности даже во весь голос заорал и чуть в штаны от страха не наложил. Змеюка — нырк и к лесу поползла, а мужик бегом за ней! Я как представил…
— Брехня, — отозвалась диспетчерская дама строгим недовольным голосом. — Ты мне мозги глупостями не забивай, не отвлекай. Говори правду: где был?
Мой сон сразу как рукой сняло. Я вскочила с кровати и начала теребить Ксюшу:
— Эй, ты что-нибудь сейчас слышала?
— А чего такое? — села она на кровати, сонно, по-детски потирая кулаками глаза. — По радио, что ли, чего передали? Снова переворот какой? Или поумирали все министры?
— Анекдот рассказали, — ответила я. — Хочешь послушать?
— Ты что, с ума сошла? — удивилась Ксюша. — Ночь же на дворе.
— Да нет. Это ты давай рассказывай, в каком именно месте Санька высадил с поезда твоего «пропащего»? И почему ты скрыла от меня самое главное?
— А ты откуда узнала? — поразилась Ксюша и вдруг захныкала: — Санька просил никому не говорить, у нас с ним отношения…
— Какие еще отношения? Финансовые?
— Наоборот, любовь до гроба. Знаешь, как трудно сейчас личную жизнь устроить? А его ведь уволить могли за то, что он мужика из поезда самовольно выгнал. Он же не знал, что тот какой-то шишка. А потом этот Погорельцев взял и вообще пропал. Прикинь, каково ему?
— Кому? — не поняла я.
— Кому-кому? Саньке. Он и так извелся весь. Боится, что, если начальство узнает, еще и посадить могут, так сказать, за превышение служебных полномочий. А то и вовсе мокрое дело пришьют.
— А он тебе не рассказывал, чего так орал там, под насыпью?
— Да нет, а что там еще?
— Собирайся, — сказала я твердо. — Теперь ты со мной вместе везде кататься будешь. Прошвырнешься на куче угля — глядишь, и врать будешь меньше. Мало тебя все же тогда Костик потрепал, голубушка.