Глава 4

Меня окружал темный лес. Где-то вдалеке, в самой чаще, был слышен детский плач. Я шла по направлению к нему — мне нужно было обязательно найти этого ребенка.

Я старалась идти быстрее, но мокрые ветки били по моему лицу. Я постоянно спотыкалась, и в темноте почти ничего не было видно. К тому же когда я почти доходила до цели, на самом деле я оказывалась в тупике, а плач оставался за спиной. Я возвращалась и начинала свой путь заново.

Вокруг меня раздавались голоса деревьев, ветви которых ломались под ветром. Под ногами, мешая моему движению, трещали сучья. Мне было страшно и хотелось домой, но нужно было найти потерявшегося и плачущего ребенка. В лесу явно был кто-то еще, невидимый и властный, мешающий моему движению. Этот странный лесной владыка приказывал мне уйти. Я слышал его зловещий шепот: «Уходи, тебе не справиться со мной».

«Я бы ушла, — отвечала я, — но сначала я найду плачущее дитя, которое ты украл и спрятал».

Он отвечал мне порывистым ветром, от которого невозможно было укрыться. Ветер швырял мне в лицо песок и сухие листья. Все было против меня, и я почувствовала, как внутри меня растет сомнение. Я переставала верить в себя. В самом деле, с чего это мне пришла в голову идея, что я такая сильная девочка, способная сражаться не только за свою, но и за чужую жизнь. Пора домой, радостно соглашались с моими сомнениями деревья, живущие собственной, странной жизнью. Пора, пора тебе домой, поддакивал ветер. В подтверждение того, как они правы, на небе показалась огромная красная луна, осветившая тропинку. Я догадалась, что, если пойти по этой тропинке, выйдешь к дому.

«Ну и хорошо, — подумала я, отчего-то обидевшись на спрятавшегося от меня в лесу ребенка. — Ну и пожалуйста. Сиди в этом лесу, раз тебе так хочется. А я пойду домой. Дома хорошо, тепло, светло и уютно«. Я уже сделала шаг к тропинке, как вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Взгляд заставил меня обернуться. Я посмотрела из-за плеча и увидела Его. Прямо передо мной, сверкая золотой гривой, стоял огромный лев.

Лев смотрел на меня странными зелеными глазами. Чьи это глаза, подумала я и вспомнила — такие же глаза были у ребенка, которого я ищу в этом чертовом лесу. Лев поднял морду к небу и издал громкий рык. Мне показалось, что этот рык здорово напугал поганый лес. Во всяком случае, там случилось нечто вроде небольшого землетрясения. Лев прорычал снова. Я увидела, что зовущая меня домой тропинка на самом-то деле ведет в болото.

«Ах гады, — подумала я, — так вы хотели от меня избавиться!» Я благодарно посмотрела на своего спасителя. Он повернулся и повел меня в глубь чащи, туда, где я опять услышала призывный, просящий помощи детский плач. Я сделала шаг.

В это время раздался треск. Треск повторялся. Лев поднял морду и зарычал. В его светло-зеленых глазах появилось отчаяние. Он начал таять в воздухе, а я провалилась в дыру. Последнее, что я помнила, — как я лечу вниз со страшной быстротой…

Треск повторялся. Я открыла глаза. Меня разбудил телефон. Я посмотрела на часы. Стрелка показывала половину третьего ночи. Вот это да. Кто мог звонить мне глубокой ночью? Сразу подумалось: Марик… Что-то случилось с Мариком. Я вскочила и подбежала к телефону. Спросонья мои движения не отличались исключительной ловкостью, и по дороге я обрушила стул. Подняв трубку, пересохшими губами прошептала:

— Алло… — Только бы это не касалось Марика. Только бы все было нормально.

Сначала мне не ответили. Молчание в трубку напрягало. Потом проклятая трубка разразилась прямо в мое ухо отвратительным хихиканьем. Такое ощущение, что собравшиеся на Лысой горе ведьмы решили порадовать меня своим вниманием.

— Козлы, — сообщила я звонившим остроумцам свое мнение о них.

После этого, посчитав свой долг вежливости завершенным, я повесила трубку. Попытка заснуть ни к чему не привела. Я могла только смотреть в потолок бессонными своими очами, пытаясь вспомнить, что за кошмар мне снился. Какой-то лев снился, это точно помню. Через образ льва удалось проникнуть дальше. Интересно, как бы истолковал мой сон дедушка Зигмунд? Символика сна была из Мариковой жизни. Лев — это нарнийский Аслан. Лес… Кстати, интересно, почему все страшное в нашем сознании обретает образы леса или болота? Наверно, в нас говорит память наших предков… Кажется, мне не удастся обрадовать человечество новым, принципиально важным открытием в области психологии снов… Именно в сон я сейчас провалюсь, а жаль… Спать времени почти не осталось.

Утро застигло меня врасплох. Лучи солнца, скользящие по моему лицу, коснувшись глаз, заставили их открыться. «Пора вставать, — подумала я. — Наверное, уже много времени». Однако я потянулась, по-кошачьи свернулась в клубок, опять вернулась в вытянутое положение — и лишь после этой незамысловатой гимнастики почувствовала себя вполне готовой к подвигам нового дня. Подвигов меня ожидало сегодня много. Сначала в мои планы входило посещение славной Клавдеи Новиковой. Все-таки нужно попробовать заставить ее пооткровенничать. Сделать это придется с помощью некоторой взяточки. Так что хорошо, что у меня в холодильнике стоит бутылочка «Столичной», оставленная благодарным клиентом месяцев пять назад. Я от сего напитка не тащусь, посему она мирно дожидалась своего часа. И вот он, час, настал. После Клавдеи надо было встретиться с Софьей Владиславовной и отцом Андреем, да и в школе не мешало бы поискать ответа. Но сначала надо встретиться с Замятиным. Ох, как же мне этого не хотелось! Видеть Замятина мне надоело за время учебы. Он и тогда производил впечатление полного идиота, а уж увлекшись «русской идеей», потерял последние остатки разума. Но деваться было некуда. Замятин был одним из местных лидеров «Русского Союза», и мое знакомство с ним могло принести пользу.

Замятин принял меня в собственном кабинете. Внешне он изменился. Во время учебы это был хилый очкарик с вечным испугом в глазах. Теперь замятинское мясистое лицо излучало спокойствие. Как будто наконец он достиг желанного берега. Желанный берег, видимо, был именно этот кабинет. На стенах висели портреты любимых замятинских вождей, среди которых я с удивлением обнаружила образ вождя всемирного пролетариата, мирно соседствующий с последним русским императором. Как у Замятина это получилось — я не поняла. Наверное, в замятинской голове все перемешалось окончательно. Как в нашем государстве. «Не все ладно в датском королевстве». Можно повесить рядом жертву и палача, вознеся обоих на пьедестал почета. Сам Замятин после настороженного приема оттаял и теперь взахлеб рассказывал, что он теперь «обер-гофмейстер». Что это такое, я не знала. И почему Ванька Замятин, чьи предки отродясь не были аристократами, вдруг стал этим непонятным «мейстером», мне вникать было некогда.

— Я к тебе по делу, — сказала я, прервав безжалостно его попытку заинтересовать меня бессмертным творением Нилуса «Протоколы сионских мудрецов».

Эти «Протоколы» я уже давным-давно прочла. А Замятин все еще застрял на их уровне. Бедняжка. Двигаться дальше было не в его манере. Он всегда отличался некоторой неповоротливостью.

— Мне нужна твоя помощь.

Он насторожился. Сначала он явно собрался было обидеться на меня за то, что я его не выслушала до конца. Но потом победили остатки здравого смысла. Он решил обидеться на меня как-нибудь в другой раз. Чего с меня возьмешь? С мозгами у меня, на замятинский взгляд, было плохо.

— Всегда рад помочь тебе, Татьяна, — ответил он, — так чем я могу служить?

Замятин явно продолжал играть в этого Мейстерзингера. Я поморщилась, но рискнула начать. Мой рассказ он выслушал, позевывая. Когда я закончила, спросил:

— Так ты считаешь, что это мы украли твоего еврейского мальчика? — в его голосе слышалась обида. Мне даже стало немного его жалко.

— Я ничего не считаю. Я пытаюсь найти его.

Он молчал и барабанил по столу пальцами. Весь его вид выражал озабоченность.

— Ну хорошо, — произнес он наконец, — я постараюсь выяснить по своим каналам. Позвони мне через день. Или зайди. — С этими словами он встал. Он все-таки обиделся. Долго же я старалась вывести его из себя!

Следующим этапом была Клавдея. Я посмотрела на часы. Они показывали десять тридцать утра. Даже Клавдея, по моим понятиям, должна уже проснуться. Я шла по пресловутой «Страханской» и думала о последней дороге Марика. Опять передо мной встал мальчишка в красной куртке. Мальчишка явно хотел мне сказать, где я должна его искать. Но кто-то ему мешал.

Если бы знать, кто это!

Подойдя к дому, в котором проживала Клавдия Новикова, я вспомнила строчки стихотворения: «Целый день стирает прачка, муж пошел за водкой. На крыльце сидит собачка с маленькой бородкой». Дом был старый, на стенах виднелись подтеки. Перед домом красовалось жалкое подобие палисадника, в котором цвел чертополох. Роль «собачки с маленькой бородкой» выполняла некая дама больших размеров, одетая в кофту без пуговиц грязного болотного оттенка и цветастое платье из давно забытого большинством народонаселения кримплена. Лицо дамы украшал фингал, поставленный с точностью снайпера прямо под левый глаз то ли ушедшим за водкой мужем, то ли Клавдеей. Впрочем, наверное, эта женщина и являлась Клавдеей. Я рискнула приблизиться. Дама оглядела меня с ног до головы и, так как моя личность ее абсолютно не заинтересовала, продолжила лузгать семечки, сплюнув несколько нетактично прямо под мои ноги шелуху. Я кашлянула. Общение со мной в планы дамы явно не входило. Однако она опять посмотрела и сурово спросила:

— Ну?

Я побоялась, что не смогу ответить с такой же обезоруживающей лаконичностью. Однако рискнула спросить, не знает ли она, как мне найти Клавдию Евдокимовну Новикову, проживающую в этом подъезде. Втайне я продолжала лелеять хрупкую надежду, что она и является искомой Клавдеей.

— А никак ее счас не найдешь, — ответила дама, — Клавдейка у нас нонче деловая. На работе она.

Явно посчитав объяснение исчерпывающим, она отвернулась.

— Когда же она вернется? — не успокоилась я.

— Скоро, — пообещала дама, — она в одиннадцать возвращается. У нее со старых времен осталось: если в одиннадцать не выпьет, ей плохо.

Я догадалась, что передо мной находится любительница бесстыжих песен Ираида, из-за которой несчастная Клавдея была вынуждена оторваться от любимого напитка. Если раскинуть мозгами, находящаяся в тот час на улице Ираида тоже вполне могла видеть Марика. Но моя надежда не оправдалась. На мой вопрос Ираида ответила, что была занята и нечего ей по сторонам смотреть. Дальнейшее молчание сообщало мне, что и со мной ей тоже особо некогда разговаривать. Мы сидели и молчали довольно долго. Ираида продолжала грызть семечки. Я тоскливо вглядывалась в конец улицы, где должна была появиться Клавдея. Замятин и его команда явно ни при чем, подумала я, все было бы слишком просто. Хотя с другой стороны — почему я должна ему верить? Вполне возможно, что он все-таки знает нечто, что не считает себя обязанным мне сообщать.

И все же вряд ли замятинцы стали бы красть ребенка. Слишком мелко для них. Они бы работали крупнее. Ладно, буду ждать его звонка.

— Вон твоя Клавдея, — оторвала меня от моих размышлений Ираида, — тащится.

Я увидела в конце улицы странное существо. Оно было начисто лишено признаков не только возраста, но и пола. На голове был намотан цветастый платок, замусоленный халат Клавдея использовала как пальто, поскольку он был надет сверху свитера и тренчиков с отвисшими коленями. Ноги были обуты в огромные мужские ботинки. Такого я не видела еще никогда.

— Клавк! — гаркнула прямо над моим ухом Ираида. — К тебе тут девка пришла. Насчет пацана.

Дальнейшие действия Клавдеи было трудно бы объяснить даже психиатру. Она отчего-то задергалась и явно собиралась сбежать. Поняв, однако, что это будет подозрительно, с важной миной подошла к нам и спросила:

— Чего ты орешь? Какого пацана? — И уже обернувшись в мою сторону: — Чего надо-то вам?

— Клавдия Евдокимовна, — начала я, — я сестра мальчика, которого вы видели последняя. Пожалуйста, расскажите мне, что именно вы видели.

Клавдея шарахнулась от меня, как черт от ладана. Даже руками замахала.

— Ничего я не видела. Я все в милиции наврала. Спьяну чего не придумаешь? — с этими словами она постаралась смыться. Быстрыми семенящими шажками она вошла в подъезд и захлопнула дверь прямо перед моим носом.

— Вот сука какая! — осуждающе молвила Ираида. — Шантажница вонючая! Она ить тебе теперь дверь ни за какие деньжищи не откроет. А пацана она видела, сучара. Только говорить не хочет.

Я махнула рукой. Надо было все-таки попытаться наладить с Клавдией Новиковой контакт. Я вошла в омерзительно пахнущий подъезд и позвонила в новиковскую дверь. Сначала мне не открывали. Потом дверь дрогнула. В щелочке показался остренький Клавдеин носик.

— Клавдия Евдокимовна, — попросила я почти заискивающе, — я знаю, что вы отказались от своих показаний в милиции. Но я не милиционер. Я сестра Марика. Пожалуйста, помогите нам. Я заплачу вам. Честное слово.

Я достала из сумки бутылку. Глаза Клавдеи на мгновение зажглись искрою разума. Она смотрела то на меня, то на бутылку тем странно-хитрым взглядом, который свойственен слабоумным детям или людям с психическими отклонениями. Клавдея явно обдумывала, как ей завладеть бутылкой с наименьшими потерями. А бутылочку мою ей страшно хотелось. То ли ее сильно напугали, то ли там было повыгоднее, но у меня ничего не вышло.

— Ничего я не знаю, — решила она не связываться со мной, — оставьте меня в покое. — С этими словами дверь закрылась, пряча Клавдию от моих глаз.

Оставаться было бессмысленно. Я вышла во двор. Ираида, почувствовавшая бутылку с безошибочностью пойнтера, дружелюбно поинтересовалась:

— Ну чо? Заперлась и не открывает?

Я кивнула и присела рядом. Честно говоря, я безумно надеялась разговорить Клавдию. Основной упор я ставила именно на ее показания. И такой облом!

— Она ж теперь у нас важная, — протянула насмешливо Ираида, — ее недавно на «мерине» привезли…

Я подскочила. На «мерине»? Вот это да… Уж не на том ли самом, который Клавдея увидела в этом дворе два дня назад?

— Пожалуйста, — взмолилась я, — не могли бы вы вспомнить, какого он был цвета. — Ираида искренне старалась мне помочь. Она даже наморщила лоб. Но вспомнить ей не удалось. Однако она заставила меня еще раз подпрыгнуть, когда сообщила:

— Клавка ж их поначалу решила шантажировать. Где-то она этих мужиков увидала. Пришла радостная и говорит: «Ну, Ирка, я таперича деньгами засыплюсь. Этот пацан, Ирка, золотой. Беды знать не буду». А на следующий день ее и привезли. Ну, на «мерине», — пояснила она в ответ на мое недоумение. — Она теперь у них и работает. С шантажом-то ее обломали.

Больше Ираида ничего не знала. Я выдала ей честно заработанную бутылку. От благодарности сия достойнейшая женщина прослезилась и пообещала мне помогать, даже попробовать еще чего-нибудь из Клавки вытянуть.

Она даже не подозревала, как полезна мне оказалась. Теперь я знала, что Клавдия Новикова связана с киднепперами. Значит, через нее можно на них выйти. И — найти Марика!

Взглянув на часы, я увидела, что у меня, оказывается, еще есть время на чашечку кофе. Экая роскошь… Просто дар от Господа…

Я заехала домой, и, стоило мне поставить чайник, раздался телефонный звонок.

«Нет мне покоя даже в собственном домашнем уюте», — подумала я с тоской. Ладно, деваться-то все равно некуда. Я подняла трубку.

— Алло, я вас слушаю.

— Таня? — я узнала замятинский голос.

— Да, — говорить с ним мне не очень хотелось — а вдруг он звонит, дабы пересказать мне в очередной раз восьмую главу своих любимых «Протоколов»? Слушать эту мрачную околесицу у меня не было сил.

— Я навел справки, Таня. Даже у наших экстремистов, как вы их там называете…

— Вань, — устало сказала я, — я вас никак не называю… И, если честно, я не понимаю, чего ты так обиделся. Вы симпатичные ребята, только Нилуса вашего я не буду читать. Он пишет скучно.

— Я не об этом, — кажется, Ванька волновался. — Тань, ты что-нибудь слышала о поклонниках-саммаэлитах?

— Чего?

Ни о каких саммаэлитах я не слышала. Но их существование меня не поразило. Нисколько. Есть же прерафаэлиты, может, это тоже художники такие?

— Так вот, думаю, тебе надо искать там.

— А что это за такие «непонятно-кто-там-элиты»?

— Секта. Отросток сатанистов. Опасны. Я про них почти ничего, Тань, не знаю. Просто мне сейчас сказали, что они перед полнолунием приносят в жертву иудейских детей. Иногда и наших тоже. У них это называется «зажечь семь свечей в честь великого Саммаэля»…

— Господи, бред какой, — устало вздохнула я, — это ж из области Хичкока.

— Такова сейчас планида у Руси, — сообщил Замятин, довольный возможностью пофилософствовать на любимую тему, — пока не изыдут с земли нашей бесовские полчища, всем нужно пережить время черной мессы бесовства…

Я положила трубку рядом с телефоном и сходила за кофе. Когда я вернулась, он еще продолжал рассказывать мне про суровые времена, когда по российской земле будут шастать брахманы и раввины, собирая рать в помощь бесам, и как потом Россия воспрянет, и немалая в том заслуга будет его, Замятина. Правда, в знак поощрения мне за внимательное выслушивание его теории я войду в число ратников российских. Ну, это, конечно, не обер-фрейлина его гофмейстерского благородия, но тоже красиво.

Я положила трубку и задумалась. Мало мне разных непонятностей в этом мире, еще и какие-то саммаэлиты навалились толпой…

И это я откинуть не могла. Сквозь замятинский бред проскальзывали зернышки полезной информации.