Глава 11
— Господи, какие же вы были дураки, что не взяли меня в актрисы! — бросила я, с восхищением оглядывая результат моих праведных трудов. Ну, кто бы заподозрил, что эта пожилая дама в зеркале имеет ко мне отношение?
Я присмотрелась. Нет, конечно, что-то общее со мной в ней было. Как, скажем, у моей бабушки с ее единственной внучкой.
Леди получилась вполне изящная и интеллигентная. На мой критический взгляд, даже излишне интеллигентная.
«Народ не поймет», — решила я. Впрочем, мне эта дамочка нравилась. Не хватало только большого розового шарфика на шею. Я немедленно восполнила этот пробел.
— Какая я сегодня трагическая! — патетически воскликнула я, заматывая шарф, как Айседора Дункан. Нет, эта Иванова потрясающая женщина! Все она может, все она умеет…
— И пусть только найдется наглец, который осмелится это оспаривать, — объявила я самой себе.
Передо мной стояло самое лучшее из моих творений.
— Ах, какое блаженство знать, что ты — совершенство! — пропела я и показала зеркалу язык.
Теперь можно отправляться на сеанс прощания. Все остальное увидим потом…
Я выпорхнула из дома, вполне рассчитывая на сегодняшний успех. Главное, Танечка, не забывай о походке. Все-таки тебе идет восьмой десяток…
* * *
Преимущества старшего возраста я ощутила сразу. Поскольку пожилая дама за рулем машины выглядела бы в этих краях иностранкой, я была вынуждена воспользоваться транспортом средней паршивости. Если учесть, что до кладбища придется пилить довольно долго, я даже расстроилась. «Впрочем, мне же уступят место», — наивно подумала я, загружая свое немощное тело в переполненный автобус.
Граждане, которым посчастливилось заиметь места, оглядели меня с явным неодобрением. Часть из них, относящаяся к здоровым молодцам, предпочла тут же уткнуться в заоконные пейзажи, а вторая часть начала кряхтеть и извиваться, закатывая глаза, из чего я сделала вывод, что все они неизлечимо больны некой страшной болезнью. Ну и ладно. Придется мне побыть здоровой старушкой, полной жизненной энергии. Не входить же в конфликт с обществом из-за мелких неудобств?
Поэтому я прошла в конец автобуса — вернее, протолкалась, удивляя пассажиров непомерной для преклонного возраста резвостью, и, поправив свой розовый бант и пробормотав, что «сегодня я такая трагическая», чем заставила отшатнуться стоящего рядом гражданина в очках, я устало облокотилась на поручень.
— Вы попросите, может, вам уступят место? — опасливо посоветовал гражданин.
— Да ладно, — беспечно отозвалась я, — мне и здесь хорошо. Кстати, знаете, почему у большинства людей короткие ноги?
— Нет.
— Потому что они сидят больше, чем стоят, — авторитетно заявила я, оставаясь в образе.
Он захихикал.
— Вам далеко?
— На кладбище, — объявила я.
— И мне туда же…
Он вздохнул. С такой грустью, что мне показалось, будто мы с ним едем на кладбище, чтобы поселиться там навсегда.
— Друга убили. Детства. Сегодня хоронят.
Я насторожилась.
— Какое несчастье! — искренне воскликнула я. — Он что же, был бандитом?
— Нет, что вы… Милейший парень. Картины рисовал. Говорят, что это чеченцы.
— Да что вы! — всплеснула я руками. — Он с ними боролся?
— Наоборот, — хмыкнул мужчина. Но, сообразив, что слишком разговорчив с незнакомым человеком, постарался прекратить разговор.
— Знаете, о мертвых ведь плохо не говорят!
— Да, это, пожалуй, их единственное преимущество, — согласилась я.
Он рассмеялся.
— У вас, однако, склонность к черному юмору…
Я уже хотела ответить, какой он представляет себе юмор, чтобы тот лучше черного подходил к посещению кладбищ, но вовремя спохватилась. Все-таки подобные словесные упражнения не к лицу пожилой интеллигентной даме.
Однако наше знакомство могло оказаться чрезвычайно полезным. И я скромно улыбнулась. Надо продолжать беседу.
— Жаль вашего друга… У него ведь, наверное, осталась семья?
— Да, осталась, — насупился он. — Но за семью беспокоиться нечего. Он оставил им неплохое наследство. Думаю, что им хватит этого надолго. Вот только с завещанием вышла незадача. Никак не могут его найти… Поэтому пока все висит в воздухе.
— А что, есть еще наследники? — поинтересовалась я.
— Есть, конечно… Наша партия. Он же был лидером Партии трудового народа. А Людмила — это его жена, — конечно, землю носом роет, чтобы найти это завещание.
Ну, Танечка… Не показывай виду, что тебе все это безумно интересно…
Ай да Халивин! Значит, есть еще некое завещание, по которому все отписано Людмиле. Или партии. Партия — это как любимая женщина. Все для нее и после твоей смерти.
Поистине — навороты в этом деле напоминали виражи на горной дороге. Отправляешься за кетчупом — бац, тебя похищают. Ищешь дискетку — находишь труп. А тут еще и завещание какое-то…
Я погрузилась в свои мысли.
— Мы подъезжаем, — осторожно, чтобы я не рассыпалась, тронул меня за локоть мой спутник.
— Спасибо, — поблагодарила я его. Знал бы гражданин, как вовремя он оказался со мною рядом… И дело было вовсе не в том, что он подал мне руку при выходе из автобуса.
Благодаря его наводке в моей голове начала проясняться картина, и из разрозненных кусков сложилось что-то более-менее пристойное и понятное.
Ах, вот уж поистине — люди гибнут за металл, и сатана там правит бал!
* * *
Кладбище — место унылое, но спокойное. Я заняла свой наблюдательный пункт возле могилки неведомой мне Аллы Тягуновой, с искренним интересом изучая группу людей, собравшуюся невдалеке.
Людмилу я приметила сразу. Одетая в черное, она не плакала, а как бы продолжала заниматься своей страшной, бессмысленной уборкой. Ее губы шевелились, а глаза были почти безумны. Она смотрела в одну точку, как будто видела там летящего ангела с картины Халивина, причем я бы нисколько не удивилась, если бы он действительно появился рядом и опустился на какой-нибудь мраморный крест, лениво наблюдая за происходящим.
Кстати, уборка… Что-то мелькнуло в моей голове. Так ли уж были бессмысленны Людмилины поиски? Или она искала то самое завещание? Причем, судя по ее теперешнему озабоченному виду, найти его ей не удалось.
Алла Тягунова задумчиво смотрела на меня с надгробной плиты, и я чувствовала себя здесь непрошеной гостьей. Надеюсь, что мое вторжение на ее территорию не послужит причиной ночного ответного визита.
Чтобы как-то оправдать свое присутствие на ее могиле, я поправила цветы и подергала травку. Тем более что никто сюда не ходил — все было довольно запущенным и заброшенным. Украдкой я продолжала наблюдать за прощающимися с Халивиным.
* * *
Все происходило как в старом кинофильме. Говорили прощальные речи, потрясали кулаками и клялись отомстить — только разве что весь антураж был немного более богатым. Во всяком случае, особы, приближенные к покойнику, были прекрасно одеты.
Ирина выделялась каменным лицом и выпрямленной спиной. Как будто несчастный Халивин оскорбил ее лично, позволив себя убить. Она нервно оглядывалась вокруг, как будто пытаясь отыскать кого-то. Я надеялась, что ищет она не меня.
Стас стоял, опустив голову, в некотором отдалении. Ему эта трагикомедия явно была не по душе. Легкий укол в сердце заставил меня все-таки вспомнить, что он входит в число подозреваемых, и не стоит поэтому проникаться к нему излишней жалостью. Впрочем, я уже прониклась ею, так же, как чем-то другим, более приятным, чем жалость, и, насколько я себя знала, бороться с этим было бесполезно. Как поет Гребенщиков: «Не стой на пути у высоких чувств…»
Я еле сдержалась, чтобы не помахать ему рукой, когда он поднял голову и пристально посмотрел в мою сторону. Вот была бы комедия — сама себя обнаружила. Стоит старушка в засаде и машет ручкой молодому человеку…
Дальше следовал Федор, который вообще отсутствовал в этом измерении, размышляя о чем-то своем, причем я на сто процентов была уверена, что думает он над смыслом жизни.
И уж кто не был озабочен поисками оного — так это обладатель приземистой фигуры. Гад, разбросавший мои интимные вещи по комнате. Проклятый фетишист… Сердце мое переполнилось гневом при виде хитрого прищура его узких и светлых глазок.
— Ах, стервец! — пробормотала я сквозь зубы.
Мои кулаки непроизвольно сжались. Честное слово, он напрашивался. Раз уж тебе приспичило выбрать меня на роль классового врага, милый мой, держись! — пообещала я ему.
Он перекинулся парой фраз с Ириной и направился к выходу с кладбища. Я продолжала следить за церемонией прощания. Траурным соловьем заливался один из соратников безвременно ушедшего от них вождя. Томительно долго тянулись минуты. Вдруг кто-то дотронулся до моей руки. Я вздрогнула. Почему-то возникли мысли о Алле Тягуновой, которая вышла из могилы поболтать со мной. Правильно, ей же там скучно. А тут пришла такая милая пожилая Иванова.
Я обернулась.
Стас осмотрел меня с ног до головы и искренне огорчил словами:
— Зачем тебе этот маскарад, Танечка?
* * *
Конечно, можно было сделать вид, что я не понимаю, о чем он говорит. А можно было вообще произнести: «Извините, я плохо понимайт по-русски…»
Только все это было бы глупо. Так что вся моя тщательная маскировка под старушку пошла прахом. Может быть, у него какое-то особенное чутье? Может, он тайный биоэнергетик? Прощупал меня, вычислил и, уловив мою трепещущую ауру, бросился к этой могиле на крыльях любви?
Я огорченно вздохнула.
— Надо, — лаконично объяснила я свои попытки преображения в другое существо.
— Понятно, — удивил он меня.
— И что тебе понятно?
— Ты не хочешь, чтобы тебя заметили Леша и Ирина, — пожал он плечами.
— Какой догадливый мальчик, — съязвила я. — С такой сметкой можно самому работать сыщиком.
— Ой, нет уж. Тогда мне тоже придется переодеваться в старушку.
— Можно в старичка, — разрешила я.
— Знаешь, если честно, лучше я буду возиться с компьютерами. Они мне понятнее, чем люди…
— Тогда не мешай мне заниматься моим делом. А то сейчас мы привлечем внимание кое-каких особ.
Группа провожающих возле могилы Халивина изрядно поредела. Не было там ни Ирины, ни Людмилы Сергеевны, ни — что уж совсем непонятно — Федора. Все тихо скрылись. Просто какие-то заговорщики! Причем отвлек меня от слежки именно член их компании.
— И где же они все?
Мой вопрос повис в воздухе. Стас начал оглядываться, потом шепотом спросил:
— Кто?
— Твоя мамочка. Ирина. Твой брат. Куда они отчалили дружным строем?
Я чувствовала себя полной идиоткой. Почему они не дослушали оратора? Не скрою, он слишком затянул свое выступление. И речь у него не самая интересная. Но все-таки нужно соблюдать приличия…
Стас опять оглянулся, и на его лице тоже появилось недоумение.
— И правда, — протянул он. — Куда же они подевались?
— Только не надо изображать Коровьева, — заметила я. — Может, у вас семейный клан. Семейка Корлеоне.
— Может быть, и так, — задумчиво согласился он. — Только вот куда они исчезли, я действительно не понимаю…
— Тогда надо идти их искать, — решила я. — Кстати, как ты меня все-таки узнал?
— Ты задумчиво ковыряла в носу, — сообщил он с милой улыбочкой. — Понимаешь, только ты можешь так изящно ковырять в носу, когда задумаешься…
Ах, вот как… Он решил надо мной поиздеваться! Конечно, я могла ответить ему в том же тоне. Но мне было не до шуточек.
— Не ври, — строго заметила я. — Сейчас нам надо быть серьезными…
— О, только не это, — простонал он. — Когда я становлюсь серьезным, я заболеваю. У меня сразу начинается депрессия. И к тому же — если мы будем серьезными, мы наделаем глупостей…
— Каких же это? — поинтересовалась я.
— Сама знаешь — каких…
Его взгляд был многозначительным. Я хмыкнула:
— Ну уж нет. Во-первых, я принципиально не занимаюсь этим на могилах, а во-вторых, проявляй все-таки должное уважение к моим сединам, дорогой. Даже если они поддельные…
Фу, Таня… У тебя получилось, что ты вроде бы и не против, но не сейчас и не в этом месте… Дай бог, чтобы он не понял, почему я решила раскраснеться от смущения. Но Стас все прекрасно понял, и на его лице появилась довольная улыбка Чеширского Кота, объевшегося сливками.
— И вообще, — буркнула я, крайне недовольная собой, — сейчас есть дела поважнее… Тебе не кажется?
— Важнее любви нет ничего, — назидательно изрек он, но, осознав, что спорить со мной бесполезно, печально вздохнул.
— Ладно, пойдем на поиски моих странных родственников. Может быть, нам повезет и мы найдем их.
* * *
Мы шли достаточно быстро.
— Бабушка, вы не устали от непосильного напряжения? — спросил меня Стас.
— Нет, я устала от твоих насмешек над моим неудавшимся образом, — ответила я.
— Да ладно, не переживай. Образ пожилой дамы тебе вполне удался. Просто я слишком хорошо запомнил твои глаза.
На этот раз его взгляд был серьезным.
Я промолчала. Мы уже обшарили почти все кладбище, но никого не нашли.
— Да уж, создается ощущение, что их похитили живые мертвецы, — сказала я, тормозя прямо перед концом ограды, за которой был овраг. Такой песчаный карьер, похожий на американский каньон. В детстве таких каньонов в нашем районе было достаточно, чтобы позволить себе игры в индейцев и ковбоев.
Я с интересом посмотрела на его склон, живо напомнивший мне мои вечные ссадины на коленках. Стас тоже смотрел туда, но как-то напряженно. То, что он там видел, ему не нравилось.
— Что с тобой? — спросила я.
Он не ответил, только показал жестом руки на самое дно. Я присмотрелась.
Слабый крик сорвался с моих губ прежде, чем я успела его заглушить.
Там, на дне карьера, нелепо раскинув руки, лежала фигура. Шея была неестественно вывернута, а руки вцепились в песок в тщетной надежде удержаться в этом мире.
Фигура эта была мне знакома. Человек, который следил за нами. Человек, который украл дискету. Человек, который устроил беспорядок в моей квартире, пытаясь там найти нечто, мне неведомое.
— Леша… — пробормотала я и отвернулась, понимая, что, если я этого не сделаю, меня стошнит.
