Глава 4
Кабан представил меня одному из своих подручных, который отзывался на имя Савелий. Было это действительно его имя или кличка, я так и не разобралась. По должности числился он кем-то вроде начальника службы внутренней безопасности и был правой рукой Кабана.
Савелию при мне было велено оказывать розыскам всяческое содействие. Что говорилось в мое отсутствие, я могла только догадываться, но, судя по тому, что за Троицким была организована слежка, вполне возможно, что подобная превентивная мера будет применена и ко мне.
Для начала я потребовала машину, чтобы вернуться домой.
Без возражений был предоставлен тот же «БМВ», на котором меня привезли сюда. Подозвав кивком головы Троицкого, я направилась к машине, по дороге объяснив ему, что мы едем ко мне, где и поговорим по душам.
Я заняла место рядом с тем же водителем, приказав ему:
— Домой.
На этот раз никакого удивления он не выказал.
* * *
Едва я захлопнула за собой дверь своей квартиры, как тут же выложила Троицкому все претензии, которые прямо распирали меня в машине по дороге домой.
— Как вы посмели подставить меня этому монстру? Я ведь не давала вам согласия!
— Поймите меня, — оправдывался он, — они следили за мной и увидели вас. Кабан вызвал меня к себе и прямо спросил, кто вы такая. Не мог же я сказать, что вы моя, например, любовница.
— Этого только не хватало.
— Вот видите. Кроме того, он потребовал отчитаться, что я сделал для розыска. А что я мог сказать? Ничего не сделал? Вы же видели, он псих самый натуральный. Он мог убить меня на месте.
— И поделом вам, зачем вы с ним связались? Насколько я поняла, это ведь была ваша инициатива?
— Бес попутал. Я уже раскаялся сто раз.
— А уж как я раскаялась, что с вами связалась, вы себе представить не можете.
— Могу, — обиженно буркнул незадачливый кандидат искусствоведения.
Мы оба замолчали, утомленные перепалкой и предшествующими событиями.
История, в которую я с таким блеском влипла, была столь же диковинна, сколь и опасна. Прежде чем решать, как из нее выпутываться, следовало, по крайней мере, изучить и проанализировать доступную на данный момент информацию. Собственно говоря, для этого я и пригласила к себе Троицкого, а вовсе не за тем, чтобы осыпать его бессмысленными упреками. Но ведь сердцу не прикажешь.
— Ну хорошо, — смягчилась я, — давайте, Лев Владимирович, рассказывайте все, что вам об этом деле известно. Причем старайтесь не пропускать деталей, даже если лично вам они будут казаться несущественными.
— А кофе сварите?
Тут наши желания полностью совпали.
— Сварю с удовольствием. Только сначала покажите мне то, что вы купили за такие большие деньги.
Из цилиндрического футляра, похожего на те, в которых студенты носят чертежи, он достал свернутую в рулон картину.
На ней была изображена молодая, похотливо улыбающаяся женщина в сильно декольтированном платье. На мой взгляд, ничего особенного. Я бы вряд ли заплатила за нее полтора миллиона долларов.
— Начинайте, Лев Владимирович, — предложила я, рассматривая картину.
Лев Владимирович вздохнул, поудобнее устроился в кресле и начал свой рассказ:
— Ровно три недели тому назад, вечером, мне домой позвонил из Москвы незнакомый мужчина с каким-то очень неприятным гнусавым голосом и сообщил, что…
Тремя неделями раньше
— Вот оно! — взволнованно воскликнул Благодаров, прочитав короткую газетную информацию. — То, что надо.
С утра он гулял с собакой и только что вернулся, прихватив все утренние газеты, которые нашлись в киоске.
Он подошел к телефону и набрал номер Назарова. Трубку взял сам Олег.
— Алло.
Голос был сонный.
— Олег, привет, это я. Разбудил?
— Конечно, — зевая, подтвердил Назаров, — еще девяти нет, чего тебе, безработному, не спится?
Друзья накануне ликвидировали свое предприятие и встали на учет на бирже труда как безработные. Они собирались вернуться к челночному бизнесу, а лишние три сотни в месяц никогда никому не мешали. Это, конечно, было не совсем законно, но все их знакомые челноки поступали именно так, и они не видели причин действовать иначе. Единственное неудобство заключалось в том, что каждые две недели нужно было отмечаться на бирже, но эта проблема, как правило, легко решалась правильным составлением графика поездок. Да и ездить приятели далеко пока не собирались. В московские Лужники, или просто Лужу, и обратно.
— Ты сегодня газеты не читал, конечно?
— Конечно, нет, а что там интересного? Увеличили пособие по безработице?
— Эрмитаж обокрали.
— Ну?
— Пять картин поперли, пару очень дорогих. Где Зинаида?
— На кухне возится, завтрак готовит. Позвать?
— Не надо, скажи, чтобы на мою долю настряпала. Я сейчас приеду.
— Давай.
* * *
После завтрака все трое собрались в гостиной, где на столе уже были разложены альбомы и каталоги.
— Вот она! — взволнованно воскликнула Зинаида, показывая на цветную репродукцию картины, изображавшей черноволосую, таинственно улыбающуюся молодую женщину в красно-белом одеянии с большим декольте.
— Франс Халс, «Цыганка», масло, 90 на 120 сантиметров, точное время написания неизвестно, предположительно 1628–1630 годы, Ленинград, Эрмитаж, — прочитал Назаров аннотацию, — и сколько эта «Цыганка» может стоить?
— Сейчас попробуем найти, — пробормотал Благодаров, листая толстый каталог.
— Цены как таковой там, конечно, нет. Максимум, что можно найти в каталогах, это предполагаемая стартовая цена аукциона, — пояснила Зинаида. — Конечно, какое-то представление о стоимости каталог дает, но только самое приблизительное. В конечном итоге стоит картина столько, сколько готов заплатить покупатель.
— Ну примерно сколько, как ты думаешь? — нетерпеливо поинтересовался Назаров.
— Не знаю, я к подобным полотнам не приценивалась, но, думаю, очень много. Халс приравнивается к таким мастерам, как Рембрандт, Ван Дейк. А это очень круто.
— Ого! — раздался изумленный возглас Благодарова.
— Нашел? — возбужденно спросил Олег. — Сколько?
— Три миллиона, — прошептал Благодаров.
— Долларов? — уточнил Олег.
— Фунтов.
— Ого!
— Не попугайничай, это я сказал «ого!».
— Тут я с тобой согласен. А почем нынче фунт?
— Черт его знает, доллара полтора. Надо в «Известиях» посмотреть.
— Да ладно вам, — остудила разгорячившихся друзей практичная Зинаида, — вы будто и правда эту картину продавать собираетесь. Что делать-то будем?
— Я думаю, это как раз то, что нам нужно, — уверенно заявил восстановивший хладнокровие Благодаров. — Давай, Зинаида, срочно делай копию, а мы с Олегом собираем чемоданы и едем в Москву, согласно утвержденному плану.
* * *
Поезд прибыл в Москву в полседьмого утра. Звонить решили вечером, чтобы наверняка застать нужного человека дома. Поэтому, не теряя даром времени, компаньоны отправились в Лужу, где нагрузились товаром так, что пришлось нанимать такси, чтобы довезти его до гостиницы.
С картиной то ли выйдет, то ли нет, а жить на что-то нужно.
Устроившись в гостиницу и пообедав, зашли в видеосалон, чтобы как-то убить время. Фильм, значившийся в рекламке как эротический, был настолько глуп и неинтересен, что пришлось уйти с середины.
Оставшееся время друзья приятно провели в пивной, пожалев, что не пошли туда сразу.
Льву Владимировичу Троицкому друзья звонили по междугородному телефону-автомату, расположенному в вестибюле гостиницы «Заря».
Сами они жили в «Ярославской», но из своей звонить опасались.
Более того, чтобы изменить на всякий случай свой голос, Благодаров надел на нос предусмотрительно заготовленную и привезенную с собой бельевую прищепку. Они где-то слышали, что так поступают дикторы, подпольно озвучивающие пиратские видеофильмы. Опустив жетон в прорезь автомата, Благодаров набрал нужный номер. Вскоре в трубке раздался скрипучий голос Троицкого:
— Слушаю вас.
— Здравствуйте, — прогнусавил Благодаров, — мне нужен Лев Владимирович Троицкий.
Голос Благодарова был настолько похож на голос переводчика только что виденного фильма, что Назаров, втиснувшийся в тесную будку вместе с приятелем, захихикал, зажимая рот рукой.
— Слушаю вас, — повторил Троицкий.
Благодаров негодующе взглянул на Олега и продолжил:
— До меня дошли слухи, что вы приобретаете хорошие картины. Это правда?
— Простите, с кем имею честь?
— Неважно, если это правда, мы успеем познакомиться поближе, если нет, тогда какой смысл?
— Пусть будет так. Что вы подразумеваете под словом «хорошие»?
— Хорошие, значит, хорошие. Ценные, если другими словами. Так да или нет?
— В каком-то смысле да, но что конкретно вы желаете предложить?
— Халс вас интересует?
— Что?! Франс Халс, я не ослышался? В будке становилось душно, дверь в целях конспирации была плотно закрыта. Прищепка, мало того, что не давала дышать, еще так сильно сдавила нос, что не было мочи терпеть. Назаров продолжал сдавленно хихикать, зажимая рот рукой, только этот смех все явственней становился похожим на нервный.
Благодаров снял со своего носа прищепку и нацепил ее на назаровский. Дышать стало легче, да и смех сразу прекратился.
В трубке слышался взволнованный голос:
— Алло, алло, почему вы молчите? Алло!
Благодаров вздохнул, как ныряльщик перед погружением в воду, и зажал нос пальцами левой руки.
— Да, вы не ослышались, Франс Халс, «Цыганка». Может, слышали?
— А-а, вон оно что, — догадался Троицкий, — так это вы ее из Эрмитажа…
— Я или кто другой, какая вам разница?
— Вы опять правы. И сколько за нее хотите?
— Недорого, но срочно. Лимон.
— Простите, в каком исчислении? В долларовом?
— Нет, в цитрусовом. Чего глупости спрашивать?
— Простите, но это большие деньги.
— Да уж не маленькие. Если у вас нет, так и скажите. Будем побогаче клиента искать. На такую цену желающие найдутся. Картина-то много дороже стоит, думаете, мы не знали, что брать?
— Я не сказал «нет». Но я должен посоветоваться.
— Я же вам говорю, что дешево продаю, потому что деньги нужны срочно. Ждать мне некогда. Максимум, что я вам могу дать на размышления, это сутки.
— Этого достаточно. Как мне с вами связаться?
— Никак. Завтра в это же время я вам перезвоню.
— Договорились.
— Один нюанс. Если надумаете покупать, то стрелку забьем в Москве. В ваш гадюшник я не полезу.
— Вас понял. До завтра.
— Покеда.
Благодаров повесил трубку и вывалился из будки. Отдышавшись, он серьезно сказал Назарову:
— Завтра с утра в аптеку надо зайти.
— Это зачем?
— Купим тебе кислородную подушку. — За каким чертом?
— Будешь из нее дышать в будке, чтобы мне больше воздуху досталось.
* * *
На следующий день по дороге к гостинице «Заря» Назаров спросил Благодарова:
— А ты уверен, что Кабан откажется ехать в Москву?
— Уверен. У него был конфликт с солнцевской группировкой. И, насколько мне известно, этот конфликт еще не исчерпан. Он у нас в Тарасове-то сидит, как в осажденной крепости.
— Сам он, конечно, не поедет, но послать-то кого-нибудь может?
Благодаров отрицательно покачал головой:
— Миллион долларов даже для него крупная сумма. Наверняка у него нет столько наличными. Ему придется у кого-то занять. А кредитором может быть только человек, который имеет возможность потребовать свои деньги назад.
Никто другой с ним просто связываться не станет. Так что для Кабана потеря этих денег в какой-то степени связана с риском для жизни. Наш отказ ехать с картиной в Тарасов он однозначно воспримет как солнцевскую ловушку. Ему проще согласиться на увеличение стоимости картины взамен нашего согласия приехать в Тарасов, потому что там он рассчитывает сначала купить картину, а потом отобрать деньги. Если мы согласимся приехать, он поймет, что, во-первых, мы не солнцевские и нас можно спокойно кинуть, не опасаясь последствий, а во-вторых, картина у нас действительно есть. А последнее для нас очень важно.
— То есть мы его вынуждаем опасаться одного, а обманем совсем на другом?
— Именно так. Поэтому нужно открещиваться от поездки в Тарасов как можно натуральнее.
— А если он все-таки согласится на встречу в Москве?
— Значит, я чего-то не учел. Тогда будем думать.
Беседуя таким образом, друзья подошли к вестибюлю гостиницы «Заря».
Повторный разговор с Троицким происходил без помощи забракованной прищепки, нос Благодаров зажимал пальцами левой руки.
— Слушаю вас.
— Здравствуйте, Лев Владимирович, я по поводу картины. Какие новости? — Добрый вечер… простите, как же вас все-таки называть?
— Зовите Петром Петровичем.
— Петр Петрович, в принципе, мы готовы принять ваше предложение.
— Вот и ладушки. Вы сумеете через пару дней привезти деньги сюда? Картина при мне.
— Одну минуту, я сказал, в принципе. Но необходимо согласовать некоторые детали.
— Так я уже и начал.
— Я понимаю, но вы не с того начали. Дело в том, что ехать в Москву мы никак не можем. Придется вам приехать к нам. Я полагаю, что поездка за миллионом долларов не будет для вас чрезмерно обременительной.
— Нет, нет, — энергично загнусавил Благодаров, зажимая нос левой рукой, — мы так не договаривались. Я вам сразу сказал, что к вам ни за какие коврижки не поеду.
— Поймите, Петр Петрович, это не каприз. У моего клиента есть на то веские причины.
— И у меня они есть. Я догадываюсь, что ваш клиент там у вас вроде как первый парень на деревне. Хотите меня кинуть? Ничего не выйдет, приезжайте сюда. Здесь, в случае чего, на вас управу можно найти.
— Не нужно ни на кого искать управу. Никто не собирается вас кидать, как вы выражаетесь. Наоборот, в случае вашего согласия я уполномочен увеличить сумму вашего вознаграждения, в разумных, естественно, пределах.
— И какие же это пределы? Небось сказал, обещай ему сколько хочешь, все равно отдавать не придется.
Примерно так Кабан и заявил, тут собеседник Льва Владимировича не ошибался. Тем с большим жаром принялся разубеждать его кандидат искусствоведения.
— Уверяю вас, вы заблуждаетесь. Что скажете о прибавке в десять процентов?
— Что?! За сто тысяч я должен шкурой рисковать, имея миллионы?
— Видите ли, у нас в России такая специфика: чем больше у тебя денег, тем больше риска для шкуры. Так что это не нами придумано. Но в данном случае никакого риска. Тем более что процедуру обмена денег на картину вы назначаете сами. Я имею в виду время, место и так далее.
— Ну, не знаю. Если я и соглашусь, то не за жалкие десять процентов. — А за сколько? — оживился Троицкий, чувствуя, что лед тронулся.
— Пятьдесят процентов, и вы делаете все, что я вам скажу.
— Эта сумма превышает пределы моей компетенции, — соврал Троицкий, — но я уверен, что мне удастся убедить клиента.
— Еще бы, — согласился Благодаров, незаметно помогая собеседнику расставлять ловушки, — картина-то стоит втрое больше.
— Значит, мы договорились? — Троицкий решил, что его собеседник в западне и пора дергать за веревочку.
— Ждите моего звонка примерно через три дня. Я сообщу вам порядок обмена. К тому времени деньги должны быть готовы.
Тут вдруг Троицкий вспомнил, что забыл выполнить категорический приказ Кабана, а именно: задать один чрезвычайно важный вопрос:
— А вам, Петр Петрович, не нужно ничего согласовывать с вашими компаньонами?
— Нет, — отрезал ждавший этого вопроса Благодаров, — я сам по себе. Это означало, что он вор-одиночка, за ним никто не стоит и его можно безбоязненно обобрать. А с другой стороны, вселяло в будущих покупателей уверенность, что картина действительно у него.
