Глава 10
Домой я вернулась только в половине шестого утра.
Из мастерской мне удалось выбраться, воспользовавшись тем, что сладкая парочка наконец уснула, обнявшись на тесном диванчике.
Приняв ванну и наскоро перекусив, я упала без сил на свою постель.
Проснулась я, как обычно в последние дни, от трели телефонного звонка. Опять-таки звонил Троицкий:
— Таня, вы обещали позвонить мне утром, — обиженным тоном произнес он, — я все жду и жду, а вы не звоните и не звоните.
— Который час? — спросила я хриплым голосом.
— Уже девять.
— Это вам уже девять, а мне еще девять. Что случилось?
— Вчера вечером звонил Савелий, просил срочно приехать.
— Вас?
— И вас тоже. Он названивал вам весь вечер, но не застал дома, просил передать.
Этого только мне не хватало. Я пока не готова отчитаться перед Кабаном. Да и время, отведенное мне на розыски, еще не вышло.
— А что, собственно, стряслось?
— Вы что, телевизор вчера не смотрели?
— Нет, конечно. Мне, в отличие от вас, делом нужно заниматься, а не телевизор смотреть, — съязвила я, обиженная тем обстоятельством, что кто-то смотрит телевизор, в то время как я вынуждена всю ночь торчать в пыльном вонючем чулане.
— И что же там было интересного? — спросила я после секундной паузы.
— Нашли «Цыганку»! — торжествующе воскликнул Троицкий.
— Какую цыганку? — сразу не поняла я.
— Картину Франса Халса, похищенную из Эрмитажа!
Троицкий заявил это таким торжествующим голосом, будто нашли Янтарную комнату и Государственная дума приняла решение передать ее в личную собственность самого Льва Владимировича.
— Ну и хорошо, что нашли, — зевнула я, — нам-то, собственно, что до этого?
— Как это «что»?! — изумился он моей непонятливости. — Нашли и тех, кто ее украл!
— Ну и что?
— Значит, дело сделано. Мы их тоже узнаем. Через милицию.
— Лев Владимирович, — простонала я, — неужели вы до сих не поняли, что те люди, которым вы отдали денежки, этой картины и в глаза не видели? — А как же они узнали? — растерянно спросил искусствовед.
— Из газет, Лев Владимирович. Или по телевизору услышали, как вы вчера. Это Савелию простительно так заблуждаться или даже Кабану. Но вам-то, Лев Владимирович, стыдно не понимать этого.
— А копия? Как они ее сделали? — упорствовал он в своем заблуждении.
— Купили репродукцию в магазине за пять тысяч деревянных.
Троицкий молчал. Видимо, осознал.
— Ладно, Лев Владимирович. Я сейчас заскочу за вами, и поедем к Кабану. Если Савелий просил, лучше поехать. С этими психами надо быть поосторожней. Еще решат, что мы надумали скрыться.
— Да, да, Таня. Вы правы, я вас жду, — подтвердил он слабым голосом.
Видимо, Троицкий испытал потрясение. Еще бы, он решил было, что неприятности уже позади, а тут нужно все начинать сначала.
Перед выходом из дома я бросила магические кости:
24 + 6 + 25.
Это означало, что они:
«Сулят Вам новые удачи, однако благодаря чужой беде».
* * *
Во дворе АОЗТ «Шторм», куда мы с Львом Владимировичем въехали на моей машине часов около десяти, что-то было не так, как обычно. Так же стояли машины с открытыми дверками, так же кучками толпились люди. Но отсутствовал дух безмятежного спокойствия и уверенности в своей неуязвимости. Все были несколько возбуждены и нервны.
Савелия мы нашли в его персональной каморке. Он сидел, скрестив на груди руки и мрачно глядя прямо перед собой.
Мне кажется, он скопировал эту позу с известного в нашем городе памятника Чернышевскому.
— Что случилось, Савелий? — поинтересовалась я, поздоровавшись.
— ЧП, — предельно лаконично ответил Савелий.
— А именно?
Савелий наморщил лоб, раздумывая, стоит ли распинаться перед какой-то посторонней, в сущности, бабой. Но, очевидно, распирающее его желание продемонстрировать собственную значительность взяло верх, и он рассказал следующее:
— Сегодня ночью мои пацаны поймали какого-то гада во дворе. Прятался за трансформаторной будкой. При нем нашли пистолет с глушителем. На вопросы, гнида, не отвечает, я об него все руки отбил. Молчит, как рыба об лед.
Савелий замолчал, утомленный длинной речью.
— И что же вы с ним делать собираетесь?
Савелий пожал плечами:
— Кабана ждем, он еще не был сегодня.
— А нас зачем вызвал?
— Так картину же нашли.
— Ну и что?
Уже третий раз за утро я задаю этот вопрос.
Савелий устремил на меня удивленный взгляд.
У меня не было ни малейшего желания объяснять ему что-либо. Вместо этого я спросила:
— Это ты сам придумал нас вызвать или Кабан велел?
— Сам, — с достоинством ответил Савелий. — Я думал, что он захочет с вами поговорить, когда узнает про то, что нашли картину.
Во дворе началось какое-то движение. Выглянув в окно, Савелий воскликнул:
— А вот и он. Посидите пока здесь.
С этими словами он выскочил во двор встречать шефа.
Я села в кресло Савелия, откуда было видно все происходящее во дворе.
Кабан приехал на «Мерседесе» в сопровождении «БМВ» со своей личной охраной. Пока он выбирался из машины, к нему подскочил Савелий и стал что-то торопливо рассказывать, размахивая руками и часто сплевывая на землю.
Кабан остановил его кивком головы и велел привести пойманного лазутчика.
Через несколько минут приволокли невысокого черноволосого, сильно избитого парня в наручниках.
— Э! Да я его знаю, — вдруг воскликнул один их приехавших с Кабаном охранников, — его Моряком кличут, он на Корейца работает.
— На Корейца? — зловеще переспросил Кабан. — И зачем же он тебя послал?
Моряк молчал, зло поблескивая агатовыми глазами.
— Я тебя спрашиваю, — повысил голос Кабан.
— Не посылал меня никто, — Наконец ответил Моряк.
— А чего ж ты сюда приперся?
— Так, посмотреть, что вы тут делаете, — неохотно выдавил Моряк. — А пушку зачем прихватил? Посмотреть, что из меня потечет, когда ты в моей шкуре дырку проделаешь? А? Падло!
Кабан начал орать, переходя на визг. Он распалял сам себя, как это обычно делают психопаты, кем он, несомненно, и был на самом деле. Это было ясно без всякого консилиума.
— Что, Кореец награду назначил за мою шкуру? Бабки решил заработать? — продолжал орать Кабан, брызгая слюной. — А вот хрен тебе, хрен! — С этими словами Кабан неожиданно выхватил из-под пиджака пистолет и выстрелил в парня, потом еще и еще.
Два охранника, державшие Моряка под руки, сиганули в разные стороны. И правильно сделали. От ярости руки у Кабана так дрожали, что из восьми сделанных им выстрелов в цель попали не более двух. Не очень хороший результат, если учесть, что стрелял Кабан с трех метров.
Тем не менее этого вполне хватило. Моряк упал, задергался в конвульсиях и вскоре затих.
— Готов, — подвел итог Савелий в наступившей тишине.
— Уберите эту падаль, — мрачно приказал отрезвевший Кабан и вошел в дом. Проходя по коридору, он в открытую дверь увидел нас и удивленно спросил:
— А вы что тут делаете?
— Это я их вызвал, — объяснил шедший рядом с ним Савелий.
— Зачем? И почему мне не сказал?
— Не успел.
— Хорошо, — спокойно произнес Кабан, — подождите пока, потом поговорим.
— Мы в машине посидим, музыку послушаем, — успела вставить я слово.
Кабан молча кивнул головой и прошел в свой кабинет.
— Пойдем в машину, — дернула я за рукав потрясенного увиденным искусствоведа.
Что и говорить, зрелище не для слабонервных. Хотя он еще и не понимает, наверное, всего трагизма происшедшего. Все это может очень плохо отразиться на нас самих.
В машине я включила аппаратуру прослушивания «жучка», и в динамике сразу раздался громкий голос Кабана:
— Дурак ты, Савелий, и уши у тебя холодные.
— Это почему? — поинтересовался Савелий.
Вопрос остался без ответа, потому что в это время в кабинете Кабана зазвонил телефон.
— Что это? — услышала я сдавленный шепот Троицкого.
— Тихо! — шикнула я на него. — Я установила микрофон у него в кабинете.
Искусствовед понимающе кивнул головой.
— Слушаю, — вновь услышали мы голос Кабана.
— Привет, Вован!.. Не волнуйся, приготовил я тебе бабки. Сто тысяч баксов. По живому рвал, но оторвал… Нет, Вован. Ты лучше сегодня не приезжай, тут сегодня не до тебя. Тут одни уже приехали не вовремя. Но это не твоего ума дело. Ты приезжай завтра с утра, я тебе все сполна отдам. Вот я сейчас при Савелии кладу бабки в свой сейф. Завтра приезжай часиков прямо в восемь… Будь здоров.
Кабан положил трубку.
— Так на чем мы с тобой, Савелий, остановились?
— На том, что я дурак и уши у меня холодные.
— Это очень верно подмечено. Только это кто так сказал? Ты сам догадался? Или я тебе подсказал?
— Ты.
— А ты что?
— А я спросил, почему.
Наступила тишина.
Я прибавила громкости, решив, что собеседники перешли на шепот.
Но оказалось, что Кабан опять наливался гневом и собирался с силами. Его дикий крик буквально оглушил нас:
— Да потому, козел, что я тут людей мочу, а ты зрителей собираешь! Ты что? Ментов вообще уже в уме не держишь? Я же им пригрозил, что если бабки не найдут, то я им головы поотрываю. Они понимают, что я не шучу. А теперь тем более. Так что же им помешает побежать в ментовку и меня заложить, если им терять нечего? А? Молчишь, гнида?
— Че говорить-то? — пролепетал Савелий.
— Уж я не знаю! — продолжал греметь, несмотря на уменьшенную громкость, Кабан. — Скажи, к примеру, что с ними делать теперь?
— А че делать?
— Че, че, — передразнил собеседника Кабан и деловито закончил: — Мочить их придется, вот че.
— Может, обойдется? У тебя же в ментовке прихвачено. Как пойдут стучать, тут мы их и замочим.
— Верно, прихвачено, подкармливаю кое-кого. Но это все до поры до времени. Или моих ментов погонят, или они сами решат, что со мной пора кончать. Может, им какой-нибудь Кореец заплатит больше моего. Как волка ни корми, он все в лес глядит. Нет, лучше им такой повод не давать.
— А как же картина и деньги?
— Раньше надо было думать про деньги, идиот. А теперь где уверенность, что они их искать будут? Ты бы на их месте стал? Или в ментовку бы сразу побежал?
— Не знаю, — честно признался Савелий.
— Вот и я не знаю. Чего же мне рисковать? А найдут они деньги или нет, тоже вопрос. Денег, конечно, жалко, но сейчас не до них. С Корейцем, опять же, надо решать что-то. В общем, надо их мочить, — уверенно заключил Кабан, — вот ты этим и займись. С этим гадом их и закопаешь в одной яме.
Дальше слушать не имело смысла. Я вопросительно посмотрела на Троицкого, запуская двигатель.
— Что скажете, Лев Владимирович? Прерывающимся от волнения голосом он пробормотал:
— Таня, это я во всем виноват. Я сам опрометчиво связался с этими бандитами и вас втянул в неприятности. Я не знаю, что с нами будет дальше, но хочу попросить у вас прощения.
— Хорошо, считайте, что вы прощены. Теперь давайте попробуем удрать отсюда.
Я включила передачу и медленно поехала к воротам.
Обычно ворота охранял один человек, который беспрепятственно открывал их, стоило мне подъехать поближе.
Как я успела заметить, ворота управлялись из двух мест: пультом с тремя кнопками, находящимся непосредственно у ворот под металлическим козырьком, и, очевидно, таким же пультом в будке, используемым в случае непогоды.
На этот раз охранник сидел в будке, но ворота при нашем приближении остались недвижимы.
Я полагала, что это не было результатом конкретно полученного охранником указания не выпускать именно нас. Скорее всего он получил приказ не выпускать никого без особого разрешения. Бежать за таким разрешением к а Кабану или Савелию я, естественно, не собиралась.
Я понимала, что необходимо любой ценой открыть ворота и выехать с территории АОЗТ «Шторм». Или нам светит остаться здесь до конца жизни. Впрочем, ждать его долго не придется.
Мы переглянулись с Троицким.
Он тоже все прекрасно понимал.
Он понимал даже, что ворота открывать предстоит именно ему, я не могла оставить руль машины, в ней была вся наша надежда на спасение.
Он молча кивнул мне головой и вышел из машины, не забыв свой неизменный зонтик.
Подойдя к пульту, Троицкий нажал одну из кнопок, и ворота медленно стали сдвигаться в сторону.
Изумленный подобной наглостью охранник выскочил из будки, держа в руке помповое ружье.
— Эй ты, старый козел, ты куда свои пальцы тычешь? Я сейчас тебе руки-то поотрываю! — закричал он, не двигаясь с места.
Троицкий продолжал хладнокровно нажимать на кнопку так, словно угрозы охранника к нему никакого отношения не имели.
Ворота сдвинулись примерно на четверть ширины машины.
Увидев, что словами делу не поможешь, охранник, высокий, широкоплечий парень лет двадцати восьми, с ружьем под мышкой, направился к Троицкому, чтобы привести угрозу в исполнение.
Не думаю, чтобы он собирался пустить в ход ружье. Его физическое превосходство над искусствоведом было слишком очевидно.
К тому моменту, когда охранник схватил Троицкого за шиворот и швырнул его на землю, ворота сдвинулись всего наполовину.
Оглянувшись назад, я увидела, что несколько человек во главе с Савелием не торопясь идут в нашу сторону.
Похоже на то, что западня захлопнулась окончательно.
Взглянув в сторону ворот, я увидела, что охранник занес кулак над поднявшимся на ноги искусствоведом.
Этот удар должен был поставить окончательную жирную точку на нашей попытке спастись.
Неожиданно Троицкий, приняв позу д\'Артаньяна перед дуэлью, взял зонтик левой рукой за середину, а правой выхватил из него, словно из ножен, довольно длинный клинок, который, не мешкая, всадил в грудь охранника. Тот зашатался, моргая выпученными в изумлении глазами.
Не обращая на охранника внимания, оставив клинок в его груди, Троицкий бросился к воротам и опять нажал на кнопку.
Я включила передачу.
Ворота ползли медленно, но уверенно.
Взглянув в зеркало заднего вида, я увидела, что Савелий со товарищи перешел на бег трусцой, доставая на ходу оружие.
— Хватит! Садитесь! — закричала я Троицкому.
Он оставил в покое кнопку и бросился к машине.
В это время раздался оглушительный выстрел. Стрелял выпущенный мной из виду и еще стоявший на ногах в луже крови охранник.
Заряд картечи, выпущенный с расстояния в шесть метров, буквально оторвал Троицкому голову. Умер он мгновенно.
Не думаю, что упавший одновременно с ним охранник намного пережил его. Лужа крови была уже велика и росла слишком быстро.
Отпустив педаль сцепления и дав почти полный газ, под запоздалые хлопки пистолетных выстрелов я пулей выскочила из ворот АОЗТ «Шторм».
Теперь я понимала, ценой чьей беды мне так повезло на этот раз.
