Глава 3
Дома я прежде всего решила погадать. Что мне подскажут мои косточки? Я взяла турку, налила в нее воды, заварила кофе, достала мешочек с костями и уселась поудобнее за стол.
Как и предписывали правила, я прежде всего тщательно сконцентрировалась на волнующей меня проблеме. А проблема у меня такая: оправдать мужа моей клиентки, доказать, что в горничную пальнул не он. Я метнула кости, повторив про себя проблему, и посмотрела на цифры, находящиеся на верхних гранях. Выпало: 4 + 20 + 25. Так, посмотрим, что же сие сочетание означает? «В принципе нет ничего невозможного для человека с интеллектом». Во как! «Человек с интеллектом». Ну, что ж, хорошее предсказание, я довольна. А вот теперь подведем итог того, что нам удалось узнать за первый день расследования.
Итак, Татьяна Александровна, что мы имеем? А имеем мы семью из трех человек. Бабушка-графиня пока не в счет: она с мужем-полковником живет отдельно.
Семья нанимает домработницу Карину. Она работает себе, работает, и вдруг в нее влюбляется и сын, двадцатилетний юноша, и отец, сорока восьми лет от роду. Скорее всего, оба признаются ей в любви, она по простоте душевной отвечает обоим.
Ну, и что с того? Это не преступление, а всего лишь аморальный поступок, причем со стороны всех троих. А что нам интуиция шепчет?
А она нам шепчет, что сведений у меня даже для начала очень уж мало. Я знаю только, что эта девушка-горничная теперь убита, что после ее ухода из дома Удовиченко ее частенько навещали два человека – отец и сын. Об этом сказал мне Мельников. И еще знаю, что пистолет на месте преступления найден не был. И тогда полиция сделала обыск в доме Маргариты Игоревны. Но «пушку» не нашли. Вывод один: убийца унес оружие с собой. В таком случае, он его где-то спрятал. Мельников подозревает Удовиченко-старшего, но я с ним не согласна. Как я могу доказать, что убил не он? Только одним способом: найти того, с кем он провел тот вечер. А для этого мне надо поговорить с самим Виталием Яковлевичем, хоть посмотреть, что он из себя представляет, а то составлять портрет человека с чужих слов довольно сложно. Увидеть и поговорить! И такая возможность мне представится завтра утром. Надо убедить его признаться мне, где он коротал тот злополучный вечерок. А пока…
Итак, еще раз. Живет семья из трех человек. Четвертой можно считать девушку-домработницу, которая за гроши работала в доме. Через два года ее выгнали, поймав с хозяином в хозяйской спальне. Хозяин снял ей квартиру, куда сам периодически наведывался… И что? Туда же наведывался и сынок хозяина, очевидно, тоже влюбившийся в эту девушку. А то, что это так, не вызывает сомнения: сегодня в разговоре со мной он ее пылко защищал, даже кричал на меня. Делаем вывод: мальчик жутко влюблен, и даже возможно, это первая в его жизни женщина. Отсюда – такая пылкость и желание защищать возлюбленную. Как он сказал мне? И не просто сказал, а кричал: «Что вы вообще понимаете? Почему вы все ее осуждаете? «Шалава, дрянь, мерзавка…» Она нормальная была, ясно вам?! И ничего из дома не воровала!»
Так, все это хорошо, юноша влюблен, но кто убил девушку? В принципе мог и сам Удовиченко-старший, тут Мельников прав. Застал с сыном и от ревности грохнул. Может, она решила остановить свой выбор на сынуле и объявила об этом отцу? А мог и сынок. Картина та же: застал возлюбленную с отцом и от ревности грохнул. А еще могла и сама мадам Удовиченко, мотив у нее более чем серьезный. И ее как женщину и мать можно понять: и муж, и сын бегают к одной и той же девке, как она выражается, спят с ней, а ей не хочется в сорок пять остаться одной. Столько вместе пройдено, столько всего нажито! Квартирка вон какая – конфетка, а не квартирка! Ее теперь что, делить? Да и в качестве своей снохи видеть эту воровку ей тоже вряд ли улыбалось: девица как-никак на шесть лет старше ее сыночка, да и репутация ее, прямо скажем, не очень… А так – грохнула эту тварь, и дело с концом! И муж теперь снова с ней, и сын сидит дома. Постепенно все забудется, он найдет себе достойную девушку…
Да, получается, от смерти этой Карины Маргарита Игоревна выиграла больше всех. И особой сложности здесь для нее не было: узнать, где живет соперница, проще простого, взять пистолет из сейфа тоже. Пришла и – ба-бах!… И не верю я, что полковник не научил все свое семейство палить из «макарова»!
Так, теперь бабушка. Пожалуй, из всей семейки она мне понравилась больше всех. Что можно сказать о ней? От гордости за внука бабушка не засветилась. Рассказывала о нем сдержанно, похоже, она умеет объективно оценивать своих родственников. Похвальное качество. И вообще она – умная женщина, тактичная, выдержанная. Еще бы – жена полковника! К событиям тоже относится объективно. Не рыдает, как ее дочь, по поводу ареста зятя и не заламывает руки, хотя любит его, это бесспорно. С Серафимой Аркадьевной вообще приятно иметь дело. Я не удивлюсь, если окажется, что она дворянского происхождения.
И все-таки что-то странное было в ее словах… Но что?..
Нет, пока не могу этого понять, просто интуитивно чувствую какое-то несоответствие чего-то чему-то… Впрочем, ладно, с бабушкой мы разберемся после. Сейчас нам позарез надо вытащить Удовиченко-старшего из «предвариловки». А для этого важно поговорить с ним самим. Вот когда я увижу его лично, я буду иметь о нем какое-то представление.
Итак, единственный вывод, который я для начала сделала, это то, что смерть домработницы более всего была выгодна моей клиентке. А если это действительно сделала она? В таком случае, наняв меня, мадам Удовиченко сильно рискует, ведь для того, чтобы освободить ее благоверного, я вынуждена буду найти настоящего убийцу, то есть отправить за решетку ее саму. И тем не менее она меня наняла… О чем это говорит? Дамочка уверена, что ей ничего не грозит? Возможно, возможно… А еще возможно, что она здесь действительно ни при чем.
Наразмышлявшись вдоволь таким образом, я отправилась принимать душ перед сном.
На другой день я прямо с утра отправилась к Мельникову в отделение. Он, как обычно, писал что-то, сидя за столом. Было ощущение, что он не покидал свое рабочее место со вчерашнего вечера. Меня так и подмывало сказать ему: «А ты почему еще не ложился?»
Я протиснулась на цыпочках в его кабинет; Мельников поднял на меня глаза:
– А, это ты, мать… Сейчас закончу…
Он снова опустил глаза в документ, ручка заскользила по бумаге. Я тихо присела на стул. Через несколько минут Андрей закончил писать, убрал бумагу в папку и посмотрел наконец на меня:
– Привет! Да я вот тут все с этими гребаными грабителями, черт бы их побрал!.. Представляешь: еще одна жертва нападения. Отняли сумочку, мобильник, сняли золотую цепочку и сережки… Или я тебе вчера говорил?.. Они меня уже достали, эти уроды! Чувствую, скоро я до них доберусь!
– Женщина жива?
– Да, лежит в больнице с проломленной головой. Но там только сотрясение. Врачи сказали, через неделю выпишут домой для долечивания… Так что, едем к твоему банкиру?
– Едем.
Через пару минут мы уже садились в мою машину.
Мы приехали на улицу Щенкова к серому мрачному зданию. Здесь находился изолятор временного содержания.
Мельников провел меня через КПП. Я только показала свое удостоверение частного детектива, а Андрей сказал:
– Это со мной…
Мы прошествовали по длинным мрачным коридорам, миновав несколько постов охраны, и вскоре вошли в допросную – маленькую комнатку с крохотным зарешеченным окном под самым потолком. В допросной стоял только стол и три стула. Мы с Андреем сели на эти стулья, прибитые к полу, и принялись ждать.
– Сейчас его приведут.
В это время зазвонил мобильник в кармане Андрея. Он достал его и включил:
– Что? Заболели?.. Понятно… Хорошо, допрос отменим.
Он выключил телефон и убрал его в карман.
– Адвокат Удовиченко заболел, – сказал Андрей, – просил перенести допрос.
– Андрюш, так чего лучше! Давай побеседуем с клиентом так, без протокола.
– Клиент! Это для тебя он клиент, а для меня – подозреваемый.
– Да как скажешь! Мне надо на него хоть посмотреть, а уж поговорить – вот так, до зарезу…
– Да ладно, говори. Зря, что ли, сюда тащились?!
– Ну, вот и хорошо! Сейчас он нам все расскажет, а я докажу, что убил не он.
– Тебе всегда хорошо! Но учти, мать: выпускать твоего клиента я пока не собираюсь. Как-никак пистолет у него дома был, в его сейфе. Он сам это сказал. Так что, эскюз ми, как говорят в Рязани, а банкир пока посидит у нас.
Андрей хлопнул по столу папкой, как бы давая понять, что дело это решенное раз и навсегда.
– Хорошо, Андрюшечка, я не против, пусть пока посидит, ему, кстати, полезно: не будет в следующий раз жене изменять. А я в ближайшие два дня докажу, что девушку убил не он, и вы все равно его отпустите. Спорим?
– Докажешь – отпустим. Не докажешь – не отпустим… А спорить с тобой я не буду: денег на коньяк жалко. Вот разве что с премии…
– За раскрытое дело! Точно! Андрюш, давай, быстренько раскрываем, банкира отпускаем и идем с тобой в ресторан. Закажем ведро шампанского и тазик черной икры! Скромненько и со вкусом…
– Весело живешь, мать! Даже завидно…
– А какой смысл унывать?!
В это время открылась дверь, и в ее проеме показался мужчина лет пятидесяти, высокий, приятной наружности. Он был в тренировочном костюме и кроссовках. Его красивые волосы темно-русого цвета были тщательно зачесаны назад. Руки он держал за спиной. Мужчина был лишь слегка полноват и для своих лет выглядел довольно неплохо. На лицо он был, я бы даже сказала, весьма симпатичным. Я тут же представила себе его в костюме-тройке с галстуком в шикарном кабинете коммерческого банка. Наверное, он сидел там за огромным столом размером с мою кухню, и секретарша, восемнадцатилетняя худосочная цыпочка, подавала ему кофе.
Конвойный завел мужчину в допросную, а сам остался за дверью, плотно закрыв ее и щелкнув засовом.
– Здравствуйте, гражданин Удовиченко! – сказал Андрей, указав на стул. – Проходите, присаживайтесь.
Виталий Яковлевич поздоровался с нами и сел на указанный стул. Он успел окинуть меня удивленным взглядом и несколько насторожиться.
– Мне только что звонил ваш адвокат, – продолжал Андрей, – он заболел и просил перенести допрос. Но я хочу предложить вам поговорить с частным детективом Татьяной Ивановой. Ваша супруга наняла ее и поручила… помочь следствию. Вы не возражаете против беседы с ней?
– Что? Частный детектив?.. Нет, я не возражаю. Тем более Рита наняла… Только это как-то неожиданно…
– Ну, это ничего! Говорите тут, я пока перекурю.
Мельников встал и подошел к двери. Он нажал кнопку звонка, находившегося тут же, и конвойный выпустил его.
Мы с Удовиченко-старшим тут же посмотрели друг на друга.
– Татьяна, а вы правда частный детектив? – спросил он.
Я достала удостоверение и показала ему. Он кивнул.
– Маргарита Игоревна наняла меня. Она не верит в вашу виновность и очень хочет освободить вас.
– Рита, Рита… – Удовиченко на пару секунд закрыл глаза и покачал головой. – Как я виноват перед ней!..
– Виталий Яковлевич, сейчас, извините, не время посыпать голову пеплом и каяться в грехах. У нас с вами совсем немного времени, так что не будем терять его понапрасну…
– А вы в самом деле можете помочь мне? Адвокат сказал…
Я перебила его:
– Давайте для начала выясним с вами один очень важный момент…
Он опустил голову:
– Я понимаю, что заслуженно вляпался в это, извините, дерьмо.
– Так где же вы были в тот злополучный день, Виталий Яковлевич?
– А вы все знаете? То, что произошло, из-за чего я здесь…
– Я знаю многое, но этого не достаточно, чтобы вытащить вас отсюда. Так где вы были в момент убийства Карины Овсепян?
– Мне стыдно сознаться в этом…
– Настолько стыдно, что вы готовы пойти по «огнестрельной» статье? Это серьезный срок, предупреждаю вас. Из тюрьмы вы выйдете дряхлым стариком… Ну, если вообще выйдете… Так что внуков своих вы, в лучшем случае, увидите уже взрослыми… Если вообще увидите.
Он посмотрел на меня испуганно:
– Татьяна, простите, я видел в удостоверении, но уже забыл… Как вас по отчеству?
– Александровна. Но я прошу вас называть меня просто Татьяной.
– Хорошо, – кивнул он, – так вот, Татьяна, знайте: я не убивал Карину.
– Знаю. Расскажите, что у вас произошло в тот день.
– Да, в тот день мы с ней опять поругались, уже не в первый раз. Я ее просил оставить Евгения в покое, она уверяла, что больше с ним не встречается. Но я чувствовал, что она мне лжет. Я обещал ей большие деньги, если она даст мальчику от ворот поворот. Зачем ему женщина на шесть лет старше его? Ему надо закончить институт, искать себе девушку… своего круга.
– А вам, извините, зачем девушка не вашего круга?
– Татьяна, вам будет трудно понять меня, вы не мужчина… Мой возраст приближается к пятидесяти, вон уже волосы начали седеть, первые морщины… А тут вдруг – молодая горячая девчонка! Я словно сбросил двадцать с лишним лет! Я снова стал молодым и легкомысленным. Это такое блаженство – снова почувствовать себя двадцатипятилетним… И словно нет никаких забот – ни на работе, ни в семье!.. Такая легкость, такая радость!..
А Серафима Аркадьевна была права насчет мужчин после сорока пяти, похоже, у них действительно бывает кризис, страх приближающейся старости. И от этого страха они готовы убежать каким угодно способом. Мудрая женщина, эта графиня, ничего не скажешь. А этот-то хорош! Седина в бороду…
– Похоже, вы просто потеряли из-за нее голову, – предположила я.
Он прикрыл глаза:
– Господи! Кто мог убить ее?! Она была такой красивой, такой страстной… А мы даже не попрощались, только поругались…
Он едва не плакал.
– Виталий Яковлевич, вернитесь, пожалуйста, в реальность. Я вам верю, что убили не вы, иначе не взялась бы за это дело. Но для того чтобы освободить вас, мне нужны доказательства. Итак, где вы были в тот вечер, когда Карину застрелили?
– Я приехал к ней в обед, примерно часа в два. Мы сразу же занялись любовью. Потом я принял душ, а она приготовила кофе. Мы пили кофе на кухне и разговаривали. Как-то нечаянно в разговоре коснулись Евгения. Я спросил Карину, продолжает ли он ходить к ней. Она уверила меня, что нет. Но я чувствовал нутром, понимаете, чувствовал, что они продолжают встречаться! А она врет мне. Я сорвался, начал кричать на нее… Я же даю ей денег, подарки там… снимаю ей квартиру, в конце концов! Что ей еще надо?! Почему она встречается еще и с моим сыном? Как она вообще может поступать так?.. Одним словом, я накричал на нее. Она тоже кричала, оправдывалась…
«Понятно, – подумала я, – это и был тот первый скандал, о котором говорила соседка».
– А второй? – спросила я.
– Что второй? – не понял Виталий Яковлевич. Он смотрел на меня удивленно.
– Когда вы поругались во второй раз?
– А с чего вы взяли, что мы поругались дважды? Вот и этот ваш… Мельников то же самое спрашивал.
– Соседка сказала, что слышала скандал дважды. Так когда вы поругались во второй раз?
– Врет ваша соседка! – вспылил Удовиченко. – Мы поругались один раз.
– Она не моя, скорее, ваша: вы ведь снимаете эту квартиру… Впрочем, ладно, оставим пока соседку в покое. Так что было дальше? Вы поругались… Кстати, во сколько это было?
– Примерно часа в три, ну, может, в самом начале четвертого. Потом я поехал домой. Надеялся застать там сына и поговорить с ним по-мужски. Но его не было. Рита была в магазине, у нее там инвентаризация проходила; она предупреждала, что придет поздно. Я послонялся по дому, позвонил несколько раз Евгению на мобильник, но он не брал трубу. Часов в пять, не в силах успокоиться, я поехал на такси на Столичную, снял там… проститутку. Да, да! Проститутку! Потом привез ее в номер частного мини-отеля, мы купили по дороге вино, коньяк, фрукты… Я начал пить, почувствовал, что меня развезло. Я расстроился из-за скандала с Кариной. Она берет у меня деньги и обещает бросить Евгения, но не держит слово. Я просто чувствовал, что он посещает ее…
– Виталий Яковлевич, давайте вернемся к проститутке. Как ее звали?
– Эмма. Да, она так представилась, хотя, думаю, это не настоящее ее имя. Она ярко-рыжая, и она чем-то похожа на Карину, потому я и снял ее, заплатив за целую ночь. Самое интересное, что у нас ничего не было, я имею в виду секс. Я так напился в тот день! Даже стыдно… Все, помню, жаловался ей на жизнь, на Карину, на сына… Она слушала и ела, ела… Как будто до того неделю голодала.
– Значит, говорите, проститутка похожа на Карину… Как вы думаете, она сможет подтвердить ваши слова?
– А вы собираетесь ее найти?! – ужаснулся Виталий Яковлевич.
– Естественно. Это – ваша соломинка. Точнее, теперь уже наша, раз я ввязалась в это дело.
– Татьяна, но как я… Все узнают, что я с проституткой… Жена узнает, теща… Сын!
– А как вам то, что они знают о вашей любовнице? Ничего? Нормально? Пусть уж лучше вам будет стыдно дома перед женой и тещей, чем целых двадцать лет перед сокамерниками.
Он закрыл лицо руками и застонал:
– Вот правильно говорят, что рано или поздно за все приходится платить…
– Виталий Яковлевич, кто у вас в семье умеет стрелять из пистолета? – спросила я.
– М-м? Из пистолета?.. А-а… Все. Это мой тесть всех научил. Говорил, так, на всякий случай. Мало ли! Он – бывший военный… А что?
Я постаралась придать своему голосу безразличие:
– Ничего, это я просто к сведению…
– Татьяна, вы только не думайте, никто из моих родных не мог!.. – испугался Удовиченко.
– А пистолет хранился у вас в спальне, в сейфе?
– Да. А потом он пропал оттуда.
– Когда?
– Не знаю.
– Виталий Яковлевич, вы только говорите мне, пожалуйста, всю правду. Иначе мне будет трудно помочь вам.
– Да я правду говорю: пистолет пропал, но когда именно, я не знаю! Я же не каждый день проверял его. Он лежал в отдельном ящичке. Это такой специальный сейф для денег и оружия.
– А почему вы не заявили в полицию?
Он замялся. Помолчал, похрустел пальцами. Я терпеливо ждала.
– Виталий Яковлевич, у нас мало времени, – напомнила я.
– Видите ли, Татьяна…
Он потер виски, снова похрустел пальцами. Он что, решил их сломать?
– Так вот… Заявить я не торопился, да… Я думал… Мне казалось, что…
Ну? Ну, что же тебе казалось? Что-то ты темнишь, парень! Я решила помочь мученику, иначе он будет до утра хрустеть здесь пальцами:
– Вы подумали, что пистолет могла взять Карина?
Виталий Яковлевич смутился, но нашел в себе мужество кивнуть:
– Как вы догадались?
– Женская интуиция. Вы спрашивали у нее про пистолет?
– Да.
Он опустил голову.
– Но она, разумеется, уверяла, что ничего не знает об оружии. Так сказать, ни сном ни духом!
Он кивнул, не поднимая головы.
– А вы усомнились в правдивости ее слов и потому не заявили о пропаже, не хотели подставлять вашу даму сердца?
– Если бы милиция докопалась, кто… взял пистолет, Карину могли бы посадить.
Он упорно избегал слова «украла».
– Если бы вы заявили о пропаже оружия, Карина, скорее всего, была бы жива, – довольно жестко сказала я.
Он поднял на меня глаза. Взгляд его был испуганным.
– Скажите мне, Виталий Яковлевич, пожалуйста, только откровенно: когда Карина работала у вас, вы влюбились в нее?
– Да, стыдно сказать, как мальчишка! Просто голову потерял. Со мной с молодости такого не было…
– И она ответила вам взаимностью.
– Я сам был поражен, я не думал, что тоже нравлюсь ей, не ожидал, что нам будет так хорошо…
Лязгнул засов двери. Я встала:
– Наше время вышло. До свидания.
– До свидания…
Мы с Андреем снова шагали по длинному мрачному коридору, теперь уже в обратном направлении – в сторону выхода.
– Андрюш, а что сказала соседка насчет времени? Во сколько были скандалы?
– Первый – в начале четвертого. Но тогда она им в стену не стучала. А в пять начался какой-то ее любимый сериал, а соседи начали шуметь, и она постучала им кулаком в стену.
– Понятно. А во сколько наступила смерть девушки?
– В шесть – в половине седьмого.
– Андрюш, по какому адресу находится квартира, которую снимал Удовиченко?
– Калиновая, девяносто шесть. Квартира сорок два, на первом этаже. Поедешь туда?
– Да, надо бы побеседовать с бабушкой-соседкой. Пусть теперь расскажет мне, что она там слышала?
– Советую купить ей тортик. Очень уж бабушка любит сладкое. Под тортик она тебе все расскажет.
– А без тортика не расскажет?
– Нет, будет жаловаться, что ей чай попить не с чем, пенсия у нее маленькая.
Я усмехнулась:
– Находчивая бабуля! Ладно, купим тортик. И в какой квартире живет наша сладкоежка?
– В сорок третьей, а зовут ее Валентина Петровна.
Мы расстались за воротами изолятора. Мельников отправился к себе в отделение, а я – в магазин «Наполеон».
Я ехала на улицу Калиновую и переваривала то, что только что услышала от нашего подозреваемого. После разговора с ним мои предположения только подтвердились: Удовиченко не стрелял в девушку. Это во-первых, а во-вторых, я сделала одно очень важное открытие: он влюбился в нее по-настоящему! Невероятно! Отец семейства, в преддверии полтинника, влюбился, как мальчишка. Он даже краснел, говоря о ней. Но, как человек благородный, он не мог бросить семью. Вот и маялся, бедолага, между двух женщин… Что ж, у каждой зверюшки свои игрушки.
А насчет пистолетика, это он мне хорошо сказал: значит, все-таки умеем стрелять, да? Всем семейством! А мне Маргарита Игоревна и ее мама говорили обратное. Значит, лгали. А когда люди лгут, значит, им есть что скрывать. Но этот вопрос можно поднять и потом. Главное сейчас – вытащить Виталия Яковлевича из изолятора.
В этот момент я заметила, что подъехала к нужному мне дому. Эта была не слишком новая девятиэтажка почти в центре. Постояв буквально несколько минут у второго подъезда, я дождалась выхода на улицу какой-то мамочки с коляской. Я даже помогла ей, придержав дверь, в которую сама потом и прошмыгнула.
На мой звонок Валентина Петровна отреагировала довольно своеобразно. Она крикнула мне громко с той стороны двери:
– Уходите! Ничего не покупаю! Уходите, вам говорят! А то милицию позову…
За кого она меня приняла? За коммивояжера? Скорее всего.
– Валентина Петровна, я ничего не продаю. Откройте, пожалуйста!
– А кто вы?
– Я – частный сыщик Татьяна Иванова. Мне необходимо поговорить с вами.
– О чем поговорить-то?
– Об убийстве вашей соседки. Да вы не бойтесь, посмотрите в глазок: я покажу вам свое удостоверение.
Я полезла в сумку, но тут дверь приоткрылась.
– Чевой-то вы сказали, я не расслышала… Вы кто?
Я популярно объяснила бабушке, кто я и чем занимаюсь. Дверь приоткрылась чуть шире.
– Так вы насчет этой вертихвостки, прости господи?!
– Да, я собираю сведения…
Но в этот момент бабушка заметила в моей руке торт:
– А это, простите, что у вас?
– Да вот думала угостить вас… К чаю…
Дверь моментально распахнулась широко, и я увидела старушку во всей красе. На вид ей было за семьдесят, но она была еще довольно бодренькая и активная. Пучок седых волос был собран на ее макушке, немного линялое домашнее платье и стоптанные тапочки довершали образ бедной заводской вахтерши на пенсии.
– Так чего же вы стоите? – удивилась хозяйка. – Проходите…
Чайник шумел закипая. Мы с Валентиной Петровной сидели за столом и готовились пить чай. Она хлопотала с посудой и заваркой, а я, не теряя времени даром, задавала ей вопросы:
– Валентина Петровна, скажите, пожалуйста, в тот день, когда убили вашу соседку, вы кого-нибудь видели возле ее двери? Кто-то к ней приходил?
– Да я уж вашим-то все обсказала! – удивилась старушка. – Чего же вы теперь опять меня пытаете?
«Вероятно, она не понимает, что такое частный детектив, – подумала я, – и решила, что я из полиции. Что ж, не будем разочаровывать женщину, так оно даже лучше».
– Тот следователь, которому вы все рассказали, уехал в командировку, – не моргнув глазом, соврала я, – и теперь мне поручили вести это дело. Так, если вам не трудно, расскажите, пожалуйста, видели ли вы, кто приходил к вашей соседке Карине?
– Это, значит, ее так звали? А она мне сказала, что ее зовут Ирина. Вот рыжая шельма! Прости господи!.. Мужики к ней ходили, кто ж еще?! Один молодой, совсем еще сосунок зеленый, а второй – в годах мужчина. И как только людям не совестно, а?
Я кивнула, сделав вид, что поддерживаю ее благородное негодование, а потом спросила:
– Так кто здесь был в тот день, когда ее убили?
В это время чайник закипел, и старушка налила воду в заварник.
– Тот, что в годах. И пришел он в тот день часа в два. Пришел, как всегда, открыл своим ключом, а я в глазок-то все видела!
Валентина Петровна сказала это таким тоном, как будто собиралась вывести на чистую воду закоренелого преступника.
– А во сколько они ругались? – спросила я.
– А ты почем знаешь, что они ругались? – округлила глаза старушка.
– Работа такая, – уклончиво ответила я.
– Да, ругались они, это точно. Кричали что-то сильно. В основном мужик кричал. Меня, говорит, не проведешь! Я, говорит, тебя знаю, ты все врешь… А что она врет, бог ее знает!
– И больше вы ничего не слышали?
– Слов-то не разобрать! Шум слышно было, а что именно кричали, не знаю.
Хозяйка налила в старинные чашки с замысловатым узором чай и порезала торт. Один кусок она тут же положила на свое блюдце. Взявшись за второй, она посмотрела на меня вопросительно. Я отрицательно мотнула головой. Старушка, как мне показалось, этому очень обрадовалась: значит, весь торт достанется только ей. Я между тем продолжала расспрос:
– А второй раз когда они кричали?
– Второй раз… А, так это, сериал мой начался, ровно в пять на Российском канале. А эти придурки давай опять орать! Ну, не слышно же ничего! Ругаются и ругаются, сериал не дают смотреть, окаянные. Я им кулаком в стену и постучала, и еще крикнула: потише, мол, вы там! Совесть имейте, горлопаны!
– Они угомонились?
– Да какое там! Еще минут двадцать кричали, все никак остыть не могли.
– Слов вы, конечно, не разобрали?
– Да так… Вроде про отца что-то говорили и еще про деньги какие-то… А, вот еще про подарки и про брата.
– Брата? Какого брата?
– А я почем знаю? Вроде мужской голос кричал про брата и еще деньги какие-то.
– Значит, утихомирились они примерно в половине шестого?
– Да где-то так…
– А во сколько мужчина ушел, вы не видели?
– Так сериал же шел! Ты что, милая?! Ой, погоди… Кажется, вскоре, как они затихли, ихняя дверь хлопнула.
– Точно хлопнула? – переспросила я.
– Вроде точно… А может, чуть позже, но хлопнула.
– А когда сильно грохнуло?
– Это выстрел, что ли? Так это в седьмом часу.
– А про выстрел вы нашим сказали?
Валентина Петровна понимающе кивнула.
– А перед выстрелом была тишина?
– Была тишина, да… Ой, что это я вру? Подожди, милая. Нет, перед выстрелом они снова ругались, только на этот раз сама Ирина, или как там ее, кричала.
– И что же она кричала?
– Сейчас вспомню… Так… Ага! Ты, говорит, дрянь, оставь, говорит, меня в покое. Это значит, он к ней приставал… А еще кричала, что она кого-то пожалеет, вот! – Старушка с победным видом смотрела на меня.
– Пожалеет? И кого же она может пожалеть?
– А я почем знаю?! – Валентина Петровна откусила большой кусок торта и принялась с удовольствием жевать его, шумно прихлебывая чай.
Помучив старушку еще некоторое время расспросами, я поняла, что ничего нового она сказать не может, кроме того, что уже сказала мне или Мельникову. Я поблагодарила ее за содействие следствию, попрощалась и вышла в подъезд. Я позвонила еще в две квартиры, находящиеся здесь же, на этаже, но мне никто не открыл. Понятно, рабочий день, хозяева наверняка на работе. Но это ничего, я сюда еще как-нибудь вечерком загляну. Выйдя во двор, я села в свою машину. Пожалуй, выкурю сигаретку и немного поразмышляю.
Итак, у нас нарисовался третий скандальчик. Я-то думала, что девушка поругалась с отцом, потом, вероятнее всего, с сыном. А теперь благодаря словоохотливой старушке-соседке получается, что Карина выясняла отношения с кем-то еще, либо дважды – с Евгением. Но Виталий Яковлевич в тот день ушел от возлюбленной в начале четвертого, если ему верить. А я ему верю. Тогда, возможно, к девушке заявился Удовиченко-младший. Они два раза шумно ругались, причем упоминали какого-то брата. Второй скандал был, если верить Валентине Петровне, в начале шестого. Промежуток между скандалами – примерно два часа. А хлопок, то бишь выстрел, соседка слышала, опять-таки, примерно в половине седьмого, и Мельников сказал, что, по заключению эксперта, смерть девушки наступила где-то в это время. Все совпадает. Непонятно только, кто был у нашей любвеобильной мадмуазель в это время, что за брат нарисовался и кто кого просил пожалеть. Да, интересное кино! Мне еще тут дополнительных родственничков не хватало! В тех, что уже есть, разобраться бы!
Я выбросила докуренную сигарету в ближайшую урну и захлопнула дверцу машины. Пожалуй, теперь стоит отправиться домой, благо время уже обеденное, перекусить, попить кофейку в спокойной обстановке и обдумать все еще раз. А также наметить план дальнейших действий. Решив это, я повернула ключ в замке зажигания.
Дома я наспех перекусила прихваченной по дороге и разогретой в микроволновке пиццей, попила кофейку, одновременно выкурив сигаретку, потом набрала рабочий номер моего друга Мельникова. На том конце провода долго была тишина, наконец раздалось знакомое:
– Мельников у аппарата.
– Андрюша, привет! Это я…
– А, ты, мать… Ну, что, добыла доказательства невиновности твоего Удовиченко?
– Добуду, не сомневайся. Кстати, я сейчас разговаривала со старушкой, соседкой убитой, и она мне поведала, что в тот вечер Карина ругалась не два раза, а трижды.
– О как! И что?
– Как что? Скандалов было три, а не два, чуешь?
– Ну и что? Может, она вообще любила скандалить с утра до вечера. Может, ей так жить было веселее? Но грохнули-то ее не за это.
– Ну, Андрюш, мы пока не знаем, за что ее грохнули, мы можем только предполагать.
– И что ты предполагаешь?
– Смотри: в начале четвертого Удовиченко-старший от барышни ушел, а в начале шестого соседка снова слышала скандал. Значит, к Карине кто-то пришел…
– Может, он просто вернулся? Понял, что не доскандалил, и решил, так сказать, довести начатое до конца. А там, слово за слово…
– Андрюш, ну, как тебе такое нравится: люди ругаются с трех часов до половины седьмого!
– А тебе это кажется подозрительным? У меня тут рядом семейка алкашей живет – соседи часто вызывают нас к ним, – так вот, они орут друг на друга иной раз по десять часов кряду! И еще шифоньерами и тумбочками кидаются…
– Андрюша, так то алкаши! А Удовиченко – интеллигент с ног до головы, как ты этого не понял?! Не мог он так себя вести с дамой сердца. Он и так переживает, что плохо простился с возлюбленной…
– Переживает он! Знаю я, из-за чего он переживает: как бы двадцатку не схлопотать по «огнестрелу»!
– А показания соседки? Она же сказала, что скандал был только в начале четвертого, потом в начале шестого, потом в седьмом часу…
– Слушай, мать, ты вообще чего добиваешься?
– Вы должны помогать мне искать доказательства невиновности Удовиченко.
– Ага, вот прямо сейчас все брошу и побегу искать доказательства! Против твоего банкира столько улик – на двоих хватит, а ты говоришь: невиновность! Пальчики его в квартире повсюду – это раз. Пистолетик у него имелся – это два. К сыну он свою мадам ревновал – это три… Кстати, сильный мотив: из-за ревности не то что одного человека убивали – войны начинались!.. Тебе мало? А что там скандалы частенько случались, так это только подтверждает мою версию. Ну, сама подумай: сколько он мог терпеть, что милашка ему изменяет, тем более с его собственным сыном? Терпел-терпел, скандалил-скандалил, а потом нервишки-то и не выдержали…
– А если я найду проститутку, с которой он коротал тот вечерок, что ты скажешь?
– Так ты сначала найди! – усмехнулся Мельников.
– И найду! – пообещала я.
– И найди! И до тех пор меня не отвлекай.
– Скажите, какие мы занятые! С тех пор, как вы стали господином полицейским, Андрей батькович, вы так зазнались! Вот когда вы были ментом, все было гораздо проще…
– Ну, ты мне еще политику правительства покритикуй!.. Ладно, мать, мне правда некогда. Найдешь проститутку – приходи, поговорим… Давай!
Мельников отключился. Я тоже положила трубку.
Проститутку ему найди! А что делать, ведь придется найти. Но это будет только вечером, ведь, как известно, днем эти ночные бабочки отсыпаются от своих непосильных ночных трудов. А куда же мне пока наведаться? А что, если к мадам Удовиченко? Все-таки от смерти этой Карины Маргарита Игоревна выиграла больше всех. Заодно посмотрю, как она там работает, в своем магазинчике? И вообще, что это за магазинчик такой…
Я достала из сумочки визитку, посмотрела номер мобильника и набрала его. Мадам Удовиченко откликнулась практически сразу:
– Алло?
– Маргарита Игоревна, здравствуйте. Это Татьяна. Вы сейчас где?
– У себя в магазине. А что?
– Вы очень заняты?
– Вообще-то занята. А что, что-то случилось?
– Можно подъехать сейчас к вам? Нам надо поговорить, – не отвечая на ее вопрос, сказала я.
Она подумала совсем немного:
– Ну, хорошо, подъезжайте, – и она продиктовала мне адрес своего магазина.
Я надела джинсы, натянула на ноги кроссовки и через минуту уже садилась в свою машину, ожидавшую меня во дворе.
