Глава 7
Слова Романовского не выходили у меня из головы. Лаборатория, лаборатория…
Весь день я провалялась на диване с телефонной трубкой в обнимку. Звонила Вишневскому-старшему, рассказала о последних событиях, заявила, что дело очень сложное и запутанное, но кое-какие просветы имеются. Звонила Кирсанову, он сообщил мне данные, имеющиеся в обноновской картотеке. Оказывается, у Романовского была условная судимость за хранение наркотиков, кроме того, он проходил ежегодный двухнедельный профилактический осмотр в областной психиатрической клинике, так как страдал маниакально-депрессивным психозом с сильнейшим суицидальным синдромом. Еще хуже у Светлова — «уголовки» за наркоту нет, но целый букет нервных патологий, прогрессирующая неврастения и еще куча всяких параной, шизопсихопатий и фобий.
На Вишневского, Дементьева, Бессонову не было ничего. Зато у Казакова с Кузнецовым выявилась масса мелких правонарушений типа «непотребно вел себя в общественном месте и своим видом оскорблял человеческое достоинство и общественную нравственность» или «отправлял естественные нужды в не предназначенном для этого месте, употребляя при этом ненормативную лексику». Все это, естественно, с бесчисленными приводами в отделение и столь же неисчислимыми содержаниями в медвытрезвителе.
Ну кто бы сомневался насчет Кузнецова и Казакова! А вот Романовский…
Все мои сведения базировались, как оказалось, на показаниях совершенно ненормальных психически людей, к тому же безнадежных наркоманов. Ничего, что у них коэффициент интеллекта зашкаливает за все горизонты мыслимого и немыслимого, это не суть важно. Можно быть даже гением и при этом совершенно невменяемым психически, то есть человеком, все слова которого окажутся его же искренним и правдоподобным вымыслом, игрой больного воображения.
Но это так легко проверить!
Я наскоро оделась, села в машину и поехала туда, где, по словам постоянного пациента психбольницы Сергея Романовского, находилась секретная лаборатория по синтезу перцептина.
* * *
— Эка тебя разморило! — обессиленно прокудахтал Кузнецов, затравленно прижимаясь к стенке.
— Молчи вооще, алкаш чертов! — с досадой ответила Бессонова. — Нечего было трепаться не по делу! А то прямо герой-любовник — «люблю, трамвай куплю!». А как до дела доходит, так один разик еле сдюжил и к стенке отвалился!
— У кого отвалился?.. — заорал Казаков, по синусоиде входя в комнату и падая на ковер с очередной бутылкой пива. — Я еще семь «Балтик» купил!
— Лучше б ты этому конского возбудителя купил, — проворчала Бессонова, целомудренно натягивая простынку до середины живота.
— А-а-а! — злорадно проверещал Казаков. — Че, Костелло, уж без перцептина не стоит?
— Да пошел ты, — мрачно буркнул Кузнецов, — хочешь, сам попробуй.
— Я вам че, шлюха, что ли, со всеми подряд трахаться! — возмутилась Лена, добродетельно продвигая простыню еще на три сантиметра вверх.
— А то нет…
— Да пошел ты!.. — на несчастного Кузнецова обрушился поток нецензурных ругательств, которых никак нельзя было ожидать от этой стройной миловидной девушки с большими невинными глазами Золушки, поставленной злой мачехой у кухонной плиты.
Казаков неистово хохотал, дрыгая в воздухе ногами и расплескивая по ковру пиво. Наконец не выдержал и Кузнецов и тоже рассмеялся.
— Молодец, Бессонова! — отсмеявшись, наконец, сказал Казаков. — Здорово ты этого кретина… На тебе за это приз! — Он протянул ей бутылку пива, выуженную из позвякивающей сумки.
— Как мне тут надоело! — процедил Кузнецов тоскливо. — Лежи тут, как последний лох, и жди, когда эта мымра придет и скажет какой-нибудь очередной инструктаж типа «не пить, не курить».
— Да не, она ниче, — не согласился Казаков. — Может, если бы не она, нас пристрелили бы.
— Если бы ты вчера был потрезвее, точно бы тебя грохнули, а не того несчастного гомика, — сказала Бессонова. — Ты что-нибудь вообще помнишь?
— Да так… — уклонился от ответа Казаков. — Стреляли… Но я не помню.
— И зачем тебя от ППС отмазали, — вздохнул Кузнецов, — лежал бы ты сейчас в «трезвяке» и кайфовал.
— Кстати, — вдруг вспомнил Казаков, — а где Романовский?
— Здра-а-авствуй, жопа, новый год! — протянул Кузнецов. — Его вчера заколбасили.
— Убили, что ли?!
— Ну да. Четверо громил. Одному я еще плечо прострелил, а другому по яйцам врезал, да так, что он теперь всю жизнь в церкви дискантом петь будет, — на одном дыхании выпалил Кузнецов.
— Ты, по-моему, тоже, — сказала Лена, совершая под одеялом какие-то пассы левой рукой.
— Ну… не знаю, — сказал Кузнецов, надувая щеки на манер сексуально озабоченной лягушки на болоте и с шумом выпуская воздух. — Каззаков, коззел!.. свали отсюда, уродец!
— Иди пиво жрать, — промурлыкала Бессонова, с встрепенувшейся надеждой поглядывая на Кузнецова.
— Иду, иду, — ворчливо пробурчал Казаков и фальшиво прогнусавил: — «Я з-за то люблю Иввана, шта-а-а — головушка кудррява…» Скучно, девушки, — сказал он на кухне пустым бутылкам. — А что, если…
Он погрузился в раздумье, тоскливо поглощая пиво — одну бутылку за другой. Его рефлекторные потуги были прерваны дикими воплями из зала, и в кухню опрометью вбежал голый Кузнецов с бутылкой пива и озлобленностью на лице.
— Вот мындррра! — проревел он гневно. — Вот су-у-ука!!
— А что такое? — невинно поинтересовался Казаков. — У тебя же, если мне не изменяет зрение, все заработало… Че за дела?
— Она, видите ли, передумала. Больше не хочу, говорит. Я говорю — ладно, черт с ним, давай тогда по-другому.
— А она что?
— Кайфолом, говорит, что-то зуб приболел к тому же! Зу-у-уб! Вот шалава!
— Ладно, утихомирься, Кузнецов.
— Какое там!.. Зуб!!! Вот…
— Ну, хорош! Пива на-ка выпей. Слушай анекдот в тему. Парень говорит девушке: «Давай трахаться!» — «Не могу, дорогой, у меня критические дни». — «Ну тогда давай анальный секс». — «Не могу, милый, у меня геморрой». — «Ну тогда давай в рот». — «Прости, не могу, любимый, зубы гнилые, больно будет». — Парень подумал и говорит: «Ладно, давай в нос!» — «В нос? Ну хорошо, давай. А это как?» — «А вот так!!!» — С этими словами Казаков нанес в направлении ухмыляющейся морды тезки сокрушительный, зубодробительный удар сбоку в челюсть. Кулак замер в воздухе за пару сантиметров до цели.
Кузнецов оглушительно захохотал, захлебываясь пивом.
— А если серьезно, — вдруг трезвым, осмысленным голосом проговорил Казаков, — давай найдем эту лабораторию.
Кузнецов поперхнулся смешком и пристально глянул на друга.
— Ты тоже об этом думал?
— Я только об этом и думал, как мне рассказали, — ответил тот.
— У меня была мысль. А как же насчет Ивановой?
— Да ну ее на хрен, сама потом спасибо скажет.
— Опасно, — проговорил Кузнецов, — у меня-то есть ствол, а вот ты…
— Ладно, тоже мне — Рембо во Вьетнаме! Отыщем этот сарай, а там посмотрим…
Кузнецов вышел из кухни, а через минуту вернулся уже одетый.
— Я сказал Ленке, что мы уходим искать эту халабуду. Она не стала спорить.
— С нами идти не хотела?
— Хотела. Я ей сказал — только попробуй, сам пристрелю, не дожидаясь лейсмановских ублюдков. К тому же, кто предупредит Иванову, если она вдруг придет сегодня? Ну Ленка поняла. Даже сказала, что, может, это и к лучшему, а то… — Кузнецов неопределенно махнул рукой.
— Ну мы и кретины, — задумчиво произнес Казаков, допивая бутылку пива и укладывая две оставшиеся в пакет, на коем красовалась реклама «Marlboro».
* * *
Нефтеперерабатывающий завод находился на самой окраине города. Его местоположение можно было определить издалека по устрашающего вида высоченным черным трубам. Когда-то, в годы счастливого брежневского правления, они, вероятно, бесперебойно чадили черным дымом отменных отравляющих и нервно-паралитических веществ. Ныне, с приостановкой производства, громадные сопла вяло курились серовато-синюшным дымом, тут же тающим в грязном тусклом воздухе, пахнущем гарью.
Завод был обнесен высокой бетонной стеной в трещинах и проломах. У самого крупного я остановила машину и, выйдя на свет божий, подошла к стене.
Пролом был слишком узок для нормального здорового мужика, но мне, пусть с некоторым усилием, удалось протиснуться внутрь. При этом максимально выпустила воздух из легких и все-таки больно прищемила грудь. Хорошо, наверно, какой-нибудь плоскодонной манекенщице, искренне позавидовала я.
Попав на территорию завода, я тут же наткнулась на огромную кучу перепачканного мазутом щебня.
Обогнув кучу, я увидела мрачного ремонтника, копавшегося у большого грязного котла с кипящими битумами.
— Простите, как я могу попасть в административный корпус? — спросила я. Он молча ткнул пальцем в направлении, где, по его мнению, я могла найти то, о чем спрашивала.
— Извините, а лабораторию по параметрам бензина где…
— Это там же, — буркнул он наконец что-то членораздельное.
— Это, наверно, новая лаборатория. А старая, такое серое двухэтажное здание?
— Какое еще серое двухэтажное? — недовольно промычал он. — Может, которое эти паразиты себе под мастерскую забрали?
— Какие паразиты?
— Которым нас за бесценок директора наши спихнули. Энтот… как его… фамилия такая черт-те… Они и главный корпус чуть ли не наполовину заняли. Я у них был однажды… случайно. Все в зеркалах, мрамор там… кресла. Бабы, ихние секретарши, почти голые ходют. Все купили, ска-а-ты! — протянул он. — А ты, кстати, хто такая будешь?
— Я журналистка из «Комсомольской правды», — бодро соврала я. — Хочу сделать материал о вашем заводе.
Ох, зачем я это сказала! Мужичонка отставил лопату, потер грязные мозолистые ладони и выдал речь на полчаса. Чего только я не услышала! «Фирмачи у нас ворують, деньги не плотют… Тувалет у них как хоромы, а мы… жрать ничего нету». В общем, чтоб «мине так жилося, как им сралося», резюмировал рабочий, который имел в виду, вероятно, шикарную отделку туалета в заводском филиале «Атланта-Росс».
— А вот вы говорили, что они в бывшем помещении заводской лаборатории устроили какие-то мастерские. Вы не были там?
— Может, не мастерские, шут их знает. Приезжали туда всякие «Мерседесы» и заезжали внутрь, как будто и нет никого. Вот я и подумал: можа, они их чинют тама, в мастерских-то энтих, стало быть.
— А давно они, фирмачи то есть, в этом здании, где лаборатория была?
— А хто их знает. Может, год, может, полтора, а то и все два. А! — вдруг оживился он. — Вспомнил фамилию ихнего главного. Ан-кут-ди-нов, — по слогам выговорил он. — Видел я его. Здоррровый, черт, под два метра, и в черном пальте длинном. Нерусский. Какой-то черножопый, верно. Вы про его пропишите обязательно!
— А в лабораторию он приезжал?
— Как же, даже машину внутрь ставил. Хорошая у него машина, белая такая.
У Анкутдинова действительно для неофициальных поездок был большой шестисотый «Мерседес», классическое средство передвижения «новых русских». От фирмы он пользовался служебным черным «Роллс-Ройсом».
— Так вы были внутри этой лаборатории?
— Раньше бывал, конечно. А щас… когда эти стали… нет. Туда и не пустят. Там на входе постоянно два лысых амбала дежурят. С «пушками», гады.
— Так где она, вы говорите? Там? — показала я в сторону административного корпуса.
— Нее-е… Старая лаборатория в другой стороне. Пройди два цеха и… Да вон по той трубе иди.
— Прямо по трубе? — усмехнулась я.
— Да нет… По трубе смотри, где лаборатория, она рядом тама. Да ты увидишь сама, где че.
— Ага. Ну, спасибо вам.
— Да ничего. Если еще что, приходи, я завсегда.
* * *
…Лаборатория нашлась действительно очень скоро. Прямо от железных ворот в стене к ней вела новая асфальтовая дорога. Здание было неказистым, но вовсе не ветхим. В нескольких местах подштукатурено. Двери, добротные, железные, были явно новые, равно как и решетки на окнах. Причем, отметила я, решетки стояли и на окнах второго этажа.
— Интересно, — пробормотала я, подходя к железной двери и берясь за ручку, — очень интересно. — И я повернула ручку.
Дверь открылась.
«Тоже мне — секретная лаборатория», — подумала я, входя.
На входе возле большого деревянного стола сидел, вытянув ноги, молодой человек в камуфляжной форме. «Какое интеллигентное лицо, — подумала я. — Какой же это амбал?!»
— Добрый день, — вежливо сказал он, — я вас слушаю.
* * *
Кузнецов и Казаков не умели ничего делать без приключений — веселых и ненужных. Как выражался Кузнецов, «сами наживали себе геморрой на задницу». Весь путь их в глухомань, где находился искомый завод, был устлан подобными «геморроями». Сначала они едва не подрались с кондуктором в троллейбусе, поскольку на законное требование оплатить проезд Казаков стал корчить рожицы и придуриваться: «Вас ист дас — бьилэт? Я не говъорит по-рускы», а Кузнецов тупо гыгыкал и пил пиво. Затем Казаков повздорил с какой-то агрессивной старушкой и едва унес ноги от клюки, которой старушка орудовала не хуже иного Брюса Ли.
— Мы не сошлись по ряду этических вопросов, — изрек он на остановке, воздев к небу палец.
Именно на этой фразе его и взяли под белы рученьки служители ППС и повели к дожидавшемуся их «газику». Кузнецов вздохнул и направился к милицейской машине освобождать дружка. Мило титулуя сержанта ППС сначала «товарищем лейтенантом», а затем «товарищем старшим лейтенантом», Кузнецов заверил его в совершеннейшей трезвости задержанного, а также в том, что за ближайшим поворотом его дожидается распахнутая дверь теплого родного дома, где он, то бишь Казаков, мирно опочит.
На «товарище майоре» сержант махнул рукой и отпустил несчастного.
— И вот так каждый день, — ворчал Кузнецов, затаскивая сотоварища в автобус, который должен был довезти их прямо до места. — Хорошо, «мусор» классный попался, отпустил тебя, идиота.
— А у тебя на «пушку» есть «ксива», а, Костелло? — озадачил его Казаков. — Вот если б тебя обыскали?
— Да?.. — Кузнецов глубокомысленно потер ершистый затылок. — А в натуре…
— Ладны-ы… — протянул Казаков. — Будем считать, квиты.
— У нас еще есть аперитив черносмородиновый, — напомнил Кузнецов.
— О! Давай, открывай.
…Они вышли на конечной и начали диковато озираться вокруг.
— Н-да, заехали! — резюмировал Кузнецов. — Эй, братан, иди сюда!
Окликнутое им лицо мужеского полу отшатнулось и переменилось в этом самом лице.
— Ты знаешь, где здесь нефтеперерабатывающий… фу-у-у, выговорил… в общем, вот такой завод?..
— А, в-вот что? — слегка заикаясь и немного шепелявя, произнес пугливый субъект и осторожно приблизился.
Это был молодой человек примерно их возраста, обильно наделенный волосяным покровом. Длинные волосы произрастали на голове, спутанной гривою падали на спину, имелись они и на подбородке, по-козлиному завиваясь в бороденку вроде донкихотовской «эспаньолки», топорщились на щеках. На переносице сиротливо болтались очки с треснутым левым стеклом и, как ни странно, придавали этому экзотическому лицу некий налет интеллигентности и любознательности.
— Это м-можно, — сказал волосатик, — да вон он.
— Может, проводишь, а? А то мы че-то наглухо, — попросил Казаков. — Ты местный, да?
— Угу.
— Наверно, знаешь, как в завод пролезть, чтобы не через проходную?
— Эге.
— Накатишь? — Кузнецов протянул наполовину опорожненную бутылку аперитива.
— Ага, — удовлетворенно промычал тот и заглотил почти все содержимое бутылки одним махом.
— Не хило, — одобрил Кузнецов и протянул руку: — Костя.
— Хойчик, — ответил тот, пожимая кузнецовскую конечность.
— Я тоже Костя, — сказал Казаков, — только я Казаков, а он Кузнецов. А Хойчик — это погоняло, что ли?
— Да почти имя. Меня так все зовут, и вы зовите. А один знакомый польский еврей зовет меня Хоенц.
— Это на польский манер или на еврейский? — спросил Кузнецов.
— На п-польский, — ответил тот.
— Хоенц — это звучит гордо, — пробормотал Кузнецов, — так мы тебя и будем звать. Ну, пошли на завод.
— П-пошли, — ответил Хоенц. — А вам прямо внутрь надо?
— Ну да. Мы там ищем одну штучку.
— Что-нибудь насчет «Атланта-Росс»? — вдруг спросил тот.
Кузнецов и Казаков изумленно переглянулись.
— Да сейчас если кто на завод идет, то только насчет этого, — продолжал разглагольствовать Хоенц. — Да у меня там отец работает, в авторемонтной мастерской. Он сначала в лаборатории работал, там бензин проверяли, а потом «Атлант» переделал ее в контору по ремонту машин.
— Ла-бо-ра-то-ри-я? — по слогам проговорил Кузнецов и обернулся к Казакову: — Да это ж то, что нужно!
— Да ну?..
— А ну, веди, — сказал Хоенцу Кузнецов. — Вот тебе пиво, пей и веди.
Через двадцать минут троица оказалась перед уже знакомым нам серым двухэтажным зданием с решетками на окнах.
* * *
— Мне сказали, что это авторемонтная мастерская, — наудачу сказала я. — У меня сломалась машина.
— Я вижу, что вы не работаете ни на заводе, ни в местном филиале концерна «Атлант-Росс», которому принадлежит контрольный пакет акций завода, — уверенно проговорил вежливый охранник. На его лице, удивительно интеллигентном для человека его профессии, отразилось сожаление. — К несчастью, нашей автомастерской могут пользоваться только работники этих двух организаций.
— Значит, здесь действительно авторемонтная мастерская? — не сдержавшись, ляпнула я.
Охранник досадливо улыбнулся.
— А вы что думали? Обычный сервисный центр по ремонту и обслуживанию автомобилей. Вы сомневались в этом?
— Двухэтажный? — спросила я. — Зачем второй этаж?
Лицо молодого человека в камуфляже приобрело каменное выражение холодности и безучастности.
— Кажется, я ответил на все интересующие вас вопросы.
Этим он давал мне понять, что аудиенция завершена.
— И господин Анкутдинов у вас машину чинит? — насмешливо спросила я. — Наверное, поэтому и решетки на окнах держите, особенно на втором этаже?
— Простите, сударыня, но вы сами нарвались на любезность.
С этими словами он нажал на черную кнопку на стене. Дверь в глубине вестибюля распахнулась, и двое ублюдочного типа молодцов в такой же камуфляжной форме, но с куда более соответствующими одежде лицами приблизились ко мне.
— Эта дама, насколько я понял, попала совсем не туда, куда хотела. Проводите ее на улицу, не дай бог, обидит кто, — добродушно улыбнувшись, сказал их начальник.
Один из охранников протянул ко мне здоровенную лапищу, но в следующую секунду я перехватила ее и ловким, четким, как на тренировке, приемом отшвырнула его к стене, одновременно остановив другого ударом в живот с левой ноги. Тот захрипел и, согнувшись, попятился. Тем временем первый уже вскочил, как ни в чем не бывало, и снова двинулся на меня.
— Поосторожнее с ней, Валера, — насмешливо напутствовал его начальник.
— Разберусь, Александр Иванович, — бодро ответил тот, делая весьма грамотный выпад. Грамотный-то грамотный, но я успела отреагировать и отскочила в сторону. Валера, расставив ноги, встал спиной к двери и злобно уставился на меня.
— Ты посмотри, Александр Иванович, какая прыткая стерва, — сказал он. — А Вася спекся, что ли?
Вася лежал в углу и пускал пузыри.
— Ах, сука… — периодически повторял он, раздувая ноздри, но не делая попыток подняться.
— Василий, уволю в… — холодно сказал Александр Иванович, впервые употребив нецензурное выражение.
Василий, охая, поднялся и на полусогнутых поспешил ко мне. Вероятно, его не прельщала перспектива остаться без работы, потому что он изобразил очень сносный прием и даже попал бы мне в челюсть, если бы моя нога не пришла в тесный контакт с его боком. Вася, крякнув, отскочил к двери, в этот момент она почему-то отворилась, и на пороге появился Кузнецов с недопитой бутылкой портвейна.
— Ах ты, чтоб мать твою!.. — пробормотала я при виде этого идиота и в расстройстве чувств ударила Валеру так, что тот не удержался и упал прямо к ногам своего начальника, стоявшего возле стола. Вася хищно посмотрел на Кузнецова и бодро поднял руку для хука, но Костя не растерялся и ударил бутылкой по лысому черепу охранника. Та разбилась, окатив многострадального Васю градом осколков и дурно пахнущим водопадом дешевого портвейна.
В помещение заскочили Казаков и еще какой-то парень, и я издала вопль отчаяния.
— Кузнецов, ты че, совсем долбанулся?.. — завопил Казаков, нервно пиная рухнувшего ниц охранника. — Там еще грамм двести было… а это п-последняя бутылка!
— Да тебе и так хватит, дружок, — мило улыбаясь, сказал Александр Иванович. Затем улыбка пропала с его лица. — Попрошу теперь всех очистить помещение. Хоенц, а ты что тут делаешь? Отец давно ушел.
— А вы и есть тот польский еврей?.. — пролепетал Казаков.
— Не, не он, — отвечал Хоенц, холодея. — Пацаны, идем отсюда, а? Ну пойдем, а?..
— Вот здравый совет, — сказал Александр Иванович, приглаживая аккуратную челку. — Мадам, если вы и ваши, с позволения сказать, друзья потрепали моих людей, это еще не дает вам права вести себя таким неучтивым образом. Валера, забери этого остолопа и иди к себе. Я сам разберусь.
Он подошел к нам и почти нежно улыбнулся мне.
— Не знаю, что побудило вас затеять такое шумное представление, но мне это определенно доставило удовольствие. Приятно, что такая красивая женщина может постоять за себя.
В этот момент пьяный Кузнецов сделал резкое движение в его сторону. Никто не успел ничего понять, но Кузнецов полетел в одну сторону, Казаков, увлекая за собой Хоенца, в другую, а я, не смирившаяся, естественно, с избиением своих друзей и сделавшая хищный выпад в направлении Александра Ивановича, — оказалась на коленях спиной к нему, с перехваченными сзади руками и крепко зажатой шеей.
— Ну, ну, милая, — сказал он, — я не люблю быть грубым с женщинами.
С этими словами он поцеловал меня в шею, и я не сказала бы, что это было неприятно. Впрочем, я попыталась вырваться, но тут же поняла, насколько это бесполезно.
— Вы мне очень понравились, — сказал он, отпуская меня. — Позвольте представиться: Тимофеев Александр Иванович, заместитель начальника охраны «Атланта-Росс», возглавляю, с позволения сказать, секьюрити этого завода.
— Приятно познакомиться, — ответила я, — пошли, идиоты.
— Надеюсь, мы увидимся еще, очаровательная и опасная незнакомка?
— Разве что в аду, — произнесла я, в сердцах хлопая дверью.
— Ну, пусть так, — весело сказал Тимофеев. Подойдя к своему столу, он взял телефонную трубку и набрал номер.
— Тимур Ильич? Да, это Тимофеев. Да, все было так, как ты говорил. Слушай, Тимур Ильич, а она очень даже ничего. Что? А-а-а, ладно. Ну все. Счастливо, Тимур Ильич. Увидимся завтра. Светлова из больницы?.. Ясно, сделаем.
Подумав, он набрал другой номер, долго ждал и наконец услышал в трубке сиплый недовольный голос с украинским акцентом:
— Ну, шо тоби трэба?
— Здорово, Тима, — приветствовал его Александр Иванович. — Ты че мне за лохов отрядил? Их одна баба с одной ноги обоих!..
— Яка баба?
— Така, — грубо передразнил его Тимофеев, — с дырой! Ох, допрыгаешься ты у меня, Новаченко.
— Ну уволь их к ядреной матери, и весь сказ, — уже по-русски сказал Тимофей Леонидович.
— Зачем увольнять? Переведу их картошку охранять на торговой базе, им там самое место — бомжей пугать.
— От и добрэ, — проворчал Новаченко.
