Книга: Ангел в камуфляже
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

А проснулась на удивление свежей и отдохнувшей, будто нервов, сигарет и спиртного, употребленного накануне, не было никогда.
Бывает так: просыпаешься утром, которое мудренее, естественно, — и вечерние события, в которых участвовала с таким азартом, вдруг представляются не более как качественным сумбуром, суетой с меленьким содержанием, и становится слегка стыдно перед собой за собственное воодушевление, проявленное к ним накануне.
Сегодня не тот случай. И хотя взгляд мой сейчас был более трезвым, но радость от достигнутого, испытанную мной перед сном, он не уменьшал. И эту радость я, следуя последнему совету гадальных костей и собственному желанию, аккуратно собрав, поместила на хранение в один из уголков своей памяти. Внутри меня будто солнышко засияло.
Солнышко сияло и за окнами тоже. Шторы, раздвинутые мной перед тем как улечься, не загораживали голубое, умытое небо, и по комнате прогуливался легкий, еле заметный ветерок, и так легко было дышать, что жизнь опять представилась занятием прекрасным и удивительным, несмотря ни на какие заморочки.
Было довольно рано, но, зная по опыту, что если позволить себе еще уснуть, то это состояние ясности ума и прозрачности сознания может смениться тяжестью в голове, которую придется терпеть весь день, я поднялась и тихо, чтобы не разбудить Наташу, прокралась на кухню.
Стараясь не обращать внимания на горку грязной посуды возле мойки, — не суждено ей быть мытой до вечера — сунула нос в холодильник и добыла оттуда все, что здоровому человеку необходимо спросонок для приведения себя в бодрое состояние духа.
Стакан теплого молока — после него мне захотелось двигаться, и, если б я была одна, не посмотрела бы на дела и устроила себе часовую пробежку по пустым и прохладным в это время улицам.
Наталью я не хотела оставлять ни на минуту, поэтому это блаженство исключалось. Заменила я его комплексом «тайцзы». Прикрыв дверь в спальню, проделала первые, разминочные движения, с удовольствием чувствуя, как тело приходит в полный порядок, и, разогревшись как следует, с удовольствием перешла к медитативной части. Принимая образы животных, сильных и здоровых существ, подражая их движениям, плавно перетекаюшим одно в другое, я наполнялась энергией и, что более ценно, двигала ее потоками, большими и малыми, по многочисленным, большим и малым, каналам тела, регулируя, а то и восстанавливая их проходимость. Китайское у-шу, выполняемое по всем канонам и требованиям кунг-фу.
— А я в детстве на балет ходила!
Наташа смотрела на меня сонными и восхищенными глазами.
— Потом на танцы и на шейпинг. Но так плыть по воздуху, как ты, — не умею, нет!
Она махнула рукой и пошлепала в ванную, пошатываясь от туманивших ее остатков сна.
Наташа была из числа тех людей, которые просыпаются в хорошем настроении. Пока я вслед за ней приводила себя в порядок и одевалась, она, напевая что-то веселое, гремела на кухне посудой, шумела водой из крана, хлопала дверцей холодильника — хозяйничала. И к моему появлению посуда оказалось отмытой от вчерашней грязи, стол протерт, а бутерброды высились горкой.
— Ты по-прежнему колдовством занимаешься? — спросила она, наливая мне кофе. — Эти упражнения, насколько мне известно, имеют отношение… Помнишь, в институте тебя Ведьмой называли? И за дело! Во всяких полуночных делах ты уже тогда была профессором.
Я рассмеялась. Нехорошо, с полным ртом, но как тут удержишься!
— Помнишь, как ты на Восьмое марта парня загипнотизировала? И как мы его по очереди иголкой кололи?
— Не занимаюсь я колдовством. Времени у меня на это нет. Гимнастика — вот это дело!
— Жаль!
Наташа покачала головой и взялась за уборку посуды, заставив меня побездельничать. Я не возражала.
— Слушай, — она повернулась ко мне с недомытой тарелкой в руках, — а почему бы мне у тебя не остаться, здесь? Зачем ехать куда-то? Запрешь, ключей не оставишь, и все дела, а?
— Наташ! — Я была немного смущена необходимостью отказывать ей в убежище. — А если у меня нужда возникнет поговорить с кем-нибудь по душам, в четыре глаза, вроде как с Борисом вчера?
— Все ясно! — Она кивнула.
— И еще, — поспешила я добавить, видя ее сомнения, — здесь ты будешь просто в квартире, а там еще и у людей. А от людей взять человека сложнее.
— Едем! — согласилась она со вздохом. — В бордель так в бордель! — И тут же воскликнула, обрадовавшись пришедшей в голову мысли: — Но сначала я поговорю с Борей. По телефону. Ну, Та-анечка! — загундела, видя мои сомнения.
— Хорошо! — согласилась я неохотно. — Говори!
Странно это мне показалось на первый взгляд, но Бориса дома уже не было. Получалось, я недооценивала его способности и переоценивала свое влияние. Обязательно маясь с похмелья после вчерашних возлияний, он нашел в себе силы подняться ни свет ни заря и, не мешкая, удалился по своим делам, не потрудившись связаться со мною, как обещал. Я испытала от этого легкую досаду и настороженность, потому что вчера я не только его слушала, но и болтала сама, вызывая на откровенность. По крайней мере, о том, что Серега мертв, он узнал от меня, и машину, на которой тот перед смертью раскатывал, я отдала Борису. Нечистоплотно сработано, Танечка! К кому мог махнуть Борис с последними новостями? К «райским»?
— И сотовый его выключен. Таня, это что-то произошло! Таня, давай съездим туда, посмотрим! Только глянем и уйдем, если там действительно никого нет.
Я смотрела на нее, на такую встревоженную, и отчаянно чертыхалась про себя, но согласилась на поездку только после того, как переговорила с миссис Бланк. Здесь проблем, как я и ожидала, не возникло. Дора рассмеялась в ответ на мои извинения за раннее беспокойство.
— Танечка, душа моя! — Я слушала в трубке ее низкий, красивый голос и собирала радость от общения с бандершей в заветный уголок моей памяти. — О чем может идти речь! Позавчера я обещала тебе помощь, лишь бы была она в моих силах, пойми меня правильно! Для тебя — все, что может сделать Дора Кропоткина.
— Можешь заранее рассчитывать на мою признательность, Дора! — поспешила я с авансом.
— Не надо ничего говорить, мы друг друга знаем уже неплохо, и что бы ни водилось, скажем, за мной, держим друг друга за людей порядочных.
— Дора, мне нужно убежище в твоем заведении для девицы, за безопасность которой я с некоторых пор отвечаю.
И, слушая ее задумчивое молчание, на всякий случай уточнила сразу:
— Может быть, до вечера, до сегодняшнего или завтрашнего. Но в любом случае надо сделать так, чтобы забрать ее оттуда смогла только я. Это важнее важного!
— Мне придется выставлять охрану, Танечка.
Вот и причина ее колебаний!
— Охране я плачу вперед и наличными.
— Я жду вас обеих до полудня.
Дора, судя по голосу, каким была произнесена последняя фраза, улыбнулась мне и повесила трубку.
Чтоб все вопросы решались так просто!
Наташа переступила порог своей квартиры, отпертой мною ее ключами, с хорошо заметным душевным трепетом. Я, признаться, тоже не совсем была спокойна, но лишь оттого, что не желала появляться здесь вообще.
Наташа медленно обошла всю территорию, а я остановилась в комнате, наиболее мне памятной, у фотографии хозяина, рассматривая колотые дырочки в ней и пытаясь предсказать их последствия для оригинала.
— Я хочу взять денег, — подала голос Наташа из недр жилища.
— Не надо, не обременяйся, есть у меня, нам хватит!
Я пошла на голос и опоздала — она уже вовсю копалась в узком шкафчике с толстенной дверью, перекладывая с места на место пачки в банковской упаковке, разыскивая среди них початую.
Не желая быть свидетельницей одного из домашних секретов семьи Синицыных, я дернулась было уйти, но нечто знакомое привлекло мое внимание в этом шкафчике, на одной из его полок. Привлекло оно меня настолько, что вместо того, чтобы скромно выйти вон, я подошла ближе и, протянув руку мимо уха Натальи, взяла это, не обращая внимания на ее удивленный взгляд, брошенный на меня через плечо.
Аккуратный деревянный пенальчик. Футляр для двух ампул, проложенных ватой, с полным своим содержимым.
— Что это?
Я продемонстрировала находку хозяйке.
— Точно не знаю. Лекарство какое-то не наше. Очень дорогое и редкое. Борис для кого-то доставал. У него спроси.
— Наташ, позволь мне их взять! — попросила, пристально на нее глядя. — А с Борисом я рассчитаюсь при встрече.
— Надо? Бери! Только с Борькой не забудь объясниться!
Вся ее простая душа проступила в этих словах.
Нашлись у Синицыных и шприцы. Да мне и нужно-то было пару.
Тщательно убрав наркотик в сумочку, к газовику, я поклялась про себя не расставаться сегодня с ней, дорогой, ни на минуту, поскольку, имея ее под мышкой, небезосновательно считала себя отныне неплохо вооруженной как для обороны, так и для нападения. А уж язык развязать при желании могла и немому.
Обороняться едва не пришлось буквально через пять минут, когда мы с Наташей выпорхнули на солнышко из ее подъезда.
Прислонясь тощим задом к дверце моей машины, стоял и, казалось, дожидался именно нас чудного вида мужчина, одетый по-дачному. Изрытое не морщинами, а какими-то ямами лицо сберегалось от солнца решетчатой кепкой с глупой эмблемой над длинным козырьком.
— Видите ли, мы хотим уехать, — обратилась я к нему с предельной вежливостью, — а для этого, как минимум, нам надо сесть в машину. Поэтому, не будете ли вы любезны…
— Давай не будем! — прервал он меня грубо и добавил, прикрыв глаза: — База-ар!
Я с тревогой посматривала на его ногу, носком грязной кроссовки выбивающую мелкую дробь по асфальту с момента произнесения им первых звуков. Ненормальный?
— Может быть, вы принимаете нас не за тех? — вмешалась Наташа, выглядывая из-за меня.
Он не удостоил ее ответом, а всецело воззрился на меня.
— Ты — Иванова?
И оскалился с нехорошим прищуром. Я нормальная, и его оскал улыбкой мне не показался, а я не показалась ему достойной уважения собеседницей.
— Иванова! — прохрипел утвердительно. — Я тебя теперь и среди ночи признаю, курва!
Он отклеился от машины и не спеша побрел от нас по дорожке вдоль дома, приволакивая ногу. Походка добавила ему примечательности — старая травма, которую я должна была бы узнать при любых обстоятельствах. После недолгого раздумья двинулась вслед, рывком освободившись от Наташиных пальцев, ухвативших меня за плечо.
— Стой, калека!
Он медленно повернул голову.
Я встала к Наташе вполоборота, так, чтобы все время видеть ее боковым зрением.
— Ты с Серегой на острове был?
— Да! И в лапах твой бабий жир держал, да жаль — выпустил!
Во мне всколыхнулась волна бешенства, обуздать которую было бы невозможно без солнышка, светившего в уголке памяти. А если б не обуздать, то не знаю, что случилось бы в следующий момент.
— У меня, убогий, к тебе счет за остров! — разъяренной змеей зашипела ему в лицо. — И если мы встретимся еще, я выверну тебя наизнанку через одно, слишком интимное для упоминания вслух, место, не будь я Ведьма! Ты меня понял?
Он смотрел на меня с наглой улыбкой, так, словно угроза моя не подействовала на него нисколько.
— Я убью тебя за Серегу, — пообещал бесстрастно. Так обещают, когда не испытывают никаких колебаний. — Уже убил бы, если б не люди, которых уважать надо.
— Действуй! — разрешила я, глядя в его удаляющуюся спину.
Быстродел он, однако. Узнал обо мне от Бориса сегодня и уже отыскал! Навели, конечно. Как жаль, что поразмышлять времени нет!
Усаживая взбудораженную Наташку в машину, я была уже совершенно спокойна. В конце концов, это удача. Мститель со сдвигом фаз открыто объявил мне вендетту, дал возможность быть наготове. А мог обойтись и без этого.
К существующим заморочкам прибавилась еще одна. Ну и «ангелы» в здешнем «Раю», прямо нет слов!
Массажный салон миссис Бланк, заведение, в своем роде, высшего разряда, располагался в просторном двухэтажном доме бывшего детского сада, сменившем в последние два года нескольких хозяев, капитально перестроенном и идеально соответствующем теперешнему своему назначению. Посещали его люди, мягко говоря, состоятельные и авторитетные в самом широком смысле этого слова. Здесь можно было увидеть и членов администрации, и членов, имеющих отличительными знаками своей элитарности в особых кругах весомые изделия из драгметаллов на определенных частях своих тел. Заезжали сюда за массажными нуждами и жены воротил местного бизнеса.
Какой-либо развязности или непотребного шума это место не терпело. Массаж здесь действительно делали, и делали квалифицированно. Причем всех видов, и невиданных до последнего времени в наших простецких краях — тоже. Специалистки, трудящиеся здесь, проходили строжайший отбор, обучались секретам мастерства за счет фирмы и, без скидок, все как одна соответствовали требованиям в диапазоне от медперсонала элитарных клиник до квалифицированных японских гейш.
Охрана заведения в лице двух молодцев, обликом и манерами напоминавших служащих какого-нибудь частного банка, располагалась на первом этаже, у входных дверей, и функционировала в узких рамках придворных швейцаров. Бывало, что клиент, распаленный до предела опытными руками и телом дипломированной специалистки, начинал требовать от нее вещей несуразных, к примеру садомазохистского толка, и только тогда охране приходилось вмешиваться в процесс, вежливо успокаивать клиента, а то и изолировать от него предмет его вожделений. В случае осложнений под рукой администрации находилось несколько телефонных номеров, позвонив по которым можно рассчитывать на скорый приезд группы молодых людей, скромно, но со вкусом одетых и при оружии.
Я рассчитывала поместить сюда Наташу, и это было обещано мне со всей определенностью.
— К Доре Михайловне! — произнесла я свой личный пароль охране, встретившей нас в дверях дежурными улыбками и настороженными взглядами.
— Пожалуйста, второй этаж, третья дверь налево! — объяснил один, а второй потянулся к телефону, стоявшему на небольшом изящном столике тут же.
Школа!
— Входи, Танечка! — услышала я знакомый голос, едва прикоснулась к дверной ручке. — Так вот она какая, твоя подопечная!
Дора цепким, профессиональным взглядом окинула Наташу с головы до ног, откровенно оценивая ее стати.
— У вас есть время для моего гостеприимства?
— А у вас? — спросила я, улыбаясь.
— Найдется! — И пригласила нас на диванчик возле зашторенного окна.
В неизменных спортивных штанах, кроссовках и простенькой футболке, она странно выглядела в шикарно-уютной обстановке своего кабинета, была здесь не от мира сего — камуфляж, рассчитанный на всякого рода неожиданности. Но я по опыту знала, что ей достаточно пятнадцати минут, чтобы, тут же переодевшись, превратиться из располагающей к доверию простушки в подавляющую своей многоопытностью даму из самого что ни на есть светского общества.
Со временем у меня было негусто, и от проявлений ее гостеприимства мы вежливо отказались. Дора на нас не обиделась, но пообещала, что при случае припомнит мне этот отказ, потому что я не права, пренебрегая беседой, которая вполне может быть если не полезной, то уж приятной во всяком случае.
— Я совершенно не помню, Танечка, кто это мог такое сказать, но сказано правильно и очень просто, что на свете есть единственная роскошь, и это роскошь человеческого общения! Каково?
— Ну, это если общаться роскошно! — не выдержала вынужденного молчания Наташа.
Дора будто ждала ее слов.
— Правильно, милая! — одобрила с ходу. — А иначе не стоит и пробовать! — рассмеялась коротко. — Для иных и собачий лай — общение. Для кого, Танюша?
— Для собак! — ответила я хмуро, и Доре это понравилось.
Артистичный она человек, с хорошо развитым чувством меры и редкой способностью добиваться от собеседника требуемого, независимо от его желания. Втягивает она нас в беседу, хоть и поняла мой намек на спешку.
Дора очень артистично бросила на стол денежную пачку — мою плату за дополнительную охрану для трудящихся здесь, необходимую, поскольку помещение убежища будет занято Наташей.
— Пойдемте, любезные! — пригласила, отставив наконец свое гостеприимство.
Она сама, махнув, правда, и охраннику, с готовностью последовавшему вослед, проводила нас в подвал, подвела к простенькой двери в конце хорошо освещенного коридора. Охранник открыл кодовый замок, и Наташа вступила в место своего, теперь уже настоящего, заточения.
Небольшая комната. Кровать, стол, телевизор, душ, туалет. Никаких окон и средств связи. Дверь металлическая, со звукоизоляцией, обшитая деревом, пожалуй, посолиднее входной в моей квартире. Приспособленное помещение. Осмотрев его даже мельком, я заподозрила, что оно предназначено не только как убежище местных гейш. Но это не мое дело.
— Не дворец, — Дора будто извинялась, — но пересидеть тревогу можно. А ты, приятель, — обратилась она к охраннику, — скажи там своим: о живущей с этого момента здесь женщине знаем только я и она. А ее зовут Татьяна. И забрать эту женщину отсюда может только она, Татьяна, и никто больше. Но зато в любое время дня и ночи и без моего разрешения. Как?
— Я все понял, — сказал он звучным, хорошо поставленным голосом.
— А ты, милая, — она тронула хлопающую глазами Наташу за плечо, — за еду не беспокойся. С алкоголем, правда, у нас здесь — никак. Зато я тебе видачок пришлю и пару-другую десятков кассет как лекарство от скуки.
Проводив меня до дверей, Дора полюбопытствовала, не выдержала. Да и вправе была, несомненно.
— Кто за ней к нам может пожаловать, Таня? Менты?
Я не стала скрывать:
— Убийцы!
Миссис Бланк приняла мой ответ к сведению и удовлетворилась им.
Непонятная иномарочка стояла неподалеку от моей машины и тронулась с места, стоило мне появиться на улице. Так она мне надоела, черт бы ее взял, что безразлично было, кто в ней сейчас, Борис Синицын собственной персоной, хромоногий мститель или призрак Сереги-«афганца».
Нажимая кнопочки на панели сотового телефона, я думала о том, что одета совсем неподходяще для предстоящих событий, — а в том, что события предстоят, сомнений не было. Легкое платьице и сумочка через плечо — тоже мне, наряд для боевых действий!
Борис отозвался сразу, будто держал руку на трубке. Созрел, значит, перестал скрываться. Значит, решение они там, у себя, приняли. Небожители, чтоб вас! Об этом же говорила и демонстрация мне хромоногого. Наглостью пахло от этого «райского» хода, самоуверенностью и желанием познакомить Татьяну Иванову со страхом, основанным на демонстративной готовности моих противников применить против меня насилие, вплоть до самого последнего. Видя во мне только женщину, они воодушевляют меня. Потому что в силе всегда скрыта слабость, а в слабости — сила, и не учитывать этого — значит действовать без головы.
«Какие еще заморочки вы мне приготовили?» — едва не крикнула ему вместо приветствия.
— Здравствуй, Танечка! — услышала в ответ на свое, надеюсь, прозвучавшее достаточно вежливо, приветствие. — Со всеми делами управилась?
Ах ты, тля!
— Если бы! — заставила свой голос звучать приветливо. — Только с частью. Но управилась, полагаю, достаточно качественно. Впрочем, рассказывать не буду, вы и так в курсе.
— Может быть, может быть! — Борис не счел нужным сдержать довольный смешок. — Но почему — «вы»? Ведь мы на «ты» с самого начала?
— Конечно. Но вас там двое, ты и Андрей. Или уже больше?
— Двое, да! — проквохтал он довольно. — Ты, Ведьма, на расстоянии видишь. Приезжай к нам. Чайку попьем, потолкуем в холодке. Уж извини, после вчерашнего мобильность моя не на высоте.
— И недосып к тому же, — не удержалась, — так рано подняться, да с похмелья, это надо нужду иметь немалую!
— Имел, дорогая! Наш вчерашний разговор не дал мне понежиться! Так приедешь?
— А что, я могу отказаться? И без риска встретиться невзначай с вашим хромоногим вурдалаком?
Слышно было, как он довольно сопит в микрофон. Не хотела бы после него держать телефонную трубку возле лица. Брезгую!
— Куда ехать?
— В «Рай»!
Недоуменное возмущение у него получилось. Так. Значит, все точки над i расставлены, и скрывать уже никто ничего не пытается. Последний парад!
— Где это?
— Ну, Ведьма, ты меня разочаровываешь!
Утро еще, можно сказать, но уже не впервые за сегодня я чувствую прилив раздражения.
— Слушай… — все-таки удержалась от грубости, — не преувеличивай собственную значимость, ладно?
Он сменил тон, пошел на попятный. Все-таки мой приезд был им нужен. И мне тоже. Не век же держать Наталью в подвале борделя! Ситуация напряжена достаточно, чтобы начать разряжаться, и необходим только толчок. Пусть сделаю его я, чтобы дело пошло в нужном мне направлении, а неожиданности пусть радуют скудное воображение «райских».
В сферу моих интересов редко входили заводы, комбинаты и прочие фабрики родного города, а уж местонахождением такой организации, как завод железобетонных изделий, мне не приходилось интересоваться никогда. И не пришлось бы, если б не фирма господ Синицыных, за худосочностью своей арендовавшая несколько комнат на этаже административного корпуса этого во всех смыслах тяжеловесного предприятия. В промзону по Вишневскому тракту меня, правда, судьба заносила, но ориентировалась я здесь слабо, а зрительной памяти препятствовали нехорошие воспоминания, связанные со здешними местами. Вот и пришлось поплутать по извивам пыльных, разбитых колесами большегрузов дорог, между бетонных заводских оград и заваленных ржавой гадостью пустырей.
В «Рае» меня ждали. Правда, о том, что я уже на «небесах», здесь не говорило ничего. Не было даже вывески на двери, на которую мне указал усталый, вымазанный масляной и потной грязью рабочий, ненароком попавшийся навстречу в пустом и тихом коридоре заводоуправления. Я толкнулась в нее без стука.
«Фофан, в натуре, тряпичный!» — так охарактеризовал, помнится, Владимир Степанович хмыря, который представился ему здешним директором. Если этот, сидящий передо мной, тот самый, то характеристика Шадова оказывается очень точной.
— Я Иванова, приятель, — не стала тратить времени на объяснения, — сбегай, доложи обо мне своим!
Его беззвучно смыло с места.
Ждать не пришлось совсем.
— Ну, наконец-то!
Борис с сердечной улыбкой поднялся из-за письменного стола и шагнул мне навстречу. Андрей вежливо загасил окурок в пепельнице, стоявшей на подоконнике открытого окна, забранного сеткой от насекомых.
В большой комнате, плотно уставленной канцелярской мебелью, кроме нас троих, не было никого и гулял приятный легкий сквознячок, пошевеливавший полураздвинутые шторы на окнах.
— Вот так вот, и сразу к делу? — усмехнулся Борис, когда я отказалась пожать его протянутую мне руку. — А как же любезности?
— Не хочется мне их, не по настроению, — ответила я вполне миролюбиво, — давайте обойдемся без вступлений.
— Ну, пусть официальная часть будет закончена, — согласился Андрей, усаживаясь на стул, стоящий в проходе между столами, — садись, Татьяна, в ногах правды, как говорится, нет.
— А где она у вас, хотела бы я знать! — не удержалась от резкости.
— Вся перед тобой! Всю сейчас на эти вот столы, — Борис пристукнул пальцами по попорченной сигаретами полировке, — и выложим!
И я впервые сегодня полезла в сумочку за сигаретами. Заодно перебрала в ней пальцами весь свой арсенал, задержалась на газовом пистолете. Решительно защелкнула ее и повесила сзади себя, на спинку стула. Андрей подал мне пепельницу.
— Выкладывайте! — согласилась. — Это не явка с повинной.
Андрей хохотнул, и у Бориса затряслись щеки.
— Во дает, в натуре!
— Мне не нужно твоей помощи, Танечка, — Борис стал по-деловому серьезным, — по крайней мере такой, какую ты имела в виду вчера. Я хочу в «Рай», не надо меня от него спасать.
Для меня его слова прозвучали зловеще, так, будто он просится на тот свет. По любым приметам, говорить так не следует ни в коем случае, иначе накличешь беду. Я поплевала через плечо и затянулась сигаретным дымом. Очистилась и промолчала, хотя подмывало меня брякнуть: ищите, мол, да обрящете! Это было бы уже сглазом.
— Нет, помочь ты нам можешь, — ввязался Андрей, — и очень здорово. Так здорово, что мы будем просить тебя об этом всеми доступными нам методами.
— Ого! — удивилась я. — С угроз, господа, начинать изволите?
— Помилуй бог! — возразил Андрей. — Какие могут быть угрозы, это дешево, в конце концов. Хоть и пришлось мне отсидеть, но мы, Татьяна, не уголовники, ты уже должна бы это понять. Уголовник — прежде всего образ мышления, определенный мысленный лад, диктующий поведение и влияющий на выбор поступков. Можно не сидеть ни дня, а быть уголовником конченым, стопроцентным. Мы с Борисом деловые люди! — втолковывал он, навалившись грудью на стол. — И угрозам предпочитаем действия. Впрочем, раскрытие намерений тоже можно принять за угрозы. Но это не так.
Его теории меня успели утомить, и тонкости в различиях между угрозами и намерениями я обсуждать не собиралась.
— Кто из вас глава «Рая»? — спросила, переводя разговор в практическую плоскость.
— Из нас — никто! — ответил Андрей, усмехнувшись.
— Ты не поверишь, — воскликнул Борис, — ты будешь удивлена, не мы, но третье лицо, тебе хорошо известное!
— Не Шадов же! — глянула на него в недоумении.
— Нет! — Он даже в ладоши хлопнул. — Наталья Синицына!
Это было проделано здорово. Мне как по затылку кто врезал, и на некоторое время от изумления отнялся язык. Все, что смогла сделать разумного, — опустить голову так, чтобы не было видно поглупевшего лица, и попытаться собрать разбежавшиеся мысли.
— Давно? — выдавила, когда пауза стала затягиваться.
— Недавно, — ответил Андрей, — совсем недавно. Вскоре после основного конфликта с «Гражданстроем».
— Красиво!
— Мы были уверены, что тебе не придется объяснять этот ход.
Самоуверены вы, а не уверены, братья-разбойнички! Что уж тут объяснять! После «райского» наезда убивают директора фирмы. Кто замазан? Шадов. А то, что директором с недавнего времени является его дочь, он ведь мог и не знать, отдавая распоряжение. Эти двое в числе «ангелов» не значатся. Могло и сработать, при заинтересованности следствия. А следствие заинтересовать можно.
— Красиво! — повторила. — А почему на острове топили меня, а не директора «Рая»?
Андрей тоже растерялся, ткнул в Бориса пальцем.
— Это была его идея.
— Видишь ли, — Борис сцепил пальцы рук, — утонуть, конечно, должна была Наталья, к этому все готово было, но вдруг появилась ты, и во мне загорелась страсть к импровизации!
Ах ты, артист хренов!
— Убрать тебя и представить это тестю как демонстрацию серьезности намерений, как последнее предупреждение перед убийством дочери и попробовать договориться с ним еще раз. Это все же менее рискованно, чем пытаться скомпрометировать его. Заодно интересно было бы посмотреть на его реакцию, подкорректироваться в случае чего.
Понятно мне все! Так сказать, генеральную репетицию убийства Наташи устроить и отследить реакцию публики. Деловые они люди! Деловые — до мозга костей!
— Еще вопросы?
Борис ерничал, но видно все-таки, что не по себе ему. Андрей же был холоден, как ледышка.
— Есть вопросы, — подтвердила я, — много вопросов. Скажем, свалили бы вы Шадова, пришлось бы ему уйти с поста, что, от этого «Раю» перспектив прибавилось?
— Обязательно! — Андрей смотрел на меня, как на несмышленыша. — Потому что место Шадова занял бы он! — Его палец указал на Бориса. — Пусть не сразу. Для этого уже многое готово.
— И тогда прибалтийский капитал в Поволжье получил бы зеленую улицу, — закончила за него.
Андрей пожал плечами и добавил:
— А поволжский — в Прибалтике. Есть смысл, Татьяна, дробить капитал, не допускать роста частных предприятий выше определенного. Деньги, налоги, наличность и все такое, знаешь ли.
«Райские» заморочки, одним словом. Это мне было неинтересно.
— Хорошо, господа небожители, выкладывайте дальше. Зачем я вам понадобилась?
Они переглянулись. Борис ладонью вытер вспотевший лоб. Андрей еле заметно улыбнулся и ответил:
— Чтобы убить убийцу Натальи Синицы— ной.
Во второй раз пришлось низко наклонить голову, так, чтобы не было видно краснеющего лица. Горазды эти люди на неожиданности!
— Хромоногий убивает Наталью, а ты — его. Лавры, пусть не полностью, но твои. Погоди, выслушай до конца!
Он, видя мой порыв перебить его, поднял руку, привстал даже с места.
— Ты попала в непростое положение. Нельзя же держать его жену взаперти до пенсионного возраста! И выпустить нельзя. Как быть? Мы предлагаем тебе выход, очень неплохой и очень выгодный. Или ты из тех романтических душ, которым выгоды мира сего по барабану? Судя по роду твоих занятий — это не так.
Я его слушала и перебивать не собиралась.
— «Рай» — первая ласточка делового сотрудничества двух огромных российских регионов — Поволжья и Прибалтики. Перспективы у дела громадные! И мы подключим тебя к доходам, гарантией этому — твоя осведомленность в наших делах.
— Голубь! — Я смотрела на него с печальной жалостью. — Вы шлепнете меня через минуту после Наташи, не держи меня за ненормальную!
— Нет! — Он устало покачал головой. — Нет нужды. А делать это для красоты пейзажа — мы же не уголовники. Какому-нибудь журналисту, со временем, ты продать информацию сможешь. Но мы подадим на него в суд за клевету и выиграем, потому что свидетелей он не достанет, а ты в свидетели не пойдешь, отдав Наталью-то. Да и не сделаешь ты этого, регулярно получая очень неплохие деньги. Так как, голубица?
— Так! — отвечаю ему. — Я убиваю хромоногого перед передачей ему Натальи, а потом добираюсь до вас!
— Помнишь сказку о фениксе? Дело-то, идея, останутся. Наши места займут другие и постараются справиться с тобой как-нибудь нетрадиционно. Наташу, правда, на какое-то время ты спасешь.
Андрей замолчал и занялся сигаретой. Борис пыхтел, выкатив глаза. Я со вздохом опустила голову лбом на руки — поза усталости и размышления. А сама скалила зубы в улыбке, уткнув нос в пыльную столешницу. Не знаете вы, ребята, Ивановой! Держите меня четверо, я падаю! А когда прошло время, достаточное для того, чтобы накуриться досыта, проговорила, не поднимая головы:
— Я Наташу этому ублюдку не отдам!
И замолчала опять, проверяя мысленно, достаточно ли правдоподобно кладу голову под топор, для того чтобы сообразили они, какая удача плывет к ним в руки, поверили и согласились на мой вариант — вариант Татьяны Ивановой, не сумевшей справиться со своей женской сентиментальностью.
— Не хочу я, — приподнялась и глянула на них тяжким взглядом, — чтобы он касался ее своими щупальцами. Я убью ее сама. Быстро и легко. А потом его.
Андрей медленно встал и отошел к окну, заложив руки в карманы брюк.
— Его брошу среди улицы, а ее отвезу к Владимиру Степановичу Шадову.
Я вернула голову на руки, и дальнейшее прозвучало в стол, глухо:
— А объясню все так, что, мол, бывают неудачи и у Татьяны Ивановой.
Откинулась на спинку стула и прикинула, покусывая губу, не слишком ли просто согласилась, правдоподобно ли прозвучало согласие на поражение? Выходило — не очень. Но они, очарованные открывающейся перспективой, не обратили на это внимания. Сияли их глазоньки, когда переглянулись они, пересылая друг другу свою радость. Деловые подонки!
Я поднялась, взяла сумочку, как мешок с кирпичами, закинула ремешок на плечо.
— Татьяна! — вякнул Борис голосом, ставшим вдруг неестественно тонким, но осекся, повинуясь резкому, запрещающему жесту Андрея.
— Устройте мне встречу с хромым, — потребовала, глядя на них исподлобья, — сегодня, часов в пять, скажем, в баре у консерватории. Только чтобы без вас! Я вас долго теперь видеть не смогу, господа небожители!
Повернулась и вышла, ступая медленно на каблук всей тяжестью тела. Они молчали за моей спиной, не проронили ни звука, будто безлюдной была сзади комната, плотно уставленная канцелярской мебелью.
Видок у меня был еще тот, если петрушку, бегавшего докладывать обо мне братьям, подняла на ноги неведомая сила, когда я остановилась напротив него, размышляя, отдаться ли порыву и врезать ему по рогам или уйти тихо. Спасло его то, что он осмелился-таки глянуть мне в глаза. Стало стыдно и противно одновременно. Убогих и слабых бить просто!
Спускаясь по лестнице, я осознала, как плотно прилипла ко мне маска обреченности, созданная экспромтом и надетая, чтобы убедить братьев-разбойников в своей искренности. А осознав, избавилась от нее без труда, скинула, и весело стало, как представила, что могло бы произойти с фофаном, поддайся я дурному расположению духа.
Сдерживая шаг, прошла под старыми тополями, открыла машину и села за руль, устроила затылок на подголовнике.
Блестяще! Схема, предложенная только что Синицыным, не оставляла Шадову никаких шансов на спасение. Получилось бы так, что Наташу отправила на тот свет Татьяна Иванова, взявшаяся помочь Шадову в его делах с надоевшей фирмой. Тут конец и ему, и мне, верный и безвариантный. Этому и радовались, переглядываясь, Борис с Андреем. Да еще бесплатно списывается остающийся не у дел хромой.
Я глянула на здание заводоуправления. За комариной сеткой, в окне, на третьем этаже, тенью маячил Андрей. Он, кажется, помахал мне рукой перед тем, как я хлопнула дверцей и удалилась от этого скучного места на веки вечные. 
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6